- Отойди от моего ребенка! Не смей ее трогать! Я не знаю, что с тобой сделаю! Ты посмотри, наглая какая! Своих рожай, а чужих не тронь!
Аня даже бровью не повела в ответ на эти пьяные вопли. Она достала из сумки вторую булочку и протянула Соне.
- Держи! И поделись с Асей. Хорошо?
Соня молча кивнула, сунула булочку в карман куртки, гадая, разглядела ли мать, чем именно угостила ее соседка.
- Иди! Только не домой. Забери Асю и лучше идите пока к бабушке. Мама поспит и успокоится.
Аня глянула на окно третьего этажа, где маячила нетрезвая соседка, и вздохнула.
Олю, которая грозила ей кулаком, Анюта знала столько, сколько себя помнила. Они выросли в одном дворе, ходили в одну школу, и даже немного общались, несмотря на разницу в возрасте. Ольга была на несколько лет старше Ани.
Первоклассницей Анюта восхищенно смотрела на высокую стройную девочку, которая уверенно читала стихи на школьной линейке, а после танцевала в составе ансамбля, приглашенного для выступления на торжественном мероприятии. Легкая, словно бабочка, Оля порхала в центре хоровода, солируя, и все взгляды были прикованы только к ней. И столько изящества было в этой девочке, что казалось, это сама весна кружится в танце, завораживая своей грацией и красотой всех от мала до велика.
А спустя пару лет Оля сама подошла во дворе к Анюте и попросила ее об одолжении.
- Мы с родителями уезжаем на море. Ты не могла бы взять к себе моего хомячка? Я знаю, что ты знаешь, как ухаживать за ним. Мне мама сказала, что у тебя тоже такой. С собой его везти нельзя, а оставить не с кем.
Аня тогда просто дар речи потеряла! Как?! Такая, как Оля, и пришла к ней с просьбой?!
Разумеется, Анюта согласилась. И честно выполнила свое обещание заботиться об Олином хомяке так же, как и о своем.
Вот только Оля своего питомца у Ани так и не забрала. Хомяк, со смешным именем Пончик, так и остался жить у Анюты, составив компанию ее лохматому и неугомонному Гоше. Теперь побеги из клетки эта парочка планировала вместе, и Анюта то и дело гонялась за лохматыми бандитами по всей квартире, пытаясь вернуть туда, где их не смог бы достать кот. Впрочем, коту эти беглецы были, похоже, не слишком интересны, и все страхи Анюты всякий раз оказывались совершенно беспочвенными.
Оля же о своем Пончике после возвращения даже не вспомнила до тех пор, пока Аня сама не подошла к ней во дворе и не задала прямой вопрос.
- Оль, а почему ты хомяка своего не забираешь?
- Ой, надоел он мне! Хочешь – оставь себе. А если нет, так я найду, куда его пристроить. Мне теперь не до хомяков! Папа мне собаку купил наконец-то. Через две недели мы поедем ее забирать, представляешь?! Настоящий доберман!
Аня не нашлась, что ответить довольной донельзя Оле. Конечно, хомяк, это не собака и не кот, но как можно отказаться от своего же любимца, Ане было не понять. Разумеется, она заверила Олю, что хомяка заберет. Но ореол восхищения соседкой чуть поугас, а после и вовсе сошел на нет, когда чуть позже Анюта узнала, что от собаки Оля тоже избавилась довольно быстро. Вставать по утрам и выгуливать пса Ольга не хотела, а после того, как щенок укусил ее, она и вовсе потеряла к нему интерес.
Родителям же Ольги было не до собаки, да и, откровенно сказать, не до дочери. Отец Оли ушел из семьи, мать принялась вымещать свои обиды на дочери, и уже к девятому классу Ольга больше времени проводила у подруг и случайных знакомых, чем дома. Родителям Оля стала не нужна и неинтересна. Они устраивали свою личную жизнь, а Ольга становилась все более взрослой, хорошела, а заодно набиралась злости. И больше не верила тем, кто говорил, что есть на свете такое чувство, как любовь.
