Светлой памяти моего тестя Аркадия Андреевича Юшкевича, чудом спасшегося из детского донорского концлагеря Красный Берег в марте 1944 года
Рассказ
Небольшая колонна из трёх крытых брезентом немецких грузовиков медленно двигалась по заснеженной дороге.
От ветра задний полог брезента приподнимался чуть в сторону и вверх. И тогда Аркаша мог видеть или заснеженные поля по обе стороны дороги, или кустарники. И никак не мог сориентироваться, ещё не понимал, где они находятся и куда их везут.
Сидящая рядом с ним девочка всю дорогу тяжело вздыхала, а то и беззвучно плакала. Аркаша чувствовал, как сотрясались её плечи, плотно прижатые к его плечу. Видел, как бежали слёзы по щекам.
Несколько раз он пытался заговорить с ней, однако грозные окрики солдат-конвоиров не давали такой возможности.
Но когда солдаты, которые сидели у заднего борта по обе стороны кузова, откинули полог, закурили в очередной раз, мальчишка смог увидеть не только две точно такие же машины, идущие следом, но и узнать место, по которому они ехали.
Ещё до войны он вместе с мамой не один раз ходили этой дорогой в Красный Берег к тёте Юзефе, маминой сестре.
Аркаша наклонился к соседке, зашептал на ухо:
- В Красный Берег везут.
- Значит, на кровь, - обречённо произнесла девочка. – На кровь.
- Неужели и нас на кровь? – мальчик теснее прижался к девочке, спросил одними губами, почти выдохнул.
Он уже слышал не единожды от взрослых, что в Красном Береге есть какая-то организация, в которую немцы собирают из окрестностей ребятишек. И, по словам взрослых, там берут у них кровь. А вот о дальнейшей судьбе детей никто и никогда не говорил, так как не знали. Правда, ходили очень страшные слухи. Такие страшные, что даже поверить невозможно.
Сидящие вдоль бортов и прямо на полу кузова детишки обречённо опустили головы: то ли не понимали, куда и зачем их везут, то ли смирились со своей участью и молчали.
И даже малышня уже не плакала.
Ещё в деревне, где живёт Аркаша, когда кузов пополнился очередными маленькими пленниками и Аркашей в том числе, в машине стоял многоголосый детский плач.
Солдаты-конвоиры строжились, кричали на ребятишек, а то и заставляли замолчать оплеухами и тумаками.
Ещё долго за машинами бежали родители детишек, что-то кричали.
От того в кузове детские крики и плач ещё больше усиливались, срываясь на истерику.
Тогда солдаты хватали наиболее активных, били по лицу, а то и приподнимали и с силой припечатывали малышей к деревянному борту машины, заставляя их замолчать. И угрожали оружием.
А по бегущим в след родителям начали стрелять. Некоторые из них остались лежать там, на дороге.
И только тогда в кузове установилась испуганная тишина.
Смерть родителей на глазах детишек шокировала их, лишила речи.
Машина с трудом преодолевала очередной снежный занос, буксовала.
Солдаты-конвоиры соскочили на землю, помогали машине, толкали.
Аркаша осмелился, выглянул из кузова: уже видны были первые дома Красного Берега. Осталось проехать ещё чуть-чуть, а там и до дома тёти Юзефы рукой подать.
В кузове солдаты снова закурили.
И вдруг к шуму автомашин добавились звуки откуда-то с вышины, с неба.
Солдаты заволновались, стали что-то кричать, стучать по кабине.
Машина остановилась.
Солдаты выпрыгнули из кузова и бросились к ближайшим домам.
Детишки сгрудились у заднего борта: на небольшой высоте в сторону немецкой колоны приближались два краснозвёздных самолёта.
Дети закричали:
- Наши! Наши! Ура-а-а!
Ухватив свою соседку за руку, Аркаша пробился к заднему борту.
- Бежим! Бежим скорее. Пока немцы не очухались!
И выпрыгнул из машины.
И уже с земли закричал:
- Разбегайся, пока не поздно!
Из других машин тоже выпрыгивали дети, убегали подальше от дороги, от машин.
Он видел, как убегали более взрослые детишки.
Малыши оставались в машине. Их громкий плач перекрывал и гул самолётов, и взрывы бомб.
Многие побежали в деревню.
Кто-то – в чистое поле.
И только Аркаша, ухватив за руку соседку, бежал в сторону речки.
