ГЛАВА 13. ТУЧИ НАД ФЛОРИЩЕНСКОЙ ГОРОЙ.
Генерал, разрешите войти без доклада!
Не стреляйте в меня, посидим полчаса в тишине.
Я хотел Вам сказать… Хотя, может быть, лучше не надо…
Всё, что можно сказать, без того уже видно по мне.
Мы больны, что мы столько лет пьём эту дрянь, и, впридачу,
Нам давно уже не отличить, где враги, где свои.
Генерал! Ах, уедемте лучше на дачу
Извлекать кислоту из сосновой хвои.
Б. Г., внесён Минюстом РФ в реестр иностранных агентов
Быстро по осени летят в холодном небе облака с севера. Они врезаются во Флорищенскую гору и задевают восьмиконечный крест Введенской церкви. Иногда ветер так разгоняет их, что собор Введения во Храм Пресвятой Богородицы кажется последней твердыней на пути мрачной мертвящей силы. Чудится промёрзшему путнику, что ещё немного и не устоит она, развалит её натиск мчащихся тяжёлых туч. Но пронесутся они, выглянет скупое осеннее солнце, отразится на золочёных крестах храма и колокольни. Стоит церковь, как цитадель и наше последнее прибежище. И будет вечно стоять, если не помутится наш рассудок, и не разрушим мы её в приступе безумия, как уже было однажды.
Также стремительно и устрашающе пролетают над вечным покоем годы. Водоворот времени грозит всё смести на своём пути, всё искорёжить и вырвать с корнем. А обернёшься – и вспомнить нечего. Понимаешь тогда, здесь нет ничего, что могло бы измениться.
Шесть лет пролетели, как тучи с севера по осеннему небу. Все события, произошедшие с нашими героями до ноября 2008-го года, легко рассказать за полчаса.
…………………
Недели через две после того августовского дня, когда они вдвоём с отцом Александром были в Тимошкино, Горюнов решил покопаться в архиве Кольчугинского отдела и поднять материалы о событиях 1950-го года. Уж больно было ему интересно, как скоротечная приобретённая дистрофия может развиться у семнадцати человек одновременно так, чтобы токсичный промежуточный метаболит, вызывающий смерть, накопился в течение суток. Однако Кольку ждало разочарование. В 96-м здание милиции горело, архив погиб полностью. Подумал наш капитан, подумал, да и пошёл на приём к начальнику отдела. Тот, несмотря на свой пенсионный возраст, принял его не без юмора.
- Ну что, Николай Семёнович, неплохо ты у себя во Флорищах заховался. Ещё бы не надо было ездить к нам раз в неделю на совещания, и вообще бы никакая падла тебя там не нашла.
- А что, пытались? – в тон начальнику спросил Горюнов.
- В том-то и дело, что нет. Матвиенко весь испереживался. Он бы тебя со всей душой сдал, - больно боится, что подсидишь.
Оба посмеялись.
- Чем обязан, Николай Семёнович? Не вопросы же по работе ты мне приехал задавать. Думаю, что делать и как, ты и меня мог бы поучить.
- Хотел спросить Вас, Иван Владимирович, Вы с какого года в этом отделе работаете?
- Да, почитай, всю жизнь. Двадцать восьмой год пошёл. Значит, получается – с 75-го года.
- А знаете что-нибудь о событиях в Тимошкино в 50-м году?
Шутейный поначалу для начальника отдела разговор обернулся совсем другим коленкором. Подполковник вздохнул.
- Значит, докопался всё-таки. Ну, при твоём послужном списке неудивительно. Слыхал я об этих делах. Да что там, слыхал! Любопытный был в молодости – материалы архивные читал…
Колька нетерпеливо перебил его:
- Вот это мне и интересно! Конкретизирую: свидетельские показания – Бог с ними! Тех свидетелей уже в живых нет. А вот заключение судмедэксперта мне крайне важно.
- Ишь, какой любопытный! Ну что ж, имеешь право. Перво-наперво, я тебе вот что скажу. Старшего судмедэксперта, выносившего заключения, сразу после этого дела в народное хозяйство отправили.
- Уволили, значит. Интересно, за что?
- За то, что сказочник он был, Ганс-Христиан Андерсен. Не может приобретённая дистрофия быть скоротечной и за сутки приводить к смертельному исходу. Этот процесс развивается годами. И токсичный промежуточный метаболит, приводящий к летальному исходу, годами накапливается. Как ты считаешь, я откровенно на твой вопрос ответил?
- Вполне.
- Тогда позволь тебя спросить и получить такой же прямой ответ, ты там от скуки решил событиями шестидесятилетней давности заняться, или есть причины более весомые?
Горюнов замялся. Рассказывать начальнику отдела о происходящем вовсе не входило в его планы. Иван Владимирович это понял.
- Давай-ка я вместо тебя начну. Помнишь, когда ты к нам переводился, я ещё спросил, не из пугливых ли ты? А раз так, наверное, я немного представляю себе, что такое Благовещенский погост. И раз уж ты приехал ко мне с таким конкретным вопросом, значит, неспроста. Значит, что-то начало происходить. Так?
- Так, - ответил Колька и, не сгущая краски, рассказал о результатах отработки жилого сектора в деревне Тимошкино.
Когда он закончил, вид у подполковника был такой, словно у него гора с плеч упала.
- Ну, слава Богу! Я-то испугался, что всё значительно серьёзней. Слушай меня внимательно, Николай Семёнович. Как ты считаешь, могут существовать всякие упыри, вурдалаки и вампиры?
- Не могут, Иван Владимирович. Однако все факты на это указывают.
- И я тебе верю, капитан. А также верю тому несчастному судмедэксперту, который производил вскрытия. А теперь представь, что я взял тебя с собой, и поехали мы с докладом во Владимирское управление. Как думаешь, где мы после этого окажемся?