- Рассказывайте! Где вы ее видели?! Нет ее! И не было никогда! Никто и никого не любит! Терпят, хотят, вынужденно заботятся, преследуют какие-то свои интересы. Но не любят! Не надо выдумывать то, чего в природе нет и не было! То, что вы называете любовью между мужчиной и женщиной – всего лишь инстинкт. А, якобы, любовь родителей к детям – забота о потомстве. Вон, мои обо мне заботились... И неплохо так. До поры до времени. А потом я выросла настолько, что стало возможным выпихнуть меня из гнезда. Что они и сделали. И ни разу обо мне после этого не вспомнили. Если видят, молча достают кошелек. И все! Ни мать, ни отец ни разу не спросили, где и с кем я живу, что делаю и прочее. Им это не интересно! А все почему? Да потому, что им плевать! Я – потомство, которое выросло! Так чего обо мне заботиться? А вы говорите – любовь… Не бывает ее! Это – миф!
Аня пару раз слышала, как бабушка с мамой шепотом обсуждали соседей на кухне, но делала вид, что ее это не касается. Взрослые сразу замолкали, стоило ей приоткрыть дверь, но Аня слышала достаточно, чтобы понять – у Оли все в жизни складывается неладно. Беспорядочные связи, прерванная беременность в семнадцать, и скоропалительное замужество, не принесшее ей ничего, кроме очередной обиды и разочарования. Про таких девочек бабушка Ани говорила, что у них «все не слава Богу».
Долгое время Анюта это выражение воспринимала просто как присказку, пока бабушка не объяснила ей в чем смысл.
- Понимаешь, маленькая, есть люди, которые не умеют видеть хорошее. Не потому, что они плохие и все у них плохо. А потому, что по каким-то причинам не научили их этому в детстве. Где-то недолюбили, где-то не пожалели вовремя. Не шепнули от сердца к сердцу о том, что дорого и мило. Не подули на разбитую коленку, не обняли, когда кто-то обидел. Защиты не дали. Вот и получается, что они жизни радоваться не научились.
- А почему про Бога вспоминаешь тогда? И при чем тут какая-то слава?
- Анюта, люди странные по природе своей. Даже когда кричат, что Бога нет, и заявляют о своем атеизме, почему-то тут же вспоминают Его, когда случается что-то серьезное. Никогда не замечала? Если что-то случается, но обошлось, чаще всего услышишь: «слава Богу!». А если грядет что-то страшное и человек не знает, справится ли с последствиями: «Господи, помоги!»
- Бабуль, а почему про Олю ты так говоришь?
- Жаль мне эту девочку! И умненькая вроде, и красивая, а вот поди ж ты… Осталась без догляда и кубарем, кубарем… Катится, как перекати-поле, и не остановить ее уже. Слушать она никого не станет, потому как ее лишили возможности побыть дитем еще немного. Она теперь сама за себя. Никого за спиной нет. Никто не встанет рядом, не поддержит ее. И потому злится она. Не только на родителей. Ей весь мир не мил стал. И страшно даже не это. Может быть и нашелся бы человек хороший, отогрел ее, заставил снова поверить в людей. Да только она сама не позволит.
- Это страшно?
- Нет, детка. Страшно другое. Оля еще год-два погуляет, а потом ребенка родит. А то и не одного. И вот тогда беда придет. Пока она сама себе хозяйка – это одно. Ее дело, как жить и как к себе относиться. А вот дети – это другое. Невозможно человека заставить любить, понимаешь? А тот, кто сам любви не знал, как сможет ее дарить кому-то? Вот, я о чем. Детям ее ох, как несладко придется. И пойдет гулять эта нелюбовь по ее роду. Хорошо это?
- Плохо…
- Вот и я о чем. И ничем тут не поможешь, к сожалению. Помнили бы родители, что жизнь дарить – это не только рожать… Да только этой науке в школе не учат, увы. Только в семье. И если ребенка не научили таким простым вещам, то и он родителем станет, а научить своих детей любить уже не сможет.