Заснеженная, она не была видно с дороги. Но он-то хорошо знал, где находится Добысна.
Эта же речка протекает и мимо их деревни.
А, самое главное, если пройти по льду реки чуть ниже по течению, то можно оказаться за огородом тёти Юзефы. Там, правда, берег высокий, обрывистый. На него будет трудно взобраться. Но и можно легко спрятаться под нависшими над рекой снежными шапками.
Эти мысли пришли к Аркашке чуть позже.
А пока он ни о чём не думал, а бежал вниз по течению реки, приближаясь к огороду тёти.
Рядом бежала девчонка.
Несколько раз они падали на лёд, когда появлялись открытые участки, потому что сзади стреляли, кричали немцы.
К их счастью, лёд в этом месте был чистый, без перемётов. И беглецы не оставляли за собой следов.
А вот стрельба сзади не прекращалась.
Пока всё обходилось.
Несколько раз они падали на льду, потом поднимались и продолжали бежать.
Но на этот раз девочка не смогла подняться.
Аркаша наклонился над ней.
- А мне больно, - как о чём-то обыденном сказала она и показала на ногу.
Мальчик осмотрел ногу, но ничего не заметил. Лишь маленькая дырочка в чулке чуть выше колена.
И только через мгновение в этом месте стала появляться кровь.
- Идти можешь? - спросил мальчик. – Тут недалеко стоит тётин дом. Вон, уже виден хлев тёти Юзефы, - он ткнул рукой в сторону деревни.
Девчонка попыталась подняться, ухватившись за руку Аркаши.
- Помоги мне, - прошептала она.
Они смогли пройти всего лишь несколько шагов, как девчонка снова застонала, опустилась на лёд.
- Всё, я не могу больше. Мне больно, сильно-сильно больно.
И заплакала.
Но плакала беззвучно, лишь сотрясались плечи и по щекам катились и катились слёзы.
- Давай, я помогу, - мальчик сзади подхватил девочку подмышки, попытался тащить.
С трудом, но он дотащил её как раз до того места, куда выходил огород тёти Юзефы.
Достаточно высокий, обрывистый берег не оставлял надежды детям на спасение в доме родственников. Подняться наверх с раненой девчонкой не смогут. Беглецы понимали это. Но и идти дальше было опасно. Да и у девочки не было сил, она не могла идти.
Оглядевшись, мальчик принял решение:
- Ты спрячешься здесь, - он ткнул рукой в сторону берега, заросшего густыми кустарниками лозы, усыпанными снегом. – А я попробую подняться наверх и быстренько добегу до своих. Они помогут нам. Тётя добрая.
- Не обманешь? – дрогнувшим голосом спросила девочка.
- Вот ещё! Ты что, дура, что ли? – грубо ответил Аркаша.
Он отбежал от девочки на несколько шагов, но потом вернулся вдруг.
- А зовут-то тебя как?
- Ой, не к добру ты вернулся, - вместо ответа сказала девочка. – Бабушка с мамой так всегда говорили.
- Плюнь. Всё будет хорошо, - успокоил мальчик. – Так как же тебя зовут?
- Оля. Меня зовут Оля.
- Всё будет хорошо, Оля! – уверенно произнёс Аркаша. – Ты только не паникуй и дождись меня.
Когда, запыхавшись, мальчишка зашёл в дом, тётя всплеснула руками.
- Откуда! Как ты оказался здесь?
Волнуясь и перескакивая с одного на другое, Аркаша поведал тёте всё, что произошло с ним и другими ребятишками.
- Так это по вам стреляли?
Мальчишка кивнул.
- А я вся испереживалась, - тётя то заламывала руки, то закатывала глаза. – К окну боязно подходить. Хорошо, что детишки спят. Только-только уснули.
- Там… там девочка раненая, тётя, - Аркаша, наконец, рассказал о главном. – Она раненая, под обрывом. Её бы сюда, помочь.
- Что ты! Что ты! – замахала руками тётя. – И не думай! Тут такое творится, такое, что страшно сказать. А у меня дети, ты же знаешь. Я их прячу, даже во двор не выпускаю. Они уже почти год солнца не видели, а ты вдруг со своей девочкой. Нет, уж, племяш! Мои дети мне дороже. Не обессудь. Уходи, пока соседи не увидели да не оповестили немцев. А то…
- Ну… так девчонка там раненая, Олей зовут, – через силу выдавил из себя мальчишка, ошарашенный категорическим отказом тёти. – Она как?
