Я буду ждать на темной стороне. Книга 4. Глава 48

Эшли Свон
Оставшись в ту ночь одна, Евангелина немало передумала, пытаясь понять, с какого момента у них все пошло не так. За окном гудела гроза, чьи блики молний и гром она вначале приняла за бомбежку, приготовившись пройти в укрытие, но смекнув позже, что все не так страшно, как ей показалось, просто улыбнулась, поражаясь собственному поведению.

Будь с ней Лисов, она повела бы себя по-другому. Но вся суть заключалась в том, что конкретно тогда она нуждалась именно в такой ночи. Ночи без него. Чтобы иметь возможность расставить все по своим местам и решить наконец, что значит для неё этот человек и почему ей было так важно его присутствие.

Таким образом, привыкшая засыпать все это время с ним в обнимку, в ту ночь она была вынуждена погрузиться в сон одна. И нельзя было сказать, что ей это сильно понравилось.

Разойдясь не на шутку, за окном свирепствовала непогода, из-за чего постоянно просыпаясь, Евангелина долго лежала без сна, прислушивалась к гулу ветра и тому, как хлещет по стеклам  ливень. Думать о том, как чувствовал себя Лисов, разнося в пух и прах жилище Драгомарецкого, ей не хотелось, но общество этого человека ей откровенно не хватало. И она не боялась себе в этом признаться.

Кажется, Евангелина сама не понимала, как им вообще удалось пройти столь извилистый путь, неоднократно приближаясь друг к другу и снова отдаляясь, словно в их судьбы вмешивался какой-то рок, нарочно разбрасывая их по разным сторонам, не давая возможности соединиться раз и навсегда.

Вся их жизнь представляла собой сплошную борьбу с их притяжением друг к другу, в которой им лишь относительно недавно хватило смелости признаться, ища ранее утешение на стороне. И когда им показалось, что все преодоленные препятствия оказались позади, судьба подбросила им новое испытание, словно испытывая на прочность их характеры, тем самым предоставляя возможность каждому из них получше ознакомиться с далеко не самыми приятными чертами своей "половинки".

С некоторых пор все изменилось. Последние шоры спали с её глаз. Оба увидели истинную натуру друг друга, и теперь им больше нечего было скрывать, получив новый шанс на повторное воссоединение, но уже на более официальном уровне, если они удосужатся через пару лет сыграть свадьбу, на что сильно уповала Евангелина, устав носить титул просто любовницы.

Немало в ту ночь передумал и сам Лисов, находясь под арестом. И многое тогда переосмыслив в своей жизни, немало размышлений он посвятил именно её персоне, пытаясь понять, кто же все-таки сдал его в момент разгрома жилища Драгомарецкого: Евангелина или её кузен.

Компанию ему составили родной дядюшка, которого он тоже успел заблаговременно «слить», и какая-то шмара, обворовавшая накануне клиента в борделе.

В последней Лисов признал свою бывшую одноклассницу, чье поведение уже тогда говорило о том, что эта глупая девчонка пойдет по наклонной, переспав с половиной школы, кроме него самого. Так оно и произошло. Жаждая легких денег, она закончила на панели, увидевшись с бывшим одноклассником в помещении для задержанных. Где бы они ещё встретились, как не здесь?! Главное, что она его узнала, а он её — нет; так сильно подрастрепала её жизнь, точнее беспорядочные половые связи за деньги и не только.

«Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались», — саркастически бросил он тогда своим соседям, присаживаясь на свободную лавочку и упираясь о стенку спиной.

«Да, «здорово», ничего не скажешь!» — покачал головой дядюшка Лисович, не оценив его замечания.

Чего нельзя было сказать об их соседке, чья жизнь прошла сквозь тернистый путь борделя. Вот только сама она никому из своих галантных кавалеров была не нужна. Максимум, они могли с ней поговорить на отвлеченные темы. На что-то другое рассчитывать ей не приходилось.

После звонка людям, имевших связь с его отцом и последующего внесения суммы залога за учиненное им хулиганство, часть которого пошла на нужды армии, наутро Лисова отпустили. Итого его задержание продлилось от силы пару часов. О других его достояниях в виде работы корректировщика, разумеется, был никто не в курсе.

Евангелина так и не поставила Терехова в известность относительно этой страницы жизнеописания своего любовника, разобравшись, в конце концов, чем грозил ей лично подобный расклад дел. Но даже если бы кто-то и задумал написать на него донос, расследование этого дела все равно бы никто не стал вести.

