Мастер без Маргариты Часть 2

Анатолий Федосов
                Счастье так схоже с тенью всего живого –
                та же неуловимость, призрачность
                и мимолетность. Вот они - рядом, но их
                нельзя пощупать, оценить, измерить.
                Для их возникновения, необходим
                чужой свет и что-то совсем близкое и
                дорогое, на что может упасть тень
                вашего счастливого бытия.       ©


Я бродил в раздумьях по городу – он был заполнен тишиной и пением птиц. Изредка, где-то далеко простучит колесами по рельсам, трамвай, и все снова стихнет. Башни крепостной стены, словно великаны охраняют эту тишину и этот покой.
Ещё не прошумели желтые грозы Бабьего лета – листва ещё не шуршит под ногами, но приближающаяся осень ощущается уже во всем, в душе тоже. Мне не давали покоя мысли о двойственности бытия – его призрачности и реальности…  Как часто мы слышим фразу «Жизнь пролетела словно сон», в такие мгновения, сразу же, вспоминаются незабвенные строки Есенина:

                Жизнь моя! иль ты приснилась мне?
                Словно я весенней гулкой ранью
                Проскакал на розовом коне.
 
Я никак не мог справиться с мыслью – расшифровать её – отчего наша жизнь, в особенности та, что заполнена этой самой «гулкой ранью», проходит, как сон – быстро, незаметно и неумолимо, не давая нам вволю насладиться ею. Может оттого, что мы все время спешим, наивно полагая, что счастье будет именно впереди, а не сегодня. Вчера я опять столкнулся с этой призрачностью и двойственностью, в стихах уже нашего современника – значит, ничего не изменилось – мы все так же спешим в завтра и не желаем, а может, по-прежнему, не можем видеть и ощущать счастье сегодняшнего счастья. Вчера, меня опять погрузили в эти раздумья, строки:

                Я помню жизнь, но я ей не жила.
                И летний луг с травою по колено.
                И освещала  нас  с  тобой  луна,
                И пахло сладко так от скошенного сена!

                Я помню ночь, но я ей не жила.
                И нежные заманчивые трели
                Ручья спешащего, да в роще соловья!
                И редкий скрип усталой серой ели.

                Я помню нас, но нами не жила.
                И запах жаркого, аж приторного счастья!
                И охлаждала лишь его роса,
                Под утро бусинкой скатившись на запястье...

                Я помню жизнь, но я ей не жила.
                И как во сне блуждаю я по миру.
                Возможно, это только лишь мечта,
                Но, я же помню!... Значит это точно было!
                Юлия Бирне


На одной из улиц, ведущей к главной площади города. Я обратил внимание на двух мальчишек, стоявших у окна кафе, и о чем-то отчаянно споривших – я подошел ближе и прислушался:
- Я тебе точно говорю – они в шахматы играют.
- А я говорю в шашки – просто, играют шахматными фигурами
- Почему тогда у белых нет короля?
- Да я, только что видел, как черный конь походил буквой «г» -
так в шашках не ходят.

И тут я сразу же вспомнил незабвенного Хорхе Луиса Борхеса:

                Фигуры не имеют никакого
                Значения вне шахматного поля
                И игроков. А вдруг и наша воля
                Есть только тайный инструмент Другого?
                Его нельзя постигнуть. Вера в Бога
                Здесь не поможет. Существует мера,
                Которую не преступает вера.

- Н-да, - промолвил я вслух, поле - вполне себе, шахматное, фигуры – тоже! Остаются только – игроки и тот "Другой", - отчего внимание ребят, сразу же, переключилось на меня, - и я решительно скомандовал, - пошли. И мы, уже втроем, направились в кафе.

