3.
- Ошибаетесь, мистер Син, Вы ещё Господу нашему послужите, ох, как послужите, - склонилось к раскрывшему глаза Сину Болдуину сморщенное улыбкой лицо вездесущего «русского китайца» Фэна Гоушена.
- Вы хотите сказать… - еле разлепил спёкшиеся губы Син.
- Даже и не думайте! – вдруг посерьёзнел «русский китаец», - неужели Вы и впрямь допускали мысль о таком примитивном выходе из игры, в какую Вас взяли, потратив при этом массу времени и средств? И потом… разве Вы ещё не поняли, что Ваше личностное либидо давно уже утрачивает свою человеческую сущность? Вы уже наполовину, если не больше, машина… во всяком случае, в тех сферах мышления, какие отвечают за аппарат логики и расчетов. Ваше тело давно существует как некое временное пристанище Вашего разума, которое в любой момент может быть заменено на другое… или вообще будет устранено… если Вы им так не дорожите.
- Вы этого не сделаете… - впился испуганным взглядом мистер Син в равнодушные глаза своего собеседника, - я просто не буду на вас работать…
- Ну, вот и прекрасно… я вижу, что Вы идёте на поправку. Пожалуйста, не делайте больше глупостей. Мы очень ценим Вас и очень на Вас рассчитываем.
Когда дверь за мистером Фэном закрылась, Син приподнялся на локте и осмотрелся. В боксе больничной палаты, куда, как он понял, его определили после неудачной попытки самоубийства, было просторно и светло. Где-то приглушенно играла музыка, в которой очень трогательно выделялась партия флейты.
«Действительно, каким я был глупцом… - прошептал Син и почувствовал слезинку, скатившуюся по щеке, - они меня снова собрали… и не факт, что тело осталось моим.
Он вспомнил свои последние мысли, когда ему казалось, что весь кошмар происходящих на объекте по созданию искусственного интеллекта событий теперь исчезнет для него навсегда. Ему казалось, что логика Разума безупречно верна и для частных случаев ее черновых расчётов. Он верно просчитал все варианты, вплоть до казуистических, и был уверен в своей правоте настолько, что умертвлял свой далеко небезупречный человеческий разум с чувством исповедавшегося перед Богом христианина. У Сина не было оснований считать себя полезным тем, кто вознамерился разгадать Великую тайну Создателя, настолько, чтобы ему дали спокойно покинуть этот бренный мир. Но, видимо, чего-то он недоучёл…
Син снова закрыл глаза и вдруг явственно почувствовал ту тонкую суть ошибочности одного из своих основных посылов в логическом построении движения и существования Живой материи, что немудрено было её поначалу не уловить. «Борьба Добра и Зла… - снова начал он раскручивать спираль размышлений, - неизбежный атрибут любой разумной жизни, которая потому и развивается, что никто в этой борьбе не может победить. Скорее всего, любое движение Живой материи немыслимо без заинтересованности, без острого любопытства, без стремления испытать новые, никогда доселе неиспытанные ощущения. Добро консервативно по своей сути, потому что довольствуется только теми ощущениями счастья, которые уже достигнуты. А Зло активно, неугомонно и находится в вечном поиске удовлетворения своих никогда неудовлетворяемых похотей. Мы ищем, выдумываем, изобретаем, скорее всего, со зла. Мы всё более погружаемся в пучину цивилизационных благ, где тело и душа отдаляются от живительных контактов с природой, где разум перестает живо реагировать на искривление полей добропорядочности мирского общежития, где главными участками нашего мозга становятся те, которые отвечают за наслаждение…
Добро, наверное, совсем не против прогресса. Оно наивно полагает, что ничего плохого нет во всё более изощрённой эксплуатации человеком природы. Более того, светлые и уважаемые умы, утверждают, что наша планета – всего лишь колыбель человечества, а подрастающее и пытливое дитя не может вечно жить в колыбели….
- Ну, вот Вы и назвали вещи своими именами, - вдруг, сухо кашлянув, одобрительно отозвался знакомый до боли голос «русского китайца», - Колыбель! Вот оно ключевое понятие в нашем отношении к Земле. Как мы относимся к своим колыбелям, когда обнаруживаем их в самых дальних закоулках захламленных сараев? Да никак… в лучшем случае, задумчиво пощупаем, отерев от пыли старые, матово-поблескивающие темным лаком доски; посидим, тщетно пытаясь вспомнить свои младенческие годы, и забудем их тут же, как выйдем из сарая на нынешний солнечный свет…
Фэн Гоушен сел на стул возле кровати Сина и задумчиво потёр переносицу.
- Лучшие умы человечества, которые никак нельзя заподозрить в сотрудничесте со Злом, с незапамятных времен упорно играют нам на дудочке свой незатейливо-игривый мотив, за которым мы, как завороженные овцы за пастушком, беспечно идём к краю пропасти.
Где они, затуманенные дальними далями космические миры, которые нам предстоит обживать? Где оно, наше космическое бессмертие? Где они, встречи с желанными братьями по разуму, готовыми немедленно вступить с нами в деловые и духовные контакты? Их нет, а колыбель наша уже давно трещит по швам.
