Виктор ДУБОВИЦКИЙ,
Ирина ДУБОВИЦКАЯ
РАТНИКИ КАТЕХОНА
(Фантастическая повесть)
Крепостной московского боярина Семена Мелентьева, житель деревни Сколково, церковный староста Федор Жук был роста невысокого, но крепкий, полноватый, руки непропорционально длинные и сильные – кочергу узлом завязать мог! Трое детей от второй жены (двое от первой вместе с женой померли от холеры). Он шел с вязанкой дров за спиной и топором за поясом из леса, в потертом тулупчике и треухе, то и дело оскальзываясь в вязкой глинистой земле, когда все в глазах потемнело и закрутилось.
…Очнулся на каком-то дурно пахнущем полу в темной холодной повозке, с большими окнами, за которыми - ночь. Оперся на трясущийся и гудящий пол – железный: «…ну, попал! Видать, поляки…».
Федор сел, истово обмахнул себя крестным знамением и пошарил вокруг руками: дрова рядом и топор с другой стороны. Странно – уж, коль схватили, то на кой топор оставлять пленнику?! И что за кибитка такая, куда везут?! Мужик почесал всклоченную бороду, стриженный «под горшок» затылок и тут вспомнил о треухе – его не было. Еще раз пошарил вокруг – нет, как нет!
…За стеной повозки послышались шаги, и в спину толкнули.
Федор резво перекатился на четвереньки и, схватив вспотевшей рукой топор, уперся спиной в противоположную стенку. Открылась дверь, его обдало белым мертвенным светом, и в проеме появилась девочка-подросток с косичкой, нитками от ушей, и, вроде бы… голая.
Пару секунд лохматый мужик и девчонка таращились друг на друга, а затем «голая» визгнула и захлопнула дверь в тамбур.
- Мама, я в соседний вагон в «мэжо» не пойду, там, прикинь, бомж с топором! - заорала в смартфон девчонка в «легинсах» и красной «лапше».
Однако любопытство вскоре пересилило страх, и она вновь заглянула в щель двери:
- Прикинь, маньяк, наверное! Какое селфи?! Он меня в капусту порубит – зови проводника!
«Ну, попал!!», - мужик взмок от волнения и трижды быстро перекрестился. Сжал в руке топор и привычно, автоматически провел заскорузлым пальцем по лезвию – немного в зазубринах после рубки, но ничего: и против поляков, и против бесов сгодится!
За дверью кибитки снова послышался шум, удивленные и вопросительные возгласы. Потом она слегка приоткрылась, и в проеме на разных уровнях появились голова молодого мужчины, коротко стриженная и без бороды; ниже – голова молодой бабы; и совсем внизу – лицо той самой девчонки с вытаращенными глазами и открытым ртом.
Несколько секунд Федор и «бесы» молча рассматривали друг друга, пытаясь найти адекватное объяснение сложившейся реальности. Затем молодой бритый мужик в дверном проеме сдавленным голосом прохрипел:
- Ты кто?!
«Бес» говорил по-русски, однако это не успокаивало: в «Четьях минеях» о нечистых и не такие чудеса описаны! Потому Федор перво-наперво истово перекрестил трехглавый дверной проем. Дым от голов не пошел, но крестное знамение вызвало у «бесов» некоторое оживление:
-Монах, от своих отбился!- предположила бабья головка.
- Какой монах, мама?! Он же с топором! Тоталитарная секта! Аум Сенрикё!- визгнула девочка.
- Вы, это… Того…. Не безобразничайте здесь! И топор оставьте… Молиться тоже у себя в монастыре будете… И вообще, как вы попали в мой вагон?! Вы в какой садились в Москве?- с нарастающей смелостью забормотал проводник.
- Москва… - повторил мужик, как бы пробуя на вкус, привычное слово. Оно несколько ободрило его: «Может и не бесы?!».
Федор прокашлялся и пересохшим от волнения горлом сипло спросил:
- Я на каком свете?
