В двух экземплярах

Работник Неба
Экопоселение располагалось в нескольких километрах от трассы. Это значило, что мне предстояло оставить машину на стоянке, устроенной на краю леса, а самому тащиться до моих друзей пешком, через лужи и корни вековых елей на тропинке, с багажом на плечах, а потом ещё и возвращаться за оставшимися грузами… К счастью, Лалли встретил меня с массивной одноколёсной садовой тачкой.
- Чтоб два раза не бегать, - пояснил он. — Давай, ставь сюда свои ящики… Ух, какие тяжёлые! Ты нам генератор привёз?
- Ага.
- А то, что мы в ветаптеке заказывали?
- Всё, как вы просили!
- Спасибо; ты настоящий друг! А то в наших пасторальных краях то одного не хватает, то другое кончится, в город от нас выбраться непросто, а доставка сюда не ездит…
Лалли уверенно объезжал нагруженной тачкой многочисленные корни, камни и рытвины на тропинке, а я, почти налегке, едва поспевал за ним, спотыкаясь на каждом шагу. После примелькавшихся урбанистических пейзажей ельник казался сказочным. В нём было сухо, безветренно, пахло земляникой, лапы елей в глубине чащи были суровыми, тёмно-зелёными, а ближе к опушке омывали свою строгую зелень солнечным золотом. Правильнее было бы сказать, что все эти картины и ощущения сливались в одно неразрывное единство: ароматносолнечнозелено. Такой синтез всех чувств только и возможен при встрече с живой природой; его не бывает, когда пытаешься заменить поездку в лес просмотром картинок в интернете и прослушиванием саундтреков с шорохом ветвей и криками птиц…
- Зимой здесь тоже очень красиво! - как бы уловил мои мысли Лалли.
За ельником начались кусты, а за кустами — золотистого цвета опрятные избушки с лопастями ветрогенераторов на столбиках у коньков крыш. Лалли вкатил тачку на поросший травой двор:
- - Солнце моё, принимай гостей! Лебедёнок из города приехал! Лалли на правах давнего друга звал меня моим старым андерграундным именем, сохранившимся ещё с институтских времён. И я — также из чувства уважения к давней дружбе — не возражал, хотя я уже давно не считаю себя неформалом, предоставляя бунтарские настроения молодёжи (и таким нестандартным личностям, как мои друзья), а на работе меня зовут исключительно по имени-отчеству. (Лалли как-то интересовался, не приходится ли мне соблюдать строгий дресс-код, - но, к счастью, с пришествием нового руководства это требование отменили).
На крыльцо избушки вышла Иволга в старой спортивной кофте и джинсах. На голове у неё был узорчатый хайратник из цветной шерсти, второй такой же, недоплетённый, она держала в руке, а другой рукой подбирала болтающиеся нитки, которые пыталась схватить скачущая у её ног молодая пушистая кошка Артемида.
Избушка была невелика, но планировка у неё оказалась такая разумная, что тесноты не ощущалось. В ней даже нашлось место для такой роскоши, как гостевая комната. Иволга распахнула передо мной её дверь: «Располагайся! Сообразишь ведь сам, что у нас и как? А я уж, извини, тебя пока оставлю: надо срочно доплести, а то заказчик ждёт!» - Сквозь незакрытый дверной проём мне было видно, как она села в большой комнате у окна, обложившись мотками шерстяных ниток.
