Такова жизнь. Агент западных спецслужб. глава4

Николай Чечулин
Командировка  по восточной Германии со съёмочной группой была  насыщенной,  и окутала приятной новизной. Теперь нужно было  возвращаться  к рутинной  реальности, над которой сгущались тучи.  Вопреки календарю, апрельская солнечная  погода радовала почти летним теплом. Радующая весна шла своим законным путём, несмотря на щедрую способность людей сознательно или ненароком ранить друг друга.
После приезда шефа из Венгрии у меня ещё не было возможности подробно отчитаться перед ним. Проводив Ерназарову и Иванова, я освободился от временных дел, и в первый же понедельник такая возможность, или сказать – неизбежность, представилась.
- Здравствуйте Леон Евсеевич, - сказал я, входя в кабинет. Шеф был серьёзен.
- Наконец соизволил. Проходи артист.
- Леон Евсеевич, у этого слова, кроме прямого смысла, есть ещё одно - иносказательное значение. Не то и не другое не совсем ко мне подходит.
- Я имею в виду, что ты совсем зазвездил. Почему не вернулись из поездки в среду?
- Наш старый друг Хартман, перед прощанием передал мне, что главный инженер комбината в Грюневальде Маллер хочет со мной встретиться.
- У меня среди немецких коллег друзей нет, ни старых, ни новых. Так, что не объединяй меня со своими подельниками. Я ещё могу допустить слово товарищ.
- Хорошо, Вы правы, неверное слово, но, тем не менее, с товарищем Хартман я знаком по работе уже больше четырёх лет, и последние съёмки мы завершали именно у него. Между прочим, он передавал Вам привет. В среду мы уже  собирались возвращаться в Берлин, но вместо этого мне пришлось  ехать к Маллеру. А это пятьдесят пять километров по горной дороге только в одну сторону.
- Что ему надо было? - шеф по-прежнему говорил строго.
- Маллер рассказал кое – что о политическом положении  ГДР.  У него есть родственник в самом близком окружении  Эгона Кренца, от которого он,  Маллер узнал, что Хонекера, который серьёзно болен, в ближайшее время могут подвинуть. Произойдут коренные изменения в отношениях западных
 и восточных немцев, и ГДР станет придатком западной Германии. Промышленность восточной Германии, не выдержав конкуренции, рухнет. Это так или иначе скажется на отношениях с нашей страной. Есть сведения, что и Горбачев, во время переговоров с Бушем и Колем, затрагивали тему объединения двух Германий, о чём пока в нашей прессе официально не писали.
- А причём здесь ты? Ты что политик, разведчик или ты кто? Ты всего лишь рядовой сотрудник технического центра, - ещё более раздраженно сказал шеф.
- Мы с Маллером не только о политике мы говорили. И, собственно, не это было главным в нашем разговоре. Маллер предложил полный комплект технической документации последней усовершенствованной модели станка нашего конкурента, которую мы ещё не знаем. Именно в эти дни у них на комбинате работает представитель конкурента со своими станками и будет там ещё четыре дня. Потом он уедет и  увезёт с собой документацию. На раздумывание у нас нет времени. Такого шанса больше не будет.  Завтра в семь вечера, в парке  Маллер передаст мне документацию, а уже в пять утра я должен вернуть ему в руки. Мы с ним договорились, что сегодня до десяти часов я должен по телефону подтвердить мой приезд. А мы в техцентре должны  подготовить ещё один ксерокс, бумаги пачки три и вывести двоих наших сотрудников в ночь.
- Что так много документации? - смягчённым голосом спросил шеф.
- Четыре полных каталога. Нам очень нужна эта документация. На заводе есть не решённые конструктивные проблемы. Я думаю, что в папках есть ответ на них.  Кроме того по документации мы поймём направление развития конкурента.
- А ты не думаешь, что это провокация и ты попадешь в разработку ШТАЗИ, или хуже того Швейцарских спец служб?
-  Не думаю. Маллер даёт нам ценную информацию, которую никто из наших не знает, кроме нашей спецслужбы, потому, что из того же источника известно, что Кренц, вероятный приемник Хоннекера, и имеет  контакты с руководителем нашей разведки в ГДР. Это достоверная информация. Спецслужба ГДР - ШТАЗИ лучше других знает, куда дует ветер, поэтому организовывать какую-то провокацию против человека СССР, никто не станет. Леон Евсеевич, родственник Маллера помощник Кренца. Ошибки быть не может. Нас всех ждут серьёзные перемены. Политика Горбачева не предсказуема. Наши немецкие друзья с уверенностью говорят, что Горбачёв  сдаст восточных немцев западу.
