Часть 1.
"Помню как-то утром… Нет это было уже не утро – где-то ближе к полудню… Неважно… Тогда я тоже проснулся с жуткой головной болью и лежал с закрытыми глазами, потому что эта боль не давала мне возможности их открыть… А тут, как на грех, пришла меня проведать мама… Мама расшторила окна, впустила солнечный свет, который тут же просочился сквозь веки, внутри глазниц обернулся в иголки, вонзившиеся в мой мозг… После чего, она ещё и заговорила нравоучительным тоном, присущим моей маме – врачу-терапевту: "Причины головной боли такие как умственная усталость или банальное переутомление тебе, сын, не грозят… Твоя головная боль в области лба, переходящая к глазам – чрезмерное смешивание виски с шампанским, пивом, водкой… и вообще частое употребление горячительных напитков… Скажи, сын, ты алкоголик? Скажи!"… Может я действительно алкоголик?..".
- ДимДимыч, всё нормально?
Тот, кого назвали ДимДимычем, с трудом открыл один глаз, явно не ожидавший увидеть, стоящую рядом с кроватью, стройную фигурку женщины, обёрнутой в его банное полотенце, и прохрипел: "Вы кто?.. Моя мама?"…
А потом ДимДимыч, не обращая на неё внимания, встал с кровати и неуверенной походкой направился в ванную комнату.
Вскоре, выйдя из неё в махровом халате горчичного цвета, он громогласно провозгласил:
- Как бы сказала моя мама, контрастный душ запускает различные процессы. Смена температур разгоняет кровеносную систему, стимулирует иммунитет. Клетки в тканях пробуждаются и начинается процесс обновления.
Повернув голову к, сидящей в кресле, уже одетой женщине, пристально на неё посмотрел и сказал:
- Я вас знаю… Вы знакомая Кати... Я видел вас вчера на дне рождения моей сестрёнки…
- Ну да… Ну да... Где вы, ДимДимыч, здорово поднабрались… По просьбе Кати, я со Стасом вас транспортировали домой… Вы так стонали… Так что, как бы чего не вышло, осталась на ночь контролировать ваше издыхание. – женщина издала звук, чем-то напоминавший хрюканье.
- Знаю за собой такой грешок… А что действительно выбивает жалость?.. – ДимДимыч тяжело вздохнул, провёл ладонью по небритому лицу, проявляя всем своим видом неудобство от сложившейся ситуации, и выдохнул: - Спасибо и простите.
Женщина кивнула головой, разбросав длинные волнистые белокурые волосы, встала с кресла.
- Я, пожалуй, пойду, - сказала она.
- Скажите хоть, как вас зовут, чтобы в следующий раз знать, к кому обращаться за помощью.
- Лера.
- И ещё… - ДимДимыч напрягся, потупив глаза в пол, в попытке выдавить слова, застрявшие в горле. - Лера, а у нас… что-то было?..
Лера хмыкнула и сказала "ДимДимыч" так, что ему стало стыдно за свой вопрос.
Тут-то и зазвонил телефон.
ДимДимыч о чём-то долго говорил, жестикулируя Лере не уходить, и когда разговор окончился, скорчив просящую гримасу, проговорил:
- Звонили из юридической конторы. Они говорят, что умерла какая -то моя дальняя родственница со стороны папы… Папа погиб, когда я был ещё мальчишкой… Что-то говорили о нашем родстве, о наследстве… Короче, они ждут меня в конторе… Лера, помогите! Мне одному сейчас… Поедете со мной?
Лера взглянула в его молящие, ещё не просветлевшие голубые глаза и кивнула.
Согласно завещанию тётки, о которой слыхом не слыхивал, ДимДимыч должен был в день его оглашения войти в её дом, который находится в деревне Хреново…
- Только деревни Хреново мне сегодня не хватает, - бурчал ДимДимыч, забираясь в машину с, закупленным в "Макдональдсе", фастфудом. – И что за дебильное завещание: если в дом войду, то я наследник, а если нет… Чертовщина какая-то…
Чистое голубое небо морозного солнечного утра к полудню посерело настолько, что не оставила даже точки голубизны, завьюжило - погода
стала соответствовать названию пункта назначения.
Благо, что эта деревня Хреново находилась, согласно "Waze", всего в восьмидесяти двух километрах от города, что соответствовало полутора часам езды.