Я быстро извлёк из своей сумки немногочисленные вещи — я планировал погостить у друзей в их новом доме не более трёх дней, - и решил, что было бы не лишне отдохнуть после долгой дороги. Спать не хотелось, поэтому я просто сел у окна, выходящего во двор, и стал смотреть. Друзья, чуть менее года назад переехавшие в лесную деревушку, заселённую группой молодых энтузиастов и носящую гордое название «экопоселение», уже давно звали меня поглядеть, как они устроились. И вот теперь я наконец сам увидел это место. В обычных деревнях в глаза первым делом всегда бросаются приметы индустриальной эпохи, вроде какого-нибудь ржавого трактора,- а здесь меня окружали либо предметы доиндустриального быта, вроде косы и грабель, прислонённых к видному из окна участку забора, либо электронные приборы нашей родной индустриальной современности. Лалли как-то обмолвился, что, когда молодые энтузиасты только пришли сюда,здесь были лишь руины деревеньки, покинутой в середине ХХ века. А я вижу из окна сплошь новые избы. Интересно, как же возили стройматериалы, если дороги нет, а валить лес сторонники экологичного образа жизни заведомо не стали бы? Надо расспросить Лалли. Кстати, вот он во дворе: разгружает тачку, какие-то ящики уносит в сарай, а какие-то подтаскивает к крыльцу. Может, выйти и помочь ему? Нет; знаю, он откажется от моей помощи под предлогом, что я не разберусь, куда что ставить… Вот к нему подошла Иволга: на голове платок, одета в перепачканный землёй старый сарафан, в грязных руках корзина с сорняками… Разве ей не надо было срочно доделать заказ? Я посмотрел через открытую дверь в соседнюю комнату: там сидела Иволга в кофте и джинсах, полностью сосредоточенная на работе, и мотки шерсти разноцветной грудой у неё на коленях… Я снова бросил взгляд в окно: во дворе стояла Иволга в сарафане с корзиной сорняков и что-то говорила Лалли…
Заскрипело крыльцо: тяжёлые мужские шаги. В дверной проёме я увидел длинные патлы и могучую спину Лалли… Я молниеносно повернул голову к окну: во дворе Лалли разгружал тачку. А в доме между тем слышалось хлопанье дверец шкафа, возня с обувью. В тачке оставался только генератор; он был самый тяжёлый…
И вот во двор вышел второй Лалли, одетый совсем не как первый, они вдвоём взялись за ящик с генератором и понесли в сарай…
До этого момента я надеялся, что меня разыгрывают друзья (хотя зачем взрослым людям такие глупые розыгрыши, и как бы они успевали так быстро перемещаться из дома во двор, а главное, так быстро переодеваться?) Но появление двойников уже не укладывалось ни в какие рамки. А всё, что не укладывается в рамки, вызывает опасения. Куда я приехал? Что это за деревня? Может, раньше в этих краях жили колдуны -  оттого с середины двадцатого века никто и не селился на месте заброшенных руин? Может, мои друзья связались с какими-нибудь подозрительными сектантами, которые только прикрываются маркой «экологичности»? Может, я попал в самый разгар какого-нибудь сомнительного эксперимента?
Как бы то ни было. Лучше всего подобру-поздорову уносить ноги. Я быстро покидал в сумку разложенную на тумбочке одежду, гигиенические принадлежности, бочком пробрался мимо сидящей у большого окна Иволги и рванул что есть духу через двор к лесу. Через какое-то время я обернулся на бегу и увидел, что оба Лалли и обе Иволги бегут за мной, машут и кричат. Их криков я не слушал. Только бы добежать до машины… Вот уже за кустами темнеет вход под сень мохнатых душистых елей…
Но тут моя нога задела корень — и тотчас бедро познакомилось с мягкой как банное мыло грязью в луже, а локоть — с жёсткими шишками и камешками на тропинке. Сумка улетела на обочину, содержимое просыпалось в траву. Оба Лалли и обе Иволги подбежали ко мне и стали помогать подняться.
- Ты чего рванул? - спросили оба Лалли с безошибочно узнаваемыми интонациями моего старого друга, которые не в состоянии сгенерировать ни одна нейросеть.
- Испугался, - честно признался я.
- А чего? - удивились друзья.
- Как это — чего: вас же по двое! Что тут вообще происходит? Я сошёл с ума?
Оба Лалли категорично помотали головами.
- Надо мной ставят эксперимент?
Оба Лалли сделали жест, означающий: «Да как ты мог подумать!»
- Вообще мы дурака сваляли: надо было Лебедёнка заранее предупредить, - сказала одна из Иволг, в то время как вторая подбирала мои вещи, отряхивала и складывала в сумку.
- Да что у вас происходит-то? - терял терпение я.
- как видишь, мы сейчас в двух экземплярах, - ответила Иволга. - Ну что ты стремаешься, ничего страшного в этом нет… И заразного тоже нет, не отшатывайся… И никто в нас не подселялся, не превращался, мы оба остались, какими были. Просто в двойном комплекте.