Подойдя к столику у окна, за которым сидела любопытная парочка, я вежливо поздоровался с Карием, которого, сразу же узнал, несмотря на то, что его одежды были уже совсем не похожи на те, прежние – на нём был черный пышный бант, поверх белоснежной рубашки и черные кожаные брюки, а на ногах туфли на довольно высоких каблуках – словом, он был похож на испанского танцора. Второго «чародея» я не узнал – подсказали ребята:
- Да это «Варвар», которого англичанка под забором нашла…
-Ну и приютила у себя, - только он и по-английски не понимает, процедил второй, - так знаками и общаются, бедолаги…
- Ага, бедолаги! Ты посмотри – как он одет и у неё, в школе на всех пальцах кольца…
- Цацки» - не унимался первый, - да они даже играть не умеют – научить их, что-ли.
Тут подошла официантка с подносом, на котором красовалась бутылка заморского вина, закуски и хрустальные фужеры - она тут же проворно шуганула их:
- Давайте, давайте на улицу – галстуки наденьте – тогда и приходите.
- А мы не пионеры, забубнили недовольно те и попятились к выходу. Я стоял в непонимании, восхищении и предвкушении.
Карий распрощался со своим, безусловно, приятелем самым необычным образом – почти как и тогда со мной – читаемыми мыслями. Только с ним, был ещё и язык касаний – они оба загадочно и многозначительно касались друг друга руками. Наконец, сняв широкополую шляпу с пером, и раскланявшись, неизвестный удалился.

Покончив с этим ритуалом, Карий обратился ко мне:
- Надеюсь, мой друг, встреча наша не так уж и случайна –
и что же проложило путь ко мне? Я начал с Борхеса:
- И чем же закончилась ваша встреча – мы, верно, помешали?
- Вовсе нет – я даже рад, что вы пришли с вопросом в этот дивный час. И потом – в играх наших не бывает победителей – там лишь потоки мыслей и прозрений, победы дурно пахнут – в них уже посеяны зерна будущих поражений. Никогда не радуйтесь победам и не стройте им Асану – поза необходима для созерцания живого и прекрасного, а война – это немыслимые и лишние тяготы, лишения и потери – они не приносят, ни здоровья, ни радости, лишь потери.
Я вспомнил Борхеса, но он прервал меня на полуслове:
- Пустое это – про «Другого» - кто мы такие, чтобы нами управлять? Мириады жалких кукол – и что великого мы можем сотворить!? 
- Однако же, - я начал горячиться – вспоминать Гомера, Архимеда…… - они не пытали разве тайн у снов, богов?
- Ну, не горячитесь, братец, - нам, с вами, это не грозит! Мне больше нравится у Борхеса – про то, что он несчастлив был – соврал старик и прибеднился. Хотел бы побеседовать я, с ним – какое счастье он имел в виду.
- А разве счастье – не одно?!
- Разумеется – нет, одному нужно счастье одиночества, другому – счастье вдвоем, а третьему – подчинение легиона, у каждого своё счастье. Вас, сударь, какое счастье ближе, вернее и прекраснее – не отвечайте – я и так знаю, какую цитату вы более всего почитаете:
               «Для счастья – нужны двое»
- А разве это не так?
- И так, и не так! – карий смотрел на меня испытывающее и насмешливо, - Кто этот второй? Не отвечайте – я отвечу за вас – это, конечно же, женщина, а ещё лучше Маргарита – всё понимающая. На одной с вами волне и в вашем море… Так!?
- А что не так то?
- А то, что этим вторым может быть ещё кто хочешь и что хочешь, например и навскидку:  дело, семья, творчество, коллекция, богатство, власть, вера, друг, сила, удобства, даже понты! Продолжать или этого впору?! – и продолжил уже примирительно, обращаясь к официанту: - нам два крепких кофе, без сахара.