За время поездки ни ДимДимыч, ни Лера не лезли в душу с вопросами "кто ты?", "что ты?", "зачем ты?"… Просто с наслаждением поедали гамбургеры, чипсы в кетчупе, запивая всё кока-колой под рок-музыку восьмидесятых годов, которую извергали стереодинамики. Рок-группу "Guns n'Roses" с великолепным соло Слэша сменяла рок-группа "The Police" с песней "Every Breath You Take" ("Каждый твой вздох"), заставляющую душу трепетать, а потом "Queen" с потрясающим Фредди Меркьюри, "Rolling Stones", "Metallica", "U2", "Aerosmith"… Машина неслась сквозь разыгравшуюся непогоду, а внутри неё царило наслаждение, уют и бездушный голос "Waze", предупреждающий через двести метров повернуть направо, налево, впереди полиция…
Когда подъехали к заснеженному щиту-указателю, на белом фоне которого чёрными буквами было написано "Деревня Хреново", погода резко улучшилась – солнце пробилось сквозь серую пелену и заставило снежные сугробы, простирающиеся ровным слоем по сторонам дороги, приветствовать их прибытие разбрасыванием блёсток.
"Вы прибыли к месту назначения", - объявил "Waze".
Местом назначения была изба, которая, казалось, покосилась от чрезмерной ноши - снежной шапки на крыше, с незакрепленными ставенками, подрагивающими под порывами лёгкого ветерка, с заборчиком, не выдержавшего вертикальности…
До двери избы вела утоптанная тропа, которая вдохновила ДимДимыча тут же выйти из машины, войти вовнутрь и, как можно скорее, вернуться в юридическую контору с фотографией, доказывающей его право на наследование…
"А с другой стороны, - думал ДимДимыч, - зачем мне нужна эта развалюха?".
- Пойдёмте, - сказал ДимДимыч Лере, - взглянем, что внутри.
Лера посмотрела на него взглядом типа "Может мне идти не стоит?".
- Пойдёмте, - вновь сказал ДимДимыч и впервые ей улыбнулся.
Уверенный шаг ДимДимыча и семенящий шаг Леры превращали звуки хрустящего снега, подхваченные эховым стереоэффектом, в лёгкую зимнюю мелодию, которую они бы наверняка услышали, если б вслушались в деревенскую тишину.
Когда ДимДимыч подошёл к двери, он вдруг резко развернулся в сторону Леры и, ударив себя ладонью по лбу, простонал:
- Идиот! Как же я войду в избу, если у меня нет ключа? Я забыл его взять в конторе…
Лера растеряно смотрела на ДимДимыча, не зная, что и предложить…
Через минуту у ДимДимыча уже созрело решение отправить это наследство к чёртовой матери и ехать домой…, но широко открытые глаза Леры и её указательный палец, направленный в его сторону, заставили ДимДимыча оглянуться на дверь, которая медленно-медленно открывалась.
ДимДимыч проскользнул вовнутрь, а когда Лера приблизилась к двери, та захлопнулась перед её носом.
- Тьфу, - сплюнула в негодовании Лера и попыталась её открыть…
- Ну что, не пускает? – услышала она старческий хрипловатый голос.
Лера оглянулась. У покосившегося заборчика стоял белый как лунь старик в валенках, полушубке с поднятым воротником и кроличьей шапкой в руке…
"Наверное, только у стариков, - почему-то вдруг подумала она, - ещё осталась способность отдавать дань уважения женщине, обращаясь к ней, сняв головной убор, даже при наличии трескучего мороза".
Лера, отрицательно мотнув головой, толкнула дверь, доказывая правоту старика.
- Ну раз так, позвольте пригласить вас согреться, попить чаёк… Уж коли дом впустил вашего муженька, - старик сделал ударение на слове "дом", - то пока окончательно с ним не познакомится, не выпустит.
- Да он мне вовсе и не муж, - проговорила Лера.
Но старик её уже не слышал. Нахлобучив видавший виды "кролик", он медленно шёл в сторону соседнего дома. Частое снежное похрустывание преследовало снежный хруст старика.
Старик отворил дверь, пропуская Леру, вошёл сам и плотно закрыл её за собой.