- Да, всё-таки надо было предупредить, - поддержал супругу Лалли.  - Помнишь, ты как-то сказал, что ожидаешь от нас каких угодно поступков, даже самых фантастических? Вот мы и не думали, что ты станешь так бурно реагировать…
- Это ж надо, какого стрекача задал, - усмехнулся второй Лалли. - У нас в деревне есть аткой Арсений, который профессионально занимается спортом, - так даже он так быстро не бегает!
- Давай уже домой, - сказала та Иволга, которая была в сарафане.  - дадим Лебедёнку отмыться, переодеться, а потом поставим чайку и всё подробно объясним!тут же в двух словах не рассказать!


- Как и многие горожане, которые мечтают переехать в деревню, мы в начале были наивными идеалистами, - повествовал один из Лалли, когда мы впятеом сидели за небольшим обеденным столом в избушке и пили чай с ароматными травами и ягодами из здешнего леса. - Мы думали: вот сейчас заживём вдали от городской суеты — и сразу времени освободится куча, будем успевать заниматься и творчеством, и саморазвитием, и на прогулки дальние ходить…
- Мы ошибались, - продолжил второй Лалли. Когда первый сделал перерыв, чтобы съесть печенье. - В деревне хлопот оказалось ещё больше. И огород поливать. И дрова запасать, и электричество проводить, и отходы сортировать. Мы же всё-таки экопоселение, нам вокруг себя свалку разводить нельзя…
- И всё жизненно важное надо самим, за тебя никто не сделает, - добавила одна из Иволг, даже за столом не выпускающая из рук своё плетение.  - Тут же не город, платных услуг нет… Потом ещё как-то сама собой прибавилась общественная жизнь: собрания односельчан…
- Какие собрания? - не понял я.
- Да по разным вопросам: скажем, как обустроить те или иные коммуникации с минимальным ущербом для окружающей среды. Или как учить детей: построить школу или ввести семейное обучение, - у нас же многие с семьями приехали. Или, например, как и кому пасти коз.
- Зачем коз?
- У нас в деревне не все строгие вегетарианцы, многие без молока не могут, особенно дети. Так вот, все эти собрания — не формальность какая-нибудь, на них мы действительно обсуждаем то, что важно всем — до тех пор, пока не отыщем решение, которое устроит всех. На первых порах, пока в нашем быте ещё не всё было продумано,таких собраний было очень много, а сейчас их уже меньше…
- В общем, мы с Иволгой посмотрели, - заговорил тот Лалли, который уже закончил жевать печенье, - вроде, живём в такой буколической среде, а упахиваемся больше, чем в городе на трёх сверхурочных…  А я ведь мечтал на досуге, на природе своё изобретение до ума довести — ты ведь знаешь, что я разрабатываю генератор, который работает на бытовом мусоре? А Иволга всё роман дописать пытается, но тоже недосуг: она у нас, как известно, рукодельница, и её изделия вдруг вошли среди односельчан в моду… А если мы ещё заведём детей, как хотели — тогда вообще перестанем что-либо успевать!
- Вот именно: дел просто хоть разорвись! - отвечала та Иволга, которая плела из шерстяных ниток.
- И чтоб не разорваться, вы решили… стать в двух экземплярах?
- Ты правильно догадался.
- Но как? Что у вас за метод?
- У нас в деревне есть один старый хиппи. Живёт он в крайней избушке и мало с кем общается. Летом обычно сваливает куда-нибудь в леса, а дома бывает наездами. - сказал один из Лалли. - Он, говорят, и в Индии жил, и в тайгу куда-то ездил. У него ник такой ящеричий: всё время забываю, то ли Варан, то ли Геккон.
- Тритон, - подсказала одна из Иволг.
- Ну да. Так этот Тритон однажды услышал, как мы жалуемся, что ничего не успеваем, и предложил помочь. Притащил нам мешок с какими-то травами, велел перед сном развести в стакане воды и выпить. Мы подумали, что он, наверно, нам успокоительное средство принёс, чтоб мы не психовали из-за нехватки времени. Ну, выпили, легли спать — а наутро проснулись от того, что в кровати стало тесно: нас оказалось по два экземпляра!
- Ничего себе! А каков же принцип действия этого напитка?
- Не знаем. Я же говорю: мы проснулись — а нас уже по двое!
- А какой из этих экземпляров настоящий?
