Отлученные дети

Шели Шрайман
Хана Слуцки, возглавляющая в министерстве социального обеспечения службу, курирующий работу социальных работников с особыми полномочиями («пкидат саад»), одно упоминание которого вызывает у многих родителей дрожь, утверждает, что еще два года назад 60 процентов детей, которых изымали из семей, впоследствии возвращались к маме и папе. Теперь «возвращенцев» меньше 50 процентов.

ВИНОВАТЫ РОДИТЕЛИ...

- Почему вы стали возвращать в семью меньше детей? – спрашиваю я маму и бабушку Хану Слуцки, которая в последние десять лет занимает должность, наделяющую ее неограниченными полномочиями в отношении других мам, бабушек, их детей и внуков. – В чем причина?

- Причин две, - отвечает она. – К сожалению, мы удаляем детей из семей, когда они находятся уже в таком плачевном состоянии, что обратной дороги просто нет.

- Что вы имеете в виду?

- Душевное, а иногда и физическое состояние ребенка таково, что требует участие врачей, психиатров, психологов. Либо мы не можем вернуть детей в семью по той причине, что родители, которые плохо о них заботились, не готовы изменить к ним своего отношения и не желают сотрудничать с социальной службой.

Приведу вам в пример всего один случай из множества ему подобных, - продолжает Хана Слуцки. - Девочка росла в неблагополучной семье, практически не училась. В 17 лет она забеременела от случайного парня и, немного пожив с ним, из-за побоев вернулась к матери, в то время как отец новорожденной сел на полтора года в тюрьму. Воспитанием малышки никто не занимался. Когда она пошла в садик, воспитатели обратились к нам за помощью: девочка, у которой не было умственных отклонений, вела себя очень агрессивно и не имела никаких навыков, которые должны быть у детей ее возраста. Она никому не доверяла и ни перед кем не открывалась. Мы приняли решение забрать ее у матери, которая совершенно ею не занималась и жила своей, отдельной от дочери жизнью.
 
СЕЗОН ОХОТЫ НА РОДИТЕЛЕЙ-РЕПАТРИАНТОВ: 1990-Е ГОДЫ

В начале 1990-х годов в Израиле была объявлена настоящая охота на родителей-репатриантов, у которых социальная служба забирала детей. Ивритоязычные СМИ пугали читателей статьями о «русских» родителях-извергах. О том, какие муки ада приходилось проходить тогда абсолютно нормальным родителям, чтобы вернуть домой ребенка, я писала в те годы не раз. Потом сезон охоты на родителей-репатриантов потихоньку сошел на нет, и теперь в редакционной почте крайне редко попадаются письма от «русской» бабушки, или матери, у которых отобрали детей. И в ивритоязычных СМИ теперь не увидишь сенсационных заголовков о «русских» родителях-извергах, как это было в начале 1990-х.

- Я не могу ничего сказать вам по поводу событий, происходивших в начале 1990-х, - говорит Хана Слуцки. – К руководству службой, наделенной особыми полномочиями, я пришла десять лет назад. Сегодня я не могу сказать, что подобные случаи специфичны для какой-либо определенной общины – русской, эфиопской, или уроженцев страны. Отмечу только, что теперь нам все чаще приходится принимать крайние меры в отношении родителей из религиозного (а так же арабского) сектора, где случаи издевательства и сексуальных манипуляций по отношению к детям стали меньше «заметать под ковер», чем это было прежде. И тут есть своя специфика. Нам приходится общаться с авторитетными раввинами из религиозной среды, чтобы достичь разумного компромисса.

У ЗАБОТЫ И АЛЬТРУИЗМА ТОЖЕ ЕСТЬ ЦЕННИКИ

- Сколько центров экстренной помощи, а проще сказать – убежищ для детей, отлучаемых от родителей, существует в Израиле? Какое количество детей в них находится? Как долго они там живут? И во что это обходится государству? – спрашиваю я.

- Таких центров у нас 10. Количество детей колеблется от 230 до 260. Дети находятся в центрах от трех месяцев до полугода. Содержание одного ребенка в центре экстренной помощи обходится государству ежемесячно в 14 тысяч шекелей: с ним работают социальные работники, психологи, воспитатели, учителя. Поймите, мы принимаем подобные решения только в самых крайних случаях, когда ребенку угрожает опасность: его бьют, превращают в объект сексуального домогательства...Или, вопреки закону, оставляют, без присмотра малыша, которому еще не исполнилось шести лет. Сколько было случаев, когда полиция доставляла нам детей дошкольного возраста, в одиночестве бродивших по улице, в то время, как их родители обнаруживались дома мертвецки пьяными или под воздействием наркотика! Или малышей, которых родители запирали на целый день дома одних, уходя на работу, или по своим делам, а те заходились в крике и плаче.

