Васькин открыл глаза и улыбнулся – день обещал быть солнечным. Чистое голубое утреннее небо напомнило ему радостное событие, случившееся ровно двенадцать лет назад, когда он, проснувшись, подошёл к несмолкающему телефону и узнал, что напечатали его первую книгу. Он погрузился в приятные воспоминания…
Сонное состояние мгновенно покинуло его и радостные вопли выгнали из спальни полуодетых родителей, подумавших, что же случилось в их квартире. Он уже было хотел сразу помчаться в издательство, посмотреть и подержать в руках своё произведение, но по совету мамы, руководителя большого хора, – держать себя солидно, – переменил своё решение.
«Да, теперь я настоящий писатель, — думал он, начищая зубы перед зеркалом, одновременно оглядывая себя, — и вести себя нужно подобающим образом».
Он представил себе, как на него будут смотреть однокурсники, а особенно однокурсницы. За год до окончания филологического факультета человек написал и, главное, напечатал свою книгу! Немало бессонных ночей было потрачено на изучение текстов известных писателей, помимо тех, что они изучают на факультете. Правда, преподаватели настаивают, чтобы они вырабатывали свой неповторимый стиль. Но когда он ещё появится, – так можно и до старости его искать и не найти. Лучше уж, – так он решил для себя, – попользоваться чужим, до поры до времени. А там и свой выработается. Обязательно выработается! Не может не выработаться. Ведь все его хвалят…
Васькин неторопливо позавтракал, заглянул в планшет – просмотреть новости, что творится в мире и стране, пошёл в гардеробную комнату и, перебрав несколько костюмов, выбрал тёмно-синий, цвет успешных людей.
— Тебя подвезти? — в гардеробную заглянул отец.
— Я сегодня пропущу занятия. Хорошо отец? Мне надо в издательство, посмотреть на книгу…
— Ты не наглей, писатель, — с иронией сказал Аркадий Генрихович. — Не посмотрю что ты мой сын, отчислю в два счёта из университета. — Он повернулся, чтобы уйти, но остановился и бросил через плечо, — передай привет Антонине Марковне.
Последняя просьба подпортила юноше настроение. Отчасти потому что, и он это знал наверняка, она была любовницей отца. Но он не хотел, чтобы мать переживала по этому поводу, и молчал, – ведь отец ничего не собирался ничего менять в своей жизни. А, может, так и ведут себя по жизни настоящие мужчины. И отчасти потому, что немалая доля, если не вся, заслуги в продвижении его книги, тоже принадлежит его отцу. Напрямую ему Антонина Марковна ничего не сказала, но несколькими неосторожными высказываниями подсказала Васькину, кому он обязан, напечатанной, скромным тиражом, книге.
Но пока он добирался до издательства, одного из крупнейших в стране, приятные мысли заслонили собой неприятный момент, навевая волнующие картины. Васькин словно наяву увидел и завистливые взгляды сокурсников, и заинтересованные взоры сокурсниц, и неприязненные лица некоторых преподавателей, тоже имевших печатные произведения, но не в таком же раннем возрасте! Васькин невольно улыбнулся, – победителей не судят!
Антонина Марковна, редактор издательства, встретила его словами поздравления и пожеланиями дальнейшего сотрудничества. Она пригласила его себе в кабинет, показала стопку авторских экземпляров и уселась за журнальный столик, сервированный кофейными чашками с печеньями и сладостями.
— Толик присаживайся. Поговорим немного, — редактор поманила его на свободное кресло.
Пока она разливала кофе по чашкам, Васькин украдкой оглядел её. Короткая причёска, миловидное лицо, стройная фигура – ничего в ней не говорило, что ей недавно исполнилось сорок лет. Молодёжная блузка и обтягивающая юбка тоже были в её пользу. «У папаши губа не дура», — неожиданно подумал Толик, и также неожиданно у него вспотели ладони. Он отвернулся от соблазнительно склонившейся над столиком фигуры и стал рассматривать обстановку кабинета. Дальнейший разговор проходил под громкое хлюпанье кофе и ироничным взглядом Антонины Марковны, которая сразу почувствовала настроение молодого писателя. И во время разговора, обрисовывая дальнейшие производственные отношения, в случае читательского успеха, она, словно подбадривая его, дотронулась до колена Васькина. Необычное чувство наполнило писателя… Которое полностью рассеялось только на свежем воздухе, когда он вышел из здания издательства…
Васькин откинул одеяло, опустил ноги с кровати, и стал шарить ими по полу, нащупывая тапочки. Он посмотрел по сторонам, и приятное настроение сползло по его телу и спряталось где-то под одеялом, – его взгляд уперся в компьютерный стол, от которого слышалось тихое шелестение работающих вентиляторов. Он вспомнил, что, упёршись в неразрешимое логическое построение текста, плюнул с досады и отправился спать, надеясь увидеть хоть во сне какое-то решение этой проблемы. Но решения не было; накатилась тоска, и захотелось снова забраться в постель. Он хотел так и сделать, но противный сигнал от проснувшегося смартфона заставил его вздрогнуть и потянутся к нему. Васькин сразу узнал этот сигнал: звонил «закадычный» враг, – Троедаров Мирон, писатель, работавший в том же жанре, что и Васькин. И считавший, что он, Васькин, никудышный «писака», изводивший своими творениями казённую бумагу.