- Бабушка, а бывает так, чтобы человек понял сам? Ну вот не любили его, а он взял и увидел где-то как бывает, когда любовь эта есть, и для себя решил, что хочет вот так жизнь свою построить?
- А ты у меня совсем взрослая стала, если такие вопросы задаешь… Бывает, Анечка, но очень редко. Для того, чтобы так случилось, все равно нужно хоть где-то это увидеть. И не только увидеть, а почувствовать на себе. Вот если Ольга найдет себе мужа хорошего, может и сложится у нее что-то. Научит он ее себя любить и детей радовать. А нет… Ой, даже думать об этом не хочу! Грешить начинаю…
- Как это?
- Спрашивать у Бога, почему он одним любовь дает, а других напрочь лишает.
- И что тут греховного?
- Ох, нет, Анютка, рано я тебя похвалила, наверное, мала ты все-таки еще. Нельзя Богу такие вопросы задавать! Он нам все потребное дает, а уж как пользоваться мы этим будем – наше дело.
- Бабушка, ты уж определись – надо или нельзя! Если человек в сложной ситуации кричит, что ему помощь Бога нужна, то почему нельзя Ему вопросы задавать?
На это бабушка Анюте четкого ответа так и не дала. Прогнала уроки делать. Хотя Аня видела – задумалась ее любимая. Вот только поговорить им больше на эту тему так и не довелось. Спустя всего пару дней бабушка попала в больницу, и Аня ее увидела там всего лишь раз, когда мама разрешила приехать попрощаться. И именно тогда Аня поняла, в чем говорила бабушка, утверждая, что память у людей странная штука. Скроет плохое, сгладит острое. Аня запомнила бабушку вовсе не такой, какой увидела в палате – бледной и измученной, а домашней, румяной, полной сил, с тарелкой блинчиков в руках.
- А где моя Анютка? Голодная? Знаю, ты всегда голодная! Налетай! Сейчас бабушка тебе еще сметанки даст! Ешь на здоровье, моя красавица! Моя радость…
Во всем бабушка Ани оказалась права. Оля покуролесила еще немного, а потом родила одну за другой двух девчонок. Родители ее где-то сгинули, напрочь забыв о том, что у них когда-то была дочь. Единственным благом, доставшимся напоследок Ольге от матери, стала квартира, где когда-то маленькая девочка танцевала перед большим, во всю стену, зеркалом, мечтая о большой сцене. Зеркало это давно разбили Олины приятели, так любившие «погудеть» в ее доме. Да и от девочки тоже остались только осколки, собирать которые у Ольги не было уже ни сил, ни желания. Она давно растеряла свои мечты и жила словно по инерции. День прошел, и ладно. Даже дети, которые волчатами смотрели на «веселье», забившись в какой-нибудь угол, не останавливали ее. Ни одна из этих девочек не была рождена Ольгой для жизни. Они были ее ошибками.
Соня «получилась» совершенно случайно, и Ольга так и не смогла вспомнить, кто же стал отцом девочки. Вихрь новогодних праздников подарил Ольге надежду на будущее, но она этого даже не заметила.
Первая ее беременность прошла словно в тумане. Ольга отказывалась понимать, что именно с ней происходит. Хотя, надо отдать ей должное, пить перестала сразу, как только узнала, что ждет ребенка. И в этом отказе, в ее каком-то остервенелом стремлении доказать всему миру, что она не совсем пропащая, была такая сила, что даже постоянные ее собутыльники позабыли дорогу в ее дом. Там больше не наливали. Ольга не пила сама и не давала другим.
Правда, хватило ее ненадолго. Едва Соня появилась на свет, как Ольга вспомнила старые свои привычки и сразу после выписки дала себе волю. Двое суток напролет в ее квартире праздновали рождение Сони. Ровно до тех пор, пока встревоженные соседи не вызвали участкового. Ольге было вынесено предупреждение. Гости ее были изгнаны. Но особого действия это не возымело. Разве что стало чуть тише, ведь теперь Ольга выпроваживала своих гостей раньше, чем соседи начинали стучать по батареям.
