генеалогия писателя Помяловского

Евгений Пажитнов
Ищем потомков !
89777406177 вац-ап
.......................

П О М Я Л О В С К И Е
КОМАРОВЫ
 

I поколение
1. СЕРГЕЙ
Священник.

 

II поколение
2/1. НИКИТА СЕРГЕЕВИЧ КОМАРОВ (около 1766 - 1810)
Учился в Александро-Невской семинарии. С 8 декабря 1789 священник Троицкой церкви села Помялово Новоладожского уезда.

х ЕВДОКИЯ АФИНОГЕНОВНА (около 1766 - жила 1830)
Дочь священника Троицкой церкви села Помялово Новоладожского уезда Афиногена Иванова.

 

III поколение
3/2. СЕРГЕЙ НИКИТИН ( - 1809)
4/2. ИРИНА НИКИТИНА (около 1797 - 20 апреля 1871)
С 5 июня 1833 просфорня церкви Тигоды.

х ФЕДОР СЕРГЕЕВ (КАСАТКИН) (около 1788 - 1830)
Сын Сергея. 25 февраля 1812 рукоположен во диакона Троицкой церкви села Помялово Новоладожского уезда, с 17 ноября 1815 священник Троицкой церкви села Помялово Новоладожского уезда, с 4 мая 1816 священник церкви Тигоды Новоладожского уезда
5/2. КСЕНИЯ НИКИТИНА (около 1800 - жила 1830)
6/2. АНДРЕЙ НИКИТИЧ КОМАРОВ (29 сентября 1801 - жил 1841)
В 1809 в Староладожском приходском училище, затем в Санкт-Петербургской ДС. В 1825, 1829 письмоводитель Ямбургского духовного правления. В 1829 учитель Ямбургского ДУ. В 1838 служил в Санкт-Петербургской Духовной Консистории.

x ВАРВАРА НИКОЛАЕВНА ( - жила 1841)
7/2. ГЕРАСИМ НИКИТИЧ ПОМЯЛОВСКИЙ (около 1804 - 27 апреля 1851)
Вышел из философского класса Санкт-Петербургской ДС. С 17 октября 1824 дьячок Троицкой церкви Красного Села Царскосельского уезда. 29 января 1825 посвящен в стихарь. С 18 марта 1826 псаломщик церкви Института слепых. 21 ноября 1828 рукоположен во диакона к Шлиссельбургской церкви. С 19 марта 1835 диакон Малоохтинской церкви.

х ЕКАТЕРИНА АЛЕКСЕЕВНА (около 1811 - жила 1880)
С 27 мая 1852 просфорня церкви Симеона и Анны.
 

IV поколение
8/6. ОЛИМПИАДА АНДРЕЕВНА НИКИТИНА (31 декабря 1828 - жила 1829)
9/7. ПАВЕЛ ГЕРАСИМОВИЧ ПОМЯЛОВСКИЙ (7 февраля 1830 - )
Вышел из высшего отделения Александро-Невского 2 уездного училища (исключен 1 сентября 1846). В 1846 при отце.

10/7. ВЛАДИМИР ГЕРАСИМОВИЧ КОМАРОВ (около 1832 - )
В Александро-Невском 2 уездном училище на содержании отца (в 1846, 1848).


11/7. НИКОЛАЙ ГЕРАСИМОВИЧ ПОМЯЛОВСКИЙ (Санкт-Петербург, 11 апреля 1835 - Санкт-Петербург, 5 октября 1863)

В Александро-Невском 1 уездном училище (в 1848). Окончил Санкт-Петербургскую ДС (1857).
Писатель.

12/7. ЕЛИЗАВЕТА ГЕРАСИМОВНА (15 октября 1838 - жила 1880)
Училась в Царскосельском ЖУДВ.

х N
Священник.
13/7. АННА ГЕРАСИМОВНА (23 января 1841 - жила 1856)
14/7. НАДЕЖДА ГЕРАСИМОВНА (10 августа 1843 - жила 1848)
15/7. АЛЕКСЕЙ ГЕРАСИМОВИЧ (12 марта 1846 - 19 апреля 1846)
16/7. АЛЕКСАНДРА ГЕРАСИМОВНА (12 марта 1846 - 25 июля 1846)
17/7. МИХАИЛ ГЕРАСИМОВИЧ (1 сентября 1847 - 10 октября 1899)
18/7. ЕКАТЕРИНА ГЕРАСИМОВНА (19 октября 1850 - жила 1880)
х N (- жил 1880)
Доктор.
.............................
.........................
ИЗБРАННЫЕ ПИСЬМА ПОМЯЛОВСКОГО
ИЗБРАННЫЕ ПИСЬМА ПОМЯЛОВСКОГО

Я. П. ПОЛОНСКОМУ

(Конец марта, начало апреля 1862 г.)

