Глава ХХIХ. Плен
Первый закон истории – не отваживаться ни на какую ложь, затем – не страшиться никакой правды.
Марк Туллий Цицерон - римский государственный и политический деятель республиканского периода, оратор, философ, учёный
Я - младший сержант Сечин терпеливо ожидал своей очереди: пытки и скорой расправы. Я на своей шкуре испытал, что плен, это прежде всего унижение, оскорбление, а также жестокие побои и как правило - гибель.
Порою страшная и мучительная ! Странно, но в тот момент я был предельно собран и спокоен лишь только губы мои незаметно шевелились, то я тихо читал предсмертную молитву. И вот уже чеченский палач по имени Ваха остановился с брезгливой улыбкой на губах, поигрывая родовым кинжалом перед лицом очередной жертвы…
- Да что его пытать, он всё равно ничего не знает, всего-то младший сержант ! Дай, расстреляю ! — по-русски сказал бородатый боевик лет тридцати с чёрными зубами.
Он взялся за автомат. Два других бандита с сомнением смотрели на меня. Мгновение растянулось в целую минуту. Наконец, высокий, плотного телосложения, с рыжей бородой нохча, приказал:
- Постой Ваха пока пусть поживёт - у меня есть идея получше !
Этим бородачом оказался полевой командир - Руслан Гелаев.
- Руслан это же солдаты - русские свиньи и они приехали нас убивать и я бы их резал и резал, чтобы эти урусы напились и захлебнулись собственной кровью !
Но зная тяжёлый, крутой и властный норов, своего пахана Ваха не осмелился перечить старшему по должности. После этих слов Ваха выждал несколько секунд и не удержавшись от соблазна и искушения внезапно нанёс мне сокрушительный удар носком берцового сапога точно в пах.
Я рухнул на землю как подкошенный скрючившись пополам. При этом меня пронзила нестерпимая и изуверская боль, от которой я едва не потерял сознание. А довольный палач направил руку с зажатым в ней боевым ножом моём в направлении и чётко произнёс:
- Ну что ж, если убивать нельзя, то бить - то можно ! А я вас русские свиньи и тупые бараны резал, режу и буду резать до последнего выродка !
- И запомни сучонок чеченцам нужны только русские рабы и проститутки, а остальных мы перебьём и истребим как никчёмный мусор !
Толпа окружающих палача бородатых ваххабитов после этих слов поддержала его дружным хохотом и одобрительным гулом, от которого по моей коже пошёл мороз, а внутри нарастала волна отвращения !…
Резким рывком за шиворот, он снова поднял меня на ноги. Я стоял, шатаясь на непослушных, ватных ногах. Затем снова получил мощный удар, кулаком в лицо. Из разбитого носа потекла солёная жижа. От сильного пинка берца в живот я отлетел назад, сгибаясь пополам, и рухнул на землю, ударившись головой, снова потеряв сознание.
Растерзанным убитым бойцам даже некому было по человечески прикрыть глаза, а мёртвые их взгляды обжигали и морозили душу до самого дна… Пусть люди знают, что у войны нечеловеческое кровавое лицо. Очнувшись, я почувствовал, что ком подобрался к горлу и буквально разрывал меня на куски. Мне казалось, что это сон. Что такого быть не может !…
Нам пятерым выжившим надели на голову мешки из непроницаемой ткани и пинками ног, избивая погрузили в грузовик и куда-то отвезли, поместив в глубокую яму - «зиндан». Мы шёл, словно на ватных ногах, практически на ощупь и меня била мелкая дрожь от только что пережитого ужаса и безумия войны.
Я на что - то надеялся. Надеялся уцелеть. Эта надежда превращала нас в покорный скот, который гонят на бойню. Любой кошмарный день когда - нибудь да кончается. Чеченские мятежники выпрыгнули из кузова грузовика и ловко сбросили нас избитых до полусмерти на землю.