А Соня росла. Каким-то непостижимым образом вполне здоровым и любознательным ребенком. Изредка ее маме приходило в голову, что ребенку нужны игрушки или хорошее питание. И тогда Ольга покупала для своей дочери какое-нибудь немыслимое платье с оборками, сажала ее в старую, кем-то из соседей отданную, коляску, и отправлялась на прогулку. Зрелище это было довольно жалким, но соседи молчали. Им не было особого дела до того, как живет эта странная женщина. Ее немного жалели, от души презирали, и никому было не интересно, что же будет с Ольгой дальше.
Смотрели уже не на нее. Смотрели на ребенка.
А Сонечка сидела в коляске, грызла выданную матерью сушку или печенье, и улыбалась всем подряд, покоряя сердца окружающих своей красотой. Обаянием и внешностью девочка пошла в мать, и мало кто оставался равнодушным, когда голубоглазая малышка вдруг начинала заразительно хохотать, заставляя невольно улыбаться ей в ответ тех, кто только что презрительно кривился, глядя на ее мать.
Откуда в этой девочке было столько жизнерадостности и света, сказать никто не смог бы. Она была как солнечный зайчик. Крохотный, едва видный, пока еще бессмысленно скачущий навстречу своей судьбе. Но стоило этому лучику замереть на мгновение и то, что было скрыто тенью, переставало быть секретом или тайной.
Работало это странным образом. Соседи, которые еще вчера морщились от досады, встречая во дворе Ольгу, вдруг начинали прятать глаза и старались поскорее пройти мимо. Сонин, не по-детски внимательный, взгляд словно сдирал с души шелуху равнодушия. И каждый, глядя на эту чумазую малышку в нелепом платьице, невольно задавал себе вопрос: «Почему я ничего не делаю? Разве место ребенку рядом с такой матерью и в таких условиях?»
Однако, своя рубашка к телу, как известно, куда ближе, чем чужие беды. И мысль светлая, мелькнув, тут же испарялась в неизвестном направлении, оставляя за собой чувство неясной вины. А потому, Ольгу не трогали. Живет как-то, ребенок жив-здоров, да и ладно. Своих дел и забот хватает.
Аня этот период жизни Ольги не застала. Мама настояла на том, что нужно получить хорошее образование и отправила Анюту учиться в другой город. Там жила дальняя родственница, которая преподавала в университете и помогла Ане на первых порах в обмен на помощь. Пожилой женщине уже сложно было справляться с двумя собаками, оставшимися от сына, который уехал жить и работать в столицу. И Аня поселилась у нее, заботясь о тетушке и двух овчарках. А заодно училась, прекрасно понимая, что рассчитывать нужно теперь только на себя. Мама сделала все возможное, чтобы дать ей возможность получить образование, и подвести ее Ане казалось немыслимым.
Тетушки не стало, когда Анюта училась на четвертом курсе. Анина родственница всегда была весьма невнимательной особой. Могла запросто замереть посреди улицы, разглядывая какое-нибудь здание и не замечая, как люди толкают ее. Или шагнуть на проезжую часть, напрочь забыв о том, что существуют правила дорожного движения. Именно это и стало причиной того, что Аня осталась вдруг одна с двумя псами в чужой, по сути, квартире. Ее тетя попала под трамвай. Странная причуда судьбы для женщины, которая обожала произведения Булгакова…
Сын тетушки приехал, организовал все, что было необходимо, но собак забирать категорически отказался.
- Ань, я снимаю квартиру. Маленькую совсем. Не развернуться. И хозяйка будет категорически против животных на ее территории. Давай договоримся, а? Живи дальше в маминой квартире. Никакой платы я с тебя за это не возьму, хотя деньги от аренды были бы для меня совсем не лишними. Единственное условие – продолжай заботиться о собаках. Я буду помогать. Корм там, ветеринар, и прочее. Согласна?
