Давайте, дорогой читатель, познакомимся с первым составом смоленского сыскного отделения. А поможет нам в этом требовательная ведомость содержания чиновникам смоленского сыскного отделения за февраль 1909 года. Начальник отделения Николай Евдокимович Ткачёв имел оклад содержания в 500 рублей в год, также получая ещё и 500 рублей столовых денег. В месяц, соответственно, у него выходило по 41 рублю 66 копеек жалования и столовых, плюс 58 рублей 33 копейки канцелярских и 16 рублей 66 копеек разъездных. За различными вычетами Ткачёв получил в феврале месяце 1909 года на руки 124 рубля 89 копеек.
Полицейские надзиратели сыскного отделения Ячичко, Фёдор Иванович Щемилихин (бывший старший урядник Дорогобужского уезда), Владимир Иванович Грундуль (бывший младший урядник Бельского уезда) имели жалования по 22 рубля 91 копейки в месяц плюс такую же сумму столовых денег. В феврале 1909 года за вычетом денег за допущение к должности (???) сии чины смоленского сыскного отделения получили на руки по 30 рублей 55 копеек.
Записанные городовыми сыскного отделения Карл Иванович Пупил, Григорий Афанасьевич Бычков, Абрамов и Краукле получали на руки в месяц по 30 рублей жалования. Из документов фонда смоленского сыскного отделения известно, что бывший урядник Краснинского уезда Бычков и, переведённый по просьбе Ткачёва из Рижского сыскного отделения, Карл Пупил получали доплату к жалованию по 15 рублей. Также в рапортах попадаются сведения о секретных агентах Якове Луковникове и Фёдоре Иванове.
В конце ноября 1908 года в смоленское сыскное отделение обратились купчиха Привольнева и мещанин Попков, каковые жаловались на полученные «подмётные» письма, в каковых от адресатов требовали выплаты некоторой суммы денег. Первая засада сыскарей на месте, указанным злоумышленником, 8 ноября успехом не увенчалась. Ничего не получилось у сыскных и 11 ноября, после получения Привольневой второго письма. На указанном месте так никто и не появился. В третьем письме к купчихе было требование от партии анархистов-коммунистов положить пакет с деньгами в водосточную трубу на углу дома Привольневой. Вместо этого Ячичко написал вымогателям ответ от лица купчихи, в том смысле, что пока не придёт письмо с печатью анархистов-коммунистов, никаких денег Привольнева не заплатит. Засада была устроена в доме Горелова напротив дома Привольневой, но из-за тёмной ночи и непогоды полицейские не смогли заметить, как забрали письмо из трубы. А в коридоре дома купчихи Привольневой агентам сыскного постоянно мешали неизвестные дамы, приходившие в гости к семье офицера Нарвского полка Западного, и громко выражавшие своё неудовольствие при виде агентов. Вскоре Привольнева получила письмо за печатью анархистов, в котором было требование положить свёрток с деньгами в трамвайную будку на Киевском большаке в конце линии неподалёку от дома Привольневой. В 9 часов вечера, сидевший в засаде надзиратель Грундуль, заметил двух молодых женщин, идущих от дома Горелова к трамвайной будке. Одна из них зашла в будку и через полминуты вышла оттуда со свёртком в руках. Полицейский нагнал девушек и нашёл свёрток развёрнутым и брошенным на землю, вместо денег в оном свёртке была резанная бумага. Задержанными оказались Анна Семёновна Глинская, живущая в доме Горелова, и София Николаевна Чурская, проживающая в Солдатской слободе на Выгонном переулке в доме Белавинцева. Как утверждала Гоинская, она зашла в трамвайную будку подтянуть гамаши, а случайно замеченный свёрток взяла из чисто женского любопытства.
