Из своего архива

Маркс Тартаковский 2
"В ТОСКЕ ПО СТОЛБАМ-В-ЭТОМ МИРЕ-ИЛЬ-ГАННУШКИНЫМ"

Когда в искусстве исчезает смысл, в сознании народа исчезает зримая грань между добром и злом; и в политике тогда тоже уже все дозволено. Между Манифестами новаторов и ужасами столетия не абсолютная, но очевидная связь. "Мы призываем разрушить чистый русский язык (и) причинно-следственный образ мыслей",
- заявлено в Манифесте кубофутуристов 1913 года. Напрямую с августом 14-го это не свяжешь. Но не разрушена ли напрочь связь "причин и следствий" в действиях, скажем, самого Малевича? Ярый оборонец и патриот он, однако, всячески увиливает от мобилизации и фронта... Он и Маяковский, оба в эпатажных желтых кофтах, ратуют "за войну до победного конца", ужиная в ресторанах и отсыпаясь на мягких перинах... "В день объявления первой русской войны с немцами Маяковский влезает на пьедестал памятника Скобелеву в Москве и ревет над толпой патриотическими виршами. Затем, через некоторое время, на нем цилиндр, черное пальто, черные перчатки, в руках трость черного дерева, и он в этом наряде как-то устраивается так, что на войну его не берут.

Но вот наконец воцаряется Ленин... Требовалась "фабрикация людей с материалистическим мышлением"... для чего трудно было найти более подходящего певца, чем Маяковский с его злобной, бесстыдной, каторжно-бессердечной натурой..." (И. А. Бунин. "Под серпом и
молотом").

В страшную годину сталинской коллективизации крестьяне в живописи Казимира Малевича предстали пошло раскрашенными муляжами, лишенными не только глаз, губ и прочих аксессуаров лица, но и вообще лиц (вместо " пустой белый овал), а подчас и голов ("Сенокос", "Голова крестьянина", "Девушки в поле"...). Все это было как бы художественной аллегорией на тему столь ходкого в начале 30-х годов сомнительного тезиса Фейербаха насчет "идиотизма сельской жизни". Странно соседствуют в наше время на страницах иллюстрированных изданий эти изображения существ, лишенных всего человеческого, индивидуального, личностного, с помещенными подчас тут же воспоминаниями и статьями об ужасах раскулачивания...

Об этом яркое стихотворение питерского поэта Евгения Рейна. (О нем, кстати, сам Бродский писал: "Если у меня был когда-нибудь метр, то таким метром был он"). Итак, стихотворение "Авангард":

Это все накануне было, // почему-то в глазах рябило,
и Бурлюк с нарисованной рожей // Кавальери казался пригожей.
Вот и Первая Мировая, // отпечатана меловая
символическая афиша. // Бандероль пришла из Парижа.
В ней туманные фотоснимки, // на одном - Пикассо в обнимку
с футуристом Кусковым Васей, // на других - натюрморты с вазой.
И поехало, и помчалось - // кубо, эго и снова кубо,
начиналось и не кончалось // от Архангельска и до юга,
от Одессы и до Тифлиса, // ну, а главное, в Петрограде.
Все как будто бы заждалися: // "Начинайте же, Бога ради!"
Из фанеры и из газеты // тут же склеивались макеты,
теоретики и поэты // пересчитывали приметы:
"Начинается, вот он, прибыл, // послезавтра, вчера, сегодня!"
А один говорил "Дурщилбыр!" // в ожидании гнева Господня.
Из картонки и из клеенки, // по две лесенки в три колонки,
по фасадам и по перилам // Казимиром и Велемиром (Хлебников. " М.Т.).
И когда они все сломали, // и везде НЕ летал летатлин (В. Татлин. " М.Т.),
то успели понять едва ли, // с гиком, хохотом и талантом
в ЛЕФе, в Камерном на премьере // средь наркомов, речей, ухмылок
разбудили какого зверя, // жадно дышащего в затылок.

Скажут: да о том ли это? о Бродском ли? Сам Евгений Рейн станет уверять, что - не о том... Об этом! Будьте уверены! О том, что не так уж невинны когда бы то ни было игры со смыслами - их искажение и разрушение. Тогда как именно здравый смысл (словами Гете) "высший гений человечества".

Но - Нобелевская премия Иосифа Бродского!.. А что . Нобелевская премия? Лев Толстой, к примеру, ее не получил. В решении "разряда изящной словесности" Академии наук от января 1906 года указывалось, что Академия не может отделять беллетристику Толстого от его политико-литературной деятельности и ввиду характера последней (отвержение официальной церкви, индивидуальное богоискательство. - М.Т.) не может указать на Толстого как на достойного премии".

