Глава 3. Бункерный дед и отрицательный «небоскреб»
«Как раз и ожидал»- ответил про себя Мистик, глядя на раздвоившегося Скрепника и вспоминая свое утреннее предчувствие. Несмотря на тревожные и туманные обстоятельства будущего, он старался придать лицу выражения радости и воодушевления от встречи с кремлевским Владыкой.
-Вижу, ты неплохо тут обустроился, книги читаешь, пишешь стихи наверное, девчонок красивых щупаешь. Жалоб и нареканий, надеюсь, нет? Ладно, ладно, знаю, что нет. Ряшку вон за месяц отъел на харчах казенных – Скрепник мерил шагами гостиную и говорил благодушным тоном, то поглядывая в сторону Владлена Юрьевича, то отворачиваясь.
В эти мгновения Суров успел сделать красноречивый жест Вере, чтобы та собрала посуду и укатила с тележкой от греха подальше.
-Верочка, золотце, ты свободна, тарелки потом уберешь – ласковым голосом приказал Скрепник, будто прочитав мысли бывшего «придворного» фаворита.
То, что он помнил имя , казалось бы, рядовой сотрудницы, одной из многотысячной армии ФСО, не то, чтоб удивило, а всерьез насторожило. Видимо, с Верой таки, не все просто.
«Красивая сексоточка» – беззлобно и почти с умилением определил Суров служебные функции девушки , решив, что в случае пролонгации алтайского срока, он непременно закончит то, что начал сегодня на кожаном диване и чему, так некстати, помешало явление Скрепника.
- Может что-то принести, Владыка Владимирович? - перед тем как выйти за дверь, спросила Вера Павловнв.
- Нет, нет, мы тут надолго не задержимся, - учтиво улыбаясь, заверил ее Скрепник – а ты поднимись, подыши свежим воздухом, в дендропарке погуляй, золотце.
- Ну что, думаю, за почти как месяц карантина, у тебя появились ко мне вопросы?- обратился он к Сурову, когда Вера ушла.
Тот неопределенно покачал головой, и сделал попытку отшутиться.
-Вы же знаете, Владыка Владыч, я никогда не тревожил вас по пустякам. И если надо, вы всегда можете на меня рассчитывать. Явлюсь по первому зову, как тот сказочный Сивка-бурка, вещая каурка. А если не надо, то сижу себе в глубоком резерве, занимаюсь творчеством и стараюсь особо не отсвечивать…- для пущей правдивости своего спича Владлен Юрьевич приложил ладонь к сердцу.
-Короче, Склифосовский… - прервал его вступление Скрепник.
- Ну, а если короче, то не совсем понятно было. Забирают среди ночи , садят на транспортный борт, потом запирают на подземный карантин. Кругом все молчат, полная изоляция, ясное дело, что за месяц разное в голову полезет. Думал меня, как того Дантеса или аббата Фариа, в темницу на годы заточили, - невесело усмехнулся Суров.
-Что еще за Дантес, тот который Пушкина вальнул? – сразу не понял Скрепник.
-Да нет, тот, который граф Монте-Кристо, - объяснил Мистик.
-А-аа – протянул Влад Владыч зорко глядя на собеседника, словно просвечивая того рентгеном.
-Ну вот, слава богу, дождался. Рад, что обо мне вспомнили –комкая в душе обиду, закончил Суров.
-Хорошо, я тебя услышал… ,-задумчиво протянул Скрепник, после чего шумно хлопнул в ладоши и распорядился – а пока ,собирайся, прогуляемся немного, по пути еще поговорим.
Его голос прозвучал нарочито беззаботно и весело , и это было явно не к добру . Сколько, после вот таких «завлекушек-ловушек», людей бесследно исчезло или скоропостижно откинуло копыта? «За неполных двадцать три то года, попробуй подсчитай, всех и не упомнишь» - мрачно подумал Суров.