Иван Попков должен был положить пакет с тремястами рублями в трамвайную будку в конце трамвайной линии по Киевскому большаку20 декабря. В засаду у будки сели полицейский надзиратель Ячичко и агент Кунцевич. В половине девятого вечера пакет из будки забрали трое мальчишек. Агенты сыскного бросились в погоню, и на перекрёстке Киевского большака и 2-й Краснинской улицы при помощи постового городового № 31 Савелия Котурова задержали убегавших. Главным в троице оказался сын начальника смоленского исправительного отделения Василий Марков 13-ти лет. А тут ещё и пришли сведения об Анне Глинской. Сия особа была дочерью бывшего фельдшера смоленского исправительного отделения, уволенного со службы за политическую неблагонадёжность. Также выяснилось, что Глинская состоит в дружественных отношениях с женой офицера Западного, которого за неблагонадёжность в 1907 году отправили на Кавказ. А женат он был на дочери некоего Галтеева, кассира смоленского окружного суда. Сей замечательный финработник был осуждён на два с половиной года исправительного отделения за растрату тринадцати с половиной тысяч рублей казённых денег. Но доказать причастность Глинской и Чурской к подмётным письмам в смоленском сыскном так и не смогли.
Год 1909-й от Рождества Христова. 20 июня в 13-ти верстах от губернского города Смоленска четырьмя неизвестными была ограблена конная почта. При грабеже были убиты две лошади, а добычей налётчиков стала сумма в восемьсот сорок рублей. Вскоре чинами сыскного отделения в Рославле был задержан один из налётчиков Иван Пашков. У него обнаружено 73 рубля денег и пропускной билет на имя машиниста Екатеринославского депо Алексея Бондаря. Оный Пашков поведал агентам о своих подельниках, приехавших из города Екатеринослава, Василии по кличке «Казак», Григории и Фоме. Фома, якобы, работал в железнодорожном депо Екатеринослава. В Екатеринослав полетели ориентировки на налётчиков. В ответ в смоленское сыскное пришла фотографическая карточка некоего верхнеднепровского мещанина Алексея Осиповича Дорогобед, именуемого также партийными кличками «Лёнька» и «Царапаный», который в Екатеринославе оказал несколько вооружённых сопротивлений полиции. Фотокарточку просили предъявить Пашкову для опознания, не этот ли человек участвовал с ним в ограблении конной почты. Судя по всему, Иван Пашков ответил отрицательно.
Следует сказать, что не только в Смоленской губернии криминальная обстановка была напряжённой, из поступающих из разных губерний ориентировок видно, что и по всей Руси Великой было неспокойно. 16 апреля к домовладельцу города Саратова Степану Яковлевичу Славину устроилась горничной миловидная блондинка среднего роста, назвавшаяся Татьяной Павловной Добровольской. Паспорт от Заславского волостного правления Минского уезда был в порядке. Но уже через 10 дней оная девица скрылась, похитив драгоценности. Паспорт, кстати, оставила. К ориентировке от Саратовского сыскного отделения прилагался список похищенного из 13 пунктов и приметы как самой воровки, так и посещавшего её пожилого мужчины, называвшегося её отцом. Уже в начале сентября из квартиры саратовского цехового Петра Гавриловича Фёдорова, та же среднего роста миловидная девушка, но уже брюнетка похитила драгоценностей на сумму более 1000 рублей. Схема была всё такая же, злоумышленница нанималась в горничные, оставляя в залог свой паспорт на сей раз мещанки Полтавской губернии, а через пару недель убегала, оставляя обчищенные шкатулки.
Ночью 9 июня в центральной крепости Усть-Двинска были убиты подпоручик Ершахин вместе с женой и матерью. Убийство совершено денщиком Алексеем Яковлевичем Торчак, крестьянином Краснослободской волости Ровенского уезда Полтавской губернии, который скрылся в неизвестном направлении.
В ночь на 20 июня в имении Липки Койдановской волости Минской губернии были убиты с целью грабежа супруги-евреи Янкель и Эстер-Двейра Гуревичи. По сведениям минской полиции, преступник некто Иосиф Станиславович Юркевич, бывший крестьянин Засульской волости Минского уезда. В 1896 году он был приговорён к арестантским ротам с последующей высылкой в Сибирь. В начале лета Юркевич появился в Минске под именем крестьянина Тульской губернии Якова Владимировича Цуканова, имея на руках паспорт от Погорельского волостного правления Тульской губернии от сентября 1908 года. Через несколько дней Юркевич был задержан в Минске, но сумел бежать. Передавая смоленскому сыскному отделению приметы Юркевича, минские сыскари указывали, что после убийства он переоделся во всё новое: серый клетчатый костюм, отглаженную белую сорочку, английскую белую шляпу с чёрной лентой, новые кремовые ботинки на шнурках с высокими каблуками и чёрную суконную накидку на атласной подкладке. Такого вот франта, да ещё с небольшими аккуратными усами и бородкой клинышком агенты сыскного отделения должны были разыскивать в Смоленске и окрестностях.