Случай Бродского как раз обратный. Еще Анна Ахматова заметила, что Бродский по-своему обязан репрессивной советской власти, "выстроившей ему биографию".

Вероятно, одного этого было бы недостаточно. Требуется и некое творчество (на первых порах в полной мере, бесспорно, присутствовавшее у Бродского). Тут-то и вступает в свои права "феномен подстрочника".

Вслед за техническими наиболее переводимы на любой язык тексты на эсперанто. Более того, на живых языках эсперантская поэзия звучит ярче, чем в оригинале. Стихотворную заумь в принципе переводить проще, чем нормальный стих (оттого-то "международный успех" Андрея Вознесенского): неизмеримо большая свобода для трактования текста, подбора слов.

Во Франции, к примеру, едва ли не известнейший современный русский поэт - Геннадий Айги (недавно почивший), лауреат нескольких французских литературных премий. Не раз предлагался и на Нобелевскую. Вот один из характерных его опусов (приводимый мной здесь сплошь для экономии места) . без точек и запятых, и, уж само собой, без рифм:
"сплю это где-то давно без страны это место где я а утешение - где-то под снегом дрова вьюга с тех пор и не нужен и я дружба теперь - рукавами во льду тает об дерево кровь-моя-сон: как запевается! тенью своею качаясь болью как в воздухе в тоске по столбам-в-этом мире-иль-ганнушкиным песнью ненужной качаясь в поле во вьюге средь хлопьев-существ лбом рассеченным в мир
распеваясь! - для Господа перебирая под снегом дрова".

Я учился когда-то вместе с Геннадием Лисиным (Айги) в Литературном институте и, вспоминая этого добросердечного чувашского парня, не без божьей искры (у С.И. Вашенцева, завкафедрой творчества, ходил в самородках), боюсь, что примечательнее всего в его приведенном тексте упоминание о Петре Борисовиче Ганнушкине - "одном из создателей т.н.малой психиатрии, учения о пограничных состояниях" (СЭС). Куда только
не заведет простую душу циничное неумеренное захваливание...

Словом, перевод и даже подстрочник зауми (чего-то подобного) намного привлекательнее оригинала. Подстрочник (плюс стихи Бродского питерского периода, плюс справедливо заслуженная в те годы известность диссидента) заставляет предполагать нечто большее, чем есть на самом деле. Это, надо думать, и перевесило во мнении иноязычных нобелевских арбитров. Англоязычные стихи Бродского, кстати, вызвали ряд насмешливых рецензий в американской прессе.

Поэт, впрочем, не обязан творить на чужом языке. Свой не надо бы забывать.

"ЗАСАХАРИЛОСЬ..."

"Вовочка вернулся из школы и объявил, что его приняли в пионеры. Теперь он никогда не будет обманывать. Вчера он сказал, что окно разбилось от ветра; на самом деле, он запустил в него камень.
Мама и бабушка растаяли от умиления. Поздравили Вовочку.
- Я еще весной банку варенья съел. А потом в эту банку накакал.
Тут папа как бахнет кулаком по столу:
- Говорил ведь: "Говно! Натуральное говно! А вы все " "засахарилось, засахарилось"!.."
(А. Щуплов, "Литературная газета", " 16' 2003 " о романе ТатьяныТолстой "Кысь").

В начале 90-х годов еще только входивший в славу писатель Сорокин выступил по ТВ. Уже появился его первый роман "Норма", уже читающая публика была ошеломлена, - но обнаружила на экране вполне пристойного молодого человека. Он скромно, даже застенчиво отвечал на вопросы интервьюера, сказал, в частности, что роман был написан для узкого дружеского круга, в котором трактуемая тема постоянно обсуждалась. Он, Сорокин, удивлен неожиданной популярности своей вещи, рассчитанной так сказать на любителя, в самых широких читательских кругах...

Словом, писатель тогда еще и подумать не мог, чтобы, скажем, объявлять во всеуслышание, что человеческие экскременты различаются лишь по запаху; на вкус же все они вполне пресный продукт...

Что и говорить, старик Фрейд просто зарыдал бы от счастья, встретив такого пациента! Ярчайший, ничем не замутненный фекально-анальный синдром (комплекс), притом не загнанный во тьму подсознания, как принято думать, но господствующий в интеллектуальной сфере данной личности. Т.е. пациента незачем укладывать на знаменитую психоаналитическую кушетку, и месяцами (а то и годами) морочить ему и себе голову, - тут всё, как на блюдечке, всё, как со слюной собачек Ивана Петровича Павлова, наглядности экспериментов которого Фрейд, между прочим, втайне завидовал...

