Страсти по Федору

Саша Бронштейн
Достоевский все-таки был прав: тварь ли я дрожащая? Или право имею? Мой зять - йог, индус, утверждает, что не имею! Убивать животных - мол, это ужасно. Когда-то в детстве он сьел яйцо, и мама его больно ударила - ведь яйцо это зарождающаяся жизнь. Всякую букашку, заползшую в дом, зять бережно подбирает и выносит в сад: мол, пусть живёт себе, убийство живого организма ожесточает и озлобояет. Он прав! Совершенно прав! По какому праву мы убиваем животных? Но в одном Достоевский ошибался - мы убиваем без всякой мысли, без размышления, потому что нам просто охота убивать - по праву сильного и самого достойного во Вселенной. Человек - венец творения, царь природы. Но это я разлагольствую уже после того, как совершила ряд убийств слабых и беззащитных существ. И нисколько не раскаиваюсь. А надо бы. Зять содрогнулся бы от моих зверств, если бы узнал. Но я то себя не ощущаю ни зверем, ни тварью дрожащей. И убивают люди все живое не только по этой причине. Достоевский эту тему, может быть, и не потянул бы: люди убивают других живых существ чисто из отвращения - кто на религиозной, кто на национальной основе, а кто-то на эстетической. Как-то прочитала, что желтокожие азиаты смотрят на бледную кожу европейцев с нескрываемой брезгливостью. И что тут поделаешь? А жирные жуки из сказки Андерсена выказывали бурное отвращение к невесте своего собрата  - Дюймовочке, находя уродливым её хрупкое тельце, обделенное цепкими лапками и увесистыми клешнями. Да, наши вкусы, симпатии порой столь различные, что мы в гневе хватаем то, что попадется под руку и запускаем в ненавистное нам существо. Вот и я схватила швабру и применила её как средство убийства в отношении  беззащитного существа.  В чудесное новогоднее утро я проснулась в радостном настроении - предвкушая, что сначала полюбуюсь своей маленькой пушистой елочкой, установленной у окна, с видом на чистенькое, припорошенное с вечера снегом авеню Давуат, и картинами, развешенными на стенах маленькой квартиры - благо, вдохновение не убывает, а значит, работы с каждым днем прибавляются, скоро их некуда будет вешать. Сладко потянувшись к тёплой, шуршащей мягкими простынями постели,  медленно приоткрываю глаза. Смотрю - на потолке сидит, вернее, висит - он!  Большой, черный, откормленный таракан. Явно беглый,  не "тутешній". То есть - из африканского, очень грязного ресторана, расположенного в доме под моим окном, на первом этаже. Да, конечно из ресторана, откуда ж ему еще и взяться? У меня чистота - влажная уборка каждый день. А это св.. лазит по коммуникациям везде, где ей заблагорассудится - плодить потомство в чистой, творческой обстановке! Опять, как всегда, приехали! Тараканы, вижу,  любят меня! В Сумах, на "девятке", они час от часу перебегали ко мне от соседа-пьяницы погреться. И никакими новомодными гелями вывести их не удавалось. От вида висящего над моей постелью ужасного насекомого, я окончательно пробудилась. Мысль заработала четко в определённом направлении: нужно уничтожить злодея немедленно! Быстро соображала: эта тварь уверенно висит себе на потолке, не дрожит, не падает, подлая, но стоит мне пошевелиться - как пить дать,  скроется в какой-нибудь недосягаемой щели.
Осторожно встаю и иду в ванную, беру швабру, возвращаюсь, на цыпочках подхожу поближе, прицеливаюсь и... Бью плоской частью  швабры в потолок. Держу, не отпускаю. Жду - вдруг проклятый выскользнет и даст деру. Нет. Не убегает. Наверное, готов. Опускаю швабру. На потолке -  расплющенное чёрное пятно. Убийство совершено. Тепер надо уничтожить улики  Какая гадость. Осторожно отдираю шваброй тараканьи останки и заметаю их с пола. Но темное пятно на потолке остается - навеки. Каждое утро проекция убитого насекомого с упрёком смотрит на меня. Неуспокоенная душа  таракана витает над моей кроватью и тихо, скорбно  охает. Внутри меня что-то  дрожит и совестливо трепещет. Я тварь? Убийца? Фёдор Михайлович на небе отчаянно решает этот вопрос. Но пока еще не решил.