- Думать нечего. В «дурке». Причём, в одной палате.
- Ага! И в эту же палату поселят твоего отца Александра. Прекрасно будем проводить время. Теперь смотри. Ни Рейгель, ни Мушата ведь пока никого не сожрали. Так? А отец Иоанн пока из могилы не вылезал. Так?
- Так. Подождём, пока сожрут, или когда вылезет?
- Именно! И вот когда это произойдёт, будем проводить расследование. Но проводить его будем, исходя из общепринятых фактов и научного мировоззрения. Отец Александр твой – человек хороший, спору нет. Но у него своя епархия, а у нас с тобой – своя. И хотелось бы свою профессиональную деятельность закончить выходом в отставку, а не поселением в «дурку», как ты выразился.
- В общем, товарищ подполковник, спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Правильно я понимаю?
- Умный ты человек, капитан. Всё понимаешь правильно. Если вдруг что, не дай Боже, конечно, - докладывай напрямую, мой телефон ты знаешь.
Николай Семёнович отсалютовал и поехал, не солоно хлебавши, восвояси.
…………………
Большой переполох наделал визит во Флорищи на Троицу 2003-го года Кольчугинского Благочинного. Он приехал рано утром, ещё до литургии, совершенно неожиданно. Не зря отец Александр говорил о себе, что физиономист он плохой, не умеет оценивать людей с первого взгляда и часто в них ошибается. Когда отец Анатолий вылез из новенькой «Мицубиси Паджеро», первое, что бросилось Сашке в глаза, было холёное, надменное, выражающее превосходство над людьми и пренебрежение к ним лицо Благочинного. «Будет требовать отчислений в Епархию, увидит, что я плохо служу литургию и запретит мне произносить проповеди», - подумал отец Александр, прекрасно понимавший, что литургии не были его сильной стороной, и осознававший, что в своих проповедях он всегда заходил несколько дальше, чем дозволительно обычному деревенскому попу. Не знал наш герой, что если человек с первого взгляда производит отталкивающее впечатление, это ещё не повод для скоропалительных выводов. Видимо, сыграл свою роль опыт общения с однокурсниками по духовной академии, уж больно Благочинный по своему виду подходил под определение священника, лет двадцать возглавлявшего доходный приход.
В жизни всё обычно оказывается несколько сложней, чем кажется с первого взгляда. Ну как не ощущать превосходства перед людьми, если ты десятки лет посвятил церковному служению, пытался донести до них светлое Учение Спасителя, а оказалось, что все попытки тщетны? И нести им Христову Истину всё равно, что метать бисер перед свиньями. Как не пренебрегать людьми, если те в тупости своей доходят до крайности? Ничего не понимают в христианстве, им только обряды подавай. Освящают себе машины, магазины свои освящают, словно это корабли, спускаемые на воду. Скоро те, кто побогаче, начнут позолоченные унитазы освящать. Как не ездить на дорогом джипе и не иметь холёное лицо, если в твоё благочиние входит пятьдесят приходов, не все они такие нищие, как Флорищенский, через тебя проходят отчисления в Епархию, и деньги сами липнут к рукам? С такими горькими мыслями жил отец Анатолий уже не первый год.
Знал Благочинный, что Флорищенский приход особенный, и протоиерея на него определяет сам Митрополит. А вот в чём его отличие от всех остальных и почему обычного деревенского попа благословляет на служение такая величина, выяснить отцу Анатолию было недосуг. Попробуй, уследи за всем, когда у тебя в благочинии пятьдесят приходов. Да и глушь в этих Флорищах такая, что новости оттуда доходят с большим опозданием. Только на четвёртом году служения отца Александра добрались до Кольчугино слухи, что в медвежьем углу благочиния настоятель – великий проповедник и учитель. Флорищенские бабы иногда заходили в Свято-Покровский храм, где отец Анатолий священствовал, а с одной из них ему даже удалось поговорить. Разговор его удивил до невозможности. Обычная деревенская баба демонстрировала такие познания в богословии, которые не посрамили бы и выпускника семинарии. На озадаченный вопрос Благочинного она ответила, что у них во Флорищах теперь все такие, потому что батюшка Александр три раза в неделю произносит им проповеди и разъясняет Христово Учение.
И сердце отца Анатолия исполнилось надежды. Если удалось этому флорищенскому попу сделать настоящих христиан из тёмного народа, который ничего в жизни кроме своей мотыги и бутылки дешёвой водки не видел, - не всё потеряно. Надо только посмотреть, чему он учит и как проповедует. Да и наверняка непростой он человек, этот отец Александр, раз уж сам Митрополит его на приход поставил. И поехал Благочинный на Троицу во Флорищи за откровением.
Приехал отец Анатолий во Флорищи за полчаса до начала службы. Сашка уже облачился в праздничные ризы, церковный хор под руководством матушки Елены уже собрался на клиросе. После коротких приветствий Благочинный сказал отцу Александру:
- Давно хотел послушать Ваши знаменитые проповеди. Слухи о них уже до нас дошли.
- Пятидесятница – не самый удачный день для проповеди, отец Анатолий, - ответил Сашка и был совершенно прав: сразу после литургии на Троицу следует великая вечерня с коленопреклонёнными молитвами, и служба получается неимоверно долгой.
- А мы литургию с великой вечерней вместе отслужим. Но о проповеди я Вас настоятельно прошу.
«Плохо дело, - подумал Сашка. – Он специально подловить меня решил. Даже богослов с именем не рискнул бы произносить проповедь о Святой Животворящей Троице. Уж больно тема сложная и противоречивая. То, что запретит проповедовать, - это уже понятно. Да как бы в ереси не обвинил».