Вы, уважаемый мною упрямый фантазер, не могли не знать, что борьба Добра и Зла – это суть частной эволюционной истории только землян, - мистер Фэн легким прикосновением пригладил складки на больничной простыне Сина и улыбнулся, - Но потому нам и не нужна Земля, которая уже в недалёком будущем будет совершенно непригодна для проживания на ней цивилизаций.
- Кому это – нам? – спросил ошарашенный откровенностью «русского китайца» Син.
- Не задавайте глупых вопросов, мистер Син… я Вам и так позволил беседовать на темы, касаться которых у нас не очень приветствуется…
Все последующие дни Син уныло бродил по палате, потому как врачи, сославшись на указание руководства «Объекта», выходить за её пределы категорически не разрешали. Удивительно быстро пойдя на поправку, он с содроганием ждал того момента, когда его снова отправят в лабораторный корпус. Однажды в один из долгих вечеров, когда он уже собирался лечь спать, в его дверь вдруг кто-то негромко постучал.
- Я не сплю, - отозвался Син и направился было к двери, как она бесшумно приоткрылась и в её проёме показалась невероятно худая фигурка мужчины в белых больничных рубашке и штанах.
- Тс-с-с… - прижал мужчина, пугливо оглянувшись в коридор, палец к губам, - я ваш сосед… меня тоже хотят переформатировать…
- Переформа… не понял о чём Вы?
- Да что уж тут непонятного… к Вам тоже ведь ходит мистер Фэн?
- И что с того?
- Луис Перес… - протянул руку незнакомец, давая понять Сину, что у него нет времени на пустую болтовню.
- Син Болдуин, - пожал Син протянутую ему вялую и влажную руку.
- У нас есть минут десять, пока на посту никого нет… и нас никто не наблюдает… слушайте меня внимательно и не перебивайте… то, что я Вам скажу, губительно для нас обоих, но я надеюсь на вашу благоразумность… я не жду от вас немедленного ответа, но в следующий мой приход Вы должны решиться: со мной Вы или нет…
У Сина даже занывший было со вчерашнего вечера зуб вдруг перестал болеть.
- Я Вас слушаю, - прошептал он, с нехорошим предчувствием.
- Вы, наверняка, не посвящены в истинные цели наших работодателей… всё это чушь – про искусственный интеллект и про роботизацию освоения Космоса. Наши хозяева совсем не похожи на увлечённых великими идеями фанатов, готовых пожертвовать своими жизнями во имя науки. Всё гораздо проще… они хотят стать биороботами, то есть индивидуумами с высочайшим интеллектом, который будет укрыт от внешних воздействий в сверхпрочной и практически неизнашиваемой оболочке…
- А что они хотят от нас? – не удержался от вопроса Син.
- Чтобы мы с вами им в этом помогли… мы ведь уже сумели вычленить интеллект из живой среды. Мы даже научились сохранять индивидуальную самоиндефикацию в роботизованном интеллекте… вы согласны со мной?
- Наверное, да…
- Теперь слушайте дальше. Нас всех… я имею в виду научных сотрудников нашего «Объекта»… в ближайшее время переведут в другое место, где начнётся то самое действо, ради которого и была задумана вся эта… (он долго подбирал слово) долбаная история. Да… а в ней нам уготована участь безвольных болванчиков, руками и вдохновением которых избранная неведомо кем небольшая часть человечества станет всемогущей и бессмертной… ну, а после завершения работ нас планируется… - Луис вдруг растянул сморщенный рот в улыбке, - правильно – ли-кви-ди-ро-вать…
- Так всё плохо? – спросил Син, не зная как ему отнестись к услышанному откровению от не внушающего особого доверия незнакомца.
- Я вижу, Вы мне не верите? – пытливо взглянул в глаза Сина незнакомец.
- Ну, допустим, верю…
- Тогда обдумайте мои слова и в следующий раз дайте мне знать свое мнение.
- У Вас есть какой-то план всему Вами сказанному как-то помешать? – решил сразу прояснить намерения незнакомца Син.
- Да… но я не намерен с Вами откровенничать, пока не буду уверен в Вашей солидарности со мной.
- Я… не смогу… - решил, наконец, прекратить весь этот ненужный и опасный разговор Син. – больше ко мне не приходите.
В назначенное Экспертным советом «Объекта» время к главному корпусу производственно-испытательной лаборатории начали подкатывать лимузины с зашторенными наглухо стёклами. Выходящие из них бодрыми походками молодящиеся господа прятали свои лица под надвинутыми на самые глаза широкополыми мексиканскими шляпами. Под палящими лучами южного солнца водители лимузинов, не имея приказа покинуть рабочие места, лениво прогуливались по песчаным дорожкам и незлобиво переругивались друг с другом.