- Да я, в принц-ипе собран – с лёгкой заминкой ответил Владлен Юрьевич, но тут же скосил взгляд на плечо, где серо-желтой коркой застыли исторгнутые Верой кусочки осетрины и рыбной котлеты. – а нет… сменю фасон, я мигом, Влад Владыч. В спортивном костюме можно?- спросил на ходу .
-Да хоть в шортах и в пионерском галстуке – ехидно усмехнулся Скрепник и бодро покашлял.
Суров выбрал черный флисовый костюм с красной эмблемой «Nike» на груди и черно-белые кроссовки «Reebok».
«Хоть бы вверх, а не вниз, воздуха свежего глотнуть» - машинально подумал Владлен Юрьевич, поеживаясь. Он уже знал, что разговор предстоит серьезный, как по форме, так и по содержанию , где от правильных ответов будет зависеть - не окажется ли он последним.
За порогом, к ним тенью приклеился Могилин, чья внешность всегда вызывала у Мистика ледяной озноб - один в один, адъютант был похож на капитана Журова - маньяка и садиста из балабановского Груза-200. Такое же бледное, хтоническое лицо-череп: худое, с крупными ушами , выпирающими над провалами щек - скулами и небольшим , морщинистым среднестатистическим лбом.
А вот взгляд у Могилина был , пожалуй ,даже пострашней ,чем у Журова: то неприятно цепкий и острый, как бритва, а то бессмысленно глубокий: черный и абсолютно пустой. Замогильный какой-то взгляд, прямо в унисон фамилии.
Пройдя санитарный отсек, они свернули налево, в сторону темного туннеля. Реагируя на шаги , поочередно , вспыхивали круглые галогенные лампы, охватывая лица желтовато-бледным, больничным светом.
-:Сейчас , Владлен, я тебе покажу самую современную часть бункера. Успели достроить за три месяца до начала СВО. Здесь мало кто ещё был , ты один из первых , цени это! , - Скрепник шагал метра на полтора впереди и бросал слова через левое плечо. Не оборачиваясь, в сторону Сурова.
Идти было легко , так как туннель плавно уходил под землю, по наклонной. Замыкал бункерную тройку Могилин, который настойчиво связывался с кем-то по рации. Метров через пятьдесят туннель значительно расширился.
- Сержант Мышкин, доложите обстановку! У вас все готово? Мы подходим , включайте ступени.,- приказывал адъютант.
-Так точно, все готово. Включаем лестницу! – после череды щелчков и тресков, прохрипела в ответ рация .
За новым поворотом сразу же последовал крутой спуск, так что про глоток свежего воздуха, Суров уже и не думал. Все шагнули на серое полотно эскалатора, а когда широкие ступени пришли в плавное движение, Мистика сильно шатнуло, он с трудом удержался на ногах. От увиденной, с высоты спуска, подземной панорамы, закружилась голова. Длина бункерного эскалатора была такой, что в нее спокойно уместилась бы пара потемкинских лестниц.
Далеко внизу сновали и копошились черные точки, каждая, размером не больше вши, когда кладешь вошь на палец и пытаешься рассмотреть.
-Ничего себе, умеете удивить, Владыка Владыч! Это фантастика! Какая здесь глубина? – Суров и вправду был впечатлен масштабом подземного комплекса.
-Подбираемся к максимальной , плюс минус 1999 метров, это в два раза глубже, чем под Ямантау, представляешь? – похоже, Скрепник уже седлал любимого конька – два километра вглубь матушки земли, только задумайся! Всего 47 уровней, система жизнеобеспечения рассчитана на десять лет, а при жесткой экономии ресурсов, то и на все пятнадцать. Вот так , бля! Какое там самое высокое здание в мире, не помнишь?
-Этот… Как его… – Суров напряг память и через секунд десять, выудил оттуда ответ : Вроде Бурдж-Халифа, но могу ошибаться. Высота больше восьмисот метров, кажется…
-***ня,- констатировал Скрепник с пренебрежением и гордо воскликнул – мы по их меркам два с половиной небоскреба построили!
-Два отрицательных небоскреба – шутливо поправил шефа Владлен Юрьевич.