Тут же тепло прокралось под Лерину шубку, кофточку, добралось до её обнажённых плеч и начало спускаться всё ниже и ниже… Блаженство окутывало Леру…
- Скорее снимайте сапожки, - говорил старик, - и облачайтесь в тапочки из козьего пуха…
Как Лере сейчас хотелось, чтобы её душа, постоянно загруженная отслеживанием человеческой бесчестности, вдруг стала свободной от всего-всего, как душа ребёнка, не обременённая жизненным опытом…
Лера сидела на кухне за столом, покрытым цветастой клеёнкой, которая пахла почти забытым запахом дома бабушки… Нежно поглаживая её кончиками пальцев, ей казалось, что она прикасается к давно ушедшему детству…
"Сейчас мне уже под сорок и, если бы не моя работа, чёрта с два была бы здесь… А с другой стороны, почувствовала бы ещё когда-нибудь запах, напоминающий бабушку?" - подумала Лера и улыбнулась.
Кряхтя, на кухню с торжественным видом вошёл старик, Даниил Александрович, неся начищенный до золотого зеркального блеска самовар.
- Прошу любить и жаловать, - проговорил Даниил Александрович, ставя самовар на стол, - тульский самовар Василия Степановича Баташева 1898 года. Обратите внимание, сударыня, на царский герб, надписи, клеймённые медали… Это мой самый маленький…
Ставил самовар на стол Даниил Александрович аккуратно, даже мохнатые белые брови от старания стали домиком.
Лёгкий запах дымка сочился из самовара.
Потом на столе появился пузатый латунный, тоже блестящий золотом, клеймённый заварочный чайничек. Засыпая в него пахучие заварочные листочки из стеклянной баночки, Даниил Александрович приговаривал:
- Сегодня будем пить китайский красный. Он несёт в себе энергию огня, успокаивает и согревает.
Перед тем, как дать свободу, ещё не успокоившемуся самоварному кипятку, Даниил Александрович приложил указательный палец к уху, мол, слушай, не упусти…, и открыл краник. Заварочные листочки радостно зашуршали, а потом это шуршание перешло в, доносившийся из чайничка, звон, падающей струйки… Насладившись мелодией, Даниил Александрович закрыл его крышкой и водрузил на самоварную макушку.
На столе стояли розетки с клубничным вареньем, сахарница с кусковым сахаром и щипчиками для него, баранки, сухарики…
- Последний атрибут – чайная пара! - торжественно объявил Даниил Александрович. – Будем пить из блюдец, как пили наши предки, в прикуску… - и добавил: - До чего же, чёрт подери, приятно, хотя бы изредка, посёрбать – впивать чай вперемешку с воздухом на вздохе.
Сёрбая, попивая ароматный чай, Лера то и дело смотрела в кухонное окно, выходящее на дом, поглотивший ДимДимыча.
- Жаль, что умерла Сара Израилевна, - с печалью в голосе проговорил Даниил Александрович. – Это от тоски дом покосился…, и я был таким, когда умерла моя Нюша… Но время всё лечит… Вот примет дом вашего мужа, а со временем и вас…
- Да не муж он мне…
Даниил Александрович, продолжал, не обращая внимание на слова Леры:
- … выпрямится, подкрасятся ставенки, заблестят глазки-оконца, заборчик станет по команде "смирно", двор расцветёт цветами, деревьями… А потом хрустящие яблоки Белого налива, полный рот вишен и их сок, сочащийся из уголков губ, и ты плюёшь вишнёвыми косточками на все мелкие неурядицы… Жаль, что умерла Сара Израилевна… В нашей деревне нет даже фельдшера… Старики умирали только от старости… От старости лекарств нет и колдовство не поможет… Если нужна срочная помощь – записочку под дверь, а если что-то не срочное – в почтовый ящик. Всегда придёт на помощь Сара Израилевна… В дом никого не пускала. Все знали – он особенный, или даже волшебный… А может он служил ей, как зарядное устройство – никто не знал сколько лет Саре Израилевне, но до последнего часа ходила из дома в дом, избавляя людей от бед… Жаль, что умерла Сара Израилевна… Вы, милая девушка, на название деревни не смотрите, - продолжал Даниил Александрович. – Для кого она хрень, а для кого место райское… Позапрошлым летом приехал на чёрном джипе зампредседателя райисполкома… Корольком ходил – место для своего домика выбирал. Выбрал, чтобы до речки близко, с лесочком рядом… Через недельку технику понагнал… Хотите верьте, хотите нет, но гусеничный экскаватор в болотине застрял… А до того, в наших краях болотин-то отродясь не было… Говорили, что нашёл место в другой деревне, более гостеприимной…
Долго разговаривали Даниил Александрович и Лера. Уже и солнце ушло за горизонт, и луна высветилась с моргающими звёздами, а ДимДимыч всё не выходил…
ДимДимыч не ожидал, что дверь так быстро закроется, не дав возможности Лере войти в дом. Свет, льющийся откуда-то сверху, освещал его, дверь, мохнатый коврик под ногами и тапочки, повёрнутые носками вглубь дома.