Даже если Аня и хотела бы отказаться, сделать ей этого не дали. Старшая из овчарок, Альфа, просто подошла к ней, положила морду на колени и замерла, что-то тихонько ворча. Она всегда была «говорливой», но сейчас в ее тихом ворчании Ане послышалась мольба. Что, мол, все нас бросают? Сначала хозяин, потом старшая хозяйка, а теперь и ты туда же? Эх, жизнь…
Вынести такой упрек Анюта просто не смогла. Она потрепала Альфу между ушами и кивнула.
- Согласна!
Свое обещание сын тетушки выполнил. Присылал деньги на корм, интересовался самочувствием собак, и даже немного помогал самой Ане, присылая ей иногда «праздничные». Суммы были небольшими, но для Анюты они были маленькой радостью. А она умела ценить мелочи жизни.
- Друзьям мои, идем кутить! – доставала она поводки и намордники.
В парке, недалеко от дома, Анюта покупала пломбир себе и собакам, билет на карусели или на каток, а после отчаянно хохотала, слушая по дороге домой ворчание Альфы.
- А ты в выражениях не стесняешься! Испугались за меня? Ну и зря! Это же всего лишь аттракцион! Мне было весело!
Альфа ее веселье не разделяла. Жалась к ноге, поглядывая виновато на новую свою хозяйку, и продолжала тихонечко ворчать.
Окончив вуз, Аня засобиралась. Жить дальше в этом городе она не планировала, мечтая вернуться домой, к маме. Но и собак оставлять не стала. К тому времени сын тетушки уже женился и забирать к себе собак вовсе не планировал. Поэтому и возражать против того, чтобы Аня стала им новой хозяйкой, не стал. Даже помог с перевозкой. Нашел водителя, которому было по пути, и тот согласился отвезти Анюту с собаками в родной город.
Так Аня познакомилась со своим будущим мужем. Всю дорогу они с Матвеем, как звали водителя, говорили, смеялись, и даже пели песни. И впервые Ане было так легко наедине с парнем. Она всегда было очень стеснительной и на упреки подруг обычно отвечала:
- Что я могу сделать, если у меня коленки дрожат?
С Матвеем ее коленки были в полном порядке. Дрожь прошла раз и навсегда. И, когда он появился на ее пороге спустя неделю, странно торжественный, с двумя букетами, один из которых вручил матери Анюты, вопросов больше не осталось вовсе. Пару месяцев они встречались, а после Матвей заявил, что лучше девушки не встречал и если Аня готова доверить ему свою руку, сердце и собачьи поводки, то им по пути.
Свадьбу сыграли спустя полгода, и Аня с мужем отправились вместе с собаками на Байкал в путешествие. А после поселились у Анютиной матери, которая рада-радешенька была тому, что дочь теперь будет рядом. С зятем они общий язык нашли. Матвей, выросший без мамы, от души привязался к теще. Ведь делить им было нечего. Оба любили Анюту и старались сделать так, чтобы ей было хорошо.
Спустя какое-то время после свадьбы Матвей и Анна стали планировать ребенка. Серьезных проблем со здоровьем у Ани не было, но все-таки пришлось побегать по врачам. И что-то в ней изменилось.
Аня сразу после возвращения узнала, что у Ольги проблемы и, конечно, видела ее с коляской во дворе. Но вмешиваться в происходящее ей даже в голову не приходило поначалу.
Что она могла сказать Оле? Та сразу отправила бы ее на все четыре стороны, ведь за словом в карман никогда не лезла.
Но после того, как Аня день за днем стала проводить в прохладных коридорах поликлиники, а потом и областного центра здоровья, часами пялясь в стену, ожидая то приема, то каких-то процедур, и вспоминая свои разговоры с бабушкой, на многое взгляды ее изменились.