Своеобразие сорокинской темы, конечно же, покорило высоколобых радетелей отечественной словесности. "Сушеные экскременты, которые в обязательном порядке поедают все добропорядочные герои первого сорокинского романа, не случайно названы НОРМОЙ, - сообщает нам Дмитрий Быков, принадлежащий к генерации молодых и отважных критиков, не испытавшей гнет коммунистической цензуры. "Недобирая за счет эмоций более высокого порядка, он компенсирует это избытком шокирующих деталей. Но и к этим избыткам гнойно-рвотно-каловых масс привыкаешь... Сорокин " самый нормальный писатель. Лично я бы читал и читал".

Феномен неновый. "Привычка свыше нам дана..."
Из моего старого дневника:
Во вступительной речи при торжественном открытии 15 октября 1996 г. Московской конференции "Федерации семей за мир во всем мире" почетнейший гость Сан Мен Мун, обращается с высокой трибуны к собравшимся:
"Вы пробовали свои козявки из носа? Какие они на вкус: сладкие или соленые? Соленые, правильно? Раз вы отвечаете, значит, пробовали! А почему они не казались вам грязными? Потому что представляли часть вашего тела! Я, Преподобный Мун, додумался до того, что никогда не приходило никому в голову...".
Что ж, хлопают. И встают, чествуя Преподобного Муна, cамозванного главу самозванной "Церкви объединения", почтившего Россию своим прибытием.
Тут же в московском переполненном зале присутствует Джордж Буш, экс-президент Соединенных Штатов. Тоже встает и хлопает. Затем лично поздравляет Преподобного Муна с замечательной речью, не смущенный тем, что Преподобный в этой речи посоветовал Иисусу Христу жениться и обзавестись собственной семьей, что тоже "никогда не приходило никому в голову".

Не надо думать, что христианин Джордж Буш, бывший морской летчик, герой Второй мировой войны, да и Президент не из худших, лукавил. Или преследовал некие тайные цели... Нет, срабатывает обычный синдром стадности. Ну, и есть известная отвага в том, чтобы вот так вот вывернуться перед огромной аудиторией, как это сделал "Преподобный"...

Человек, как известно, существо общественное. Все встают и хлопают; очень трудно самому не захлопать и не встать. Все вокруг уверяли, что от телезаклинаний Кашпировского у них пропали бородавки, - как тут не поверить?
Наш отечественный преподобный Чумак заряжал своей энергией завтрашнюю "Вечернюю Москву" " попробуйте наутро удержаться и не купить газету.
Глоба на ночь глядя транслировал миллионам свой "Глобальный прогноз" " миллионы не ложатся спать, ожидают появления брадатого Глобы...

В математике есть понятие множества, есть Теория множеств, которой так недостает социологии...

Кончина в цветущем возрасте от банальной хвори калифорнийца Марка Хьюза, создателя "на основе четырех тысяч трав, собранных в Тибете во время полнолуния" универсального спасительного средства Гербалайф, пошатнула чью-то веру. Но сектоведы отмечают в это самое время неожиданное массовое пополнение общин сайентологов. Их священная книга " "Дианетика: современная наука душевного здоровья". Знаете ли вы, что медитировать полезнее всего в безлунную ночь?..

Эх, сами-то мы смертны. Вера в чудеса бессмертна.

...Живописцы Малевич и Пикассо, шоумен Титомир, поэты Иосиф Бродский и Геннадий Айги, литературные критики Александр Генис и Дмитрий Быков, нонешние философы Кедрин с Рабиновичем, психи из австрийской клиники, прозаик Сорокин, наконец, сам Преподобный Мун, разом венчавший по радио тысячи молодоженов, собиравшихся для этого на стадионах, прочие и прочие звезды, нашего, увы, звездного века,- все это разные люди.
И масштаб их действий разный.

И мотивы тоже разные. Далеко не каждый из них бездарен, не каждый безумен, отнюдь не каждый " прохвост. Есть личности чрезвычайно значительные сами по себе. Но все они оснащены оглушающим нас апломбом и - как следствие этого " способностью создать внимающую им аудиторию. Подчас многомиллионную.

Такое стало вполне возможным в наш век массовых коммуникаций, в обществах поголовной (но, не забудем, весьма относительной) грамотности. Когда искусство стало общедоступным, толпа делает выбор в пользу тех, кто способен ее перекричать.

"Я хочу, чтобы все люди думали одинаково". Таково было программное заявление Энди Уорхола, одного из отцов поп-арта, американизированного чеха (Андрей Вархола), завалившего планету бесконечным тиражированием (с помощью элементарного типографского трафарета) изображений банки пепси-колы наряду с банальнейшей мордашкой Мэрилин Монро.

Многие современные так называемые звезды подписались бы под такой программой.
Суждено ли ей осуществиться?..