В конце июня из Самары сообщили о крайне интересной шайке аферистов, каковая обобрала нескольких самарских купцов и мещан на сумму более чем в 10 000 рублей. Мошенники гримировались под болгарина и персиянина, и являлись в большие купеческие магазины и лавки, имея на руках некоторое количество старых золотых или серебряных монет. В разговоре с хозяевами лавок посетители оговаривались, что таких монет у них крайне много, ибо при рытье колодца ими был, якобы, найден большой клад. Далее шёл договор обменять часть звонкой монеты на единственно сторублёвые купюры, так как других денег заезжие торговые гости не признают. В условленное время аферисты являлись с мешком залепленных землёю копеек и большим пакетом резаной бумаги. Рассказывали покупателю пространную историю о том, что однажды их уже обманули и предлагали следующее. Принесённые монеты в мешке и оговоренную сумму в сторублёвых бумажках персиянин собственноручно укладывал в хозяйский сундук и запирал на замок, после чего гости уходили якобы за оставшейся частью клада, так как покупатель им крайне понравился и казался весьма честным человеком. Пакет с деньгами моментально менялся на пакет с резаной бумагой, а болгарин с персиянином больше и не появлялись у облапошенного купца.
Приходили в сыскное ориентировки и от смоленского губернского жандармского управления. Агентам указывалось на полученные от разведки сведения, что на территорию Российской Империи с целью шпионажа засланы офицеры австро-венгерской армии, некие Рудольф Смитке из крепостной артиллерии и служащий в железнодорожно-телеграфном полку Оскар Ситауэр. Помимо примет этих шпионов, расписывалось и их возможное прикрытие. Оба фигурировали в качестве агентов по продаже земледельческих машин фирмы «Гаутон и Шутельворт», отлично говорят по-русски.
31 августа полоцкий уездный исправник прислал в смоленское сыскное отделение сообщение о краже из имения Горяны Петропавловской волости Полоцкого уезда. По описанию похищенного можно сделать вывод, что пока владелец имения поручик 3-го гусарского Елисаветградского полка Максим Богданович Небо и мать его Елизавета Васильевна почивать изволили, вор, залезши в дом, разложил найденный чемодан, и сложил в него буквально всё до чего дотянулся. В списке украденного помимо денег и драгоценностей, ещё и пять кожаных кошельков, полный комплект униформы поручика Небо, включая офицерское пальто и саблю с портупеей, а также орден Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом. Не позабыл злоумышленник и документы поручика Небо, включая отпускной билет и удостоверение на проезд по железным дорогам империи по офицерскому билету. Всего стоимость похищенного оценивалась в 5153 рубля. Крепенько, однако, спят полоцкие помещики. В ориентировке передавались также приметы некоего молодого человека, которого видели на станции Горяны в день перед кражей.
В начале ноября из Харькова сообщали, что при стоянке на станции Харьков севастопольского поезда у графа Юрия Васильевича Стембек-Фермер прямо из купе был украден чемоданчик чёрной кожи. И столько всего нужного и полезного было в том саквояже, что граф за его возврат обещал ни много ни мало 5000 тысяч рублей. Некоторые пассажиры видели во время стоянки в Харькове некоего субъекта, прохаживавшегося по вагону, средних лет, прилично одетого, с чёрными закрученными вверх усами, безбороды.