К этому времени Ольга, метавшаяся от одного мужчины к другому в поисках «того самого», немного угомонилась, вроде бы найдя «любовь всей своей жизни». Избранник ее был хмур, загадочен, весьма суров в общении и Ольгу держал в ежовых рукавицах. Поколачивал и заставил-таки работать. Теперь она мела несколько соседних дворов, усадив Соню на лавочку, потому, что дома оставить девочку было нельзя. Сожителя ребенок Ольги раздражал. Руку на нее он пока не поднимал, но покрикивал весьма грозно и то и дело грозился сдать в детский дом.
Ольга на угрозы внимания не обращала, считая своего мужчину образцом маскулинности, и мечтала родить от него ребенка, полагая, что с появлением собственного, он примет и ее дочь.
Каково же было ее разочарование, когда она сообщила сожителю, что ждет ребенка, а в ответ получила поток брани и обвинение в глупости.
- Кому он нужен, сопляк этот? Ты меня спросила, хочу ли я детей?
- А разве не хочешь?
- Я думал, что ты умнее! Закрыли тему! Решай вопрос! Или меня больше не увидишь!
Ольга проревела всю ночь, сидя на кухне и поминутно хватаясь за стакан, стоявший на столе рядом с бутылкой водки. Но ни одного глотка из этого стакана так и не сделала. А утром разбудила Соню и вышла на работу, оставив на столе рядом с бутылкой короткую записку: «Буду рожать!»
Надо ли говорить, что по возвращении с работы сожителя своего Ольга в квартире не застала? Уходя, тот разгромил все, что мог, перебив зеркала и зачем-то выломав дверцу холодильника.
Ольга прошлась по разоренной квартире, всхлипнула обиженно и зло, а потом усадила Соню на табурет, подальше от устилавших пол осколков.
- Сиди, и не дрыгайся!
Соня, сунув палец в рот, молча наблюдала за тем, как мать подметает, а потом моет пол, а после подошла к Ольге и обняла ее за ноги, изо всех сил прижавшись к материнским коленям.
- Ладно! Не реви! Справимся! И никто нам не нужен! – Ольга отстранила от себя дочь и насухо вытерла глаза. – А ну, брысь! Есть готовить буду.
Асю Ольга родила чуть раньше срока. Девочка была слабенькой, болезненной, и, в отличие от здоровой и любознательной Сони, к матери жалась почти все время, требуя внимания и ласки. И Ольга поначалу готова была дарить их ребенку, на которого возлагала такие надежды. Она все еще мечтала, что ее сожитель вернется, даже не подозревая, что он уже снова пошел по проторенной дорожке, и пачками строчит письма из мест не столь отдаленных таким же как она… Ждущим своего счастья…
Ольга навела порядок в доме, оформила все полагающиеся пособия, и даже устроила Соню в детский сад, но потом опять затосковала и сорвалась. Асе было на тот момент уже почти два года, и старшая сестра брала ее за ручку и уводила к бабушке в соседний дом, где та жила теперь со своим новым мужем, то ли вторым, то ли третьим по счету, уже зная, что произойдет.
А сценарий «праздников» в доме Ольги всегда был один и тот же. Начиналось все чинно-благородно, а потом по нарастающей доходило до жалоб соседей, а то и небольшой драки. Ольга любила гулять широко.
Аня, видя, как складывается судьба детей, все больше и больше задумывалась о том, что она может сделать для того, чтобы их жизнь стала хоть немного легче. Она написала пару заявлений в отдел опеки, но никакого результата это не дало. Проверка не дала ничего и детей так и не забрали. Была ли причина в том, что Ольгу каждый раз предупреждали о приходе и она успевала навести порядок в доме. Или же чиновники решили, что с мамой девочкам будет все-таки лучше, но дети продолжали слоняться по двору без присмотра, а Ане оставалось только одно. Она кормила девочек, следила за тем, чтобы они были умыты и одеты в соответствии с погодой. Больше сделать она ничего не могла. Ольга всякий раз, когда видела ее рядом со своими детьми, раздражалась и начинала ругаться так, что соседи грозились вызвать участкового.
Аня же на ее ругань реагировать перестала давно. Девочек она жалела и готова была сделать все, чтобы они хотя бы не голодали, чувствуя ответственность за то, что так и не смогла им ничем помочь.