— Ну всё, Анатолий Аркадьевич, — начало было неожиданным и предвещало что-то нехорошее, — пришла пора сворачивать свои потуги и прекратить мучить читателей!
— Ты чего это меня по отчеству называешь, — Васькину не впервой было подкалывать этого «гения», — зауважал, наконец-то?
— Да скоро тебя и по имени никто не будет называть, писателишка липовый. —
Голос в телефоне почти срывался на крик. — Скоро, совсем скоро появиться прибор, со стопроцентной вероятностью определяющий – талантливый человек или нет. И тогда у многих их творческие головки полетят!
— Что за прибор? Расскажи толком… — в душе Васькина зашевелился нехороший червячок.
— Смотри новости в полдень! — крикнул оппонент и отключился.
Настроение испортилось окончательно. Даже плотный завтрак, состоящий из деликатесов, не смог рассеять тревожные мысли. Жена и дочь, заметив его отсутствующий взгляд, не приставали к нему с расспросами и тихо покинули квартиру, отправившись по своим делам. Васькин сел было за клавиатуру, что-нибудь добавить в своё застрявшее произведение, но мысли путались, не давая сосредоточиться. До полудня было ещё далеко, и он решил прогуляться по скверу.
Свежий сентябрьский ветерок и едва начавшая желтеть листва восстановили его спокойствие и умение логически мыслить.
— Подумаешь, проверка на талантливость, — писатель стал вполголоса разговаривать сам с собой, благо прогуливающихся людей почти не было. — Давай-ка подумаем, что мне могут предъявить. — Когда-то решив, что врать себе глупо, Васькин говорил только правду. — Да, первая книга, во-вторых, появилась только благодаря отцу и его любовнице. Хотя, и это главное, была просто надёргана и напичкана сюжетами из книг других, успешных, и неважно, талантливы они были или нет, авторов. Как же мне хотелось тогда прославиться…
Анатолий резко замолк, – ему показалось, что последнее предложение он сказал слишком громко. Оглядевшись, никого рядом не было, он продолжил размышлять, но уже молча, вспоминая свой писательский путь.
Вторая книгой ему досталась труднее – пришлось попотеть. Антонина Марковна провела с ним мастер-класс, не забывая потрепать коленки, о том, что во второй раз такое заимствование может и не пройти. Пришлось глубже прятать чужие наработки, меняя место, время, количество героев и их пол, где развивались литературные события. Затем пришлось менять эпохи, планеты, галактики. Последние книги пришлось разбавить солидной долей эротики. Васькин самодовольно улыбнулся, – практика и наработки таких сцен проходили при непосредственным участием Антонины Марковны. Отцу пришлось прекратить любовные игры из-за продолжительной болезни, и он подхватил эстафетную палочку. Тем более сама редакторша была не прочь, и проявила неуёмную инициативу, чтобы тоже вцепиться в эту палочку. И хотя пришлось оставить эту практику в прошлом, – на горизонте замаячила дочь одного из заместителей губернатора, его большая поклонница, – но наработки в любовных утехах продолжили развлекать читателей.
Правда каких-то грандиозных успехов у читателей добиться не удалось. Но, видимо, какая-то часть читающей публики, подсевшая на такого рода романы, потихоньку раскупала его книги. Даже было несколько встреч с читателями в библиотеках, о которых, Васькин невольно скорчил гримасу, не любил вспоминать. Ведь приходилось придумывать ответы на вопросы предназначенные не ему, а тем писателям, у которых он заимствовал сюжеты. Поэтому он и решился написать свою книгу, со своим сюжетом и своими героями. Но история, для написания которой, как и положено, составил подробный план, никак не давалась ему в руки чтобы лечь на бумагу. Анатолий посмотрел на часы, – приближалось время новостей, – и он поспешил домой.
Ждать репортаж о приборе пришлось долго, только когда прошли все новости связанные с президентом и правительством. Наконец диктор объявила о сенсационном открытии и передала слово специальному корреспонденту.