Зря отец Александр так волновался о литургии. Обрядовая часть служения не была его коньком, но службу он вёл ничем не хуже своих бывших однокурсников. Церковный хор матушки Елены был великолепен, заслушаться можно. С удивлением наш герой заметил, что отец Анатолий добросовестно служит вместе с ним, словно заботится о том, чтобы у него осталось сил на проповедь. Сам же Благочинный был поражён количеством народа, собравшегося на службу. Почитай, всё село пришло, церковь была переполнена.
Но вот уже и литургия, и великая вечерня закончены. «Чему быть – тому не миновать», - подумал Сашка и начал проповедь.
- Возлюбленные мои! Великий праздник - День Святой Троицы. Требует он от христианина напряжения духовных и физических сил. Поэтому буду сегодня краток, но главное до вас донесу. Понятие «Троица» отсутствует в Новом и Ветхом Заветах. Учение Церкви о Святой Троице есть плод понимания Иисуса Христа, как Богочеловека, и появляется в трудах Святых Отцов и Учителей Церкви к середине IV века. Учение о Триедином Боге утверждает следующие положения. Бог троичен и троичность заключается в том, что в Боге три Ипостаси: Отец, Сын и Святой Дух. Каждая Ипостась Святой Троицы есть Бог, но Они суть не три Бога, а единое Божественное существо. Все три Ипостаси отличаются личностными свойствами.
Святую Троицу Церковь исповедует единосущной и нераздельной: Отец, Сын и Дух Святой суть три самостоятельных Божественных Лица, обладающие всеми Божественными совершенствами, но не три особые отдельные существа, но Единый Бог. Они имеют единое и нераздельное Божеское естество в совершенстве и всецело. Никео-Цареградский Символ Веры, принятый Церковью в 381 году на Втором Вселенском соборе, утверждает веру в то, что Отец ни от кого не рождается и ни от кого не исходит, Сын предвечно рождается от Бога Отца, а Святой Дух предвечно исходит от Бога Отца.
Вернее всех описал сущность Триединого Бога Преподобный Иоанн Дамаскин: «Как огонь и происходящий от него свет существуют вместе, - не прежде бывает огонь, а потом уже свет, но огонь и свет вместе, - и как свет всегда рождается от огня, и всегда в нём пребывает, и отнюдь от него не отделяется, так рождается и Сын от Отца, никак не отделяясь от Него».
Православное вероучение утверждает единоначалие Бога Отца, то есть Бог Отец является источником Бога Сына и Святого Духа. При этом единоначалие не означает подчинение Богу Отцу Бога Сына и Святого Духа, так как Сын и Святой Дух являются самостоятельными Личностями и обладают всем, что присуще по природе Отцу, кроме свойства его нерожденности. У всех Лиц Пресвятой Троицы одна всеблагая воля, одна сила и власть. Бог Отец является Источником воли и действия Святой Троицы, совершителем – Бог Сын, который действует посредством Святого Духа. Святые отцы утверждали, что Бог есть Троица, так как именно троичные отношения совершенны, преодолевают противоположения и не устремляются к неуместной множественности.
Возлюбленные мои! То, что я рассказал о Пресвятой Троице, надо просто запомнить и принять в сердце своём. Не пытайтесь учение о Святой Троице осмысливать. Слишком скуден и несовершенен человеческий разум – Божественные Истины часто бывают ему неподвластны. Любые попытки применить к троичности Единого Божества человеческую логику и софистику приведут нас в путы арианской ереси, отвергающей Богочеловеческую природу Христа. Для ариан Иисус сотворён Богом и поэтому не равновелик, а лишь подобосущен Ему. Они считают, что назначение Иисуса – служить посредником между Богом и материальным миром. Ещё дальше пошли современные секты, отрицающие доктрину Троицы, пятидесятники-единственники и свидетели Иеговы, считающие, что Бог Отец, Бог Сын и Святой Дух – одна и та же личность. Секты эти не заслуживают, чтобы о них долго рассказывать. С точки зрения православного богословия христианами они не являются. Даже западные протестанты считают их сектантами псевдохристианского направления.
Критику доктрины Троицы, как безосновательного и иррационального вымысла ведут как различные ереси, так и независимые толкователи Библии. Доктрина, по их мнению, не поддаётся разумному объяснению, так как непонятно, как Единый Бог может состоять из трёх отдельных неслиянных Личностей, которые могут беседовать одна с другой. На мой взгляд, дальше всех в своём лукавом мудрствовании пошёл великий русский писатель Лев Николаевич Толстой, когда сказал: «Невозможно верить тому, чтобы Бог, благой Отец мой, зная, что спасение или погибель моя зависит от постижения Его, самое существенное познание о Себе выразил бы так, что ум мой, данный Им же, не может понять Его выражения, и скрыл бы всю эту нужнейшую для людей истину под намёками… Отвергнув догмат, противный человеческому разуму и не имеющий никаких оснований ни в Писании, ни в Предании, для меня остаётся всё-таки необъяснимым повод, который заставил Церковь исповедовать этот бессмысленный догмат и так старательно подбирать вымышленные доказательства его».
Что касается меня самого, возлюбленные мои, мне ближе всего позиция раннехристианского мыслителя начала III века Квинта Септимия Тертуллиана, который сказал: «Верую, ибо абсурдно. Верую, ибо непостижимо человеческим разумом».
Итак, не мудрствуйте лукаво, и пусть вера в Пресвятую Троицу всегда пребывает в ваших сердцах. Аминь.