- Тетя Аня, а ты с собаками гулять пойдешь?
- Конечно, Сонечка! В парк хочешь с нами?
- Да!
- Тогда беги, и скажи бабушке, что со мной пойдете. Она отпустит. А я собак заберу и подожду вас во дворе.
Аня поднялась в квартиру и сняла с вешалки в коридоре поводки и намордники. Альфа выглянула из кухни, где всегда по утрам «помогала» Аниной матери с завтраком, и ее молодая хозяйка рассмеялась:
- Гулять пойдем, помощница! На! Отнеси пакет с хлебом на кухню и на выход! И Грея позови! Я жду!
Альфа ухватила протянутый ей пакет и зацокала когтями по старому паркету. Аня невольно улыбнулась. В двух комнатах ремонт они уже сделали, а до гостиной, коридора и кухни дело пока не дошло, и старый паркет все так же поскрипывал под ее босыми ногами, когда Аня по утрам кралась на кухню, чтобы приготовить мужу завтрак, пока мама спит. Скоро этого уютного, такого знакомого звука не будет, ведь Матвей уже закупил все материалы и в ближайшие выходные планировал начать переделку прихожей.
Альфа вернулась, потянула зубами поводок из рук задумавшейся Ани, и вопросительно глянула на хозяйку.
- Да-да, пойдем! – Аня пристегнула поводки и толкнула дверь квартиры.
Почему она сразу не надела намордники на собак в тот день? Почему, спускаясь по лестнице, даже не вспомнила о них?
Кто знает…
Говорят, что иногда судьба вмешивается и лишает человека памяти, не давая совершить какие-то привычные, давно до автоматизма отработанные действия, точно зная, что нужды в них именно в этот день точно не будет.
Стая бродячих собак, на которую жаловались все жители района, в этот день решила почему-то заглянуть во двор того дома, где жили Аня и Оля. Крупные псы один за другим трусили за маленькой невзрачной собаченцией, которая гордо поглядывала на шарахающихся от ее свиты прохожих.
Ольга, которая вышла во двор вслед за дочерями, ничего сделать не успела. Когда первый пес кинулся на Соню, девочка даже не закричала от испуга. Она дернула за руку сестру, свалила ее на землю, и упала следом, закрывая собой плачущую Асю.
Крик пронесся над детской площадкой. Матери, гуляющие в этот час во дворе, хватали малышей на руки и оглядывались в поисках укрытия, а старенький дядя Петя, чинивший во дворе свою видавшую виды крохотную «Оку», схватил монтировку и заковылял к беснующимся псам.
- Я вас! Прочь!
И никто не заметил, как Ольга, почти добежав до отчаянно лаявшей стаи, вдруг замерла, когда ей преградил путь один из псов, а потом отступила, не решаясь вмешаться в происходящее.
Именно в этот момент из подъезда вышла с со своими собаками Аня.
Альфа и Грей обстановку оценили мгновенно. Ане не понадобилось даже давать команду, как собаки кинулись на помощь девочкам.
Битва была страшной… Кричала Аня, не обращая внимания на укусы и расшвыривая огрызающихся псов, отбиваясь от них зажатым в руке металлическим намордником Альфы. Кричал дядя Петя, молотя монтировкой по собачьим спинам. Кричали соседки, прижимая к себе плачущих детей. И только Соня молчала, все сильнее прижимаясь к Асе и стараясь закрыть ее собой.
Конец это вакханалии положили Матвей и другие мужчины, которые выскочили в чем были во двор, услышав крики. Они же вызвали скорую. Анюту с девочками погрузили в машину. Дядя Петя сердито сплюнул, выругался так, что некоторые соседки заткнули пальчиками нежные ушки, и заявил, что ему помощь не нужна. Но его все-таки повез в больницу кто-то из соседей, а Матвей с приятелем, осторожно уложив на заднее сиденье своей машины овчарок, которым досталось больше всего, помчались в ветеринарную клинику.