В начале октября 1909 года начальник Орловского сыскного отделения сообщал, что 4 октября около часу дня на квартиру врача Владимира Петровича Толстова, в городе Орле, на Карачевской улице в доме Замятина пришёл посетитель. Неизвестного звания прилично одетый молодой человек спросил у прислуги «дома ли доктор», а узнав, что Толстов отсутствует, согласился его подождать. Однако минут через десять заявил, что времени ожидать он больше не имеет, и попросил разрешения написать врачу небольшую записку. Был запущен прислугой в кабинет доктора, где имелся письменный прибор, и вскоре ушёл. По приходу хозяина домой выяснилось, что неизвестный взломал ящики письменного стола и унёс с собою 92 рубля денег, золотые закрытые часы, ключ к ним из красного золота и обручальное кольцо. Из Орла передавали также приметы вора: среднего телосложения, достаточно красив, слегка сутулиться, безбородый, с маленькими едва пробивающимися усами, смуглый. Был одет в чёрную сюртучную пару, пальто с бархатным воротником и чёрную фуражку.
Смоленские мазурики не отставали. В середине января 1909 года из московской сыскной полиции в Смоленск пришла информации о пропаже из торгового дома «Юнкер и Ко» девяти переводных номеров (авизо). А 27 января к начальнику сыскного отделения пришло сообщения из Вяземского отделения Соединённого банка. Некий молодой человек представил в банк переводное письмо (авизо) от компании «Юнкер» на перевод в 500 рублей на имя В. Тишинского. На обороте перевода была надпись за подписью оного Тишинского о том, что получение денег он поручает своему сыну. Однако по правилам банка, как объяснил управляющий молодому посетителю, переводы может быть выдан только тогда, когда подпись получателя на авизо будет заверена нотариально. После этого молодой человек в Вяземском отделении больше не появлялся.
14 февраля 1909 года трое неизвестных совершили вооружённое нападение на крестьянина деревни Загорье Алексея Ефимовича Зайцева. Вскоре нападавшие, некие Богданов, Базылевский и Кирсанов, оказались в сыскном отделении и по завершении дознания в тюремном замке. А уже через неделю начальнику сыскного отделения пришлось отвечать на грозный отпуск полицмейстера по жалобе грабителя Кирсанова о, якобы, вершившихся над ним в стенах отделения притеснениях и побоях. В рапорте Ткачёв писал «…честь имею объяснить, что жалобщика Кирсанова никто из чинов вверенного мне отделения не бил и ни к какому стулу никто его не привязывал. Что же касается антропометрических измерений, то жалобщик действительно был служащим моим измерен, сфотографирован и зарегистрирован, как грабитель, под моим личным наблюдением, во время чего у жалобщика никаких следов побоев обнаружено не было, и сам жалобщик никаких жалоб во время измерения мне не заявлял». Что же касается поступающих из тюремного замка жалоб на сыскное отделение, Ткачёв докладывал, что, по агентурным сведениям, и по сличению почерка все жалобы редактируются заключённым Селезнёвым с целью, видимо, подорвать реноме смоленского сыскного отделения. И сам Селезнёв, и подавший ранее жалобу арестант Волосевич никогда в сыскном отделении не были и с чинами этой организации не пересекались.
К лету 1909 года смоленское сыскное отделение заимело среди смоленских обывателей и антиобщественного элемента грозную славу. И кое-кто пытался оной славой пользоваться. Ночью 13 июля двое работников смоленского домовладельца Ф.А. Александрова крестьянин деревни Казанки Юровской волости Краснинского уезда Никита Харлампиевич Пызин и крестьянин деревни Псарцов Корохоткинской волости Смоленского уезда Семён Маркович Морозов на Киевском большаке неподалёку от села Бородуличи подверглись нападению, причём по их показаниям, трое нападавших назвались агентами сыскного отделения. В Смоленском вестнике вышла об этом нападении небольшая заметка. Репутацию сыскного отделения надо было спасать. И менее чем через неделю данный анекдот был раскрыт. Да, друзья мои, именно анекдот. Тёмной-тёмной ночью, под покровом низкого грозового неба, в отблесках дальних молний из имения Дубичи по Киевскому большаку в губернский город возвращались трое торговцев льном, Иван Лункин, Антон