Когда ребенок попадает в центр экстренной помощи, мы на протяжении нескольких месяцев пытаемся убедить родителей изменить образ жизни и отношение к ребенку, и если они не идут нам навстречу, он переходит жить в интернат, или в приемную семью, которая готова о нем заботится.

- Насколько мне известно, речь не идет об абсолютном альтруизме. В свое время я писала о приемной семье, взявшей на временное воспитание двух малышей. Эти люди ежемесячно получали за «приемыша» от государства неплохую зарплату.
 
- Да, мы поддерживаем приемные семьи, выплачивая им каждый месяц несколько тысяч шекелей. И с самого начала объясняем ребенку, что эта семья для него временная, то есть речь не идет о его «новых родителях». Но, по правде говоря, я бы предпочла обойтись без крайних мер: родителям нужно помогать раньше, задолго до того, как уже не остается никакого иного выхода, как забрать у них ребенка.

КРИЗИС ЛОЯЛЬНОСТИ

«Кризис лояльности» - специальный термин, определяющий состояние ребенка, переданного в приемную семью и продолжающегося встречаться под присмотром социальных работников с родной матерью, которой дается шанс его вернуть.

Социальный работник Андрей Гор из муниципального центра помощи семьи в Нетании, на протяжении года присутствовал на подобных встречах: недавно одну девочку вернули из приемной семьи родной матери.

- История эта началась два года назад, когда пятилетнюю девочку забрали у матери-одиночки, злоупотребляющей алкоголем, - рассказывает он. – Шок от потери ребенка был настолько сильным, что женщина решила начать процесс реабилитации и возвращения к нормальной жизни. Она была готова сделать все для того, чтобы вернуть дочку назад. При поддержке социальных работников прошла курс лечения от алкоголизма, начала работать, снова вышла замуж, и все это время продолжала ездить со вторым мужем в другой город на еженедельные встречи с девочкой, временно переданной на воспитание приемной семье.

Должен сказать, что маме пришлось пройти очень непростые ситуации. Малышке и самой было нелегко разобраться, как ей вести себя, имея, с  одной стороны, любящую маму, а с другой – новую семью, которая окружает ее заботой и теплом. Иногда она начинала во время встреч шантажировать мать, устраивая истерики, чтобы выпросить у нее дорогие подарки, которые ей не на что было купить. К чести мамы, она прошла эти трудности, чутко реагируя на перепады настроения дочери и осторожно выводя ее из состояния стресса.
 
Замечу, что желание ребенка в этой ситуации не принимается в расчет: специалисты понимают, что он слишком мал и переживает «кризис лояльности». Это все равно, что спрашивать малыша: «Кого ты больше любишь – маму или папу?», - объясняет Андрей Гор. –  Мы больше обращали внимание на другое: насколько  сильно желание матери поменять свою жизнь и посвятить себя воспитанию дочери. Мы будем оказывать помощь семье, о которой идет речь, еще на протяжении года, пока отношения между мамой и дочкой полностью не восстановятся – в том числе и на языковом уровне, если учесть, что малышка два года провела в ивритоязычной семье и почти не говорит по-русски. Кроме того, контакты девочки с приемной семьей тоже, очевидно, будут продолжаться: два года, проведенные ею с чужими людьми, которые ее полюбили и заботились о ней, стали частью ее жизни. Такие связи невозможно оборвать механически, чтобы девочка не пережила еще одну душевную травму. Это драматическая история, но с хорошим концом, - подытоживает Андрей Гор.

ВО ИЗБЕЖАНИЕ ПОБОЧНЫХ ЭФФЕКТОВ

На самом деле, проблема, о которой идет речь, гораздо сложнее и болезненнее. Потому что при радикальном исполнении «Закона о молодежи», принятого аж в 1960-м году (!) образуется слишком много «побочных» эффектов. Разрушенные семьи. Несчастные родители. Дети, оторванные от своих корней. На эту тему написано уже немало статей и исследований. В кнессете создано лобби, борющееся с произволом социальных работников, наделенных особыми полномочиями. Есть немало общественных организаций, образованных с той же целью. Очевидно, необходимо привлечение независимых экспертов для оценки каждой конкретной ситуации, когда ребенка разлучают с родителями. И, кстати, речь об этом идет уже очень давно...