-Что ? – снова не понял Скрепник.
-Ну это как небоскреб, только наоборот, не вверх, а вглубь. Отрицательный небоскреб! – пояснил Мистик.
-Тут двадцать тысяч человек могут спокойно ядерку или потоп пересидеть, но нам так много и не надо! Половины достаточно, включая персонал- рассуждал Влад Владыч – А что ты думал? Этот подземный ковчег только для избранных! Чтобы сюда попасть -еще заслужить надо! – воскликнул он и добавил тише : перед Отчизной, перед нашей Русью святой, изначальной! -от пафосных слов голос Скрепника даже предательски дрогнул.
- Думаете, не пробьют? Бункер выдержит? – посмел усомниться Суров в подземной крепости.
- Да пусть ебошат сколько влезет! Даже интересно будет смотреть на их кислые рожи , когда мы тополями и сарматами въебем по всем штатам, от Вашингтона останется горстка пепла на память. В Европе тоже, только вякнут, тут же отгребут по полной. Накроем синевой и ярсами накормим, мы люди не жадные! Любой город в порошок сотрем, что Париж, что Брюссель, нам до ****ы. Нехуй было в спящего медведя пальцами тыкать!
«****ь, Скрепыч, от Москвы и Питера тоже мало что останется, ты об этом подумал?» - мысленно возразил Владлен Юрьевич. Оказаться в эпицентре ядерного коллайдера, так себе перспектива. Перед глазами поплыли кадры из старого советского фильма «Письма мертвого человека».
-Понятно, что по Москве и Питеру они в ответ тоже ебнут, но города мы потом отстроим. С божьей помощью, как говорится…Это будет новая, невиданная Россия, очищенная от всякой швали, оборотней и предателей! -уверенно предрек Скрепник. Лицо его стало влажным, как если бы вдруг замироточило.
Суров не обратил внимания на тот странный факт , что шеф опять угадал его мысли, и опрометчиво продолжил думать.
«Та оно и понятно, тебе уже за семьдесят, все надоело, всем пресытился, бабла столько, что вавилонским царям и падишахам не снилось! Римские императоры, вообще нищеброды по сравнению. Потянуло деда на метафизику, поверил в миссию свыше…ну-ну … оно и понятно, умереть в одиночестве не столько страшно, сколько скучно, вернее, не то, что скучно, а как-то несправедливо. После всего что в жизни достигнуто, на самом пике всевластия» - думая о скрепных мотивах Суров словил попутную мысль о том, что в дни всемирной ядерной вакханалии, он хотел бы очутиться на краю света, где -нибудь в Аргентине , Непале или , на худой конец, в Новой Зеландии, как можно дальше от радиоактивной родины.
Скорее надувным, чем грозным Дамокловым мечом, над седеющей головой Мистика, вот уже девятый год висели международные санкции, благодаря которым ведущие страны объявили Сурова персоной нон-грата. Первое время это вызывало в нем глухое раздражение, потом злость, а сейчас усталое безразличие. Но по истечении какого-то времени (примерно через года полтора) он даже испытал гордость из-за присутствия своей фамилии в карательных списках Запада. Разрабатывая известную концепцию суверенной российской демократии , он все дальше дрейфовал от нетрадиционных ценностей либерального мира в сторону личного презрения к их новоиспеченным феминизмам, ничтожным мейнстримам, культу потребления, к семьям с родителями номер один и номер два, к ЛГБТ-маршам и прочим карикатурно пошлым и глупым свободам извращенной толерантности. В одном из своих постов в соцсетях он как то назвал ее вирусом-возбудителем духовной педерастии и деградации, куда более опасными , чем ковид. Тот если и убивает, то быстро и безжалостно, являясь таким себе санитаром людского леса. Все шло своим чередом, к упадку и разрушению нового сатанинского Вавилона – «вездесущих» и «вездесрущих» своей демократией Соединненых Штатов Америки, с Евросоюзом на подпевке. Прямо как грозный тигр Шерхан и семенящий за ним, трусливый шакал Табаки. Ну да, во всей этой истории России предстает в роли коллективного Маугли. Да, полудикого, похожего на средневекового варвара, но зато без двойного, а то и тройного дна -варвара, бросившего бесстрашный вызов мировому гегемону! «Тлетворное влияние Запада» один раз уже сгубило его родину по имени СССР, а сейчас готовится уничтожать ее правоприемницу. Конечно, с начала нулевых, Россия прожила один из самых спокойных и сытых периодов своей тяжелой и трагической истории. Но, в отличие от подводной лодки «Курск», она не утонула, в чем была большая заслуга Скрепника, тогда еще вполне молодого и усердного «раба на галере» .