- На белом, господин монах! На белом! Выходите уже из тамбура, не выстужайте вагон! - совсем осмелел проводник, шире открывая дверь и одновременно пытаясь затолкать обратно в освещенный коридор любопытных пассажирок.
Тем временем Федор еще раз перекрестился и, хватаясь за выступы на железных стенах, начал подниматься.
- Осторожно, дубина, за стоп-кран не берись! - закричал проводник и, забыв про топор в руках «монаха», ринулся к нему.
Федор не понял, чего не надо трогать, но стало ясно, что хватает его за руки не бес, а человек, который опасается, что он что-то в его повозке сломать может. Потому мужик уже не сопротивлялся, когда проводник вытолкал его в коридор вагона. Правда, топора не бросил. Обе пассажирки предусмотрительно отскочили подальше, однако в свое купе не спрятались – такое шоу!
- А дрова как же? – вдруг вспомнил о вязанке мужик.
- Дрова?! – вытаращился на него молодой проводник. – У тебя еще и дрова?! Ты, что – лесоруб?
- Тык я с дровами из лесу шел, у меня там с начала осени пару бревен напилено и сложено чурбаками. Вот, наколол и нес… - пояснил Федор.
Проводник снова открыл дверь и, увидев вязанку у окна, крякнул и заключил:
- В вагоне ее все равно девать некуда, пусть в тамбуре полежит!
- А не сопрут? - деловито поинтересовался мужик.
Проводник сокрушенно помотал головой:
- Да кому они нужны, дрова твои?!
Напряжение в коридоре ночного экспресса явно спадало: все немногочисленные пассажиры «Красной стрелы» мирно спали, предоставляя разбираться в странной ситуации молодой женщине с дочкой и проводнику-Николаю. Последний уже начал было подумывать о том, куда пристроить странного пассажира и стоит ли в этой связи будить бригадира поезда; как вдруг двери тамбуров с обоих концов вагона одновременно резко открылись. Из одного вылез грязный и мокрый от дождя солдат в ватнике и шапке с автоматом ППШ в руке; с другого же – красноармеец в буденовке, расстегнутой шинели и с шашкой наголо.
«Господи! И какой урод сказал, что проводник – работа не опасная?!» - мелькнуло в голове у молодого человека, прижавшегося мгновенно вспотевшей спиной к двери служебного купе.
Мать с дочкой при виде двух, вооруженных и явно неадекватно настроенных мужиков, визгнули и бросились к проводнику и Федору. Последний, толком не поняв, кто вновь возникшие (поляки или бесы?), тем не менее почувствовал за них ответственность (хотя бы говорят по-русски!), потому он загородил собой всех троих и угрожающе поднял топор. Оба новых «беса» остановились и уставились на странную группку.
Было заметно, что они и правда как бы не в себе: глаза блуждают, оружие стиснуто в руках, аж костяшки побелели.
У Федора, изготовившегося к бою, особое опасение вызвал тот, что в острой войлочной шапке со звездой на лбу: у него в руках была привычная сабля! Второй, что вошел с другого края, был с какой–то узловатой колотушкой: ну дубинка и дубинка, не больно страшно!
Немая сцена длилась недолго. Тот, что в ватнике, поводив «колотушкой» по сторонам выдавил:
- Вы, кто – немцы?!
- Какие немцы?! - пискнул проводник-Николай. – Двое каких-то интуристов в соседний вагон в Москве садились – вы их ищите?
- Интуристов? - переспросил «ватник». - Это кто еще? А почему в Москве? Немцы в Москве?!
- Да там кого только нет! - осмелев, вступила в разговор женщина. – Садом и Гоммора!
Федор, услышав привычные библейские топонимы, сразу соотнес их со своим временем:
- Точно, мать, щас в Москве и поляки, и шведы – воистину Садом и Гоммора!
- А они тоже против нас воюют?! Швеция – нейтральная страна! Твою ж, дивизию, когда они-то в войну вступили?! И что, Москву взяли?! Не может быть! Когда?! Наша дивизия аж под Смоленск вышла. Как немцы со шведами к Москве прорвались?! - выпалил недоумевающе расстроенный солдат.