Местным правоохранительным органам вообще посоветовали «простить» хулиганскую выходку этого парня и просто с ней «смириться». А когда за это дело взялся отец Терехов, начальник полиции города, его сняли с должности, а у его подчиненных начались реальные проблемы.


Так, откликнувшись на просьбу о помощи своей кузины, как только Лисов перешел все границы, Терехов ничего не добился, а теперь вдобавок ко всему слетел с должности ещё и его отец. Знай он заранее, что все закончится именно так, никогда бы не приехал на место событий,  сбрасывая звонки Евангелины, которая, не разобравшись со связями своего любовника, неплохо подставила его самого и его отца. Сколько Лисов заплатил свыше, чтобы «замять» это дело, Терехов старался себе лишний раз не представлять, обвиняя во всем безалаберность собственной кузины.

Утром Лисов покинул свою скромную компанию, пройдя через детектор лжи. Вопросы оказались самыми что ни есть разнообразными: начиная от информации о количестве употребленного им за весь жизненный период алкоголя, заканчивая его восприимчивостью к той или иной разновидности наркотиков. От его ответов зашкаливали показатели датчиков, а у самих следователей лезли на лоб глаза. Но на вранье они его так и не поймали.

Ребята хотели узнать, что конкретно привело его к такому состоянию, когда он начал громить дом и палисадники одногруппника, и под чем тогда находился, когда любой нормальный человек вряд ли решиться на совершение подобной глупости в трезвом виде. И когда ему показалось, что таким образом его хотят вывести на чистую воду, Лисов пришел к мнению, что ему проще было признаться следователям, какие сильнодействующие вещества он не пробовал от слова совсем, нежели перечислять вслух весь список названий, о которых даже они сами были ни слухом, ни духом, потеряв всякую надежду добиться от него крупицу правды, которая помогла бы пролить свет на данную ситуацию и найти виновных.

Одним словом, всерьёз настроившись на прохождение детектора лжи, своими ответами на вопросы Лисов закрывал им «свет» в конце тоннеля как мог, но в конце все равно получилось ощущение не совсем «праздника».

Его умению держать под контролем собственные эмоции в нужный момент оставалось лишь позавидовать. Видать, ему действительно помогали Силы свыше. Простому смертному вряд ли бы удалось с такой легкостью выйти сухим из воды.

Искренне обрадовавшись его возвращению, Евангелина бросилась к нему навстречу, позволяя заключить себя в объятия. Прошло всего лишь пару часов их разлуки, а у неё было такое ощущение, будто с того момента прошла вечность.

— Я была такой дурой, — причитала она, не в состоянии от него оторваться. — Сама не знаю, что на меня тогда нашло… Но Терехова я не вызывала. Это все проделки Драгомарецкого!

— Да ладно, успокойся. Это я во всем виноват, — молвил Лисов, поглаживая её локоны и глядя ей в глаза так, что на миг у неё закралось подозрение, что он снова что-то задумал, пытаясь выглядеть нежным и внимательным. — Сам заварил эту «кашу», самому её и расхлебывать. Ты здесь совсем не причем. И нам сейчас вовсе необязательно повторять сцену из нашей спальни. Я не хочу, чтобы у меня снова появился повод поднять на тебя руку. Не хочу, чтобы ты снова меня ненавидела.

Аккуратно переместив свою ладонь к её лицу, с этими словами он дотронулся пальцами до её шрама на скуле, зеркально отражавшей его татуировку на лице.

Евангелина не спешила закрывать глаза на все его поступки, но это вовсе не значило, что она была готова оттолкнуть его от себя как спутника жизни и разорвать с ним отношения. Теперь её выбор не казался странным ни одногруппникам, ни родственникам. Больше не осталось тех, кто мог бы вставить палки в колесо их судьбы.

Они в какой-то степени победили, получив право наслаждаться победой вопреки желавших им зла завистникам, предателям и врагам, пожинавших плоды посеянного ими накануне раздора.

***

— Это был Вечный Герой! — громко продекларировал Лисов, подзывая к себе своего приятеля — ученика черного мага, как только им посчастливилось наткнуться на могилу Мефодия, где на мраморной плите было высечено посередине латынью «Resurgam»*, а у самого подножия лежали принесенные сюда его поклонницами полузасохшие белые розы.

— Он будет вечно там, где несправедливость и фашисты, — тот с сарказмом закончил его фразу, кидая обреченный взгляд на высившуюся перед ними могилу их павшего в бою приятеля. 