Первый блин
Уж широкие тени на темных садах…
Средь сирени пахучей, в цветущих кустах
Стоголосый певец, наш родной соловей, —
То бывало в пору ясноглазых ночей,—
Звонкой трелью любви оглашал садик мой…
Жадно слушал певца я тогдашней порой…

Меня страстно она обнимала тогда…

Ох, вы, годы мои, молодые года!

Дико ветер в полях завывал и стонал,

Хлопьем мокрого снегу поля устилал;

И в кибитке я с ней, уж женою моей,

Мчался быстро на тройке летучих коней…

Ветер свистом и воем поля оглашал;

Но я свисту и вою тогда не слыхал…

На коленях моих сладко спала она…

Ох, ты, женка моя, молодая жена!

Ей-богу, Яков Петрович, это я, т, е. Помяловщина, написал. А, каково? вот оно что значит рифмы-то вчера все вертелись на языке… Теперь во что бы то ни стало, а буду упражняться в стихах. Это первой пока блин, а подождите, что будет, когда дойдет до десятого, а тем более до двадцатого… Возъерундим, Яков Петрович, возъерундим!.. Но чур: моего лаптепле(те)ния в стихах никому не показывать, ибо тогда мне будет стыдно!.. ей-богу, будет стыдно!.. ей-богу, будет стыдно!.. Исайе ликуй!.. Тптпру!.. Ого-го! От удовольствия загибаю сам себе салазки двухэтажные.
Ваш Помяловщина.

Р. S. Всю пасху буду стихи писать.

1862 г.

Апрель 18.

Н. Г. ЧЕРНЫШЕВСКОМУ

Н. Г.

На меня и на вас подлая сплетня. В Петербурге, очевидно, не мне, а вам хотят эти скоты нагадить. Я морду побью тому, кто сплетню выпустил, — непременно побью, если только узнаю. Я вас уважаю, мало того, я ваш воспитанник, — я, читая «Современник», установил свое миросозерцание. Теперь же подлецы говорят, будто я бил вас в клубе. Во всем Питере говорят. Я бить и драться не умею, но скорее руку свою оторву, скорее сдохну, чем к вам не только собственноручно, но даже на словах отнесусь неуважительно.

Помяловский.

Я. П. ПОЛОНСКОМУ

Добрейший Яков Петрович!

Я переехал на Малую Охту. Еще не совсем пока устроился, потому что наше семейство осталось до июня в городе. Живу, как новопереселившийся американец; сам варю и сам ем; сам производитель и сам потребитель. На средине комнаты стоит стол. Поутру на нем самовар часу до первого; часу в третьем самовар под стол, а на его место тарелки и другие обеденные приборы; они стоят на столе часу до пятого, а потом идут под стол, а на стол опять самовар; он же, самовар, и в осьмом часу на столе, а потом под стол часу в двенадцатом; из-под стола являются блюда, тарелки, вилки, ножи и пр. Таким образом все хозяйство сосредоточено в одном пункте. Вот как поживает ваш Финдляй. В начале июня, когда переедет ко мне все семейство, вполне устроюсь. Куплю лодку, мережек, накручу удочек, объемся молоком и ягодами. И теперь хорошо на Охте; погода благодатнейшая, ночи чудные, на кладбище соловьи прилетели, под носом Нева, с затылка речка, только на дворе некрасиво— бревна, дрова, щебье и старые бочки — ну, да зачем на двор смотреть. Квартирка довольно большая и хорошенькая, как фонарь — в одной комнате шесть окон. Ловил рыбу, поймал шесть ершей и съел их; добираюсь до голубей, что поселились на церковной колокольне. Ох, какой аппетит у меня — даже дорого жить становится. Увидите Андрея Штакеншнейдера, турните его ко мне. Скажите, что я ему дам масла, яиц, молока и мягкого хлеба. Когда приедет Тургенев, дайте, пожалуйста, знать — прикачу во что бы то ни стало.

Яков Петрович, добрейший и милейший! приезжайте. Квартиру мою ищите на Малой Охте, не доходя Большой, дом Корепова.