- А как же Первая конная, товарища Буденного? – вмешался в разговор красноармеец с шашкой. – Как он мог немцев в сердце России пропустить? А беляки где?
Такого шоу Вика ни по одной программе не видела: круто замешались все времена и эпохи и непонятно, в чем главная «фишка»?!
Тем более, что события, похоже, пошли по второму кругу: теперь уже не один, а трое мужиков пытались понять, где они и что с ними? При этом и для проводника-Николая, и для девочки с матерью ситуация тоже нисколько не прояснилась. Одно было ясно: убивать друг друга вроде уже никто не собирается. Но и что делать никто не знает.
Неожиданное решение предложила женщина:
- Давайте-ка к нам в купе. Там только мы с Викой! Чего в коридоре толпиться?
Мужчины, включая проводника, молча подчинились. Рассевшись на нижних полках, бдительности, тем не менее, не теряли, продолжая настороженно таращиться друг на друга. Вика быстро нырнула на «второй ярус», откуда было удобно вести наблюдение за «офигенным шоу», рассылая со смартфона в ночь СМСки одноклассникам. Покрутившись в тесноте, на вторую верхнюю полку залез и Федор: его лохматая, немалого размера борода красовалась на фоне окна с редкими мелькающими огнями. Топор он забрал с собой, и, улегшись, первым делом заботливо устроил его, подсунув под бок.
- Давайте знакомиться, что ли? – взяла на себя инициативу хозяйка купе. - Меня Ольга зовут, я журналист «Невского времени» в Питере. Это моя дочь Вика, восьмиклассница.
- Салют честной компании! – отозвалась та сверху.
– Ну а вы все кто?
Все, почему-то дружно уставились на Федора: уж слишком он от них отличался. Тот пару секунд собирался с мыслями: стоит ли о себе рассказывать, но все же решился:
- Из мелентьевских я буду… Федор… Прозывают Жуком. Крестьянствуем в деревеньке Сколково. До прихода поляков да казаков с Дона справное хозяйство имел! Пару же лет последних все пошло прахом. А при Годунове, Бориске-царе, последней живности – двух коров да пары лошадей лишился. Да… все по грехам нашим!
- Чего-о-о? – уставился на Федора проводник-Николай. – Какой Бориска-царь?! Ты, что «Иван Васильевич меняет профессию» насмотрелся? Чего тут втираешь?
Федор беспомощно заморгал. Ольга профессионально вмешалась в ситуацию:
- Пусть пока каждый скажет о себе, что хочет! Потом разбираться будем!
- Тимофей Полухин. Боец 2-й конной армии под командованием товарища Миронова (красноармеец так и сидел в буденовке, положив шашку в ножнах на колени. За поясом в распахнутой шинели виднелась «бутылка» ручной гранаты). Час назад еще был под Орлом, со своим эскадроном, на привале у речки... Командир эскадрона – товарищ Цимбалюк…
- Оф-фигеть!- прокомментировала с верхней полки Вика. – Ты, может, и Ленина со Сталиным видел?
Парень посмотрел на девчонку и серьезно ответил:
– Ленина – нет, не довелось. А товарищ Троцкий, Лев Давыдович, вчера у нас выступал в полку! А этот Сталин, кто такой?
-У-у-у! Уж лучше тебе не знать, Тимофей! – ответила Вика.
-Это почему? – искренне заинтересовался солдат с ППШ.
В теплом купе он снял ватник, подоткнул под спину и держал автомат прикладом на полу, зажав ногами. На полинялой и штопаной гимнастерке были пришиты сержантские погоны.