Грей не выжил. Как ни бились ветеринары за него, спасти собаку они не смогли. Альфа же боролась за свою жизнь так, что даже видавший виды хирург, оперировавший ее, сказал Матвею:
- Никогда такого не видел! Такое впечатление, что собака куда-то рвется! Куда ей так надо?
Матвей ответ на этот вопрос знал точно. К Ане…
А Анна так и не ушла из больницы, после того, как ей оказали помощь. Сидела в палате с Асей, которая почти не пострадала, и ждала новостей из реанимации, где боролась за жизнь Сонечка. И никто даже не спросил ее, кем она приходится этим девочкам. Вопросы возникли только тогда, когда в больницу приехала Ольга.
Она вошла в палату, прислонилась к стене, и опустила глаза, не в силах смотреть на Аню, которая лежала рядом с Асей, поглаживая по спинке только что уснувшую девочку.
- Нет новостей пока, Оля. Врачи молчат.
- Я знаю…
- Тебе тоже ничего не сказали?
- Нет.
- Она сильная…
- Да… А я…
Ольга завыла, совсем по-звериному, утробно и глухо, уже не боясь разбудить Асю. Аня вздохнула, натянула одеяло на девочку, и встала. Молча подошла к Ольге, притянула ее к себе и обняла так крепко, как обнимали ее мама и бабушка, утешая и гоня прочь страхи и боль.
- Реви! Может, легче станет! А когда наплачешься, будем думать, что дальше делать.
И Ольга прижалась к той, которая когда-то смотрела на нее с восторгом и обожанием, хлопая длиннющими ресницами и шепча:
- Оль, ты такая красивая!
И не было больше между ними никаких недомолвок. Обе понимали, что дальше все будет совсем иначе. И жизнь, разделившаяся на до и после, больше никогда не будет прежней. Что решения, такие необходимые и важные, будут, наконец, приняты. И вина, которую испытывали сейчас обе женщины, будет убрана в дальний угол. Потому, что никому она не нужна. Ничем не поможет и ничего не изменит. Ведь, для перемен нужно что-то гораздо большее.
К Ольге дети не вернулись. Она переговорила с Аней и Матвеем и написала отказ от девочек. То же самое она заставила сделать свою мать, чтобы девочки не попали к ней, а после уехала в реабилитационный центр. Путь, который предстоял ей, займет не один год, но она теперь точно знала – это необходимость. А еще знала, что ее будут ждать. Пусть и совершенно чужие люди, но они сделали для нее куда больше за последние годы, чем кто-либо еще. Вернется ли она в родной город, Ольга пока не решила, ведь теперь для нее больше не секрет, что такое любовь. И если ради того, чтобы ее доказать, нужно забыть о себе и думать о том, кого любишь, это правильно. А потому, решение это Ольга отложила до тех пор, пока точно не будет уверена – она сможет прямо посмотреть в глаза своим детям.
Аня с Матвеем прошли школу приемных родителей и забрали девочек к себе. И, когда чуть больше года спустя, у них появилась на свет еще одна дочка, никого особо это не удивило.
- Детям дали дом, вот и получили в ответ счастье, - говорили соседи.
Альфа, гордо восседая во дворе рядом с коляской, приглядывала не только за ней, но и за двумя девчонками, которые вихрем носились по детской площадке. И пусть Сонечка пока носила кофточки с длинным рукавом, а уродливый шрам змеился по ее нежной шее, врачи говорили, что все это временно. И, хотя придется пройти еще немало, для того, чтобы восстановить, насколько это возможно, красоту этой девочки, та, что заменила ей мать, точно знала – главное достоинство этого ребенка отнюдь не во внешности.
- Аня! Она проснулась! – Соня заглянет в коляску, погладит сидящую рядом Альфу, и улыбнется. – Какая же Маша красивенькая…
- Вы все у меня красивые! И ты, и Ася, и Маша!
- И слава Богу, да, Ань?
- Вот именно, Сонечка! Слава Богу! Мне есть, за что Его благодарить!©
Автор: Людмила Лаврова