- Что–то ты слишком смело обсуждаешь  нашего Генерального секретаря .
- Леон Евсеевич, мне больше некому рассказать. Я Вам передал то, что узнал в Грюневальде. В конце концов, мне просто интересно было получить  информацию из первых рук, и криминала я тут не вижу.
- А ты в праве заниматься политическими вопросами? Ты праведник, это входит в твои обязанности?  Похоже, ты совсем зарвался, и с тобой придётся разбираться в другом месте,- в голосе шефа вновь зазвенел металл. - То что ты говоришь, это всего лишь сомнительные сведения частных лиц.
-Я могу за свои действия ответить перед кем угодно. Говорю Вам это только для того чтобы объяснить свою задержку из командировки.  Можете никуда не передавать эту информацию. Ваше дело. Но по второму вопросу, Вы, как представитель  внешнеторговой посреднической организации, обязаны содействовать заводу в получении необходимой документации о конкуренте. И я прошу Вас помочь мне. А отношения мои с Маллером дружеские не первый год, и как видите он меня никому не сдал.
- Так, так - в растяжку вымолвил шеф, было видно, что последнее  мною сказанное, его особенно заинтересовало.
- Вот что я тебе скажу. Второй ксерокс завтра будет. На складе есть новый, копирование я организую. Но если ты вляпаешься в дерьмо, я ничего  не знаю. Ты самовольно всё это затеял, и сам будешь отвечать.  Ты уже превысил все свои полномочия и инструкции.  Твоим командировочным заданием не предусмотрено заниматься промышленным шпионажем и вступать в контакты с иностранными гражданами по политическим вопросам. Кроме того, ты нелицеприятно отзываешься о руководителе нашей страны. Ты это осознаешь?
- Более чем, - сдержанно, но внутренне довольный, ответил я. Мне было важно, чтобы шеф санкционировал поездку за каталогами.
- Кстати, а что ему надо за это?
- Он ни каких условий не выдвигал. Просто хорошо относится к СССР. Бывал у нас, отдыхал в Сочи. Думаю - он просто наш друг.
- Ладно, я под это дело что-нибудь организую.
- Но ведь он ни чего не просит.
- Это мои проблемы, не суйся,- заключил шеф.
Через пару дней позвонил работник систем связи Торгпредства - Саша Евтошкин и  пригласил вечером поиграть в волейбол в Посольском дворе, где по вечерам собирались любители волейбола. Он просил привезти дочь, чтобы наши девочки пообщались. После игры, Александр сказал мне:
- Твой  шеф Молов крайне не доволен тобой.  Он обсуждал это у заместителя Торгпреда в присутствии кадровика Перова и незнакомого мне человека. Наверное это приезжий кагебэшник. У тебя могут быть проблемы, будь осторожен. Ты должен знать, что недавно Григорьева увезли в наручниках.
- Да, я это знаю. Его сын учился в одном классе с нашими девочками. Спасибо Саша что предупредил. Только у меня нет каких-то серьёзных грехов.  Значит он всё – таки он начал действовать, - подумал я о шефе.
На следующий день после обеда я выехал в Грюневальд. На место я прибыл на час раньше назначенного времени. Перекусив в гастштете возле парка, я подошел на детскую площадку. Маллер уже был там с двумя маленькими внучками.  Коротко поздоровались. Он был спокоен и сказал:
- На парковке зелёный Вартбург. Припаркуйся справа - передняя дверь открыта, на сидении пакет. Утром прошу без опоздания – в пять утра. До встречи.
- Хорошо, – благодарно ответил я.  Он смотрел на меня и закрывал своей головой солнце. Вечерние лучи,  пробивавшиеся  через его рыжий  кудрявый волос, образовали вокруг его головы ореол света как у святого. Мне хотелось ему это сказать, но я сдержался. Мы распрощались и я хорошим ходом направился в Берлин.
В техцентре всё было готово. Расторгуев и Калинцев уже ждали меня. Передав упаковку с папками, я уехал домой отдыхать. Приняв ванну, я долго не мог уснуть, а проснулся за полчаса до будильника. В два часа ночи коллеги закончили работу и ждали меня  у выхода. Я, перепроверив папки, сразу выехал на тёмные улицы города.
На съезде с трассы на аэропорт Шёнефельд остановили полицейские. Проверили документы и равнодушно спросили: "почему так рано". Первое попавшее в голову объяснение их устроило, и они пожелали удачи.  На прежнее место парковки в Грюневальде,  я приехал раньше на двадцать минут. Откинув сидение, я мгновенно уснул.