«Хорошо, что мы вовремя очнулись, вспомнили о корнях, о своем предназначении. Если драки не избежать , бей первым.» - припомнил Суров одно из любимых выражений самодержца.
Что ж, время релакса и расслабления геополитических «булок» закончилось, пора было совершать новый исторический скачок. Дай бог, не последний!
Это будет горячий реванш за холодные времена и постыдное поражение в 1991 году. Год-палиндром был выбран англосаксами не случайно. Кремлевский оракул Угин разъяснял, что сатанисты Западного мира приготовились к явлению Антихриста, который, по прогнозам ведущих оккультистов и чернокнижников, должен был родиться в 1999-ом – последнем году уходящей эры.
Не прошло и четверти нового века, как наступил очередной момент истины, исторического перелома. Одновременно, это и волновало Сурова и пугало. Последние два года, день за днем, он все острее ощущал, что его неумолимо засасывает в закипающую воронку грядущей мировой бури и тут, как не стели под себя и родных соломку – соломы не напасешься.
« С одной стороны, напомнить где зимуют русские раки»- давно пора, -считал Суров, но с другой, ему хотелось, чтобы все обошлось без красной кнопки. Если кремлевских стариков во главе со Скрепником прижмут к стенке - они начнут атомный фейерверк, в этом у Мистика не было и тени сомнения.
Россия оставалась для него большой и широкой, обособленной от остальной цивилизации территорией, тем не менее, быть запертым в ее беспредельных границах и время от времени, не посещать «загнивающую» Европу– в планы Владлена Юрьевича не входило. Спустя два года после введения персональных санкций, Суров решился их нарушить. Первой вылазкой стало паломничество в Афонский монастырь. Он до последнего опасался , что завернут прямо на границе, а неровен час, и арестуют.
К его удивлению, православная одиссея в Грецию осталась без внимания смотрящих за мировым порядком . Это придало Сурову наглости и азарта. В том же году он посетил старый добрый Берлин, где прошла встреча лидеров «нормандской четверки». И снова, обошлось без проблем.
«Даже санкции наложить не могут, чтоб я даже не пискнул! То же мне, органы контроля». – с веселой досадой качал головой Суров, а про себя желал, чтобы Всевидящее Око пиндосов и англосаксов затянуло слепым бельмом.
После Берлина он все же решил сделать перерыв. Мало ли, два раза подергал тигра за усы, а на третий тот возьмет и откусит по локоть руку.
Он вернулся в Россию и с головой ушел в работу, живя между Москвой и ДНР. Одновременно, Суров являлся куратором политического эфира на федеральных каналах. Владлен и его креативная команда щедро скармливали пропагандистам нужные нарративы про факельное шествие и шабаш неонацизма на Украине, про львовских бандеровцев, осквернивших памятники советским воинам и раздевших догола русскоязычную бабушку-ветераншу ВОВ из Житомира, а еще про черных трансплантологов, киевских сатанистов, приносящих в жертву деток из неблагополучных семей. Свои ритуалы они совершали ночью, в старом, заброшенном склепе на Байковом кладбище.
Все таки Геббельс был прав : самая нелепая и чудовищная ложь имела волшебное свойство превращаться в правду наоборот, в дистилляцию внушенных идей, страхов, праведного народного гнева. В головах слушателей, не должно остаться мутного осадка в виде скепсиса , ненужных вопросов и крупиц сомнения, насчет достоверности озвученных в эфире страшилок.