……………………
Уставшие от долгой службы и несколько подавленные величием одной из основных мистических тайн христианства, прихожане расходились по домам. Отец Александр пригласил Благочинного к себе потрапезничать, чем Бог послал. Был Сашка вымотан до крайности. Он понимал, что произнося слово о Пресвятой Троице после великой вечери, прошёл по очень тонкой грани.
- Не скрою своего удивления, отец Александр, - начал отец Анатолий. – Наблюдал за прихожанами, когда Вы проповедь произносили. У меня сложилось впечатление, что они понимали то, что Вы говорили. Но это же невероятно!
- Отчего же невероятно, отец мой?
- Вы же говорили о сложнейших вещах! Это было похоже на доклад доктора богословия на научной конференции. А они Вас слушали, эти простые люди из медвежьей глуши. Как Вы смогли так воспитать паству и добиться такого понимания?
- Москва не сразу строилась. Вы даже представить себе не можете, с каких азов пришлось нам начинать четыре года назад.
- Вот об этом я и хотел Вас спросить. Слухами земля полнится. Разговор идёт уже не только о Ваших проповедях, но и о преображении Ваших прихожан. Как Вам это удалось?
- Я-то думал, отец Анатолий, - сказал Сашка не без сарказма, - что Вы со мной будете говорить об отчислениях в Епархию, а Вас мои проповеди, оказывается, заинтересовали.
- Об отчислениях забудьте. У меня в благочинии пятьдесят приходов, деньги есть, где собирать. Вас прихожане называют Учителем. Причём, Учителем с большой буквы. Не пугают такие сравнения?
- А чего пугаться, отец мой? Иисус – это вся моя жизнь. Я с пятнадцати лет изучаю всё, что касается Него. Мне интересно, каким Он был на самом деле, и что Он на самом деле говорил и проповедовал. Вы никогда не задумывались, насколько тяжело было Христу донести своё Учение до людей, хоть что-то им разъяснить и растолковать?
- Давайте будем откровенны, отец Александр, и во время Его Первого Пришествия никто особо ничего не понял, и Мать Святая Церковь внесла свою лепту. Одна доктрина о Пресвятой Троице чего стоит…
- Ух ты, отец Анатолий! Вот это Вы дали! То есть Вы хотите поговорить со мной доверительно, ничего против моих проповедей не имеете и в ереси меня уличать не собираетесь? Правильно я понял?
- Правильно, отец Александр.
- Тогда зачем Вы приехали?
- За откровением.
- Но я-то не Спаситель, а простой человек, грешный. Какого откровения Вы от меня ждёте? Как мне удалось сделать людей христианами?
- В точку! Я уже двадцатый год в служении и давно прекрасно понял – ничего людям не нужно, кроме обрядов, да освящений, да обещаний, что Господь поможет и денег пошлёт.
- Вы простите меня, отец Анатолий, но людей Вы не любите. Скотов Вы в них видите, которые кроме своей лохани ничего не разумеют. А Христос заповедовал их любить.
- А чего их любить-то? Их любить – что бисер метать перед свиньями.
- А Вы попробуйте. Результаты могут быть неожиданными и интересными. Ещё хочу спросить, отец Анатолий, Вы проповеди часто произносите? И как Вы их готовите?
- Раз в месяц произношу. Да не силён я в проповедничестве. Беру последнее выступление Патриарха или Митрополита, из этого проповедь и получается.
- Вы простите меня, что я сужу, но Вы не правы совсем. Мы же не Патриарху и не Митрополиту поклоняемся. Я когда принял этот приход, столкнулся с тем, что люди не понимали, Кому они молятся и к Кому в церковь приходят. Проповеди я произношу три раза в неделю. Сначала удалось людей заинтересовать. Потом объяснял им азы, Евангелия. Причём брал пример с нашего Спасителя – ему тоже приходилось говорить очень просто, чтобы надеяться хоть на какое-то понимание.
Сашка достал из шкафа толстенную тетрадь и подал её отцу Анатолию.
- Первые полтора года я, готовя проповеди, набрасывал тезисы, причём, набрасывал подробно, так мне было проще. Возьмите, пожалуйста. От души надеюсь, что Вам это поможет в Вашем пастырском служении.
Со стороны смешно было смотреть на отца Анатолия. Словно ребёнок получил долгожданную игрушку. Благочинный весь рассыпался в уверениях в любви, дружбе и покровительстве. Пообещал, что отчисления в Епархию никогда не коснуться Сашкиного прихода, а если вдруг у отца Александра появятся недоброжелатели, лично заткнёт им глотку. После этого будущий сеятель Слова Христова спешно укатил, забыв даже спросить, в чём состояла тайна Флорищенского прихода и почему настоятеля во Введенскую церковь ставит лично Митрополит.
Три недели штудировал Благочинный конспекты Сашкиных проповедей, предвкушая райское наслаждение от истинного проповедничества. Однако пришлось отцу Анатолию столкнуться с горькой действительностью. Оказалось, что не то, что трижды в неделю, даже раз в неделю произносить проповедь, хоть и не самим тобой составленную, но всё же отличающуюся от очередного обращения Патриарха, крайне тяжело. Продержался Кольчугинский батюшка полтора месяца. А после заметил, что отношение к нему постоянных прихожан, особенно тех, кто делал значительные пожертвования, несколько переменилось. Все они считали его успешным и трезвомыслящим человеком, а теперь усомнились в этом. «Не кризис ли среднего возраста начался у отца Анатолия, если он впал в такую блажь?» - думали они. Согласитесь, это обидно, когда тебя считают блаженненьким. И бросил Благочинный всё это неблагодарное дело. Переживал сначала страшно, но недолго. И уже через две недели снова освящал машины, дома и магазины. А если кто-нибудь предложил бы благословить позолоченный унитаз, - и от этого бы не отказался. О своей поездке к отцу Александру за откровением предпочитал он не вспоминать. Ну что можно проповедовать этим людям, которые просят у Бога только богатства и денег? Зачем метать бисер перед свиньями?