Я проснулся от стука в окно. Маллер стоял у двери и не дожидаясь, когда я приду в себя, открыл дверь, отметил мою крепкую психику, забрал папки и сказал:
- Не выходи из машины. Будешь в наших краях позвони, надо поговорить. Сейчас я спешу.
- Хорошо, - сказал я, и мы расстались.
На востоке начинало светлеть небо. В Новосибирске уже целый час как солнце пыталось согреть не избалованную теплом землю. Как всегда вспомнились  озёра, ещё не освободившиеся от льда, на которых  сейчас может быть кто-то готовился заняться последним в уходящем сезоне подлёдным ловом. Я посидел еще минут десять в машине, покурил, и не спеша направился по направлению на Дрезден. Какое удовольствие, когда никуда не торопишься. Я ехал по горной местности, вспоминая, какая бывает здесь природа летом, одетая в листву.
 
В конце апреля в Лейпциге проходила очередная промышленная ярмарка. Всем советским специалистам было дано задание участвовать в сборе различной информации на стендах о выставленных образцах оборудования, показывающих вектор развития технической мысли. Выслушав задание шефа, я спросил:
- Чем отличается сбор информации, от промышленного шпионажа?
- Если руководство даёт задание, то это значит - сбор информации, товарищ Жуков. Надо внимательно слушать,- вполне серьёзно сказал шеф. На этом просвещение закончилось.
Удивительно, но ещё полтора столетия назад все обладатели технологий, имевшие преимущества в экономическом развитии, наоборот скрывали любую информацию. А те, кто хотел завладеть информацией о новых разработках, шли на  любые ухищрения. Особенно  в этом отличались именно немецкие предприниматели. Они лично выезжали в Англию или Францию, маскируясь разными способами, иногда устраиваясь на службу к конкурентам, и выведывали  промышленные секреты. Этим грешили на заре своего развития теперь известные Брёгельман, Крупп, Сименс и другие.
       Прошли майские праздники. Свой день рожденья я  отметил дома, пригласив  Александра и  Ларису Григоренко. Семиэтажный дом, в котором мы жили, был в основном для иностранцев. Публика была разношерстная. В ближайших кварталах располагались  офисы различных фирм. Любопытно было наблюдать за разноцветными детьми, играющими вместе на детских площадках. Политика им пока была неведома и они не замечали разницы цвета кожи. Там и дочь Анжелика довольно часто проводила время.
       После обеда мы отправились погулять по городу. На улицах были видны признаки праздника Победы и покаяния. Особенно многолюдно было на мемориале «Панков» и в «Трептов Парке», куда мы проехали  вместе с детьми  на машине. У Григоренко была дочь Оксана - на год младше Анжелики и они раз за разом терялись в толпе - так много было народу. Играла классическая музыка, марши и советские песни. Представители различных стран и общественных организаций возлагали цветы бронзовому солдату победителю с немецкой девочкой на руках. Ещё раньше мне приходилось бывать и на третьем мемориале посвященному дню Победы, расположенному в западном Берлине за Бранденбургскими воротами.
В конце мая я получил на склад большой комплект запчастей, которые были размещены на стеллажах склада и заведена картотека. На совещании шеф сказал:
- Кладовщицей назначаю жену Виктора Дмитриевича Расторгуева - Раю.
- Лев Евсеевич, я материально ответственный по доверенности от завода. Стоимость запчастей три миллиона марок. Я не могу дать ключ от склада постороннему человеку.
- Она сотрудница техцентра, жена твоего коллеги Виктора Расторгуева. Ты что им не доверяешь? Виктор Дмитриевич, твой друг Жуков тебе не доверяет, - обратился шеф к Расторгуеву.
- Жена друга это не должность, и тем более жена не моя, да и работник не моего завода.
- Короче, Жуков, я решил. Сдай ключ от склада Расторгуевой,- сказал шеф.
- Хорошо, но я должен информировать руководство завода, что снимаю с себя ответственность. Сегодня подготовлю факс, надеюсь, Вы подпишите.
- Кроме того, - продолжал шеф,- в связи с массовыми поставками текстильного оборудования других заводов для текстильных  комбинатов ГДР, до особого распоряжения будешь курировать эти поставки, принимать монтажников , размещать по отелям. А также будешь контролировать ход монтажа, и рассматривать рекламации. Заводы поставщики этого оборудования оформляют своих специалистов  для работы в техцентре, но они будут в октябре - ноябре.
Через  пять дней,  Вика шепнула мне, что факс на завод лежит у шефа в папке, не подписан. Я всё понял. Ещё до передачи ключа от склада Расторгуевой Раисе я, на всякий случай, оставил себе один ключ.