Мы некоторое время пили кофе и его рука лежала на моей руке, время от времени, то подрагивая, то поглаживая, как бы успокаивая, в понимании и приятии. Молчание прервал он:
- Вы всё ещё под впечатлением стиха Юлии Бирне? Пустое, почти пустое – обыкновенная констатация факта, крепко лежащего в природе человека.
- Это, что же, естественно, и даже природой предусмотрено?
- Очень нужны мы природе? Я имею в виду – человека. Даже ваш любимый автор Ремарк – и тот заметил, что природа прекрасна без человека.
- А вам разве не приходилось видеть разрушенные усадьбы, заросшие сорняками поля, брошенные деревни, где жили и трудились люди счастливо и обеспеченно.
- Пустое! Ваши слова не что иное, как сотрясение воздуха – да вы и сами это знаете. Человек никогда не мог и не сможет сделать природу красивей, чем это под силу Природе в его отсутствии. Давайте лучше поговорим о вашем «наболевшем»:
«Отчего счастье так иллюзорно и скоротечно»?
- А вы знаете ответ?
- Конечно! И вы его знаете, во всяком случае, должны знать. Беда человека, да и человечества, в целом, что счастье воспринимается иллюзорно…
- Как это – в чем ошибочность?
- Объясняю на пальцах, и он даже для выразительности, поднял вверх свой указательный палец, - счастье никак не должно быть той самой тенью, о которой вы упомянули в эпиграфе – оно должно быть фундаментом вашей жизни – или он есть, или его нет – и вы будете строить уже свое действительное счастье на четырех камнях под углами или вообще на зыбучих песках…

- Как это, Карий, счастье должно строиться на счастье – больно уж, мудрено.
- Не мудрено, а мудро, мой дорогой друг. Вам часто приходится видеть в природе близкие отношения, да да – именно близость?
А ведь человек именно это и воспринимает, как главный атрибут счастья, его условие и наполнение – нет его – и нет любви. Вот его ошибочное кредо.
- А что же тогда – дом любви? Все должны быть строителями, что ли?
- То, что соитие быстро забывается – это больше, не условие любви, а её изъян и недостаток, но только не для дикого мира - там это естественность, которая проявляется только раз в год…  А вот для человека, это - изъян и Природа пошла на этот шаг, а может вынуждена терпеть таковое из-за того, чтобы ускорить хотя бы как-то процесс естественного отбора человека – в диком мире потомство возобновляется каждый год и каждый год, как правило, возникают новые отношения. Человек такового позволить себе не может – детей надо растить и воспитывать, как минимум 20 лет. Так что же – рожать детей целых 20 лет? На это не «подпишется», ни одна женщина, ни государство. Хотя Менделеев был в семье 17-м ребенком, -но тогда условия были совсем иные: большие дома, большие доходы, большая прислуга. Есть второй выход – общинные дети. «современный матриархат». На это тоже не пойдет никто – каждый хочет, не только воспитывать «под себя», но и не согласится передавать наследство, не своим детям, а обществу. Внебрачные же дети, хотя и рожденные порой в большей любви, к сожалению, являются изгоями общества. Итог: если в дикой природе естественный отбор происходит каждый год, у человека –  в лучшем случае, только раз в 10 лет. Отсюда и быстрый рост заболеваний, и не только на генетическом уровне, и он будет только нарастать, как кстати, "походы налево" - не может же человек перестроиться за пару веков.
- Так как же все таки с постройкой дома, а, Карий?
- Так ведь, это всё иносказательно – сходил в кровать – и забыл, потому, что так требует природа, да и поэты тож весну любят больше – отсюда и иллюзорность любви, за которую принимают лишь близость.
- Допустим, а как же, все-таки со счастьем – как сделать его не иллюзией, а реальностью, которую можно увидеть, пощупать, осязать и продлевать бесконечно?

- Только в делах и делами, деятельностью и поступками, ежедневно и ежечасно – подарил цветок – уже счастье, спел песню – тоже счастье, - и так пошло-поехало: посадил дерево, прочитал сказку ребенку, помог ближнему………..
И это уже будет реальным счастьем, которое можно ощутить в любой миг – оно рядом – плодоносит, развивается и дарит счастье в ответ.
- А если тебя, в ответ, обобрали или оболгали, а то и вовсе прокляли или лиха для тебя изобрели…..
- А это уже – болезнь души и тем более – болезнь общества.
- А с естественным отбором как быть – неужели, и с ним, всё уже потеряно?
- Пока будут большие города, и тем более они будут прибавляться в величине и количестве – человечество будет неминуемо двигаться, в большинстве своем, в тупик. Или двигаться вниз по лестнице развития цивилизации. Увы (((