— Добрый день, уважаемые зрители! — начала корреспондент, стоя на экране рядом с седовласым человеком учёной внешности. Между ними виден был какой-то прибор с маленьким экраном и множеством ручек со светящимися под ними лампочками. — Мы с вами находимся в нейролингвистическом научно-исследовательском институте. Рядом со мной находится руководитель института, Пётр Петрович Карпов, доктор филологических наук, автор многих научно-исследовательских работ, которому я и передаю слово.
Доктор Карпов важно и с достоинством отвесил поклон в сторону корреспондента, тряхнул густой шевелюрой, отбрасывая её назад, и показал рукой на устройство.
— Наш прибор предназначен для тотального определения талантливых работ во всех сферах творчества человека, будь то книга или картина, кинокартина или спектакль, вплоть до скульптур и рукодельных вещей. Разработанный в нашем институте прибор со стопроцентным результатом будет определять, талантливо ли сделана, сочинена, изображена, и даже исполнена кем-либо роль, из сферы материального или духовного творчества! В основе нашего прибора лежит принцип независимого, от чего-либо вкуса отдельного человека или группы людей, искусственного интеллекта, соединенного со специальными датчиками. «Чистый разум», так назвали мы наш прибор, будет с лёгкостью определять графоманов, плагиаторов, любителей клише и штампов, мошенников от искусства, кумовства, взяточников и много другого. Я думаю, между прочим, что и членам творческих союзов не надо думать, что они останутся в стороне. Будем проверять всех поголовно!
— А как быть с тем фактом, что люди, как отдельные особи, различаются в своих вкусовых, скажем так, пристрастиях? Кому-то нравится Достоевский или Чехов, а кому-то какой-нибудь условный Васькин?
Холодок пробежал по спине Анатолия.
— Мы всех Васькиных подтянем до уровня писателей-классиков. Впрочем, наша команда не отрицает появления и современных талантливых писателей и художников, поэтов и юмористов, трагиков и комиков. Подождем, что нам выдаст наш замечательный прибор, когда его подключат ко всей базе современных творцов. Пока что мы использовали только проверенные временем произведения и творения прошлых веков. До границы середины прошлого века.
— Вы можете огласить полученные результаты?
— Пока мы не можем доложить о полученных результатах. Не все контрольные тесты обработаны. Но мы скоро закончим подготовительную работу. Осталась какая-то неделя и мы запустим наш аппарат. Картина мира станет яснее, чище и прозрачнее. Прекратятся ненужные споры, уйдут в небытие притянутые за уши, незаслуженно, якобы шедевры, произведения и творения. Люди перестанут тратить деньги, нередко это огромные деньги, на разного рода поделки. Выдаваемые заинтересованными людьми за великие и культовые вещи. Невозможно же ведь в кино сходить! — внезапно вспылил доктор. — Вместо того чтобы сопереживать героям картины, сидят и хрустят, и хрустят своим поп-корном!
— Может кинофильм так себе? — поддакнула корреспондент. — Вот и развлекают себя чем могут.
— Вот-вот, вы меня понимаете. Поэтому и нужен людям такой прибор. Отсеивать всякую несуразицу. В книгах, кинофильмах, картинах и прочее! — Профессор в подтверждении своих слов тряхнул густой шевелюрой, отбрасывая её назад. И застыл, горделиво уставившись в камеру.
На экран вернулась дикторша и объявила прогноз погоды. Васькин откинулся на спинку дивана.
— Почему сразу Васькин-то? — тревожные мысли лезли в душу писателя, превращая их в тягучие муки.
Он выключил телевизор, прошёл на кухню, взял бутылку с остатками коньяка из шкафа и батон докторской колбасы из холодильника, выпил залпом спиртное прямо из горлышка, откусил от батона большой кусок и вернулся на диван. Дочь, вернувшаяся из школы, не стала приставать к нему, лежащего на диване и уставившегося взглядом в потолок, и проскользнула в свою комнату. Жена тоже не решилась побеспокоить мужа, и лишь телефонный звонок смог поднять Анатолия с дивана. Звонил знакомый писатель, автор нескончаемых ужастиков.
— Привет Васькин. Это Семён Сапогов. Смотрел передачу? — звонивший даже не стал уточнять какую именно.
— Смотрел, — упавшим голосом ответил Анатолий. — Всё, конец мне…
— Не всё потеряно. Мы не сдадимся! — бодро отрапортовал Сапогов.
— Кто это мы?
— Не забивай себе голову, все наши. Присоединяйся к нам, если хочешь чтобы всё оставалось по-прежнему.
— Да, хотелось бы. А что надо делать? — в душе Васькина загорелся крошечный огонёк надежды.
