Пушкин и влечение к страху

Поль Читальский
Иосифа прекрасный утешитель!
Молю тебя, колена преклоня,
О рогачей заступник и хранитель,
Молю — тогда благослови меня,
Даруй ты мне беспечность и смиренье,
Даруй ты мне терпенье вновь и вновь,
Спокойный сон, в супруге уверенье,
В семействе мир и к ближнему любовь!

Отчего в 1821-ом Пушкин, известив кн. Вяземского о том, что покончил решительно и бесповоротно с либеральным бредом, в поэме «Гавриилиада»  обратился будто уже из ада  к поставщику рогов Иосифу (формальному отцу – отчиму Йехошуа =  Христа) с такой молитвой!?
И отчего он молил Его как хранителя и заступника именно мужей-рогачей?
Он Его просил даровать ему:
беспечность
смирение
терпение
спокойствие (хотя бы во сне)
уверенность в супруге (в ее верности)
мир в семье
любовь к ближнему

Из всего этого семичастного набора  ему была отпущена только беспечность …и Натали.

Умоляемый не стал ни заступником, ни хранителем Пушкин как рогача

И в 1835 Пушкин в «Родриге» сознался, что осознал неизбежное = казнь его как рогоносца:

Ах, ужели в самом деле
Близок я к моей кончине?
И страшуся и надеюсь,
Казни вечныя страшуся,
Милосердия надеюсь:
Успокой меня, Творец.
Но Твоя да будет воля,
Не моя. — Кто там идёт?...