Мать не дала развить мысль, открывшей было рот дочери, обратившись к сержанту:
- Ты лучше себя назови…
- Сержант 235-й стрелковой дивизии Алексей Красовский, – отрапортовал мужчина. - Со своим отделением по болоту обошел немецкий фланг у деревни Черемиска: мы должны были вдарить по боковой немецкой траншее – пулеметную точку уже было видно с тыла. И на, вот – закружило, потемнело… Может, контузия? Куда меня занесло?! Это ведь прямо из боя! – Неожиданно он замолк и уставился невидящем взглядом в стенку купе. – Твою, ж дивизию, я ж теперь дезертир…
- Это какого числа было? – тихо поинтересовалась Ольга.
- Двенадцатого октября.
- Какого года?
- Ясно какого – сорок второго…
- Сейчас две тысячи двадцать перый… - выдавила из себя севшим голосом Ольга, - Но как раз двенадцатое октября.
В купе повисло молчание. Люди пытались осознать временное несоответствие жизни и нынешнего своего состояния.
Первым очнулся проводник Николай:
- Может, чайку? – несмело предложил он, хватаясь за привычное для себя дело.
Услышав про чай, все завозились, закряхтели, выражая согласие и радуясь внезапно найденному психологическому тайм-ауту.
Николай засуетился, открывая дверь купе, и окликнул Вику:
- Пойдем. Поможешь. Нести много!
В служебном закутке, гремя традиционными стаканами с подстаканниками, выкладывая пакетики с заваркой и сахар, он с тоской посмотрел в темное окно и безнадежно произнес:
- Приеду, и сразу в «дурку». Начальство меня такого держать не будет.
- Да брось, обойдется! – пыталась успокоить его цедящая из титана кипяток Вика. – Что ж мы все что ли «крезанулись»? Я так думаю, это какой-то фильм снимают, а артисты перепились и мотаются по вагонам!
Николаю мысль понравилась, он оживился, глаза заблестели надеждой.
- Скорее всего! В Питер приедем, режиссер всю эту публику соберет на вокзале! Ну, я уж с них-паразитов за проезд слуплю!
На обратном пути до купе Вика жглась горячими стаканами, и чуть не уронила один, когда его из-за спины подхватил какой-то мужчина.
- Давай помогу!
Его старенькие грязные кеды, брезентовые джинсы, болоньевая ветровка и обильная шевелюра закрывающая лоб до бровей, навели девочку на интересную мысль:
- Ты тоже «потеряшка»? – тихо и сочувственно спросила она.
- Чего?
- Ты из какого года, чувак?
Молодой человек поежился, едва не уронив стакан, подозрительно посмотрел на Вику и бросил коротко:
- Из нашего с тобой, конечно – восемьдесят шестого!
- У-у-у…. Как все запущено! Нашего! Меня в восемьдесят шестом в проекте еще не было!
Мужчина растеряно захлопал глазами и начал затравлено озираться.
- Не нервничай, пойдем со мной в наш дурдом, – успокоительным тоном произнесла девочка. – Пошли… Чай там ждут…
Открыв дверь в изрядно провонявшее потом, порохом и мокрой овчиной купе, Вика протянула в подставленные руки стаканы и сообщила:
- Нашему полку прибыло!
Вновь прибывший с опаской и со все возрастающим интересом начал осматривать странных людей, из которых кто-то уже начал с жадностью прихлебывать чай… Особенно его насторожили трое: два «служивых» в разного года выпуска гимнастерках (причем, один с шашкой и гранатой за поясом, а второй - с тускло отсвечивающим стволом автомата ППШ между ног: «явно – не игрушечный!» - мелькнуло в голове); да что–то бормочущий на старославянском и крестящий поминутно то стакан, то вагонное окошко, лохматый, дурно пахнущий мужик в тулупе на верхней полке. Остальные - проводник и молодая женщина с девочкой-подростком - выглядели на их фоне вполне нормально и привычно.
«Киношники, видать…», - попытался успокоить сам себя парень. Однако тут же был вынужден отказаться от этой мысли, услышав вопрос мужика с автоматом:
- Ты снаружи давно был? Немцев не видать? - вполне серьезно спросил тот, ухватив стакан обеими руками и дуя на чай.