Раздав каждому ещё по пинку, они потащили нас в мрачный и зловещий зиндан. Непроглядная темнота накрыла нас в глубокой яме, только луна и звёзды совсем невесело смотрели через тяжёлую металлическую решётку, надёжно прикрывающую вход в рукотворную темницу».
Зиндан - это традиционная подземная тюрьма - темница в Средней Азии. Слово образовано от слов зина - «преступление, нарушение» и дан - «помещение, вместилище». Зиндан более напоминал нору в земле и яму, выкопанную для содержания в ней пленённых людей, врагов и забранную решёткой, запираемой на замок. Понятие зиндана имеет кавказское происхождение, оно вошло в обиход на остальной территории России после чеченских военных кампаний (прим. от авт.).
«В зиндане нас было пятеро, и все либо ранены, либо контужены. Времени нет: оно почти остановилось. Постоянно предлагали перейти в мусульманство. Собственно, это почти стопроцентная гарантия, что оставят жизнь.
Но какая это будет жизнь ?... Ведь жизнь человеческая бесценна ! Всякая плата за жизнь изначально некорректна. Говорят, что люди становятся сплочённее всего в экстремальных ситуациях и это правда ! В плену мы прошли все круги ада.
При допросах нас нещадно избивали. Убеждали: «вы никому не нужны, дома как предателей расстреляют !». Кормили отвратительно плохо один раз в сутки, а то и несколько дней без еды. Кормили подобием клейстера из муки, разведённой в воде. Но более всего мы страдали от недостатка воды.
Кроме того нас раненных не забывали ежедневно мучить, а также пытать и избивать усиленно склоняя к принятию ислама. Особенно не повезло Романову Прохору. После того как Гелаев узнал, что он родом их окрестностей Омска. Били его на допросах смертным боем – живого места на теле не было.
Изуверы молотили по его лицу кулаками, а его голова болталась в такт ударам. Его руки, вывихнутые в плечевых суставах, плохо слушались. Он изо дня в день переносил побои, когда каждая клетка тела молила о пощаде, мозг постоянно взрывался искрами боли, а из глаз уже непроизвольно текли слёзы».
По мере рассказа лица разведчиков чернели, наливаясь тяжёлой злобой, пальцы непроизвольно сжимались, тиская оружие. Позднее Сергей Кречетов выяснил, что сам Гелаев в середине 70-х годов работал, на шабашке в Омской области в деревне Орлово несколько лет и взял в жены дочь совхозного директора Ларису Губкину, от которой впоследствии родился ребёнок – сын Рустам. По неизвестной причине Гелаев более всего вымещал злобу именно на Прохоре Романове.
«По приказу Гелаева его ежедневно избивали и морили голодом с целью отказа им от православной Веры и принуждению к принятию Ислама. Прохор держался поразительно стойко. Даже матёрые бандиты удивлялись сколько силы воли и Духа вместилось в хрупкое и худенькое тело бойца Романова. Чтобы окончательно сломать Прохора Гелаев несколько дней назад дал приказ показательно казнить его, намереваясь таким образом, решительно подтолкнуть нас остальных пленных к измене православной Вере».
В зловонном и глубоком зиндане было сыро и холодно. У читателя вполне может возникнуть ожидаемый вопрос:
- Как эти беззащитные ребята, находясь без тёплой одежды в холоде кромешного Ада зиндана смогли выжить ?
Ведь действительно для них никто не сложил в сырой яме цивилизованную кирпичную печь и даже не установил металлической «буржуйки» с калориферами.
Ребята выжили благодаря тому, что в холодную майскую ночную стужу плотно прижимались друг к другу продрогшими худыми телами, наплевав на невольный эротический подтекст своих объятий, держались за руки, дышали друг другу в ладони, тщётно стараясь хоть как - то согреться своей энергией. Ведь холодные ночи в горах Кавказа заставляют выбивать зубами дробь, пробирая до костей.