- Говорят же тебе: оба! Ну, представь себе, что ты распечатал на принтере файл в двух экземплярах — они же оба настоящие! Вот  и с людьми точно так же. Оба идентичны, содержимое мозга одинаково.
- А если где-нибудь попросят паспорт предъявить — какой из экземпляров будет его показывать?
- В деревне паспорта никто не спросит, а в город заведомо поедет только один экземпляр.
- Зато сразу стало удобнее, - ответила та Иволга, которая была без плетения.  - Пока один экземпляр пишет роман, другой пропалывает огород. Получается, что ты одновременно занимаешься и творчеством, и сельским хозяйством.
- Или, если надо что-нибудь тяжёлое поднять, с чем один человек не справится,  - двум экземплярам такая работа под силу, - поддержал один из Лалли.
- А кошка тоже в двух экземплярах? - я поглядел на дремлющую на диване Артемиду.
- Нет; в одном: зачем ей? - ответил он же. - Кошки ведь не запарываются с делами.
- Даже если бы нам  какой-то дури захотелось сделать её в двух экземплярах, - пояснила Иволга без плетения, - ничего бы у нас не вышло. Артемиде даже простое глистогонное дать — целая проблема: она брыкается, царапается и выплёвывает. А тут какой-то незнакомый напиток!
У меня в голове воцарилось напряжённое затишье, словно атм вот-вот собиралась родиться важная мысль.
- Скажите, - спросил я друзей. - А можно ли так, чтоб один экземпляр отправился на курорт, а другой остался на работе?
- Нам никто не говорил, чтоб это было запрещено!
- Я вот что подумал, - мысль, рождавшаяся в моей голове, уже окончательно оформилась и показалась мне блестящей. - У вас ведь остались эти травы? Лалли говорил, этот Варан вам целый мешок принёс?
- Он Тритон, - поправила одна из Иволг.
- Ну да, Тритон. Отсыпьте мне немножко перед моим отъездом! Я в городе выпью и тоже стану в двух экземплярах: один будет на работу ходить, деньги зарабатывать — а другой в это время на пляж! А то в прошлом году знаете, как обидно было: на моё любимое направление цены на билеты снизили втрое, у них какая-то  акция была, - а я с работы ни ногой, мы проект закрывали… Дадите мне перед отъездом вашего чудо-зелья?
Обе Иволги окинули меня взглядом, каким смотрит мать на подростка-прожектёра, затем посмотрели на обоих Лалли. Потом одна из Иволг сказала:
- Предположим, дать, как ты выражаешься, чудо-зелья, мы тебе можем уже сегодня вечером. В городе ты будешь один, а здесь мы тебя в первые дни подстрахуем, если что-нибудь пойдёт не так. К этому состоянию надо привыкать; мы по началу сами много ляпов делали… Тебя устроит такой вариант?
- Лучше не бывает! - мне самому не терпелось попробовать.
Когда я готовился ложиться спать, в мою комнату постучалась Иволга. Она внесла стакан буроватого раствора, в котором плавали мелкие клочья серебристых сушёных листьев.
- Выпьешь — надо сразу спать, иначе не подействует, - и она вышла.
Вкус у раствора был незапоминающийся.
Я погасил свет.
Но заснуть сразу не удалось: в голове теснились и толпились вопросы, ответа на которые заведомо не даст ни всезнающий интернет, и  десяток самых мудрых современных философов. Если я буду в двух экземплярах — мне надо будет называть себя местоимением «мы»  - или всё-таки можно «я»? Будет ли правильно говорить о себе: «Мы, Лебедёнок, живём в квартире одни»? - или я в таком случае уже никогда не буду один? Если один экземпляр меня сфотографирует другой — будет ли это считаться селфи или настоящей художественной фотографией? Если один экземпляр меня порежет палец — будет ли больно второму? А если, не дай бог, сломает ногу?  Может ли у двух экземпляров меня возникнуть разное мнение по одному и тому же вопросу? Может ли…
Я незаметно уснул, и незаметно подошло утро.