Но женщина была непреклонна.
Мало того, она взяла Аркашу за плечи и стала выталкивать за порог дома.
- Уходи! Уходи! Мои дети дороже всего на свете. Уходи!
- Так ведь… мамка… что я скажу? – упирался до последнего мальчишка. – Я же мамке расскажу.
- Да хоть чёрту лысому рассказывай! – зло бросила тётя и с силой вытолкала племянника за дверь. – После войны, если доживём, разбираться станем, кто нам сестра, а кто нам брат. Тут детишек родных спасти бы, а не привечать кого ни попадя. Уходи! Убирайся сейчас же! А не то я за себя не отвечаю! – и захлопнула дверь.
Аркаша ещё услышал, как глухо щёлкнул внутренний засов на двери; как всё ещё продолжала браниться тётя.
У стенки сарая, чуть припорошенные снегом, стояли санки.
Аркадий тут же, недолго думая, ухватил их и поволок со двора. По пути сорвал с плетня кусок рядна, в котором тётя носила сено и солому для скотины.
И уже на речной лёд съехал на санках, как когда-то он съезжал с этого берега ещё в мирное время, до войны, когда бывал в гостях у тёти.
Ещё были слышны команды на немецком языке, плач детишек, то и дело раздавались одиночные выстрелы там, на краю деревни.
А здесь, у крутого берега, на льду реки под снежной шапкой замерли двое: мальчик и девочка.
- Пусть стемнеет чуть-чуть, - шептал мальчишка. – Потом я тебя домчу до нашей деревни, до нашего дома за ночь. Там мамка, она не такая. Она… она хорошая! Вот увидишь. Ты только потерпи, пожалуйста.
- Мне больно, - стонала девочка. – Если бы ты знал, как мне больно. И холодно.
Нога в месте ранения у Оли к этому времени взялась кровавой ледяной коркой. Она же, кровавая корка, образовывалась и по краю валенка.
- Давай я тебя перевяжу, - предложил мальчик. – Чтобы кровь остановить.
- А ты умеешь? Сможешь?
- Не знаю, - честно признался Аркаша. – Но я видел, как учил санинструктор из ОСОАВИАХИМа старшеклассников в нашей школе.
Мальчик усадил девчонку на саночки.
- Хоть не на льду сидеть будешь, не так холодно будет, - а сам с трудом размотал льняную верёвку от саночек, кое-как оторвал один жгут и сильно пережал девочке ногу чуть выше раны.
А рядном, что стащил у тёти с плетня, укутал ноги девочке.
- Теплее будет, - прокомментировал Аркаша, поднимаясь с колен. – Тут ходу-то часа три-четыре и мы дома, - и улыбнулся впервые за этот день. – А если бегом припустить, так и того меньше. Главное, нюни не распускать, - и снова улыбка коснулась мальчишеских губ.
- А тебя-то как зовут? – спросила девочка.
- Мамка с папкой Аркадием величают, а друзья – Аркашей, - всё так же улыбаясь, ответил мальчик.
Вокруг стояла тишина.
Уже не было слышно ни звуков машин, ни людских голосов.
- Комендантский час, - шёпотом произнесла Оля, прислушиваясь. – Как и у нас в посёлке. И как же нам-то в такой тишине?
Тихонько переговариваясь, дети дождались полной темноты.
- Ну, пора! – Аркаша взялся за верёвку.
- С Богом! – по-взрослому ответила девочка.
Сначала передвигались медленно и осторожно, но когда отошли далеко за околицу, и вокруг уже не было населённых пунктов, мальчишка пробовал несколько раз бежать бегом.
- Побереги силы, Аркадий! – сдерживала его Оля. – Сам же говорил, что несколько часов надо до твоей деревни. Устанешь быстро.
Мальчишка подчинялся, шёл помедленней.
И всё время детишки прислушивались к тишине в ночи.
Луны не было. Русло реки с трудом угадывалось в темноте.
Кое-где попадались глубокие перемёты.
Тогда мальчишка напрягался, с трудом протаскивая саночки.
- Может, давай я слезу? – предлагала Оля. – Тебе легче будет.
- А тебе больнее, да? – сопел в ответ Аркаша. – Скажешь ещё! Да я… да я… из-за речки сушняк не такого веса возил, это чтоб ты знала. Воз – во! – и чертил свободной рукой в темноте огромный размер воображаемого воза с дровами.