…………………
Тема с бурением скважин пошла у Стёпки Петрова в 2005-м году. Наблатыкался он на односельчанах, которым всё делал почти задаром. А следующей весной, ещё в апреле, покатался по всему району, не забыл заехать в Александровский и Киржачский, поразвесил, где только можно, картонки и фанеры с объявлениями. Заказы неожиданно повалили, как снег на голову. Уже в июне Степан убедился, что за месяц, совершенно не напрягаясь, можно нашинковать тысяч триста. А поскольку был всегда Петров первым мастером на деревне и привык, что бы ни делал, делать качественно, заказчики стали вовсю расхваливать его своим знакомым. Тогда же в июне столкнулся он с первой нравственной проблемой. Помощник-то при бурении скважин и установке на них оборудования был ему нужен только один. Пришлось выбирать между Ванькой и Мишкой. Мишка всегда был чудной и рохля по жизни. В доходную тему он не вписался. На этом дружба и закончилась.
Вторая проблема Стёпку совсем озадачила. Самые ходовые дни на заказах у него были суббота с воскресеньем. И в церковь он ходить перестал. Поначалу это нашего мастера очень огорчало. Но когда в октябре сезон бурения закончился, и выяснилось, что денег он заработал больше, чем за всю предыдущую жизнь, его взгляд на этот вопрос сильно изменился. В доме появилась мебель и аппаратура, каких во Флорищах ни у кого отродясь не было, разве что у Фёдора Алексеевича Маслова. Новые возможности, открываемые деньгами, настолько изменили Стёпку, что весь следующий сезон он уже не просто катался по заказам, а работал остервенело. На любые просьбы односельчан о помощи отвечал он теперь отказом, недосуг, мол.
Да и само отношение Степана Ивановича к флорищенцам претерпело большие метаморфозы. Теперь он уже не мог понять, как можно круглый год крутить гайки на заводе в Кольчугино или в Металлисте, и получать 25 тысяч в месяц. Это какой же тупой и ничего не умеющей в жизни скотиной надо быть? Впрочем, флорищенцы платили нашему Стёпке той же монетой. Уже после первого сезона его заработков, когда выяснилось, что теперь они живут в разных измерениях, стал он для всех, кроме Ваньки и Катерины Петровны, чужаком. Такое положение вещей наш нувориш поначалу принять не мог, всё же сам из мира вышел.
Чем удачливее становился Стёпка, чем больше денег он зашибал за сезон, тем критичнее и пренебрежительней относился он к деревенскому люду. А тут ещё новое увлечение у него появилось. Очень хотелось понять ему, кто мы и откуда идём. И вот когда замер очередной сезон, съездил он во Владимир, накупил себе книжек по истории и всю зиму читал. Далеко он не забирался, глубже XVIII века не залезал. Но и этого ему хватило, чтобы сделать ошеломляющие выводы. «Как же так? – думал Петров. – Получается, мы самые что ни на есть выродки. Никакого отношения к России, которая была до 17-го года, мы не имеем. Мы – потомки крепостных крестьян, которых полтора века превращали в скот. Причём, скот получился злобный, тупой и ленивый. Потом всех тех, кто действительно был хозяином на земле и умел её обрабатывать, изничтожили. Во время войны оставшихся помножили на ноль столько, что до сих пор подсчитать не могут. А ведь на войне гибнут лучшие, те, кто способны пожертвовать собой ради других, ради страны. А выживает, в основном, всякая дрянь. После войны и эту дрянь окончательно развратили и споили. Уж как старался отец Александр с ними хоть что-то сделать. И то у него далеко не всё получилось. Пить меньше стали, да. Теперь от перепоя не подыхают. Драки прекратились, калечить друг друга перестали. Ну, в Бога уверовали, - это хорошо. А что дала им эта вера? Какими были, такими и остались. Ничего не умеют, никогда ничему не учились, ни к чему не стремятся. Всё надеются, что кто-то придёт и все проблемы за них решит. А сами ни на что не способны. Власть им плохая! Да с властью им постоянно везёт! Они и такую не заслужили. А заслужили только одного – пороть их на конюшне, за лень и никчёмность!»
С отцом Александром Стёпка отношений не разрывал, но стали они совсем другими. Дороги они были Петрову, как воспоминания. Воспоминания о том времени, когда бывший бравый старшина был самым трезвым, мастеровитым и бескорыстным парнем на деревне.
А Сашка с болью в сердце наблюдал, как его друг, славный и замечательный парень, постепенно превращается в банального стяжателя, который всё стал измерять только на деньги, и которому теперь никакой Бог не нужен. Как-то раз Мишка, у которого дела шли совсем плохо, зашёл к Степану Ивановичу попросить денег взаймы, а тот ему отказал, сослался на то, что надо покупать новое оборудование на следующий год. Вот тут отец Александр не выдержал и решил поговорить со Стёпкой по-серьёзному.
- Стёп, ты решил, что ли, все деньги в мире заработать?
- Да нет, батюшка. Все не получится. Много есть зарабатывальщиков покруче меня.
- Что с тобой случилось, Стёпа? Ты сам-то понимаешь, как ты изменился? Куда тебе столько денег?
- Куда мне столько денег? А я тебе расскажу. Во-первых, я хочу жить не как все – в полном дерьме, а нормально, по-человечески. Во-вторых, я хочу, чтобы мои дети выучились в хорошей школе, получили высшее образование и уехали из этой дыры, в которой жизни нет и не будет никогда. И, конечно, я хочу, чтобы они не скважины бурили, а настоящим делом занимались. Вот для этого мне столько денег.