«Потеряшка» ответить не успел, так как вмешалась женщина:
- Чай хочешь? А то на тебя ведь не рассчитывали, - протянула она ему свой стакан. - Кстати, Коля, - перевела она взгляд на проводника, - там, в коридоре никто больше не появлялся?
- Этого Вика нашла, не я, – пожал плечами тот, – у нее и спросите.
- Нет, мам, пока пусто! Наверное, в приемном покое нашего «крезушника» перерыв, - ответила дочь.
- Как звать-то Вас? - вновь обернувшись к последнему «потеряшке», спросила Ольга.
Мужчина пару секунд думал, на чей вопрос сначала отвечать и решил, что лучше сразу на оба:
- Немцев мы в сорок пятом разбили, так что – отдыхай, командир! А звать меня Антон Круглов – бывший студент, бывший кочегар в рабочем общежитии в Омске, бывший матрос каботажного флота в Астрахани, бывший муж, нынешний лабух в Печатниках и… беспутный сын своих родителей!
- Богатая у тебя биография, парень, – хмыкнул сержант, – в сорок пятом, говоришь, немцев разбили?
- Ну, да! Берлин взяли, капитуляция в Посдаме, встреча на Эльбе с америкосами, «Нормандия-Неман», Гитлер отравился цианистым калием в имперской канцелярии… в общем, много чего случилось в сорок пятом!
- Ни х-х-хрена себе, Гитлер-паскуда отравился! А не мог раньше?! – выпалил почти что на одном дыхании сержант,- чего же до сорок пятого тянул?!
- Гитлер это кто? – поинтересовался звучно втягивающий горячий чай вихрастый Тимофей Полухин.
- Мы с Алексеем позже тебе о нем расскажем, – перехватила инициативу у открывшего было рот Красовского женщина. - Ты лучше скажи, что помнишь перед тем, как в вагоне оказался?
Антон задумался и присел на полку рядом с подвинувшимся Тимофеем.
- К переходу, через Горького шел… Как раз мимо очереди в парфюмерный, за болгарским «Помарином»… Я попытался за ветерана-«афганца» прохилять – не пустили, уроды! А тут как закрутит… все потемнело… И вот я здесь…
- Ясно. Тот же клинический случай! - констатировала с верхней полки Вика. - Все пациенты с одним и тем же диагнозом: «пыльным мешком пришибленные»!
- Вика, как не стыдно! - прикрикнула на девочку мать. – С людьми неизвестно, что приключилось, а тебе хиханьки!
Антон, уже малость оклемавшийся и освоившийся в «крезушнике», принял правила игры, вернувшись к прежней своей версии на их счет (киношники то ли с похмелья, то ли придуряются) и с интересом пялился на Ольгу – «герлу» чуть за тридцать, с обалденными формами и явно не дуру. Она здесь, похоже, заводилой была: все мужики при ней вели себя смирно, прислушивались к тому, что говорит, не возражали.
«Режиссер, наверное, или сценарист в этом балагане, – предположил он. - И все при ней, однако! Жаль не вдвоем в купе! А, может, чай попьют, и свалят?!», - возникла вдруг шальная мысль: мало ли что с тобой случилось, а упускать хорошенькую фемину не след!
- Наверно, кто-то на бабочку наступил! – неожиданно бросила сверху Вика.
Мать странно посмотрела на нее:
- … И грянул гром? – задумчиво озвучила она продолжение мысли дочери.
- Ну, да! Все в нашем времени пошло не так! И за окном уже не Россия, а Китай, к примеру! Или… Австралия! - с энтузиазмом продолжила Вика.
- Ага, вон кенгуру попрыгала, а какаду какать полетел! Ты что, подруга, начиталась: Бредбери или Саймака? – засмеялся Антон.
Однако Викино предположение явно озадачило Ольгу, и она уже по-новому посмотрела на собравшуюся в ее купе странную компанию.
- А может быть Артур Кларк или Гарри Гаррисон? – поинтересовалась женщина. – Впрочем, какая разница?! Все равно, вряд ли сейчас что можно сказать: в Питере разберемся.