Первым делом ДимДимыч попытался отворить дверь, дав возможность Лере войти вовнутрь… Но попытка оказалась провальной, потому что у этой двери вообще не было ручки, будто она сама решала, кого впускать, а кого нет…
От безысходности он разделся, переобулся в, предложенные ему, тапочки… Тут же свет в "предбаннике" погас, а сменившее его мягкое свечение внутри дома повергло в изумление: большой, если не сказать огромный, салон с высоченными потолками, люстрами, старинной мебелью, коврами, устилающими паркетный пол, разной величины картинами на стенах, потрескивающий огонь в камине… и двери, ведущие в другие комнаты - всё это как-то не сочеталось с покосившейся избой…
"Раз дом меня впустил, - подумал ДимДимыч, — значит я настоящий наследник, а если наследник – пойду знакомиться со своим наследством… Интересно же…".
Он подошёл к одной из картин, которая тут же осветилась так, чтобы её рассмотрению не мешали тени.
- Винсент Ван Гог, - читал ДимДимыч надпись на полированной латунной пластинке, прикреплённой к раме картины, которую ещё называют "шильдик". – "Художник по дороге на работу"… Кто-кто?.. Ван Гог?..
- Хранилась в Берлине в Музее Кайзера Фридриха. Потеряна при пожаре во время Второй мировой войны, - услышал ДимДимыч женский голос. – Рядом с ней картина Пабло Пикассо "Художник"… Не могу на неё насмотреться… 2 сентября 1994 года произошла авиакатастрофа недалеко от Шотландского городка Галифакса. Помимо этой картины и бриллиантов на полтора миллиона долларов погибло 229 человек… А вот нелюбимый портрет Черчилля, написанный Сазерлендом к его восьмидесятилетию…Черчилл был крайне им разочарован и заявил, что увидел на картине "старика в депрессии, думающего о ядерной бомбе"… По просьбе супруги великого политика картину сожгли… Говорят, что это был лучший портрет Сазерленда…
Голос умолк и ДимДимыч просто шёл от картины к картине, читая надписи на шильдиках и бубня их себе под нос: "Голубь с зелёным горошком", Пабло Пикассо; Эдгар Дега, "Пять танцующих женщин"; Рафаэль Санти, "Портрет молодого человека"; Антуан Ватто "Весна"…
- Обрати внимание, Изя, - давно ДимДимыч не слышал своё настоящее имя и даже вздрогнул, вновь услышав его. – Там, на противоположной стене… В 1937 году "великий художник" Адольф Гитлер в своей речи выразил своё отношение к "загнивающей модерновой" культуре: кубизму, дадаизму, футуризму, импрессионизму, сюрреализму, экспрессионизму… "Отныне мы будем вести беспощадную очистительную войну против элементов культурного разложения"… Янкель Адлер, Василий Кандинский, Оскар Кокошка, Эль Лисицкий… и ещё, и ещё… Сто двенадцать фамилий…
ДимДимыч не пошёл смотреть картины, неугодные фюреру. Он только повернул голову и, обращаясь в никуда, спросил: - Кто вы?
- Меня звали Сара Израилевна Айнгорт, а ты – Изя Михайлович Айнгорт… Наше родство можно оценить, как "седьмая вода на киселе" и тем ни менее ты вправе стать моим наследником… и Дом не против.
- Дом, - проговорил ДимДимыч и вдруг его осенило. – Так вы служили Дому?.. Дому, который хранит, безвозвратно потерянные для человечества, творения искусства?..
- Безвозвратно потерянные… – эхом повторил голос Сары Израилевны. - Настоящее произведение искусства, Изя, уничтожить нельзя и запретить нельзя никакими законами, придуманными чванливыми бездарями… Я верю, что придёт время и всё это вернётся людям… Просто время ещё не пришло… А в противном случае зачем мы, для чего мы служим Дому?.. – голос Сары Израилевны помолчал немного, а потом как-то устало сказал: - Мне пора, Изя. Ты походи, посмотри, а когда соберёшься уходить, захвати с собой тёмно-коричневый кожаный футляр с телефоном… Удачи, родственничек.