К операции, которую готовили, тщательно прорабатывая каждое её мгновение, лучшие умы и самые талантливые руки «Объекта», были допущены только её исполнители. Даже руководство и представители Экспертного совета могли наблюдать за ней только издали и только в те моменты, когда включались камеры наблюдения.
Никто, кроме самых близких, допущенных к операции людей не знал и даже догадываться не мог о том смельчаке, какой согласился стать первым пациентом пока ещё не апробированной на людях операции. Но и те, кто знал, не до конца верили в решимость того, кто согласился стать первопроходцем.
А им, как это ни странно, оказался Марк Такер… Самовлюбленный генерал, который даже спать не ложился, тщательно не помыв руки и не почистив рот специально привезенной с континента пастой. Тот самый Марк, который будучи младшим офицером во время колониальной войны и попав в плен, впал в такую депрессию, что даже в послевоенные годы постоянно искал поддержки и помощи у специалистов по психологии.
…Долгое время в холле, где разместились представители Экспертного совета, стояла зловещая тишина.
- Почему всё же выбор пал на Такера? – вдруг спросил седовласый господин у низенького с покрасневшим от волнения лицом блондина.
- Он сам попросил… и потом были соображения руководства…
- Какие же? – весь напрягся седовласый господин.
- Если что-то пойдет нештатно… он лучше других знает, как поступить…
- Но если всё получится? – седовласый господин вдруг щёлкнул пальцами, - Он станет властелином мира?
Присутствующие в комнате разом зашевелились. Кто-то хохотнул.
- Не успеет, - выдержал испытующе вперившийся в него взгляд седовласого господина низенький блондин, - у нас на очереди – второй кандидат… у которого в том числе имеются полномочия по контролю над первым. А потом будет третий… ну, вы же сами всё знаете прекрасно.
- Господа, я попрошу вас не затевать ненужных разговоров, не имеющих отношения к медицинской составляющей эксперимента…- прервал разговор моложавый мужчина, сидевший в кресле с монитором на коленях, - неужели вы полагаете, что социальные аспекты адаптации роботизированных индивидуумов не просчитаны самым тщательнейшим образом?
Все замолчали, но седовласый господин был явно чем-то всерьез озабочен.
- Да, но… если роботизированные… господа заупрямятся и заживут своей, нам пока совсем неведомой жизнью?
- Я понял: Вы хотели бы сами попасть в число этих первых испытуемых? – попытался разрядить обстановку низенький блондин.
- Увы и ах… - вздохнул седовласый господин под общий хохот собравшихся в холле членов Экспертного совета.
…И вдруг хохот резко оборвался, потому что из операционной, откуда по громкой связи доносились лишь еле слышные из-за работающей электронной аппаратуры голоса специалистов-исполнителей, послышались гортанные звуки, напоминающие кашель пытающегося прочистить горло пожилого человека.
- Аясяду… аясяду… аясяду…
- Прошу всех успокоиться, - тут же раздался характерный с фальцетом голос «русского китайца» Фэна, помощника руководителя проекта, - операция идет в полном соответствии с заданной программой… хотя не обошлось без некоторых проблем… но, повторяю, всё идёт штатно.
- Аясяду… аясяду… аясяду-у-у… - вдруг снова вырвалось из колонок, выведенных на потолок холла.
Потом раздался хрип, шипение и громкие мужские голоса.
- Да, что же это за безобразие! Почему пациент очнулся?
- Минуточку, господин профессор… сейчас вколем…
- Вы с ума сошли… ни в коем случае…
- Но он пытается встать…
- Привяжите… и гипноз…
- Внутричерепное зашкаливает!
- Сосуды! Следите за сосудами!
- Он засыпает…
- Но кривая интеллектомера… что же это такое?
И прерывая этот встревожено-взволнованный гам, из холла под крышу главного корпуса производственно-испытательной лаборатории полетели непритязательным мотивом звуки неприятного гортанного голоса:
- Аясяду вкабриолет… иуеду куданибудь…
… Когда вырывающееся из рук и пытающееся кусаться оскаленными слюнявыми зубами матово отсвечивающее в коридорных сумерках никелированное существо, которое теперь и стало Марком Такером, унесли проворные санитары, Фэн Гоушен подошёл к руководителю проекта и тихо произнес:
- Это я виноват, господин профессор… поверил русскому.
- Вы о чем?
- Я – о Сине Болдуине… Семёне Болдумане.
- Вы полагаете…
- Более чем…
- Так какого же чёрта…
- Но, профессор… я сейчас только понял: это надо было пройти… в интересах чистоты эксперимента.
- Вы хотите сказать – такой ценой?
- Если вы имеете в виду нашего пострадавшего за науку почтеннейшего Марка… то эта цена – полнейший пустяк… извините меня, господин профессор. Только я сейчас не об этом. Я очень Вас прошу сделать всё так, чтобы Син остался вне подозрений… он нам ещё очень даже понадобится.
От автора: ясно, что рассказ явно нуждается в продолжении. Чувствую, что тема интересна настолько, что формой рассказа она явно не должна быть ограничена. Попытаюсь в ближайшее время к этой теме вернуться.