Бывало ли у вас так, что вы играли в компьютерную игру онлайн и параллельно смотрели на другом гаджете увлекательный фильм? Или читали книгу и параллельно слушали некий содержательный разговор? Если бывало, то вы можете хотя бы в слабой степени представить себе, что творилось в моей голове с утра. Когда я проснулся, меня больше всего удивило не то, что я увидел рядом с собой на подушке те же серые глаза и толстоватый нос, какие уже неоднократно видел в зеркале, - а как раз вот это: беспрерывная настроенность мозга одновременно на два канала. Это касалось всей информации, поступающей в сознание, даже таких мелочей, как интерьер вокруг меня. Оба экземпляра лежали на подушке лицом друг к другу и каждый смотрел на противоположную стену — и изображения этих стен подавались в мозг словно записи с двух камер видеонаблюдения на один экран. Я не мог сказать, чтоб на одну стену смотрел я, а на вторую — кто-то другой, не разбирал, где «настоящий» я, а где двойник — во всём была эта одновременная двойственность восприятия.
- Хватит валяться! - сказал сам себе я (или мы?) - Сегодня нас ждут великие дела!
Уже при одевании произошла заминка. Так как я приехал к друзьям ненадолго, то и одежды взял немного. Второму экземпляру достались чинёные камуфляжные портки, которые планировалось надевать для вылазок в лес в плохую погоду, и резиновые шлёпанцы, а головного убора и куртки вовсе не досталось. «Ладно, куртку можно взять у Лалли». - подумал кто-то из экземпляров.
Чистка зубов тоже преподнесла неожиданности: экземпляра было два, а зубная щётка в моей сумке — всего одна. Пришлось чистить зубы по очереди, и я (мы?) провозились долго. В стаканчике возле раковины торчало целых четыре зубных щётки: по две одинакового цвета. Очевидно, Лалли и Иволга по началу столкнулись с тем же затруднением, но быстро разрешили его.
В туалет экземпляры пошли тоже по очереди: но здесь других возможностей просто не было.
За завтраком я оценил возможность одновременно наслаждаться превкуснейшими сырниками, которые приготовила Иволга, и беседой с друзьями. Впрочем, я вовсе не был голоден: хотелось поскорее выбежать на улицу и осваивать новые возможности. Я уверовал, что все трудности преодолимы, а жизнь прекрасна.
После завтрака один экземпляр Иволги отправился относить заказчику готовое рукоделие, другой принялся убирать со стола. Один экземпляр Лалли пошёл в сарай возиться с генератором, другой стал собираться в лес.  Один экземпляр меня остался для помощи по кухне (в нашем кругу принято, чтобы гости по возможности помогали хозяевам), а второй отправился с Лалли.
Лалли обещал показать мне полянку, где жители экодеревни не так давно посадили сосны, а на обратном пути зайти на пригорок, где много черники. Он был весел, словоохотлив, расспрашивал об общих знакомых. В иное время такая беседа показалась бы мне не требующей ни малейших умственных усилий. Но сейчас, напоминаю, у меня в мозгу беспрерывно работал второй канал, и это иногда мешало мне.
- Ау! Я тебя спросил, где сейчас Милена, - окликнул меня Лалли.  - Ты что, не слышал?
- Прости. Мне в этот момент какая-то чашка со звёздочками в голвоу лезла…
- Звёздочки синие?
- Ага.
- Это Иволгина любимая. Ты её сейчас моешь?
-Её, - согласился я, нимало не удивившись такой постановке вопроса во время движения по тропинке через густой подлесок.  Ведь одновременно я действительно был в кухне и очень боялся разбить изящную чашку хозяйки.
- У меня на первых порах тоже всё смешивалось, - сказал Лалли.  - Потом научился фильтровать. И ты научишься, это не сложно.

Стоя посреди кухни, я поднял мокрую руку от раковины с посудой и стал энергично чесать щёку.
- В лесу комары злые? - посочувствовала Иволга. И сразу сменила тему. - Арсений, ну, наш односельчанин, спортсмен, ещё в шесть утра убежал на свою обычную пробежку и о сих пор не вернулся.
- А ты откуда знаешь?
- Я же пошла к ним домой и сейчас разговариваю с его девушкой; она мне вчера хайратник заказывала. Обычно у Арсения эти пробежки короткие — а тут как в воду канул.
- А позвонить ему она не пробовала? - удивился я.
- У нас в деревне народ часто без телефонов ходит. - объяснила Иволга. - Особенно по таким коротким будничным делам… А она волнуется.
- Я бы на её месте тоже волновался. У вас места спокойные?