— Ну во-первых не болтать о том, что я сейчас тебе расскажу. — Сапогов перешёл на шёпот и стал объяснять план, оперативно разработанный его группой.
Прохладный осенний ветерок задувал под худи, купленный Васькиным специально для этой операции. Но не это вызывало у него противный озноб, стоявшего в полночь за углом дома напротив нейролингвистического института, и наблюдавшего за тем, что около него происходило. Васькин прекрасно понимал, что те действия, которые они собираются предпринять, прямиком подпадают под уголовный кодекс. И если их поймают, то, как говорится, накажут «по всей строгости закона». Но и отказаться от будущего, в которое должно плавно перетечь его настоящее, он не хотел.
Прошло уже полчаса, как он пристроился здесь. В здании института, огороженного со всех сторон фигурной решётчатой оградой, не горело ни одно окно. Из его укрытия хорошо было видно, как, то тут, то там, мелькали отдельные тени, выбиравшие себе места под кустами, за скамейками и деревьями, чтобы спрятаться. Сунулся, было, кто-то и к нему в тень, но писатель вовремя цыкнул и отогнал конкурента. Васькин высунул руку под свет фонаря и посмотрел на часы. Оставалось совсем немного…
Около решётчатых ворот, словно из-под земли, появились две тёмные фигуры и встали по бокам двери будки охранника. Послышалось противное мяуканье котенка. Через полминуты дверь будки открылась, вышел полусонный охранник и сразу попал в крепкие руки. В следующее мгновение на лице охранника оказалась тряпка, и вскоре сторож мирно лежал под забором. Две тени забежали в будку и, на какое-то время, пропали из виду. «Отключают сигнализацию» — подумал Анатолий и приготовился. Наконец один из нападавших выскочил из будки и вручную, чтобы не тарахтел мотор, сдвинул ворота, открывая проход. Это был тот самый обговоренный сигнал!
Васькин побежал было к воротам, но потом решил что через забор, сваренный из железных прутьев и украшенный различными завитушками, будет быстрее, и прямиком направился к нему. Побежав к забору он остановился, чтобы передохнуть секунду и посмотреть по сторонам. Справа и слева от него на забор лезло уйма людей! Ещё раз он осмотрелся наверху ограды. По всему периметру решётки видны были забиравшиеся на неё тёмные фигуры. Некоторые уже подбегали к зданию и Васькин, чтобы не терять время, прыгнул на землю. Приземление оказалось удачным, только пришлось пару раз перекувыркнуться через голову, на четвереньках пробежать метра три и, по инерции, вскочить на ноги. Подбежав к ближайшему окну, которое оказалось к счастью не пластиковым, а из пятидесятых годов прошлого века, остановился в нерешительности, – разбить окно было нечем. Но тут над его головой что-то пролетело и посыпались осколки стекла. Тут же весь периметр здания огласился звоном разбитых окон. Васькин выхватил из кармана куртки маленькую бутылочку из под тройного одеколона, наполненную бензином, – делать коктейль Молотова он не стал, посчитав, что и так сойдёт, – он забросил её в открытое окно. И тут же побежал, не оглядываясь и не чувствуя ног, назад к ограде. Его обогнали пару крепких и высоких молодцев, направляясь к повисшему на решётке человеку.
— Петрович! — пробормотал Анатолий, узнав в нём известного в городе художника, завалившего все галереи своими работами.
Парни залезли на ограду, стянули художника с какой-то завитушки и перекинули его на улицу. Васькин добежав до ограды с трудом полез на неё. Перекинув ногу через забор он увидел рядом с собой человека, с головы которого слетел капюшон.
— Мирон! Троедаров! И ты тут… — это было неожиданно.
Троедаров молча свалился с забора и побежал в сторону жилых домов. Почти свалившись за ним с ограды Васькин тоже не стал мешкать, заметив как из некоторых окон института уже показалось пламя. Он побежал в сторону своего дома удивляясь, как быстро растворилась вся толпа в темноте. После него ковылял только прихрамывающий Петрович…
Добежав до своего дома Васькин рухнул на скамейку возле подъезда. Надо было привести мысли в порядок, придумать правдоподобную историю, почему его не было дома в этот вечер.
— А, скажу что гулял, обдумывал продолжение своего романа. — Совесть писателя скинула с себя груз ответственности, и дышать ему стало легче. — Вообще-то это безобразие, придумывать такие приборы. Ведь народ может остаться без прекрасного, востребованного чтива. Вот завтра же засяду за роман. Или нет, начну в понедельник!
Поднявшись себе в квартиру, стараясь не шуметь прошёл в спальню и через минуту уже спал, со счастливой улыбкой на лице.