Голос исчез, и тишина навалилась на ДимДимыча… Тяжёлая, давящая на барабанные перепонки тишина.
"Может так Дом прощается с Сарой Израилевной?" – подумал он и решил, что пора уходить.
Направляясь к выходу, взгляд ДимДимыча остановился на восьми пасхальных яйцах фирмы Карла Фаберже, изготовленных для российской царской семьи…
- Если буду глазеть по сторонам, отсюда никогда не уйду, - прошептал он себе и, опустив глаза в пол, ускорил шаг.
В "предбаннике" ДимДимыч быстро оделся, обулся и вдруг вспомнил просьбу Сары Израилевны, уходя, взять с собой тёмно-коричневый телефонный футляр.
ДимДимыч обернулся… Яркий лунный свет лился в маленькое окно и, словно котёнок, прижимался к белизне русской печи, искрящейся голубизной… На маленьком круглом столике с одной ножкой – геридоне, прижавшемся к углу избы, стояла чёрно-белая фотография старушки, смотрящей на мир безмерно добрым взглядом, освещённая огнём свечи, плачущей восковой слезой… А ещё на нём лежал тиснённый узором и украшенный кристаллами Сваровски тёмно-коричневый футляр… Это был не просто узор… Это был масонский символ – Всевидящее око, вписанное в треугольник, на котором и красовались кристаллы.
ДимДимыч не удивился ни смене декорации, ни футляру со Всевидящим оком…
Взяв футляр, он коротко поклонился фотографии родственницы и вышел на мороз.
В освещённом окне соседнего дома ДимДимыч увидел машущую ему Леру. Сделав отмашку рукой, уставшей походкой пошёл к машине.
ДимДимыч, ведя машину, думал, что вот-вот Лера не выдержит и начнёт спрашивать о Доме. А что он мог ей сказать? Правду?.. Да она сочтёт его, как минимум, фантазёром, а скорее всего просто ненормальным…
Лера же думала, что ДимДимыч начнёт извиняться, а потом спросит, как она провела время, в ожидании его…
Дальний свет фар высвечивал пустую заснеженную дорогу и, обрамляющий её, заваленный сугробами, сосновый лес.
Первой нарушила молчание Лера.
- Изя, а почему вас все зовут ДимДимычем? - спросила она.
ДимДимыч улыбнулся и, будто ожидая этого вопроса, начал свой рассказ:
- С домом, в котором я родился и прожил лет десять-двенадцать, связаны самые светлые и радостные воспоминания детства… Сейчас его уже нет – снесли вместе с дорожками, посыпанные гравием, за которыми старательно следила старшая по дому Анюта Чернобровая, как называла её детвора – за глаза, разумеется, толщенные деревья грецкого ореха, яблони, сливовые и вишнёвые деревья… В этом большом одноэтажном купеческом доме, разделённом когда-то на отдельные квартиры, жило много семей… Жил в нём и наш участковый милиционер Дмитрий Дмитриевич Нефёдов - седой и грузный, которого все взрослые нашего двора называли ДимДимычем, а дети – дядей Димой… Когда он надевал синюю милицейскую форму с погонами старшины, его лицо становилось строгим и немножко сердитым. Наверное, поэтому его боялись все, кроме детворы… - ДимДимыч хмыкнул. – Был выходной день, и он вышел во двор в белой вытянутой майке, синем спортивном трико, упирающимся резинкой в низ живота, и в тапочках на босу ногу. Дядя Дима собрал вокруг себя дворовую мелюзгу (нас было четверо) и объявил, что будем делать воздушных змей. Он достал из кармана пригоршню маленьких гвоздей с, под стать им, молоточком и сказал, что мы должны принести длинные кусочки дранки. И показал руками размер. Дранки – это деревянные рейки шириной миллиметров двадцать, толщиной миллиметра два… Когда строили наш дом перед тем, как наносить на наружные его стены штукатурку, к ним крепили рейки-дранки… Дом был настолько стар, что штукатурка пошла трещинами, а в некоторых местах она просто отвалилась, оголив эти дранки. По совету дяди Димы их-то мы и отдирали. Потом сколачивали дранки в квадраты, а для жёсткости противоположные их углы соединяли дранками подлиннее. Гвоздиков не жалели. К одному из углов каждого квадрата дядя Дима привязал длинный шпагат. Объявив, что каркасы готовы, он сбегал домой и принёс ворох газет. Согласно каждому каркасу, дядя Дима вырезал газетный квадрат и гвоздиками его закрепил… Надо