Не разлей водой- жили муж с женой. И послал им Бог дитятинку. Радовались они топая валенками по избе, перекладывая его из рук в руки: один в лобик поцелует, другой в головушку, и в положок покладут, и кота в дом не пустят, что не дай бы Бог спящего не спугнул.
Приходит как-то муж с работы домой, а за спиной слухи тащит:
- Слыхала что ль, Нюрка-то тоже разродилась?
- Ой ли?
- Вот тебе и ой-ли. Я и сам видал и в дом к ним захаживал.
- Ну и как малюточка? Наш-то поди покрасивше будет? - спрашивает жена.
- Ну, наш-то… Наш-то… - мямлил муж.
- Наш-то лучше всех, - добавляла вечно живущим родительским словом жена.
- Да, наш-то лучше всех.
Месяцы прошли, снова возвращается домой муж, а за спиной слухи тащит:
- Сегодня на поле были, снопы вязали, так Полюха-то своих охламонов с собой на поле привела. Бегают вдоль борозды, волосята черны - ажник смоль. Выдернет их за волосы из борозды, посадит на телегу, а им хоть бы хны - и волоска не уронят. Вот какие волосища наросли, хоть к хвосту конскому привязывай.
- Ну, уж и к хвосту…, - отвечает жена, теребя реденькие русые волосики сына, - У нашего-то Николушки, тоже вон хороши. Пусть и реденьки, да глубоконько сидят…
- Да, наш-то, наш-то… - жевал корку муж.
- Наш-то лучше всех…
Месяцы протянулись, годы прошли. Играют ребята в заулке, потешаются, а родители в окошечко смотрят. Один толкнул другого - другой третьего, так и покатилась кубарем драка. А Николушка стоит у калиточки смотрит, да камушками в ребят покидывает.
- Ах, и молодец, ай-да умница, - говорит мать.
- Правда… - поддакивает отец, да и спрашивает, - а чего умница-то?
- Как же чего, все дерутся, а он в стороночке, штанов не марает, а своим помагает…
- Да, верно… Наш-то, наш-то... - щелудил словцо отец.
- Наш-то лучше всех…
Годы пробежали, вырос Николушка, да и ребята-погодки ажник с ним. Решили в одном из домов свадебку справить. Пригласили всех соседей, друзей, да знакомцев, и Николушка с родителями пришли.
Каравай за пирогом, квас за сивушкой, заплясал Николушка, песни загорланил, так что столы ходом заходили. Кричит песню молодец, будто напильником зубы точит. "Голосина-то есть, а голоса-то нет," - перекидывают из уха в ухо праздневальщики.
- Ну, и молодец что тешится, - говорит мать.
- Да, пущай погорланит, - поддакивает отец…
- Все брюхи набивают, а наш-то и вправду празднику рад - от сердца поет…
- Наш-то...Наш-то..., - кладя за щеку соленого груздя, говорил отец.
- Наш-то лучше всех…
Пришло время честь Царю-батюшке отдавать, вытащил обломану спичину Николушка - ушел далече,да надолгонько. Отдал Царевый долг Николушка, приходит к старикам в разорванном бушлате, а те его уже и дождаться не надеялись: старик избу метлой белит, а старуха пироги месит. Поздоровались, почаломкались, пироги в печь поклали, да хату белить дальше стали.
- Сходить бы надо сынко за лестницей, - говорит отец Николиньке.
- Ну, вот еще выдумал, мы еще и не такие полаты для Царя-батюшки белили. Вон залезу на серванту, да и делу конец.
- Вот видишь, отец, горку-то сын наш, сервантой кличет,- поддакивала мать сыну, прикалывая заколочкой оторванный клок одежды, - а мы-то с тобой прожили век и не знаем, как она называется.
- Спаси Господи...Образовали на Царевой службе...
Забрался Николушка на трехвековалый, от старости треножечный, сервант с посудой, и опрокинул его, всю посуду перебил, да еще на себя лоток с белилами опрокинул…
- Ну, видно много каши в армии ел, не выдюжила меня серванта ваша… пошел я в баню значится мыться,- отирая с густых усов побелку, офицерским тоном оправдывался Николушка…
А родители опять на один уголек дуют: “Сходи, милой, сходи… Мы в раз все уберем…”
- А что старуха, наш-то… наш-то… - мямлил в беззубый рот старик.
А старуха, сквозь слезы, отвечала:
- А наш-то лучше всех… все тарелочки перебил, ни одной не оставил…