- В Питере?! Ни фига себе, занесло меня! Прямо в «Красную стрелу»?! И чего мне тут делать?!
Ольга пожала плечами:
- А что, есть выбор?
…Тем временем поезд продолжал свое стремительное движение в дождливой осенней ночи. Каждый из пассажиров купе №4, седьмого вагона думал о своем, стискивая стаканы с остывшим чаем. И только лохматый Федор мирно посапывал, повернувшись на бок, прямо посреди пространственно-временного континуума.
***
«Бывший студент, бывший кочегар, бывший матрос и бывший муж…» - лабух Тоша, был столь же раним и сентиментален, сколь умен и циничен. «Два в одном» не всегда ладили. Потому, когда надо было побудить себя к действию, Антон в мыслях презрительно именовал себя Тошей, что означало: «неужто маменькин сынок расквасился… сосу захотел?». Вот и сейчас, сидя на нижней полке и глядя в черноту ночи за окном, он вдруг со всей очевидностью понял, что растерян… и не просто растерян, а даже ОЧЕНЬ! Панике мешало предаться лишь одно – на него пристально смотрели синие «блюдца» глаз Ольги.
Заметив ее взгляд, он решительно хлопнул себя по коленям, обводя взглядом собратьев-«потеряшек»:
- Ну что расселись? До Питера несколько часов. Дамам отдохнуть надо.
- Да… Пойдем, покурим, пожалуй, - неуверенно предложил «буденовец»…
***
В тамбуре было холодно и сыро. Но ни Алексей, ни Тимофей, ни Антон этого не заметили (Федора оставили в купе досыпать - «да и толку-то…», - махнул на «неандертальца» рукой Антон; Николай, забрав пустые стаканы, направился к себе – «…обязанности проводника никто не отменял!»).
Алексей порылся в карманах в поисках кисета с махоркой. Не найдя, вспомнил, что перед боем закуривал – «…наверное, в окопе остался…выпал в горячке. Твою ж, дивизию...», - с досадой ругнулся он про себя.
Антон протянул ему помятую пачку «БТ». С сомнением покосившись на странные «цыгарки», солдат закурил и одобрительно покачал головой, выпуская кольца ароматного дыма. Привыкший за год с лишним войны с благодарностью принимать каждый миг передышки, не задаваясь вопросом, когда он кончится, Алексей курил, уставившись взглядов в противоположную стенку тамбура. С наслаждением закурил и Антон.
Тимофей молча смотрел на них, спокойно ожидая, что скажут старшие (он был из них самым молодым).
- Ну вот, что, дорогие мои сотоварищи, ответы сразу на все вопросы искать не будем. Начнем «об ово»!
- А это что такое, «об ово»? – перевел на него взгляд Алексей.
- А это значит, сначала. То есть, первым делом надо нам с вами по приезде где-то крышу над головой найти.
Алексей кивнул: его плащ-палатка тоже осталась в окопе.
- План такой: для этого, на вокзале, как только прибудем, начнем теток с объявлениями «сдаю…» в толпе высматривать. Ох, ты, ж… - вдруг прервал он себя сам. – Представляю, как они побегут, когда такую-то кодлу увидят!
Антон крякнул неодобрительно и коротко подытожил сказанное:
- В общем, о жилье договариваться сам пойду. Вы же пока в сторонке постоите… с Федором. Чтобы этот «партизан», приняв за беса, кого ненароком топориком своим зазубренным не покалечил. Понятна мысль? – обводя сотоварищей взглядом, резюмировал он.
- Так точно, - коротко, по-военному ответил Алексей. Молча кивнул и младший.
***
- Поудобнее уложив Вику и бросив короткий взгляд на мирно посапывающего бородача в полушубке на противоположной от дочери полке, Ольга вздохнула и улеглась сама на нижнюю, которую лишь несколько минут назад покинули ее странные попутчики.