«В зиндане было сумрачно, пахло сырой глиной, гнилью и человеческими испражнениями, но ещё больше здесь ощущался запах смерти ! Сложная смесь из «ароматов» крови, пота давно немытых наших тел и ещё чего - то неуловимого, рождающая ощущения тревоги, волнения и возбуждения... В разговоре с нами, находясь в сыром глиняном зиндане, Романов Прохор кратко рассказал о себе.
Во время формирования 324-го мотострелкового полка из личного состава Екатеринбургского гарнизона, а также частично из Забайкальцев Прохор приехал накануне из Омска в Екатеринбург погостить у родственников. Случайно через своих знакомых он узнал, что формируется воинская часть для отправки в Чечню. Он, не оповестив своих родственников, прибыл к военкому и стал настаивать на включении его в состав полка. Ему шёл девятнадцатый год и военный билет он всегда брал с собой.
Военком был изумлён и одновременно озадачен таким «фортелем» Омского сибиряка. В большинстве случаев родители всеми силами не пускали сыновей на бойню на эту непонятную войну на Кавказе. Военком первоначально отказал Прохору под формальным предлогом, что он приписан к Омскому военкомату, но настырный Романов не отступал и добился своего. Военком, наконец-то сдался настойчивым требованиям Прохора, тем более, что за несколько дней до отправки в Чечню подразделения полка испытывали острый дефицит новобранцев.
Отец Прохора по имени Никанор служил в церкви в одном из районов Омска в качестве пономаря. В его обязанности входило звонить в колокола, петь на клиросе и прислуживать при богослужении.
Никанор с детства приучил своих двоих детей: старшего Прохора и младшую Таню посещать богослужения. Прохор с детства с лёгкостью выучил многие молитвы, в том числе главные молитвы христианина: «Отче наш», «Песнь Пресвятой Богородице» и «Символ Веры», а также молитву «Святому Пантелеймону целителю о здравии» и многие другие.
Трое остальных пленных ребят призывались из Свердловской области: Устюгов Гена - из г. Чебаркуля, а двое других - из Екатеринбурга: Павлов Георгий и Громов Дмитрий, а я призвался из Забайкалья с захолустной деревеньки. Однажды я слушая, как Прохор тихо читает молитвы, обратился к нему с просьбой читать молитвы вслух. Остальные ребята горячо его поддержали.
В кромешной тьме ночи и пронзающего до мозга костей холода на дне грязной ямы мы искали силу и опору, чтобы не сломаться и выдержать ниспосланное нам чудовищное испытание. Перед нами стоял тяжелейший и мучительный выбор: сохранить свою Веру, честь и исполнить долг перед Родиной, перед мамой, перед своими боевыми товарищами или снять крест и стать предателем.
Романов Прохор немного помолчал, приводя хаотичные мысли в порядок и чтобы не услышал наверху часовой тихо стал читать: «Отче наш, Иже еси на небесех ! Да святится имя Твое, да приидет царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, яко же и мы оставляем должником нашим и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого». Затем он прочитал нам «Символ Веры» и другие молитвы.
Я никогда не причислял себя к истинно верующим. Я соблюдал церковные каноны, и то, относящиеся к вечным: не укради, не убий, почитай отца и мать твоих. Собор посещал разве что на Пасху, да и жизнь вёл далеко не безгреховную. Но теперь, сидя в тёмном, сыром и холодном чеченском зиндане слушая молитвы своего сослуживца, я невольно повторял его магические слова. Ибо не было сейчас иной силы, которая могла бы уберечь нас и спасти жизнь.
Всем нам сразу полегчало на душе и мы отчётливо осознали, что только молитва как целительный бальзам и лекарство поможет нам выстоять под страшными пытками изуверов и палачей. На следующий день Прохора снова ожидали зверские пытки и наверняка гибель, поэтому я попросил Романова, чтобы он помог им выучить хотя бы одну молитву наизусть. Прохор, немного подумав, сказал:
- Все молитвы выучить сейчас нереально, так как мало времени. Я сам их учил постепенно, но главную молитву «Символ Веры» постараюсь помочь выучить.
