Боцман Кукушкин, метая бровями,
Рыкнул на палубе, стоя над нами:
«Крыса на камбузе, крыса средь нас,
Крыса тянула наш общий запас».
Боцман Кукушкин был вида таков:
Бычая шея , скукожен , здоров,
Маленький , круглый , в татуировках,
Лезут по лбу волосатые бровки.
Стали смотреть друг на друга все зорко,
Кто же здесь тащит в крысиную норку?
Боцман Кукушкин глядит на меня.
Боцман не надо, это не я.
Вид я в то время имел вот такой:
Строен, подтянут, с большой головой,
Благонадёжен и благонамерен,
Много воспитан, в себе неуверен.
В камбузе трогает струны гитары,
Лёжа на койке, товарищ мой старый.
Взгляд оброняет внезапный, не нужный.
Думаю, что ты? а как же? а дружба?
Видимо тоже меня заподозрил,
Бьёт по гитаре он азбукой Морзе,
Друг мой с учебки, пальчиком нервно.
Выйду на море я глянуть наверно.
Вида имело море такое:
Мрачное,с пенками, черное, злое,
Волны шарахает, судно качает,
Видимо тоже подозревает.
Ночью мне снятся мерзкие штуки,
Я просыпаюсь от нравственной муки.
Вдруг эта крыса взаправдашно я?
Подозреваю теперь сам себя.
Я ведь лунатик почти от рождения,
Тоже ходил тогда, вот совпадение,
Деткам горшки ещё в детском саду
Перемещал в полусонном бреду.
Я ведь потом ничего не упомню,
Наверняка я всё в море огромном
Всё что украл, утопил. Ужасаюсь.
Утренний сумрак вдруг криком пронзает.
В трюме где сырость матросов скопление,
Крысу застукали за преступлением.
Ей ушатали два зуба здоровых.
Крыса она была вида такова:
Бледная крыса, понятно с усами,
Мечет с испугу по всюду глазами.
Ищет сочувствия, ищет прощения,
Видит лишь праведный гнев и презрение.
Только лишь не было гнева во мне,
Я с облегчением стоял в темноте.
Думал про крысу: зачем же он так?
Вроде как все был, обычный моряк.