- Бандитов нет, агрессивных хищников в лесу, воде, тоже не водится…
- А может, ему здесь надоело, и он решил спонтанно сбежать в город?
- Если это шутка, то крайне неудачная. Арсений -  один из идейных вдохновителей этой экодеревни, так что «надоесть» в ней ему не может. К тому же, он человек обстоятельный и никаких серьёзных поступков спонтанно не совершает.


- Слышишь. - обратился я к Лалли, когда мы шли над крутым склоном глубокого оврага. - Говорят, у вас тут Арсений пропал. В шесть часов утра вышел на короткую пробежку — и до сих пор нет.
- Откуда ты узнал?
- Мне сейчас Иволга сказала. Ну, там, дома, тому мне, который… ну, который…
- Я тебя понял, не трудись объяснять. А Арсения поискать надо. В тёплое время года он обычно бегает в этом лесу.
Долго искать не пришлось. На дне оврага сверкнуло фиолетовое и ярко-белое, затем послышался стон. Мы с Лалли осторожно спустились по крутому склону (я жалким образом прополз конец пути на пузе). На дне оврага у ручья полулежал рослый темноволосый молодой человек в спортивном костюме яркой расцветки. Его лицо было искажено гримасой боли.
- Мужики, это просто подарок судьбы, что вы здесь проходили! - воскликнул Арсений. - А я сдуру решил для разнообразия сменить маршрут, ушами прохлопал, поскользнулся — ну и покатился с кручи. И в лодыжке у меня стрельнуло, как будто там резинка порвалась. Болит — встать не могу.
«Хорошо всё-таки, что я в двух экземплярах, - обрадовался я. - Я смог мгновенно сообщить Лалли, что я его односельчанином беда, мы сазу нашли его и сейчас спасём. А если б я был в одном экземпляре. То растранжирил бы кучу времени на беготню туда-сюда и звонки по телефону!»
Рослый Арсений оказался тяжёлым, и втащить его на тропинку по крутому склону оврага было непросто даже вдвоём. Особенно, если один из этих двоих обладает такой плохой физической подготовкой, как я, привыкший к сидячей работе.  Пока я пыхтел на склоне оврага, поминутно рискуя ещё больше покалечить спасаемого, в моей голове в фоновом режиме проходила другая реальность: вот я — другой я, оставшийся дома, - закончил вытирать посуду, вот Иволга показывает мне деревню, и мы проходим вдоль по улице, любуясь цветами в палисадниках; вот мы беседуем об искусстве; вот я глажу кошку; вот Иволга читает мне главу из романа, который пишет… Беседа и прогулка были приятными, кошка ласковой, роман талантливым — но как же меня раздражал этот диссонанс: я занят тяжёлым ответственным делом — но одновременно я пребываю в праздности; я предаюсь интеллектуальным разговорам — но одновременно я испытываю такую степень физического напряжения, при которой никакая интеллектуальная деятельность невозможна...
Мы подняли Лаллина односельчанина из оврага и медленно повели к деревне по тропинке, поддерживая с двух сторон и давая опереться на наши плечи. Мне больше всего хотелось после такого непривычного и такого сильного напряжения немедленно лечь отдыхать, -но здесь, в лесу, я не мог себе этого позволить, и отдыхать лёг тот я, который остался дома. Этот я быстро задремал, и ему (точнее, мне) снились сны. Обычно я забываю свои сны тотчас по пробуждении — а сейчас они в фоновом режиме шли в голове у того меня, который ковылял по лесной тропинке, - и я обомлевал, обнаружив, какой кафкианский сюрреализм способно породить моё подсознание.
- Не переживай; главное, все живы, - Лалли по-своему истолковал выражение крайнего ошеломления на моём лице.  - У нас в деревне есть медики. Арсения вылечат, всё нормально…
- А вот кабаны с крыльями — это ненормально, - бормотал я, перестав соображать, где сон, а где явь.
Когда мы доковыляли до дома спасённого спортсмена, помогли ему подняться на крыльцо и устроили в спальне под оханье и благодарности его девушки, я услышал, как Арсений тихонько шепнул Лалли: «Ты как-нибудь намекни своему другу, что у нас всякие весёлые таблеточки жрать не принято».
