Золото в холодной воде

Юрий Панов 2
   "Дети солнца, вновь холод бесстрастья!
   Закатилось оно -
   золотое, старинное счастье -
   золотое руно!"

Андрей Белый

У каждого из нас бывают знаковые встречи с людьми, книгами, картинами. После таких встреч что-то сдвигается в сознании, и мы уже не можем жить так, как раньше. Особенно в школьные годы. Долгое время я собирался изучать птиц, даже в зоологическом музее обратился к корифею орнитологической науки с желанием работать и учиться у него. Ученый, прежде всего,  спросил: «Молодой человек, любите вы охотиться?» «Нет» «Тогда вы никогда не станете орнитологом»  Он был уверен, как Оскар Уайльд – если любишь, обязательно любовь нужно убивать. И все-таки допустил до сокровищ на хорах музея. В огромных, казалось, тысячелетних сундуках лежали грудами тушки воронов, в шкафах в аккуратных коробках  рядами лежали тушки  соловьев и пеночек. Убивать мне никого не хотелось,  и в ту  же весну вскоре произошла встреча с золотой камнеломкой.

Ботаники называют это растение селезеночником, да еще обыкновенным. Не знаю, почему оно похоже на селезенку,  и от каких болезней лечит, но это давнее путешествие в воскресный день и сегодня представляется мне необыкновенным. Впервые с приятелями мы отправились в заповедник  на Оке. Рано утром на электричке, скрываясь от контролеров,  нужно ехать до Серпухова, а потом на автобусе до центральной усадьбы заповедника. За каких-то два часа мы пересекли заповедник с севера на юг и побывали  во всех природных зонах страны. Такова особенность приокских террас, спускаешься как по кольцам Данте, но не в ад, а в рай. Сначала это были болота в хвойных лесах, где можно встретить карликовую березу и клюкву, потом кольцо мелколистных берёз с коврами медуниц, ниже дубравы и липняки и у самой реки пойменные степи с тюльпанами и экзотическими русскими рябчиками. Была весна, деревья стояли голые, цветные пятна первоцветов видны издалека, ручьи бежали прямо по прошлогодним листьям. Но и голые деревья отбрасывали прозрачные тени и в одном из полутемных лесочков, на берегу одного из крошечных ручьев, что, наверное, пробежал все круги от северных болот,  я увидел яркое золотое пятно.  Это была семейка неизвестного растения. Свет исходил не только от золотых  лилипутов, цветов, но и от верхних листьев, образующих то ли корону, то ли розетку. Это и была золотая камнеломка. Позже я узнал, что в народе именно золотой цвет дал растению разные имена.  Для меня это был не цвет, а свет от неизвестного источника, из которого, как я сразу был уверен, мне предстояло черпать новые ощущения.

Но ботаником я тогда не стал. По всей стране вновь открывались кафедры генетики, науки, казалось навсегда запрещенной в сталинские времена, и,  попав волею судьбы  в Томский университет, я записался на кафедру вновь модной генетики. Томск называли Сибирскими Афинами, но вот с мифологией у города было не так благополучно, как в Греции. Смутно студенты слышали о ханах Басандае и Ушае, о красавице Тамаре. В честь их назвали реки. Но в истории больше сохранились сведения о местных миллионерах, разбогатевших на золотых приисках. Понастроили они в городе  помпезные особняки и общественные здания, даже главная улица называлась Миллионной. Но прииски быстро истощились, и остались на грязных улицах  краснокирпичные дома,  и возвышался над ними Университет  с белыми колоннами. Вездесущая грязь и холодные женщины не понравились Чехову, когда он ехал на Сахалин. В отместку томичи недавно   соорудили на Томи бронзовый памятник писателю: шляпа, очки и босые ноги. Нас, бедных студентов золото, однако,  манило больше, чем Сахалин,  и так хотелось стать золотоискателями. Вооружившись вместо лотков белыми тарелками из столовой,  мы отправились однажды на речку Ушайку, где по легенде двести лет назад были прииски.  Что тогда была за речка сибирская Ушайка, названная в честь хана! Абсолютно безлюдная, с широкой долиной, усеянной мелкой разноцветной галькой, а вокруг, на отрогах древних гор возвышались столетние сосны. Вода была прозрачная и холодная. Напрасно замутили мы прозрачные  струи, напрасно искали на дне белых тарелок крупицы золота.  Тщетно. И не подозревали мы, что задолго до нас приходила в эту долину с верной ботанизиркой скромная женщина. И нашла она… нет, не золото, золотую камнеломку. Женщину звали Лидия Палладиевна Сергиевская, ученица главного ботаника Сибири Порфирия Крылова. После  смерти Крылова возглавила она университетский гербарий и сделала его одним из лучших в мире. Нашла свое место в гербарии золотая камнеломка, принесла Сергиевская ее в новый дом,  в  ботанический сад,  и занесли эту камнеломку недавно в Красную книгу, потому что нигде она, кроме Ушайки, в области не найдена, хотя можно ее увидеть и на берегах Байкала,  и в Монголии,  и название получила соответствующее – сибирская.

Ботаником я не стал, но встреча с золотой камнеломкой у ручья на террасе Оки что-то сдвинуло в моем сознании, хотя в то время я этого не осознал. Камнеломка была золотой, а свет от нее такой яркий, что запомнился навсегда. Может и хорошо, что фотоаппарата у меня тогда не было, а у приятелей были, но с черно-белой пленкой.  Увы, впервые мне приходится обратиться к фотографии чужой, из компьютера, за что автору спасибо.  Камнеломка открыла для меня  мир растений, мир необыкновенных красок, необыкновенных приключений, необыкновенных людей. Цветные фотографии хранятся на ботанических сайтах, но разве заменят они впечатления молодости. Икона, вырванная из ансамбля собора,   и помещенная в музей,  теряет половину своей значимости, никакое фото, гербарный лист не заменит растение, встреченное в весеннем лесу.  Уверен, у вас тоже были значимые встречи, с людьми, картинами и книгами, а может быть,  вы встретите и свою золотую камнеломку. Почему нет?


Фото из интернета