Вполне преданный вам Николай Помяловский.

1862 г.

Май 21.

Я. П. ПОЛОНСКОМУ

Вероятно, в память лучших дней, проведенных мною с вами, вы позволите мне поговорить о том моральном состоянии, в котором я нахожусь теперь, и о том, что я думаю сделать с собою.

Уже из того, что письмо мое холодно, чуть не официально, вы можете вообразить мое душевное настроение в настоящую минуту. Холодно оно не потому, что я бы имел на вас какую-нибудь претензию, а потому, что предмет его — моя личность, к которой день ото дня становлюсь равнодушнее.

Следует взять во внимание некоторые обстоятельства моей жизни. Не думайте, что собираюсь доказать, будто меня среда заела — это было бы очень пошло — среде я никогда не позволял распоряжаться собою.

Первый раз пьян я был на седьмом году.

С тех пор до окончания курса страсть к водке развивалась крещендо и диминуендо.

Что за причина?

Ни мудрецы, ни доктора, с которыми я советовался, ничего не отвечали на этот вопрос.

Чувствовал причину один только я, но не хотел сознаться в ней. Она была вначале чисто-моральная, но теперь едва ли не перешла в болезнь тела. Я пил в детстве; значит, здесь и искать начало моего порока. И действительно, этим началом был грех (в смысле катехизиса), который заставили меня сделать насильно. Смешно было бы, если бы и теперь я считал себя преступником и налагал на себя эпитимии; но тогда было не то. Я был мальчик религиозный (в той же мере, как теперь не религиозен): я стал молиться богу, говеть, брать добровольные эпитимии, поститься, отдавать нищим последние деньжонки. Меня совесть мучила, и я сокрушался о лишении царствия божьего. Отведав вина, я почувствовал, что изменяется расположение духа, и с тех пор стал отведывать его чаще и чаще. Невежественная бурса не могла успокоить мою совесть, а напротив — своим православно-карательным духом она усиливала ее мучения; с другой стороны, товарищество, уважавшее пьянство, поощряло во мне этот порок. При окончании курса я был почти пьяница.

Но по выходе из бурсы я столкнулся с добрыми и умными людьми и понял всю гадость прежней жизни и угрызений совести по случаю, в котором я нисколько не виноват. Я ободрился, бросил пить, работал усердно и наконец довольно удачно выступил литературе. Все улыбалось впереди, и не думал я, что придется поворотить на старую дорогу, а пришлось-таки.

Этот поворот случился два года назад. В продолжение всего нынешнего лета я был в состоянии полупомешанного. Характер мой изменился: прежде я пил — теперь пожираю водку, прежде отвергал религию — теперь кощунствую, не терпел деспотизма, а теперь сам деспот; не уважал сплетню, приговор кружка, а теперь — общественного мнения; острил и шутил, а теперь — ругаюсь; говорил, а теперь реву. Я дошел наконец до мысли о самоубийстве.

Что же за причина такой перемены в жизни?

Она лучше всего объяснится из письма, которое хотел передать брату, когда готовился броситься в Неву. Вот вам отрывок из письма:

«Я любил одну девушку, которая подарила меня несколькими поцелуями, но по проклятой судьбе замуж за меня выйти не может. Я любил ее пять лет, пять лет только и дышал ею, молился на нее. Два года назад решено, что нам невозможно жениться. Зимой мы должны были совершенно расстаться.

В это время я запил до такой смертности, что не могу остановиться. Теперь только догадался, что, чем пить, лучше броситься в Неву, и брошусь с хохотом и проклятиями. Что мне делать, когда мысли мои путаются, когда приходит в голову прекрасный образ добрейшей, умнейшей, святейшей девушки? Одна любовь могла спасти меня. В те дни, когда оживляла меня надежда на любовь, я не пил, был весел, здоров. Но теперь даже мое железное здоровье расшаталось, моя грудь, на которую в семинарии я позволял становиться ногами 20-летнему парню, теперь болит и стонет. Делать нечего, надо умереть, и я умру».

Но я не привел этого дикого плана в исполнение, потому что захворал и во время болезни одумался. Теперь хочу сделать последнее усилие. Я на всю зиму отказываюсь являться в обществе, чтобы испытать себя, могу ли вести трезвую жизнь? Если нет, никогда не увидите меня; если да, то, вероятно, добрые знакомые простят и позабудут мою глупую жизнь