Но письмо на завод я написал, в котором коротко изложил о сложившейся  ситуации и отправил его торгпредской почтой. Через неделю нас собрал шеф и объявил:
- Со дня на день у нас  будет высокопоставленный гость из Москвы. Кроме прочих вопросов, которые он тут решает, он изучает ещё тему технического обслуживания советского оборудования в ГДР. Выбор пал на наш техцентр.
На следующей неделе в пятницу сдавая отчёт по очередной командировке в бухгалтерии торгпредства, я встретился с Александром Евтошкиным. Он подтвердил приезд гостя из Москвы, и сказал, что это секретарь ЦК КПСС Северцев, курирующий отношения СССР с ГДР. Сейчас он ведёт переговоры с высшим руководством страны и руководителями внешне-торгового ведомства.
В день прибытия  Северцева А.И. в техцентр, вдруг оказалось, что Рая Расторгуева не может найти ключ от склада, когда Анатолий Иванович уже осматривал здание, интересуясь как  организована работа специалистов. Мой склад необходимо было показать  как самый крупный склад запчастей нашей страны в немецкой республике.  Мне пришлось признаться шефу, что у меня есть резервный ключ и могу открыть склад.  Он смотрел на меня,  и я видел, как в его мозгу бьются противоречивые мысли, отражаясь тенями на его пухлом лице. Но он сдержался, ничего не сказал, видимо решив, разобраться со мной потом.  На складе я оказался близко к  Северцеву. Он выглядел устало, был в тёмной рубахе без галстука и выглядел как обыкновенный человек с завода.
- Чей склад? – спросил он.
- Новосибирского завода «Сибтекстильмаш», - ответил шеф. Было видно, что он волнуется.
- Знаю я этот завод, Был я там. Это хороший современный завод, многие цехи которого оснащены станками с числовым программным управлением. И здесь я вижу всё солидно организовано. Кто представитель завода?
Я представился.
- Не скучно здесь работать?
- Скучать некогда, работы достаточно. Кроме своего завода веду ещё несколько.
- А почему нет представителей этих  других заводов, уважаемый директор? Справитесь с дополнительной работой? – не дожидаясь ответа шефа, спросил Северцев.
- Трудновато, но до ноября, когда прибудут заводские представители этих заводов, продержусь.
- Во время надо было  заказывать людей товарищ Холов.  Грядут большие  перемены, по какому бы направлению они не развивались нам следует укреплять фундамент взаимоотношений  с Германским народом. Надо чтобы они видели, что мы не просто победители, но и что мы в состоянии быть  надёжным партнёром и в любых других делах.
- Язык знаете? - обратился ко мне Северцев.
- Да, я закончил четырёхлетние курсы при Торгпредстве.
- Так вы должны и переговоры проводить  без переводчика, – ответ мой предвосхитил шеф, сказав:
- Переговоры в основном провожу я или главный инженер. Моя штатная должность - директор техцентра. Но для большего представительства на переговорах прошу Вас помочь организовать, чтобы должность моя  называлась  не просто директор, а Генеральный директор. Чтобы вёл переговоры не какой-то там инженер…
Северцев перебил шефа:
- Уважаемый Молов, как Вы можете говорить об инженерах так унизительно. На инженерах, между прочим, держатся все производства, выполняются все открытия, а Вы говорите "какой–то".  Ладно, рассмотрим Вашу просьбу. Для этого должно быть соответствующее обращение вашего объединения в министерство внешней торговли. Хотя мне не нравится Ваше отношение к инженерам. Мужики, что скажете, не притесняет вас ваш руководитель? – Северцев объвёл всех глазами, но все стояли, молчаливо поглядывая на своего патрона, и только Виктор Расторгуев криво ухмыльнулся. Его одесский юмор едва сдержался на языке.
Жирное лицо шефа было потным и мне показалось, что у него трясутся губы. Выглядел он каким–то жалким. Инспектирующий несколько задержал взгляд на директоре и сказал, как бы вообще, ни на кого не глядя:
Отношения должны строиться на доверии, взаимном уважении и целью деятельности должен быть исключительно результат работы согласно вашим командировочным заданиям. В вашем случае это расширение экспорта и чтобы поставленное оборудование работало надёжно. А в случае рекламаций решать вопросы поставки запчастей и ремонта оперативно.
Северцев мне явно нравился деловой простотой. Не так часто встретишь человека, который говорит твоим языком. Короткое общение с ним, вселяло долю оптимизма. Он пожал всем руки и вышел. Сопровождавшие Северцева  мужчины выгдядели более презентабельно. Очевидно, что они не доросли ещё до положения, когда смогли бы себе позволить  неформальность.