- Рассуждать по твоей логике, - смерть России тогда получится. Если все отсюда уедут, кто же здесь будет жить?
- Все не уедут – это раз. Ты посмотри на них. Ты их возлюбил. Понимаю, тебе это по статусу твоему положено. А ты трезво на них взгляни: это же не люди, - растения, овощи. А потом, с чего ты, батюшка, решил, что здесь люди должны жить? Нет, конечно, если бы все были, как я, глядишь, и здесь жизнь бы наладилась, появилась бы инфраструктура, и жить было бы можно. Но ты же видишь, что этого никогда не будет.
- Ты, Степан Иванович, как немец рассуждаешь…
- А почему бы мне не порассуждать, как немцу? Очень уважаю этот народ. Воевать они только не умеют. А в остальном – молодцы. Каждый немец – мастер, и своим мастерством они гордятся. Что бы с их страной не случилось, - всё восстановят, всё в порядок приведут и нам во всём пример покажут, как жить надо. А у нас, Саша, только культура, духовность и Бог твой. А ты мне скажи, нужны они нашим флорищенцам?
- А что же, по-твоему, им нужно?
- Пороть их нужно на конюшне. Не хочешь учиться? Пороть! Делать ничего не умеешь? Пороть! Синьку жрать любишь? Пороть!
- Пороть – и всё?
- И всё. Большего пока не заслужили. Ты меня прости, Сань, понимаю, что обидишься, но и Бог твой им пока не нужен. Не доросли они до него.
Отец Александр замолчал в изумлении. Он не предполагал, что возможно до такой степени измениться, как это произошло со Степаном.
- Я, Стёп, не буду тебя осуждать. Только ты не пожалей потом, когда останешься совсем один.
- Да нет, батюшка. Это ты не пожалей потом. Ты всю жизнь свою тратишь на то, чтобы этим людям дать Бога. А жизнь – она, знаешь, штука короткая, проходит быстро. Вот и не пожалеть бы тебе, что жизнь прошла, для себя ты ничего не сделал, а Бог-то им был и не нужен.
- Вот и поговорили, Степан Иванович.
- Вот и поговорили, отец Александр.
…………………
За несколько лет добрососедские отношения Реклайтиса с Рейгелем переросли в настоящую дружбу. Никогда Йонас не любил кофе. А тут начал заходить к Петру Петровичу по два раза на дню. Тот тоже постоянно наносил ответные визиты и доводил Марину Викторовну до отчаяния своими отказами хоть что-то съесть. Со временем у них установился молчаливый договор. И Йонас отлично понимал, что Рейгель не совсем человек, и Пётр Петрович отлично знал, что Реклайтис об этом догадывается. На эту тему они наложили строгое табу и вели себя, как ни в чём не бывало. Порой получалось довольно смешно. То Реклайтис-самый младший, Йуозас, попросит:
- Дядя Петь, ты, когда в следующий раз над рекой будешь летать, поймай мне совёнка, пусть у нас живёт, я его мышами кормить буду.
Так и поселилось на ферме маленькое чудо с глазами-плошками и вращающейся на 360 градусов головой.
То сам Йонас, занимаясь ремонтом, позовёт Петровича пособить и подержать какую-нибудь фигню весом в полтонны. А тот придёт и поможет, подумаешь, какие пустяки.
Забавнее всего проходили вечерние посиделки у Рейгеля за кофе. Реклайтис-старший действительно был большим знатоком и любителем истории, а Пётр Петрович так интересно рассказывал и о Восьмидесятилетней войне в Нидерландах, и о Тридцатилетней войне в Германии, и о России XVII, XVIII и XIX веков. Только всё время сбивался и переходил на повествование от первого лица.
Жена у Йонаса была женщина мудрая. Она говаривала мужу:
- Какая нафиг разница, кто он: немец, голландец, еврей или вурдалак? Главное, что мужик хороший. Вон я с тобой, с медведем литовским, живу – и ничего!
Микасович уже и не помнил, с каких пор он думал по-русски. Постоянные скитания по гарнизонам, война в Афгане и Молдавии добавили ему сарказма. Поэтому о своём соседе он размышлял приблизительно так: «Ну и что, что вампир? Вон я всю жизнь с русасами-московитами живу, сам московитом стал. Дети у меня русские. Почему бы тогда не стать вурдалаком? Для нашего будущего – не самый плохой вариант».
Пётр Петрович всё мечтал написать свою реалистичную картину Страшного Суда и постоянно работал над бесконечными набросками и этюдами. Познакомившись с отцом Александром, он решил, что Спаситель должен выглядеть именно так. Целый месяц он мучал бедного Сашку и написал его портрет. Матушке Елене повезло – она со своей жгучей внешностью вполне могла претендовать на роль Сатаны, но Рейгель её недооценил и писал с неё этюды ангелов. Но до самого эпического полотна дело так и не дошло. Не судьба.
Ещё в июне 2006-го Йонас заметил, что друг его стал сильно сдавать. Он больше не летал над Шорной, не таскался повсюду со своим этюдником и перестал постоянно улыбаться. Теперь, напившись кофе с утра, он шёл на смотровую площадку рядом с домом, садился на скамейку и с высокого берега реки грустно смотрел на просторы. Дыхание у него было тяжёлое, в лёгких на выдохе и свистело, и хрипело, и скрипело. В один из дней Йонас подсел к нему и участливо спросил:
- Что с тобой творится, сосед?
- Саркома, Йонас. Всё, как врачи и предсказали – было доброкачественное образование, переросло в злокачественное. Болит очень. Я от боли уже которую ночь места себе не могу найти.
- Да разве у тебя может быть саркома? – табу пришлось нарушить. – Ты разве можешь болеть, как обычный человек?