После очередного перемёта мальчик остановился, сел на лёд, разулся, принялся вытряхивать снег из валенок.
- Квакает, - шёпотом пояснил попутчице. – В валенках снег быстро тает.
- А мне холодно, - в ответ прошептала девчонка. – И ноги замёрзли, и у самой зуб на зуб не попадает. Может, пройтись хоть немного, чтобы согреться?
- Ещё чего удумала?! – процедил сквозь зубы Аркаша, но тут же и согласился:
- Хотя, можно и пройтись.
Мальчик огляделся в очередной раз.
Вокруг сплошная темень.
И ни звука в округе.
Девчонка с трудом поднялась с саночек, облокотилась на подставленную мальчиком руку.
Так они смогли пройти некоторое время, пока Оля не произнесла:
- Всё, больше не могу. Хотя и согрелась немного, но раненая нога как будто чужая и холодная.
Она снова села в саночки.
Мальчишка разделся и укутал своим пальтишком Олины ноги.
- На, укройся. А то мне слишком жарко.
- Ой, не надо! – отмахивалась девочка. – Простудишься, Аркадий!
- Ага, так я и поверил, - сопел он в ответ. – Мне жарко, что б ты знала.
Когда выглянула луна, дети были уже далеко от Красного Берега.
Когда до деревни, где жил Аркадий, оставалось совсем ничего, непреодолимой преградой для детишек встал мост через речку.
Обойти его возможности не было.
- Как же я мог забыть про мост? – ругал себя Аркаша. – Он ведь охраняется немцами.
Они подошли к окраине соседней деревни Слобода.
Очертания моста уже проглядывали в рассветной дымке.
Дети затаились под обрывом.
И отдыхали, и решали, как им пройти этот злосчастный мост, который вдруг встал для них непреодолимой преградой.
- И осталось-то, и осталось-то около километра, - то и дело сокрушался мальчишка. – Мне бы вспомнить про этот мост чуть раньше, мы бы его по-за деревней полями обошли бы.
- Ага, я так тебе и поверила, - ставила под сомнение его слова девочка. – Там снегу о-го-го сколько. Я же по нашему посёлку знаю.
Прижавшись друг к дружке, дети и не заметили как задремали.
Первым очнулся мальчик.
С мгновение посидел, покрутил головой, огляделся.
Девочка сменила положение, зашевелилась.
- Уже светло-то как, - произнесла она с дрожью в голосе. – Если ещё раз уснём, то и совсем замёрзнем.
- Ага, - согласился мальчишка. – Как пить дать замёрзнем.
Когда дети с трудом преодолели поле вокруг деревни и снова вышли к реке, обойдя таким образом мост, солнце было почти в зените.
- Я больше не могу, - Оля то пыталась идти, то снова садилась в саночки. – Я не могу от боли, а ты уже устал, Аркаша. Я же вижу.
- Вот ещё, - слабо сопротивлялся мальчик. – Да я… да я… - и садился в снег.
- Вот ещё чуть-чуть, и по льду мы быстро доберёмся. Я уже вижу наш дом.
Они не сразу заметили немецкого солдата из охраны моста, который уже давно наблюдал за ними.
Он то смотрел в бинокль, то брал винтовку, пытался целиться в детишек.
Но всё почему-то медлил, выжидал.
Аркаша остановился в очередной раз на льду, повернулся к Оле, наклонился, чтобы поправить своё пальтишко, которым была укутана девочка. И увидел немецкого солдата.
Он целился в их сторону.
Аркаша растерялся, замер.
Раздался выстрел.
Мальчик упал на лёд.
Девочка вскрикнула и тут же встала на колени, начала тормошить Аркашу.
Прозвучал ещё один выстрел.
Оля упала рядом с мальчиком.
Детская кровь растекалась, тут же замерзала грязным пятном на чистом, прозрачном льду.
И когда местные жители спустились к реке, мальчишка ещё был жив.
*В Белоруссии находится мемориальный комплекс памяти детей – жертв фашизма в деревне Красный Берег Жлобинского района Гомельской области. Здесь в 1943-1944 годах располагался один из детских донорских концлагерей. Донорский детский концлагерь Красный Берег. В нём содержались дети, у которых брали кровь для нацистских солдат и офицеров. У детей забирали кровь и они умирали.
Таких донорских детских концлагерей в Белоруссии было 14.