сказать, что хоть гвоздики и были маленькими, но их острые кончики всё равно торчали из дранки… Довольный дядя Дима объявил об окончании процесса сборки и начале запуска змея в "голубую высь"… Мы что есть силы бежали по дворовым дорожкам, таща за собой воздушных змей, а они даже не думали отрываться от земли – скреблись кончиками гвоздиков по гравию, поднимая пыль и шурша… После неудачных многократных попыток, мы подошли к дяде Диме с виновато опущенными головами… Дядя Дима погладил каждого из нас большой шершавой ладонью по голове, шмыгнул носом и с сожалением в голосе сказал: "Тяжеловаты"… Когда он уходил, я смотрел на его поникшую спину и так ненавидел этих воздушных змей, которые не смогли подняться в "голубую высь"…, ненавидел до слёз… А вечером Анюта Чернобровая собрала всех жителей дома, корила дядю Диму и просила больше не отдирать дранки, потому что это удорожит ремонт стен дома…
ДимДимыч скосил глаза на Леру, проверяя, не утомил ли её его рассказ. Лера мило улыбалась.
- Вы же понимаете, Лера, что, не рассказав о дяде Диме, я не мог начать рассказ непосредственно о том, как я стал ДимДимычем… - Лера понимающе кивнула и ДимДимыч продолжил: - В тот день я играл с Аликом Этингером в шахматы. Мы сидели во дворе на широкой лавочке друг напротив друга и оба знали, чем закончится игра: Алик проиграет, начнёт плакать, выбегут из дома его бабушка с дедушкой, начнут его успокаивать… Мы не заметили, как во двор вышла Таня – наша подружка. Она тут же закричала: " Сорок один, ем один! Сорок один, ем один!". Конечно, если бы мы заметили её первыми и крикнули: "Сорок восемь, роксы просим!", она должна была бы поделиться с нами шоколадкой, которую держала в руке… Сейчас же нам оставалось только наблюдать за тем, как Таня медленно её разворачивает, хрустя золотинкой, откусывает маленький кусочек, сосет его во рту, а потом, пожевав, проглатывает… Я с Аликом исходили слюной… Вдруг во двор въехал на велосипеде Гриша Муравник. Он был старше нас года на три-четыре и жил в соседнем дворе. Увидев у Тани шоколадку, Гриша, бросив велосипед на землю, подошёл к ней.
- А ну-ка, Танька, - грозно сказал Гриша, - отдавай шоколадку!
Таня стояла, прижав двумя руками шоколадку к груди, подняв молящие глаза, полные слёз, на Гришу… В тот момент, когда рука Гриши потянулась к шоколадке, я вскочил с лавки, подбежал к ним и стал между рукой и шоколадкой. Глядя снизу вверх на Гришу, я сказал:
- Знаешь, Гришка, ДимДимыч только что вернулся с работы. И если ты… Если ты… - а потом что есть силы закричал: - ДимДимыч! ДимДимыч!
Гриша сплюнул, быстрым шагом подошёл к велосипеду и укатил.
Слух о том, как я испугал Гришу, разбежался по дворам и меня начали называть ДимДимычем… Непонятным образом эта кликуха так ко мне пристала, что иногда, когда ко мне обращаются по имени, я не всегда отзываюсь… Странно, верно?.. Столько лет…
ДимДимыч посмотрел на Леру: она сидела, опустив голову, насупившись… И вдруг её словно прорвало, и Лера выпалила:
- А теперь, Изя Михайлович, расскажите, как вы выкрали картину, которая должна была быть выставлена на аукцион в галерее Даргомыжской.
А потом спохватилась и полезла во внутренний карман шубки.
— Вот, - проговорила она, протягивая открытую книжку-удостоверение.
ДимДимыч притормозил и прочитал:
- Валерия Игнатьевна Смехова, частный детектив…
- Отчего ж не рассказать… Расскажу… - машина вновь набирала скорость, разрезая лучами фар снежную пелену. - У Тани Васильевой был родственник, художник, брат деда. Он погиб во время войны… К её началу возраст его был далеко запризывной, но тем ни менее он записался в ополчение и погиб… Это родственник той Таньки-жадины, которая не хотела с нами делиться шоколадкой… Он подарил эту картину брату перед тем, как ушёл в ополчение. Она висела в их квартире на самом видном месте… Кстати, если вы откроете бардачок, найдёте фотографию маленькой Тани рядом с ёлкой, а за её спиной на стенке - та самая картина…
ДимДимыч замолчал, давая время Лере отыскать и рассмотреть фотографию.