- А ты думаешь, организму так просто прожить четыреста сорок два года? Когда-нибудь всему приходит конец.
- И что же будет?
- Умру, как все люди умирают.
- Вампиры умирают, как обычные люди?
- Представь себе. Только люди не живут по четыре, по пять и по шесть веков. И со смертью у нас всё гораздо сложнее. Человеку страшно умирать. А после такой длинной жизни, сам понимаешь, умирать совсем не хочется. Поэтому я сюда и перебрался.
- В смысле?
- Вампиры все разные. Большинство умирают от старости. Но тут, в Тимошкино, жил великий вампир, который понял, как победить смерть совсем.
- Это ты отца Иоанна, что ли, имеешь в виду?
- Его самого. Он для нашего брата – Мессия, смерть победивший. Объяснить это очень сложно. Но вот скажи мне, гусеница разве умирает?
- Нет, она превращается в куколку.
- А куколка?
- В бабочку.
- А сколько живёт бабочка?
- Да недолго совсем, пару-тройку дней.
- Вот видишь, а отец Иоанн нашёл средство, что гусеница превращается в куколку, куколка – в бабочку, а бабочка живёт вечно. Поэтому я и поселился здесь. Хотя честно тебе скажу, этот великий вампир мне не нравится. Но уж больно умирать навсегда страшно.
- А разве сам Иоанн сейчас жив?
- Он сейчас куколка. И он будет первой бессмертной бабочкой.
С каждым днём Рейгелю становилось всё хуже и хуже, а через неделю он слёг. Марина Викторовна безотлучно ухаживала за ним. Иногда из Флорищ на целый день приходила матушка Елена, чтобы дать ей немного отдохнуть. Умирал Пётр Петрович тяжело, как умирают от скоропалительной и тяжкой болезни люди. Боли у него были страшные. За день до того, как потерять сознание, он попросил Йонаса позвать отца Александра и капитана Горюнова. Когда они втроём собрались у его постели он сказал:
- Надеюсь, друзья мои, мне не надо объяснять вам, кто я такой?
За всех ответил Колька Горюнов.
- Не надо, Питер. Мы давно обо всём догадывались. А то, чего не знали, нам Йонас рассказал.
- Я умираю, ребята. Ещё пару дней, и я ничего не смогу вам сказать. Поэтому слушайте меня внимательно и сделайте так, как я скажу.
Он помолчал немного, собираясь с силами, прерывисто и тяжело дыша.
- Отец Иоанн нашёл чудодейственное средство, позволяющее вампирам жить вечно. Обычный вампир – это, в принципе, то же человеческое существо, только живущее раз в десять дольше и обладающее некоторыми сверхспособностями. Он может летать, очень быстро перемещаться, силы его во много раз превосходят силы человека, обычная пища ему не нужна, ну, и ещё кое-что вампир может. Но это неинтересно и не имеет отношения к теме разговора. Питается вампир человеческой кровью, а поскольку все биологические процессы у него в организме заторможены, ему вполне хватает одной жертвы в двадцать лет. Это только такие моральные уроды, как семейка Мушата, способны убивать, убивать и убивать. Я действительно не знаю, что за средство нашёл отец Иоанн. Знаю только, что оно полностью меняет природу вампира. Умирая, он перестаёт иметь что-либо общее с человеком. Дальше следует стадия «куколки», в которой сейчас и сам наш Мессия пребывает. А вот становясь «бабочкой», вампир должен стать, фактически, духом, который существует не в материальном мире, а только с ним соприкасается, и… Бессмертие, совершенное бессмертие. Но есть тут момент, важный для людей. Этому бессмертному духу питание будет необходимо не реже раза в год.
Все сидели огорошенные. Молчание прервал Горюнов.
- М-да, интересная перспективка нарисовывается.
- То-то и оно, ребята! Если этот эксперимент отцу Иоанну удастся, здесь будет Мекка для вампиров. Причём, приезжать сюда будут вполне безобидные, за редкими исключениями, существа, а на Благовещенском погосте они будут превращаться в постоянно голодных и опасных хищников. А жить вечно хочется всем.
- А как по-вашему, Пётр Петрович, сколько Ваших собратьев может сюда собраться? – спросил отец Александр.
- Я боюсь, что счёт пойдёт на сотни.
Йонас с Горюновым аж присвистнули:
- И что же делать?
- Я не знаю, друзья мои, что делать с этой проблемой. Меня больше интересует, что делать вам. А тут вариантов нет. Вы очень хорошие и сильные люди, но остановить его и его ораву вы не сможете. Поэтому забирайте свои семьи и бегите отсюда, как можно скорее и как можно дальше.
Боль настолько усилилась, что говорить Рейгель больше не мог. На следующее утро началась агония, продлившаяся почти два дня. Долго спорили, как его хоронить.
- Не важно, сколько он прожил, шестьдесят четыре года или четыреста сорок два, - сказал отец Александр. – Он был хорошим человеком, и мы будем последними скотами, если не попытаемся спасти его бессмертную душу. Его нужно отпеть и похоронить по-христиански.
- Дурак ты, отец мой, - отрезал Йонас. – Он был мне добрым другом. Никто не спорит, что он был хорошим. Но человеком он не был. Помнишь, он сказал, что вампиру нужна одна жертва в двадцать лет? Вот и посчитай, сколько людей он загубил. А ты: «Отпеть!» Я, конечно, в твоей религии ничего не понимаю, но, по-моему, ты кощунствуешь. К тому же он страшно боялся смерти и приехал сюда не случайно. Ты не забывай, Саша, что он нам все карты открыл. А предупреждён, значит – защищён. И последними скотами мы будем, если не дадим ему шанс на бессмертие, о котором он так мечтал.