«Это ж СЕНСАЦИЯ!!! – вдруг осенило ее. Усталость и начавший было приходить сон, как рукой сняло. – Не знаю, что тут конкретно случилось, но явно, что этот «экшен» ИЗ РЯДА ВОН: с разных времен, смотри-ка четверо мужиков в наш 2021 занесло! Кто может что прояснить? Михаил Сергеевич… астрофизик – знакомый нашего редактора? Или Паша… Он же тоже какой-то там ученый?».
Имена тех, кто мог тут помочь, буквально зароились в голове…
«Стоп. Не все сразу. Это потом… Ведь сначала «потеряшек» (Ольга одобрительно скосила глаза на спящую дочь – прозвище она им придумала!) нужно куда-то пристроить».
Родительская «однушка», в которую они с дочкой, сбежав от ее папаши-алкаша недавно подселились (серьезно при этом потеснив маму с папой!), для этой цели явно не подходила.
«Тогда, может, на дачу? Ах, ты, Боже мой! Ключи ведь не взяла! Откуда ж было знать?! Завтра… Все завтра…», – лихорадочно сменяя друг друга, теснились в голове сумбурные мысли.
***
«Красная стрела», втянувшись своим литым стальным телом в жерло Московского вокзала, наконец, остановилась, утомленная ночным пробегом из столицы. Немногочисленные пассажиры седьмого вагона, катя за спиной разноцветные чемоданы с выдвижными ручками, выскочили на перрон, выискивая глазами встречающих. Только после этого проводник-Николай, решивший не докладывать ничего о ночных приключениях бригадиру поезда, воровато прошмыгнул обратно в вагон и постучал в дверь четвертого купе.
- Давайте быстрее, наружу! Вас не было никого – и точка! Я все равно ничего не смогу бригадиру объяснить – скажет, что по мне «дурка» плачет и штрафанет на всю сумму билетов!
Мужчины торопливо пожали отчаянному проводнику руки. Федор даже попробовал расцеловать его троекратно, но Николай выскользнул из его потных объятий, и в качестве компенсации протянул мужику покрывало:
- Топор заверни, «деревня»! А то до первого мента только и дойдешь!
«Милентьевский», не знакомый с современным российским сленгом, понял лишь, что с топором в руках ходить здесь нельзя и, с готовностью обернув свой надежный инструмент тканью, сунул за пазуху полушубка.
- Ешкин кот! – уставился Николай на ППШ и саблю в руках солдат. – А с этим убьют сразу, без предупреждения, да еще и медаль получат! Вы ж - натуральное «ОПГ»!
- Константинов, со своим «Бандитским Петербургом» - отдыхает! - подхватила Вика, уже одетая в расцвеченную невообразимой мешаниной латинских букв «кенгуруху» и розовую вязаную шапочку. – «ОПГ всех времен и народов»! Да мы с таким боевым опытом замочим любого Антибиотика и Сашу Белого!
- Вика, – оборвала ее Ольга, - как тебе не стыдно?! Тут неизвестно что делать, у людей непонятно что, а ты ржешь?!
- Да ты отроковицу зря не ругай, - примирительно забормотал Федор, - мои девки бы тоже от смеха покатывались!
- Вот, правильно, дядя Федя,- затараторила почувствовавшая поддержку «кантра» девочка. - С юмором нужно смотреть на ситуацию, так легче в ней разобраться!
… Юмор юмором, а Николаю пришлось искать еще одно покрывало для сабли. Под автомат, проводник, крякнув, пожертвовал свою большую клетчатую сумку, с которой «челночил» в прежние годы, перевозя китайские шмотки с Черкизовского рынка.
Странная компания, наконец, вывалилась плотной кучкой на перрон. «Выплюнувший» их седьмой вагон неожиданно показался всем родным и надежным пристанищем…
(Продолжение http://proza.ru/2024/01/13/1744 ;http://proza.ru/2024/01/13/1748 ; http://proza.ru/2024/01/13/1754 )
Опубликовано в №4(28) литературно-художественного и общественно-политического журнала писателей России «Гостиный двор» . Оренбург. 2023г.