Мы пошли домой. Поток сновидений у меня в голове временно прекратился (очевидно, у второго меня наступила фаза глубокого сна), я снова обрёл способность ясно мыслить и понял, что ошибся в расчётах.  Я надеялся, что, дав второму экземпляру меня как следует отдохнуть, я смогу — в лице первого экземпляра — продолжить полезную деятельность, например, помогу Иволге на огороде, - но обнаружилось, что отдых нужен и экземпляру, побывавшему в лесу: он натрудил руки и плечи и набил шишек…

За обедом я пожаловался Иволге:
- Как странно: я не могу понять, голоден я или сыт. За завтраком такого, вроде. Не было, но тогда мне и есть не хотелось. А сейчас -  я уже почти съел полную порцию, а через миг чувствую: как будто вовсе обедать не садился.
- Ничего удивительного, - ответила одна из Иволг. - Один ты действительно ест, а другой всё время только разговаривает, а к еде почти не притрагивается. Вот их ощущения у тебя и конфликтуют. Делай как мы: следи, чтоб оба экземпляра насыщались одновременно!
- А нельзя, чтоб из них только один ел?
- Нет; это так не работает.
- Так мне же теперь в два раза больше еды покупать придётся! Что ж вы мне сразу не сказали?!
- И еды, и одежды, и зубных щёток, и бритв. (Хотя, если хочешь, можешь оставить один экземпляр с бородой: тебе пойдёт).
- Это ж неэкономно!
- Что поделать, такова цена за то, чтоб везде всё успевать. И поверь, это далеко не самая страшная из возможных цен.
- Но ведь, если требуется в два раза больше вещей, то получается неэкологично?
- Если эти вещи сами по себе экологичные — отчего же нет? А на экоакциях типа погрузки вторсырья или расчистки леса от мусора второй экземпляр просто незаменим! Ведь не всегда добровольцев набирается много… Скажи честно: тебе не понравилось?
- Да как сказать… Я думал, что буду успевать в два раза больше. А оказалось, что стал уставать в два раза больше. В голову стало лезть в два раза больше дурацких мыслей. Всё время какой-то параллельный канал в мозгу…
- Это на первых порах. Ты научишься с этим обращаться, выработаешь для экземпляров подходящий ритм жизни, ритм мышления; отучишься думать ерунду, в конце концов. Ты, наверно, считал, что это как в сказке: выпил волшебного напитка — и будут тебе одни плюшки? А в реальности, в отличие от сказок, одних плюсов не бывает: надо с этим работать, приучаться…
- Да пока я приучусь — я с ума сойду!
- Ты испугался трудностей? - ехидно усмехнулся один из Лалли.
- Я испугался за свой рассудок!
- А может, ты не за рассудок испугался, - прищурился второй Лалли, - а за другое что-нибудь? Например, за привычную картину мира? Ты же всегда был ригидным консерватором!
- Я понимаю: вы — свободные художники — никак не можете простить мне, что я выбрал работу в офисе, - сказал один я, в то время как второй трудолюбиво жевал картофелину. Но давайте рассмотрим это в другом аспекте: в конце концов, у нас с вами могут просто быть разные вкусы. Бывают музыкальные вкусы, литературные, вкусы в живописи — а бывают вкусы в плане того, какой должна быть человеческая личность. И в вопросе о том, в скольки экземплярах ей быть, наши вкусы не совпали. Короче, я попробовал, и мне не понравилось! У этого вашего Геккона антидот против двухэкземплярности есть?
- Должен быть, - ответил один из Лалли. - Он старается для каждого снадобья подбирать траву с обратным действием. На днях он как раз должен вернуться из похода ненадолго. Может, уже завтра и вернётся. Я постучусь к нему и попрошу средство против двухэкземплярности.
- А я бы на твоём месте попросила у него снадобья от ригидности и лени, - хихикнула Иволга. - Только таких ещё не изобрели.
При всём желании, я не мог позволить себе обижаться на друзей: ведь они хотели для меня добра. Но как тяжко порой бывает чужое добро!Особенно в тех случаях, когда ты добровольно согласился на него, не подозревая об его тяжести…
Завтра мы с Лалли сходим к избушке Тритона, а сегодня я пораньше лягу спать. Надеюсь, обоим экземплярам меня хотя бы будут сниться одни и те же сны.

25 декабря 2023