Прохор продолжительное время произносил слово за словом молитвы, пока она целиком не отложилась в наших головах. Затем Романов попросил у нас прощения за вольные и невольные обиды. Кроме того он обратился к нам с просьбой, что если кто-то выживет чтобы передал на словах его родным в Омске о последних часах его жизни. Мы твёрдо пообещали выполнить просьбу.
Ночи в холодном и сыром «зиндане» проводили под стук собственных зубов, временами проваливаясь в кошмарный сон и, вздрагивая от воспоминаний, и просыпаясь от озноба или боли в мышцах и снова впадая в состояние забытья. Сон зомби. Мы тряслись, как цуцики в бочке, а ещё есть хотели. Туловище, покрывалось «гусиной» кожей. Пальцы рук постоянно немели и не хрена не чувствовали и их время от времени приходилось разминать и дуть на них тёплым воздухом изо рта, так словно разжигая из искры невидимый костёр.
Ненадолго засыпали, но вскоре снова пробуждались от холода. Зябко, жутко и мерзкий колотун ! Перед рассветом наши уставшие организмы сморило, и мы провалились в короткий тревожный сон».
По сведениям армейской разведки в этом селе бандиты установили так называемую «Голгофу» - огромный деревянный крест, с прибитой сверху металлической таблицей прямоугольной формы с печально известной надписью: «Добро пожаловать в Ад !». На этом кресте бандиты, обычно распинали пленных российских солдат, прибивая металлическими скобами их руки и ноги. Но особенно жестоко глумились над попавшими в плен контрактниками – «контрабасами».
Алексей Сечин подтвердил эти разведданные и продолжил:
«Нас привели на следующий день в центр села. К связанному Прохору Романову подошёл Гелаев и спросил:
- Последний вопрос тебе, кафир и неверный нечестивец, если примешь Ислам душой и расстреляешь сейчас одного из своих товарищей, будешь жить !».
«Но что же делать – размышлял боец ? Соглашаться на переход в мусульманство в любом случае противно и недостойно. Как же они станут торжествовать после этого ! Ведь человек теряет при этом данное ему отцом и матерью имя, то есть, в сущности, предаёт не только своих боевых товарищей, но и своих родителей.
Правда, мама, я знаю, предпочла бы всё, что угодно - лишь бы снова увидеть своего сына живым. Для неё я очень дорог, а вот отец никогда не поймёт и не простит мне подобного предательства... Надо что-то решать. Незаметно подкрадывается момент истины !
Выкупа за нас никто не даст. Можно, конечно, потянуть время, объяснить «духам», что такие решения легко не даются. Хорошо бы дождаться обмена на кого-то из пленных бандитов - ведь бывали же такие случаи. Надежда умирает последней. Вспомнилась мама. Как она будет горевать, если я не вернусь. Единственный сын !
Защитник Родины ! Надежда и опора ! Вся прежняя недолгая жизнь прокрутилась у него в памяти быстрым хронометражем короткого киносеанса. Он стал маленьким беспомощным светлячком, в котором едва теплилась жизнь.
Но как же ему хотелось жить ! Ведь он так и не успел ничего повидать на свете, а шанса на спасение нет. Как бы ни условна была наша Вера, отступников презирают все.
Считается, что они дали слабину именно там, где необходимо было проявить мужество, волю и несгибаемость характера. Вера - только повод. Постулат: «Жизнь любой ценой - и пусть весь мир горит синим пламенем !» имел право на существование только для малодушных и трусов, но не для меня». Все эти мысли вихрем пролетели в голове бойца. Романов молчал, кажется, целую вечность.
- Нет ! - словно вылилось изо рта, словно свинец у Прохора.
Продолжение следует …