- В лихие девяностые отец Тани с другом организовали кооператив… Работали, как проклятые в надежде, что ещё чуть-чуть, ещё чуть-чуть и смогут встать на ноги… Но в один из вечеров в дом, где жила Таня с родителями, ворвалась "братва" и в счёт какого-то долга отобрала самое ценное, что было у родителей, включая и эту картину… Это сейчас интерес к творчеству этого художника-абстракциониста вырос – оказалось, что он был знаком с самим Кандинским и тот лестно отзывался о его способностях… Его картины включили в каталог…
Знаете ли вы, Лера, кто выставил картину на аукцион?.. Наш заместитель мэра. А кто возглавлял "братву"?.. Догадайтесь с одного раза…
Как-то Таня проходила мимо картинной галереи и увидела большой плакат, который оповещал, что через неделю пройдёт аукцион. В перечне картин, выставленных на продажу, Таня увидела и её… Короче, я пообещал Тане выкрасть их достояние. Вы спросите как?.. Наша картинная галерея – это далеко не аукционный дом "Сотбис" или "Кристис"… Её никто и никогда не грабил… Да и грабить там нечего… С помощью цветного принтера сделал реконструкцию картины. За четыре часа до начала аукциона вошел через вход для служащих, неся реконструкцию в рюкзачке – картина ведь небольшая, сорок сантиметров на тридцать. Коронавирус, масочный режим… День был солнечный – солнечные очки… Лица-то и не видно… Рядом со входом – бытовка. Там взял форму служащего галереи с логотипом – пиджачок жёлто-красненький, жёлто-красненькая кепочка… Встретил такого же форменного служащего и спросил, где комната с картинами на аукцион, мол, Ксения Дмитриевна – владелица галереи – просила кое-что проверить. "Прямо по коридору, через три комнаты налево". С помощью пластиковой карточки открыл дверь, вошёл, заменил и ушёл.
Лера сидела, всматриваясь в фотографию, с которой на неё смотрело счастливое лицо маленькой Тани, а потом открыла бардачок машины и вернула фотографию на место.
Они только въехали в город, когда зазвонил телефон. Звонивший из адвокатской конторы подтвердил вступление Изи Михайловича Айнгорта в права наследования.
ДимДимыч остановил машину у девятиэтажного дома, в котором жила Лера.
- Знаете, ДимДимыч, - сказала Лера перед тем, как выйти из машины, - со всеми мыслями, которые накатили за сегодняшний очень длинный день, надо переспать…
Она протянула ему свою визитную карточку и, открывая дверцу машины, невольно повернула голову в сторону заднего сидения, на котором лежал футляр с, пульсирующим на нём, световым треугольным разноцветием. Телефонные звонки, приглашающие к разговору, доносившиеся из его нутра – звуковое дополнение к этому световому шоу.
- Что это? – спросила Лера.
ДимДимыч повернул голову и проговорил, словно это само собой разумеющееся:
- Футляр с телефоном, который дал мне Дом…
- Он звонит, - сказала Лера.
- Кто бы это мог быть?
- Не ответив на звонок, не узнаете.
- Ну да… ну да…
ДимДимыч дотянулся до футляра, достал телефон, нажал на значок громкой связи:
- Алло.
- С завтрашнего дня, - из телефона полился мягкий мужской голос низкого тембра, - вновь начинает работу главный офис частного детективного агентства "Дом", находящееся по адресу … …, владельцем которого является Изя Михайлович Айнгорт. Валерии Игнатьевной Смеховой предлагается влиться в состав коллектива агентства. Встреча с адвокатом завтра в двенадцать часов. Для подтверждения вашего прибытия, нажмите "один", в противном случае – "два".
- Я нажму на единицу? – спросил ДимДимыч у Леры.
- Ладно, - сказала Лера.
- Созвонимся и завтра я за вами заеду.
ДимДимыч дождался, пока подъезд не поглотил Леру, завёл машину и с облегчением подумал, что наконец-то завершается этот суматошный день.
(продолжение следует).