Бугаев и Иосиф Пацкин. И вот эти трое здоровых молодых мужиков повстречали на дороге двух крестьян, идущих в сторону Смоленска. Всё произошедшее потом, явно указывает, что льноторговцы после удачной поездки в Дубичи были в стельку пьяны. Вряд ли чем-то другим можно объяснить их дальнейшие действия. Крестьяне были остановлены выстрелом в воздух с криком «Стой, сыскное отделение!», под угрозой пистолета обысканы и избиты. После чего «весёлая» троица уселась в дрожки и продолжила свой путь. Побитые крестьяне пожаловались Александрову, а тот написал жалобу частному приставу. И уже утром 16 июля старший полицейский урядник 1-го стана Смоленского уезда Станислав Фомич Вишневский заявился в квартиру Лункина на Петропавловской улице. Но ушлый Иван Алексеевич смог договориться с представителем власти, и ушёл от него урядник, унося «Браунинг» Лункина и жалобу от 14 июля, в которой указывалось, что Лункина, Бугаева и Пацкина на Киевском большаке остановили, неизвестные, назвавшиеся агентами сыскного отделения, обыскали, но ничего не смогли найти, так как торговцы всегда прятали деньги в голенищах сапог. Всё тоже самое Лункин попытался рассказать на допросе начальнику сыскного отделения. А тот возьми, да и не поверь. На Лункина малость надавили, ни Боже мой, никто даже пальцем не тронул, и обсказал льноторговец всё, как оно было, упирая на то, что мысль с жалобой подкинул ему урядник Вишневский. Вызванный на допрос к начальнику сыскного отделения, старший урядник юлить не стал, и признал, что именно он посоветовал Лункину подать заявление о нападении. Но только в целях узнать истину в этом странном деле. Вопрос о взятке от Лункина, а она ведь, скорее всего, была, в протоколе даже не поднимался.
Надо сказать, что сыскные не просто так взялись глубоко копать в это деле. Окрестности села Бородуличи в начале 1908 года фигурировали в деле о разбойном нападении на имение Боуфала в Краснинском уезде. А тогда далеко не всех налётчиков поймали. А раз сводка по этому делу есть в бумагах сыскного отделения, давайте и об этом преступлении напишем. Итак, 31 января 1908 года около семи часов вечера в усадьбу Станислава Боуфала, что у села Суховичи Юровской волости Краснинского уезда явилось аж 12 вооружённых грабителей. Семеро из них через незапертую кухню проникли в дом и, обезоружив попытавшегося было защищаться хозяина, собрали в столовой всех обитателей усадьбы, Станислава Боуфала с женой, их сына Александра, прислугу Агнию Нарбутову и Матрёну Зарецкую, ночного сторожа Кондратия Седненкова и работников Андрея Петкевича, Фёдора Зарецкого и Родиона Вязанкина. Добычей налётчиков стали 928 рублей наличных денег, 6100 рублей Государственной ренты, выигрышный билет 2-го внутреннего займа, несколько ружей и револьверов с боеприпасами и большое количество разной одежды. Надо сказать, что лица свои разбойники не скрывали, и даже просили потерпевших как можно лучше их запомнить, дабы впоследствии не обвинить невинных людей. Руководивший налётом интеллигентного вида мужчина в хорьковой шубе с бобровым воротником заявил Боуфалам, что целью данной экспроприации является забота о голодных. Ретировались разбойники только около 11 часов вечера, уведя из конюшни двух лучших лошадей и забрав всю имевшуюся там же сбрую. Первоначальный розыск, произведённый приставом 3-го стана Краснинского уезда особо удачным не был, но обеих лошадей удалось обнаружить в двадцати пяти верстах от Сухович. К марту месяцу пристав коллежский асессор Сергей Васильевич Волонцевич получил агентурные сведения, что некоторые из налётчиков скрываются в селе Бородуличи. В каковое и нагрянул 19 марта с солидной группой поддержки и Александром Боуфалом в качестве свидетеля. В доме арендатора Андрея Ивановича Ремми Александром Боуфалом был опознан как участник грабежа его имения некто, назвавшийся Андреем Яковлевичем Аузиным. В доме Реммы были обнаружены часы по свидетельству Александра Боуфала украденные в ту ночь у его матери, 35 рублей 28 копеек наличных денег и 18 рублей серебряными монетами по 15 и 20 копеек, каковые были собраны в столбики и завёрнуты в бумагу. Именно так хранил часть своих сбережений Станислав Боуфал.
