Я открыл глаза: всё перед моим взором поплыло, окружающие предметы расплывались, пятнами пробиваясь сквозь плотную занавесь тумана. Голову ломило, а низ живота нещадно болел. Выругался про себя: мало того, что вчера опять напился до поросячьего визга, так ещё и отравиться успел.
Начал вспоминать что пил. Сначала пили водку, справедливо считая, что синдром похмелья после неё намного легче, чем после виски, рома или вина. Затем Сергей вытащил откуда-то из своих запасов бутылку джина, уверяя, что ягоды можжевельника снимают стресс. И мы дружно его снимали, пока джин не закончился. Потом вспомнив, что водка без пива – деньги на ветер, заполировали всё пивком. Затем смаковали благородный коньяк Павла Михайловича закусывая при этом яблоком вместо маслин. А дальше понеслось и поехало. Последнее что помню – это кровавое мери в каком-то клубе.
Я огляделся. Где я? Как сюда попал? Вот хоть режьте – не помню! Всё допился…
Захотелось в туалет. Не без труда поднявшись с огромной кровати, над которой возвышался балдахин, с удивлением воззрился на длинную белую хламиду, достающую мне до самых пят. Вот только этого не хватало! Интересно, зачем я это одел… Однако не стал долго над этим размышлять – природа брала своё: нужно было срочно искать туалет. Света не было, выключатели искать - недосуг, поэтому удовлетворился тусклым светом ночных светил, скупо проникающего сквозь мозаику огромных арочных окон. Быстро обошёл четыре комнаты. Одна напоминала чулан с тряпками, а другая, судя по мебели была чем-то средним между гостиной, будуаром и рабочим кабинетом, и только в последней я нашёл что-то вроде средневекового туалета. В небольшой комнате была ниша со встроенным в ней деревянным стульчиком.
Догадавшись что стульчик с прорезью заменяет здесь унитаз, я быстро поднял сорочку и … ничего не нашёл! Ужас пробрал меня до костей, на лбу выступил холодный пот, а на голове зашевелились волосы. Я снова и снова трогал себя между ног, отказываясь верить своим ощущениям, снова и снова пытался разглядеть хоть что-то, но не было ничего, что могло бы подтвердить мою причастность к сильному полу. Зато в нос ударил характерный запах крови, а руки стали подозрительно липкими. «Оскопили!» - судорожно подумал я, оседая на холодный каменный пол.
Время остановилось, а вместе с ним пришло полное опустошение. Я перестал чувствовать боль и холод, исходивший от каменного пола; исчезли все мысли и чувства; казалось сама душа покинула это тело, настолько сильным было потрясение.
Из ступора вывели тихие голоса. Я прислушался и понял, что люди находятся не так далеко, возможно даже прямо за стеной. С трудом отлепившись от пола, я медленно поднялся и волоча ноги пошёл к выходу из покоев. Несмотря на то, что тело повиновалось нехотя, головной мозг, словно оттаяв, заработал с бешенной скоростью, причём идеи, выдаваемые им, становились одна страшнее другой. Дошло до того, что тело стало подрагивать мелкой дрожью, а в голове твёрдо засела теория о том, что попал в руки жестоких садистов, изуверов или даже секстантов. Но смущало в этой теории только одно обстоятельство: меня никто не пытался связать, посадить под замок, тут даже охраны не было. Возможно, мои палачи думали, что после кастрации я не выживу… И вообще, почему нет боли после такой жуткой операции? Да, у меня болел живот, и да, бежала кровь, но передвигался то я без проблем, движения ничто не стесняло, а это не поддавалось никакой логики. «Может я сплю, - подумал я, - а это просто кошмарный сон. Сейчас проснусь и обнаружу себя в компании коллег или дома». Конечно, это многое бы объяснило, но на всякий случай по дороге прихватил стоящую возле камина кочергу. Настроен я был решительно и воинственно: «Вы у меня ещё поплачете кровавыми слезами!» - пригрозил орудием мести скрывающимся во тьме врагам.
Я не вошёл, а скорее влетел в комнату, откуда доносились голоса. И как влетел, так и остался стоять пригвождённый к месту с поднятой кочергой. За длинным деревянным столом на скамьях сидели трое брутальных мужиков, то ли в маскарадных, то ли в исторических костюмах, которые воззрились на меня, выпучив глаза. На их лицах читалось недоумение, вперемешку со страхом и любопытством.
Самый старший из них, облачённый в странный чёрный камзол с золотым шитьём побелел как мел и страдальчески с хрипотцой в голосе только и выдавил из себя:
- Дочка…
Я резко оглянулся, но никого рядом не было, зато краем глаз уловил движение слева. Повернув голову увидел невысокую, белокурую, худенькую девушку с огромными испуганными глазищами. Одета она была в белую, длинную сорочку, всю перемазанную кровью. А в поднятой руке она крепко сжимала кочергу.
Всё внутри похолодело. В растерянности я разжал руку и нелепое оружие со звоном упало на пол. То же самое произошло с незнакомкой, напротив. Наши руки невольно потянулись друг к другу. Мгновение и пальцы уткнулись в холодную поверхность зеркала. Я замер. Животный ужас окутал тело, хороня на задворках сознания последние ускользающие мысли. Моё отражение померкло и пол уже во второй раз стал предательски шатким.