По сути, это была тонкая алхимия, где вместо тигля, огня и ртути были телевизор, истеричные голоса пропагандистов и серое вещество в черепах обывателей. Последний компонент как бы соответствовал текучей ртутной субстанции и той основной роли, что отводилась мягкому металлу в производстве алхимического золота.
«Золотом», добытым «алхимиками пропаганды» были не слитки , а жирные , нефтяные сгустки накопленной в головах ненависти. Так, в чреве страны дозревал ее священный и сакральный плод – война.
Срок подошел: ребенок стал толкаться и больно бить в изнанку живота матери. Судя по всему, дитя настойчиво просилось наружу, ему становилось душно и тесно в лоне Родины. Мамка стиснула зубы, готовая стерпеть любую боль. От новых ударов у нее сильно двигался живот и вскоре отошли, нет не отошли, а отхлынули мутно лиловые воды, после чего, начались родовые схватки.
Под истошные и сиплые вопли, выкрики одной и той же круговой фразы «кому война, а кому мать родна, кому война , а кому мать родна» из влажных темных глубин выползло милое щекастое дитя с багрово-сиреневым личиком , с рубцами и складками на измазанной в крови и в скользкой материнской требухе, коже. Хитрые военные повитухи дали малышке странное имя СВО, хотя после третьего дня стало видно, что Россия благополучно разродилась масштабной войной.
Взвешивая все риски и тяжести возможных последствий глобального конфликта , Суров ,конечно, думал о запасных вариантах и путях отхода. Не для себя, а прежде всего для жены и троих, взрослеющих не по дням, а по часам, детей. Все было настроено так, что у России оставалось лишь два фатальных пути, взаимоисключающие любую капитуляцию перед атлантистами. Эти два пути вели к двум разным, хотя и победным, исходам; в первом случае, к военно-политическому триумфу Евразии и закату западной цивилизации, а во втором, к пирровой победе, когда Россия будет вынуждена исполнить всемирный православный джихад. «Как там в песне про русское поле экспериментов поется? На патриархальной свалке устаревших понятий, использованных образов и вежливых слов, покончив с собой, уничтожить весь мир! Черт! Точнее и не придумаешь : вечность пахнет нефтью…»-вспоминал Суров, отдавая должное мрачному визионерству автора. Он поглядел на самодовольный , невыразительный профиль Скрепника. «Что будет, если прямо сейчас, резко и сильно толкнуть его в спину? Так, чтобы он кубарем с эскалатора покатился? Авось, сломает шею …»- Суров так живо представил эту картину, что за пять секунд успел увидеть летящее вниз тело, услышать перепуганные крики фсошников и умереть от выстрела капитана Могилина в затылок. Голову словно окунули в огонь, отчего Мистик стряхнул наваждение и стал думать, как бы, в другую сторону.
« Вот, чем ты занимался последние три года, пока от ковидлы прятался. Норки с провизией себе готовил, как подземная крыса. Недаром тебя бункерным дедом прозвали…» - тут он мысленно осекся, заметив, что на лице Скрепника застыла ироничная усмешка, что, почти уже азиатские глаза смотрят на него в упор, как охотничья двустволка смотрит на глупого, ничего не подозревающего, оленя. При этом, в немигающем взгляде Скрепника, явно таился какой-то злобный умысел.
Всем своим видом самодержец как бы подначивал Сурова к новым, крамольным мыслишкам, типа: «ну давай, по****и еще чего-нибудь в уме, про меня, я все твои думы тяжкие прямо со лба спокойно считываю, дурилка».
Параллельно этому, в голове Скрепника, словно пластинка на старинном патефоне, заиграла бравая спортивная песенка советских времен:
«Эй, вратарь, готовься к бою! Часовым ты поставлен у ворот! Ты представь, что за тобою, полоса пограничная идет!»
В этот момент эскалатор доставил бункерных путешественников к месту своего назначения.