Глаза бы его не видели, этого Василия Анатольевича. Хуже злого лесного духа. Всех женщин своих заморил. Сначала Лидия Петровна ушла, за которой я ухаживала. По просьбе дочери, Верочки, моей институтской подруги. Споил он Лидию Петровну, жену свою. Ослабела воля, подчинилась мужу. А ведь красивая женщина была, наблюдательная, любила меня. Отключилась от семейной жизни, целиком. Перестала готовить, порядок в квартире наводить, охладела ко всему. Сосредоточилась на вечернем виски, который Шишок после работы вечером приносил (тогда он еще инженером в одной строительной компании работал). Верочка в то время надломлена была одним женатиком, после своего короткого официального замужества: не хухры-мухры, с художником по свету одного известного театра, на 20 лет был ее старше. Его дружки-старички рыбачили, костерок разводили, а Верочке хотелось другой романтики. Вот тогда у неё этот роковой женатик и появился, с семьей и тремя детьми. Начали по кабакам куролесить. Верочка свою однушку продала, чтобы на вырученные деньги любимому машину купить. И в аварию они на этой машине попали. Серьезную. Верочка ногу повредила, ортез поставили. Боролась первое время, к Бубновскому в ВИП-зал на 60 тысяч устроилась инструктором. Три раза в неделю в 5 утра в его лечебный центр приезжала, собственную гимнастику для поддержания тонуса сначала делала, потом клиентов вела. Даже театралы среди них были известные. Держалась, как могла. А вот после смерти Лидии Петровны обмякла. На себе крест поставила. Вину перед матерью себе внушила. Я с ней говорила-говорила, подолгу, вразумляла: каждый человек ловец своей судьбы, но она не слушала, в какую-то рефлексию уходила. И ушла. Окончательно. Утром умерла от инсульта, в своей комнате. Отец не успел, поздно обнаружил. В Верочкиной комнате мне сегодня и ночевать. На ее тапчанчике. У стены. И на подушке, где она дух испустила. Нет, не смогу я, задохнусь. Может быть, мне Шишка в гостиной на диване уложить, а самой в его спальне лечь… Там балкон, покурю. Да, лучше такую диспозицию занять. К себе в любом случае нельзя, там сволочь прибьет. Надо спрятаться на три дня, пусть за это время пары выпустит.
В одной руке пакет «Дикси» с чекушкой для Шишка (загладить вину за недельное свое отсутствие), с заливным из окуня и упаковкой жасминового риса. В другой ключ, на нем стертый кожаный брелок «Барселона», Верочка когда-то Лидии Петровне из очередных своих танцевальных гастролей привезла. Помню, как она рассказывала, что всех девчонок в Барселоне разместили в хорошем отеле с джакузи, они их наполнили, в воде отельные соли и пенки растворили и все разом хламидиями заразились. Я ей тогда с пеной у рта доказывала, что так, через ванну, хламидиоз не передается, мы с ней чуть не поссорились. Ключ налево два раза повернула, дверь открылась, он уже на пороге стоит. Нечесаный, попахивающий болотцем и с большой фанаберией во взоре.
– И.., – говорит, – где неделю скрывалась? Или ты у меня больше не работаешь? Если так, то мою пластиковую карту на стол!
– На какой из столов, Василий Анатольевич? Кухонный, на котором чекушечка с заливным? Или на журнальный, в гостиной?
– На кухонный. Разберемся.
Я куртку на крючок в коридоре повесила, надела свои серые тапки-зайчики, в ванную пошла. Везде запах застоявшегося болота, а здесь особенный. Обмылком расквашенным руки натерла. Надо бы жидкий гель в следующий раз купить, с ароматом вишни, чтобы настроение поднимал. На кухне второй сверху ящик выдвинула, там мои новогодние салфетки с голубыми снежинками лежат. Мгновенно стол сервировала, рис пока на плите закипает.
– Василий Анатольевич, плохие дни у меня. Сволочь эта, мой бывший муж, чуть не убил, несколько дней из комнаты не выходила.
– А по тебе, голубушка моя, и не скажешь. Как была, рыжуля моя, красавицей, так и осталась. Глазки горят… По мне или по мужу, который чуть не убил?
– По чекушечке, Василий Анатольевич, которую мы с вами сейчас опрокинем.
– Это понимаю, по-нашему.
Ах ты, Иудушка Головлев, губитель женских сердец, черт немытый!
– Марина у вас сегодня была?
– Была. Видишь, пострижен.
– Молодец, свои 80 тысяч за социальную поддержку отрабатывает.
Только вот мыть тебя, явно, брезгует, болотом как вонял, так и воняешь.
– У меня для вас сюрприз!
– Надеюсь, приятный.
– Останусь я у вас сегодня.
– Вот так радость, не ожидал, королева моя.
– Только сразу предупреждаю: вам в гостиной постелю, на диване.
Лиловый диван, качественный, сама по случаю купила. Рабочие в моем районе вывозили ненужную мягкую мебель из чьих-то хором, а я как раз во дворе на лавочке сидела-курила и перехватила. За 4 тысячи тут же подогнали Шишку к Окружному проспекту диван и два кресла и на 8 этаж по лестнице подняли, лифт, как обычно в его доме, не работал. Теперь он на этом плюшевом гарнитуре барствует, телевизор целыми днями смотрит.
– Да стели, где хочешь, радость моя. Надолго у меня?
– Дня на три. Боюсь, замочит он меня.
– За что?
– Да…
Хотела рассказать ему, но вовремя остановилась. Зачем его лишний раз подогревать?
– Дела у него не ладятся, работу потерял, осатанел.
– А кем он работает?
– Да на Яндекс-такси, а теперь ушел, в эпизодах бандитских снимается.
– Я и забыл, что он у тебя артист.
– Да оба мы артисты из погорелого театра.
Я Шишку рассказывать не стала, но сволочь меня к съемкам склонял: «Хорошо платят, подумай. Порнография, правда, но лицо заретушируют…» – «Да пошел ты со своими предложениями, пусть тебя ретушируют».
Вошла в спальню. Постельное белье заменила. Дверь на замок не закрывается, стул на всякий случай к двери поставила, но не помогло. Снится мне, что я где-то в деревне, на небольшом участке с избой. Иду по узким дорожкам вверх, вижу два креста хрустальных рядом стоят, большой и маленький. Чьи-то могилы, думаю. И вдруг чувствую на себе пристальный взгляд из глубины сада. Присматриваюсь, а это кот с огромной головой, камышовый. Хромой. Думаю, ничего, раз больной, успею убежать. И медленно так по дорожке садовой вниз отступаю. Кот сначала не спеша идет, задние лапы волочит, как будто отлежал. А потом разогрелся он и, как леопард, за мной побежал, а я скорость во сне не могу развить, как ни стараюсь. Он уже совсем рядом, дыханием меня своим горячим обдает, к завершающему прыжку готовится, разорвать меня хочет. Я как заору! И проснулась. А это не кот, а Шишок рядом со мной лежит, голый, вонючий, прижимается. Я его как ногой долбану, он на пол упал.
– Как же вы, Василий Анатольевич, без ванны-то ко мне посмели, а?!
А он что-то невнятное пробормотал, к двери откатился и исчез.
Утром, когда мы кофе пили на кухне, говорит…
– Не приду больше. Прости. Оставайся…
Останусь, все равно некуда податься…