Последние события знатно проредили ряды их общих знакомых, включая родственников. А сколько успели выехать прочь в надежде избежать мобилизации! Утрат хватало с обеих сторон, так что давненько протоптав дорожку в эти места, где могил изо дня на день становилось все больше и больше, ученик черного мага перестал уже чему-либо удивляться.

Что уже говорить о Лисове, потерявшего за год своих родителей и лучшего друга, которому так и не нашлось замены. А теперь он потерял и Мефодия… Вот что бывает, когда за тебя не вступается принципиальный отец, настаивая на искуплении былых прегрешений. Результат подобного воспитания находился теперь прямо перед ними. В виде этой могилы.

И чем больше они здесь находились, обсуждая мертвых и тех, кому повезло остаться в живых, тем больше происходящее напоминало нелепую игру актеров, которым захотелось поиграть в «похороны».

Казалось, эти двое до последнего отказывались осознавать, кого потеряли и с кем ещё только предстоит расстаться. Как будто в этой могиле лежал не Мефодий, а другой человек. Точно такие же мысли осаждали мозг Лисова и при виде надгробья Феликса, выдержав накануне ещё один немаловажный диалог с отчимом, мечтавшего видеть его вдвоем с Евангелиной, но уже в официальных отношениях, на что пасынок ему ответил, что они давно об этом думают, но им спешить пока некуда.

«Вы должны держаться друг друга, — заявил он им тогда в тот вечер, акцентируя особенное внимание на Евангелине, словно она могла передумать и бросить его пасынка в последний момент. — Я не хочу, чтобы вы снова ссорились. Вы должны помнить, что остались теперь друг у друга одни»

Ему было жаль, что все сложилось именно таким образом, и этот парень так рано стал сиротой, в то время как родители его сверстников продолжали жить и здравствовать как ни в чем не бывало. Ему во взрослом возрасте было непросто потерять своих родителей, что уже говорить о молодежи. Таким непросто придется выгрызать свое место под солнце без поддержки взрослых и опытных в этом плане людей.

В ответ на его тираду Лисов только пожал плечами. Что случилось, то случилось. Существовали неотвратимые вещи, с которыми надо было смириться. Что он и сделал, взирая в свое будущее уже без участия родителей, но исполненный новых надежд и ожиданий, не имея привычки на чем-то долго зацикливаться.

Выдержав тогда многозначительную паузу, отчим объявил ему о том, что познакомился недавно с ещё одной женщиной, и если они соизволят сыграть когда-нибудь с Евангелиной свадьбу, он был бы рад, если бы их вдвоем пригласили на это мероприятие. Чем не повод познакомиться друг с другом?

И пребывая в тот момент мысленно в другом измерении, но никогда не думавший, что однажды родителей ему заменят чужие люди, которых, Лисов бодро ему кивнул, готовый пообещать ухажеру покойного матери что угодно, лишь бы он перестал мусолить эту тему, которая давно стала для него перевернутой страницей. 

Евангелина все видела и слышала, но ничего обещать не могла. Но против брака ничего не имела против. Он были с Лисовым год как знакомы, пожили вместе достаточно приличное время, пора бы прийти к какому-то консенсусу и поставить точку в этом деле. Либо оформлять официальный статус отношений, либо разбегаться по сторонам и искать более подходящую партию.

Недолго постояв у могилы Мефодия, Евангелина оставила Лисова и, отметив про себя, что увлеченный беседой с учеником черного мага, тот ещё не скоро хватится её отсутствия, отправилась бродить по кладбищу, рассматривая мельком незнакомые могилы, словно стараясь угадать среди этих черно-белых снимков своих знакомых и… Сильвестра. В том числе. 

В последнее время она слишком часто думала о нем, но сейчас эти мысли уже не так сильно волновали её как раньше. Как будто она смирилась с его потерей и сложившимся положением вещей, не имея возможности принести цветы на его могилу, потому что её не было. А ведь его гибель оказалась такой глупой и бездарной! И благодаря кому?!

Кузине Зонтинова смерть супруга далась в разы тяжелей. Эта бедняжка наверное до сих пор сходит по нему с ума вместо того, чтобы взять себя в руки и найти другого партнера, если только она не собиралась продолжить свой путь в одиночестве как степенная вдовушка.    

Добравшись до могилы матери, Евангелина недолго постояла напротив надгробного камня, и, продолжая испытывать некое подобие угрызения совести за то, что здесь давно не убиралось, пообещала себе исправить ситуацию, как только на улице спадет немного жара.