Я и думать не мог, что уже в декабре встречусь с этим человеком  вновь, но уже в другом месте и по другому поводу.
На следующий день шеф привез новый замок, а Сеня Калинцев поставил его на складскую дверь. Я остался без ключей. ,Поднявшись в кабинет, я увидел Виктора Расторгуева с забинтованной рукой.
- Что случилось Виктор Дмитриевич, вражеская пуля? - с шутливым настроем спросил я.
- Если бы. Опять вчера с Семёном грузили мебель в контейнер для отправки шефу в Москву. Вот и  придавил упаковкой.
Я не стал выяснять, что за мебель, так было понятно: Женька Проклов возмущался не зря.
- Значит у тебя опыта грузчика  маловато.  Шеф помогал?
- Нет, ему живот мешает, наклониться это уже не для него,- сказал Расторгуев.
- А я когда  учился в железно - дорожном училище, после работы и по выходным на товарной станции разгружали вагоны со всякой всяченой.  Учителя у нас были хорошие – профессора своего дела. Сначала посылали за водкой, а потом нам, пацанам, самим же приходилось  разгружать.  Заработок делить нам не доверяли. На других условиях в бригаду не брали. Кого такое положение не устраивало, шли разгружать вагоны с углём.  Там было без очереди, платили справедливо, но это было очень тяжело, особенно зимой, когда подмороженный уголь сам не хотел вываливаться через люки, и его надо было долбить ломом, - поделился опытом я.
-  Мне этого не надо было.  У нас в Одессе не так холодно как в Сибири. Да, и потом я думал стать актёром. Мои родители были коренные одесситы. Они даже не представляли, чтобы я делал такую работу. Они всегда говорили, чтобы я не пихал свои пальцы  куда попало, и, чтобы берёг их для игры на гитаре.
- Да, у каждого своя стезя,- подытожил я.
Последующие месяцы я не вылазил из командировок. Работников заводов, приезжавших на монтаж, было много. Я встречал их с удовольствием. Мне было приятно, почувствовать свежую струю информации с Родины и поболтать с незнакомыми людьми. Некоторых я отправлял на предприятия поездом, если маршрут был без пересадки, там их встречали. Но других, у кого маршрут следования был сложным, с пересадками, увозил на машине. Приезжающие были  из разных советских городов, рассказывали о своей  разной жизни. Как правило, это были люди с производств, не знающие или слабо знающие немецкий язык. Помня себя по первым командировкам, я им сочувствовал и покупал словари и книги по немецкому языку. Приезжали и мои земляки. Иногда их было до десяти человек, и они работали в разных концах республики. Двое из них приезжали со своими семьями, были размещены в квартирах принимающей стороной. В таких случаях ребятам работалось спокойнее и они не спешили домой. Работавшим на объекте по – одиночке, было значительно труднее, некоторые не выдерживали одиночества и запивали.
Совсем другая беда случилась год назад с Володей Кайновым. Он работал в техцентре инженером по полиграфическому оборудованию.  Был добрый, улыбчивый человек и хороший специалист. Дома на заводе он работал на вредном производстве.  Может это стало причиной его недомогания. Но когда в немецкой клинике «Шерите» его обследовали, выяснилось, что у него рак крови. Некоторое время он ещё приходил на работу, старался выглядеть как всегда. Обычно разговаривал, улыбался, но в глазах были приглушены живые, неповторимые,  свойственные ему, огоньки искренней радости. Однажды вечером его жена и Виктор "Дож Жуан" – предшественник Жени Проклова, пришли ко мне домой с бутылкой вина. Было уже довольно поздно, но тем не менее моя жена поставила на стол кое-что перекусить. Общий разговор не клеился. Гости попросились посидеть поговорить, и мы с женой ушли спать. Встав рано утром, я увидел их, спящих в обнимку, и попросил уйти. На душе было мерзко. Конечно, между мужчинами и женщинами бывает всякое, но только не в такой ситуации. Я понимал, что Володя, скорей всего сейчас не спит. Наверняка он догадывался, где его жена и с кем. Володя и Виктор несколько лет работали вместе. Тотальное предательство друга и жены.
Когда все формальности к отъезду были выполнены, я помогал Владимиру упаковывать вещи. Я не мог заставить себя  посмотреть на его жену и  обращаться к ней по имени. А он обыкновенно разговаривал, шутил.  Что это? Мужество и самообладание,  или осознанное  восприятие безысходности?

Много лет спустя, когда мне уже было под семьдесят, у меня тоже была диагностирована онкология. Тогда я понял, что пока человек не окажется непосредственно у последней черты, он сохраняет оптимизм и надежду.