- А вот тут я, как опер по жизни, полностью поддержу Йонаса, - вмешался Колька. – И знаешь, почему? Если он говорил правду и всё будет приблизительно так, как он описал, нам неплохо будет иметь среди выводка отца Иоанна существо, которое будет играть на нашей стороне.
Долго спорили, где хоронить Рейгеля. На кладбище Благовещенского погоста не решились. Наконец, вырыли глубокую могилу в саду у него на участке и опустили в неё наспех сколоченный гроб. Отец Александр сказал, что раз есть могила, должен быть и крест. На это Йонас обратился к Кольке:
- Капитан, ты образумь своего блаженного и настрой его на реальный лад. Судя по всему, нам тут разборки-то предстоят недетские.
Когда Горюнов, отец Александр и матушка Елена возвращались во Флорищи, Сашка решил слегка подколоть капитана.
- Ну и что же ты не поступил в соответствии с законом? Ты же должен был составить материал, отправить труп на вскрытие, чтобы исключить возможность насильственной смерти, и вынести постановление об отказе в возбуждении уголовного дела.
Колька выглядел крайне подавленным, ему точно было не до юмора.
- Похоже, брат, нам теперь не до закона. Я, когда начинал понимать, что здесь происходит, не думал, что всё будет настолько страшно.
…………………
Не думала, не гадала Ленка, что они с мужем застрянут во Флорищах навсегда. Она надеялась и рассчитывала, что через несколько лет епархиальное руководство оценит по достоинству неоспоримые способности Сашки, и переведёт его на какой-нибудь Владимирский приход. Или, на худой конец, на Суздальский. А там уж на горизонте замаячит Москва или Подмосковье. Но проходили годы, и матушка Елена всё больше убеждалась, что до забытых Богом Флорищ никому нет никакого дела. А муж у неё тюфяк и рохля, не умеющий и не желающий строить церковную карьеру. Всё-то его устраивало. И этот медвежий угол, в котором они поселились, и те жалкие гроши, которые выделяла сельская администрация в лице Маслова и собирал приход, и на которые отец Александр кое-как содержал семью.
И друзей он себе здесь нашёл – не разлей вода. Как будто не было людей в мире интересней, чем не сумевший устроить свою жизнь странный мент Горюнов, мелкий ворюга, претендующий на роль доброго барина, Маслов, вечный сиделец Митька Перфильев, работяга от сохи, даром что рукастый, Стёпка Петров, поехавший крышей от большого ума и заставивший жить свою семью в каменном веке отставной подпол Йонас Реклайтис, да чудной художник, о котором нельзя было сказать определённо, человек он или нет, Пётр Петрович Рейгель. То ли Сашка беду приносит всем вокруг себя, то ли уж такое место тут, во Флорищах. Только друзьям его не слишком везёт. Митя отъехал за убийство и, надо думать, навсегда. Рейгель умер. Один только Стёпка за ум взялся. По-настоящему подумал о своей семье и деньги начал зарабатывать, на зависть всем. Ну, тут их тропки с Сашкой и разошлись. Не любил Ленкин благоверный людей, умеющих чего-то в жизни добиваться, стяжателями их называл.
Первые три года, помимо обустройства на новом месте, всё Ленкино внимание поглощало создание церковного хора. Но шло время, голоса были подобраны и слажены, все необходимые песнопения разучены и … И словно ниоткуда всплыл стишок из детства:
А мне вчера приснился крокодил зелёный.
Зелёный, презелёный, как моя тоска.
Может быть, всё пошло бы по-другому, родись у них с Сашкой ребёночек. Но, видимо, сказались последствия того злосчастного аборта, и зачать Ленка не могла. Когда столько свободного времени и делать совершенно нечего, почему бы не заниматься с мужем почаще сексом? Но и в постели у них с Сашкой не ладилось. Ханжой он не был, но темпераменты их явно не совпадали. И совсем уж Ленка затаила обиду, когда однажды муж ей сказал: «Господь нас создал людьми. Почему же ты предлагаешь мне вести себя, как животное?»
Всё чаще Ленка по-злому замыкалась внутри себя, всё чаще отпрашивалась у Сашки и на две-три недели уезжала к родителям в Уборы. «Господи, какая же я была тогда дура, что забеременела! – думала она. – Как же я неправильно вела себя тогда с Алексеем! Не подчинять себе надо было этого талантливого человека, почти гения. Нужно было делать всё, чтобы стать для него незаменимой, на коленях упрашивать, чтобы взял меня с собой. Я бы сейчас всё отдала, всё, чтобы только оказаться вместе с ним в Калифорнии».
От мрачной истории Благовещенского погоста Ленка отпихивалась руками и ногами. Почему она, умная, хорошо образованная, безумно красивая и современная женщина, должна проваливаться в какое-то мрачное средневековье, кишащее нечистью, колдунами и вурдалаками? Этот блаженненький на пару со своим Горюновым решил, что его главная миссия в жизни – охранять Флорищи от сатанинского нашествия. Рубеж у них тут, который они собрались защищать до конца! «А я не хочу жить в страшной легенде, - думала Ленка. – Не хочу превращаться в деревенскую бабу, которая в сорок лет уже старуха. Не хочу посвящать свою жизнь дурачку юродивому, который ничего из себя не представляет и ничего в этой жизни не добьётся».
В общем, гармония в семье настоятеля Введенского храма постепенно испарялась, как вода из кастрюльки, которую нерадивая хозяйка забыла на плите. Взаимопонимание у Сашки с Ленкой таяло на глазах, словно апрельский снег. А поддержка родного человека ему бы не помешала, особенно в свете тех страшных событий, предвестником которых стала смерть Рейгеля, и которые начали разворачиваться в ноябре 2008-го года.