Мать она помнила плохо, равно как и сами обстоятельства, до неузнаваемости трансформировавшие образ жизни её отца, который подстраиваясь под новые условия жизни, был вынужден покинуть насиженное место и переехать в другой город.

Сама Евангелина была удивлена пустоте в своей душе и странному равнодушию при одном взгляде на эту могилу. Как будто эта женщина никогда не было матерью, либо ей самой было на неё наплевать. И тщетно пытаясь пробудить в своей душе некое подобие скорби, вскоре оставила это занятие, заметив, что её мысли вновь устремляются к Сильвестру. Словно это было её последнее прощание с ним.
 
Скоропостижный брак с кузиной Зонтинова не принес ему долгожданного облегчения. И словно почувствовав, что в этот раз Евангелина была потеряна для него раз и навсегда, он ещё больше омрачился, узнав на своих именинах о том, что Лисов сделал ей предложение. Не веря намекам одногруппниц, он до последнего отказывался верить их сплетням, пока лично не увидел на безымянном пальце Евангелины кольцо, которое она снимала и надевала в зависимости от ситуации и по настроению.

О том, что теперь их с Евангелиной действительно не могло ничего объединять, он старался не думать, а позже и вовсе мечтал о ней забыть. Увы, если бы это было так легко…

Каждый раз представляя себе, как она занимается любовью с Лисовым, шепча ему слова нежности, Сильвестру становилось не по себе. И тщетно стремясь вычеркнуть из своей памяти привлекательную одногруппницу, он с особым усердием ласкал в постели свою жену, чей темперамент зашкаливал до такой степени, что порой ему не всегда удавалось удовлетворить до конца все её запросы.

Он тогда так и не понял, почему Евангелина от него убежала, в прямом смысле этого покинув его квартиру. Не знал и не имел понятия, когда и где успел оплошать, что его поступок вызвал у неё приступ отторжения и неукротимой истерики, обзывая его последними словами. Хотя чему он удивлялся?

Проводя большую часть свободного времени в компании этого интригана с его дружками, не выбиравших особо выражений даже в минуты обычного общения, она могла и от них нахвататься немало жаргонных словечек, упражняясь позже в сквернословии. И стоило ей нарваться на человека, чье поведение делало её уязвимой, как она тотчас пускала в ход свое оружие, пребывая в состоянии аффекта. Что-то похожее произошло и с ним.

Сильвестр видел, как смотрела она на Лисова и как тот смотрел на неё. И то, что бросалось ему в глаза, играло явно не в его пользу. Тогда он решил порвать с ней окончательно, записавшись на службу, где его ждала неблаговидная кончина. Туда, где в случае чего он мог запросто погибнуть под пулями, тем самым положив конец своей навязчивой одержимостью девушкой, которая после их декабрьского уединения, а позже его свадьбы с кузиной Зонтинова, не хотела о нем даже слышать.

Тогда он ещё не знал, что действительно погибнет, так и не попав на фронт.

Евангелина понимала, почему так поступил её кузен, вступив в ряды добровольцев, отвечавшего за оборону городу, откуда сбежала накануне чуть ли не вся полиция. Но почему на такой риск пошел Сильвестр, она отказывалась понимать это до конца. Тем более, в отличие от того же Терехова, его сложно было назвать воякой.

Кажется, ему было суждено трагически погибнуть, ни разу не выехав на передовую. С сотней другой человек, находившихся в момент прилета в казарме. О том, кто скорректировал по ним огонь, он так никогда не узнает, навсегда закрыв глаза в ту ночь.

Евангелина всегда догадывалась, что он поперся туда из-за неё, не в состоянии простить себе мысли, что отчасти сама была виновата в том, что все случилось именно так, когда обвинять в происшедшем следовало совсем другого человека. С другой стороны, Лисов вполне отдавал отчет собственным действиям, решившись на подобный поступок.

И все же, где-то в глубине души она подозревала, что так и будет. Сильвестр не мог позволить себе рисковать, если только… Не был одержим идеей уйти от неё именно таким образом, понимая, что она в любом случае ему не достанется. А чувства кузины Зонтинова его как будто не интересовали.

Точнее он совершенно не принимал их во внимание. Зато теперь Евангелина четко понимала, с каким человеком ей следовало разделить свой дальнейший жизненный путь, несмотря на все его отвратительные поступки. И их недавний, но так и не задавшийся разрыв только больше укрепил её в этой мысли.

«Resurgam»* (лат.) – «Воскресну»

Книга 4. Глава 49

http://proza.ru/2024/01/07/975