Был допрошен и племянник Андрея Реммы Янис, который показал, что к Андрею Ивановичу в дом часто приезжали подозрительные люди, а также второй его племянник Карл Юмик. А 30 и 31 января Андрей Ремма и Карл Юмик уезжали якобы по делам в Смоленск и вернулись только поздно ночью. Арестованный Андрей Аузин отрицал свою причастность к налёту. Из тюремного замка он попытался передать записку на латышском языке Карлу Юмику, но её перехватили стражники. На следующий день Аузин признался приставу в разбое, заявив, что он крестьянин Ветальской волости Пётр Андреевич Шмидт. Часы он подарил дочери Андрея Реммы Эмме, а свою часть добычи, шубу и 300 рублей денег, спрятал в овинной яме у дома Андрея Реммы. В овинной яме полицейские ничего, однако, не нашли. Пристав ещё раз поговорил с Янисом Реммой, каковой объяснил, что часто слышал, как дядя его Андрей посылал своих детей Ивана и Альберта в овинную яму за деньгами, а шубу они перепрятали в лесу. Андрей Ремма всё отрицал, но жена его Елена Антоновна передала приставу 150 рублей, а Иван с Альбертом указали место, где в лесу была спрятана шуба. Шубу ту Александр Боуфал опознал как украденную из их имения в ночь налёта. Карл Юмик был задержан приставом 3-го стана Краснинского уезда, но умудрился бежать из его канцелярии. Следы Карла затерялись аж до марта 1910 года, когда он был задержан агентами смоленского сыскного отделения с подложным паспортом на руках. К том времени он подозревался в сбыте фальшивых трёхрублёвых кредитных билетов в Смоленске, в чём в процессе дозания и сознался. На время следствия решением начальника сыскного отделения Карл Юмик был заключён в смоленскую тюрьму.
Шмидт также назвал ещё одного участника налёта на Боуфалов крестьянина деревни Хмарской Прудковской волости Смоленского уезда Тихона Ивановича Савосенкова. По показаниям Шмидта в доме отца Савосенкова Ивана Авдеевича разбоиники находили убежище и делили добычу. Тихон Савосенков был опознан как Боуфалами, так и их прислугой. Иван же Авдеевич Савосенков был привлечён к суду в качестве обвиняемого в укрывательстве.
3 августа поречский уездный исправник докладывал в сыскное отделение, что у графини Пушкиной из спальни через окно украдены две шкатулки с драгоценностями, а именно: кольца с дорогими камнями, массивная золотая цепь, две пары золотых запонок, револьвер, обручальное кольцо и несколько жетонов покойного графа. В этот же день у сына корпусного командира Эверта с дачи Путято при деревне Лещенка Верховской волости неизвестным был похищен велосипед фирмы «Победа», не новый, окрашенный в чёрную краску, управский номер № 172, номер передачи 84. А 29 октября взломали имение Маслова гора действительного статского советника Ивана Ивановича Энгельгардта. Помимо ста рублей золотой монетой, пистонного ружья фирмы «Бекар» и купонов земельного банка воры не побрезговали ни поношенной, но ещё достаточно дорогой одеждой, ни алфинитовыми столовыми приборами и бритвами хозяина. Судя по документам фонда сыскного отделения эти преступления так и не были раскрыты.
31 августа в Смоленске чинами сыскного отделения при проверке документов были задержаны Алексей Дмитриевич Колмаков и Игнатий Томашевич Ковальчик. При ближайшем рассмотрении в сыскном отделении паспорта у задержанных оказались поддельными. В процессе допроса выяснилось, что в руки сыскарей попали бежавшие из Нарымского края политические ссыльные Мовша Шулимович Цырклевич и Болеслав Константинович Косинский. На запрос из Смоленска Варшавское сыскное отделение дало вскоре ответ, что Мошек-Герш Цырклевич состоит в группе анархистов-коммунистов «Интернационал», а арестован и осуждён был за учинённый взрыв под дверью квартиры варшавского фабриканта тетрадей Иосифа Гепнера, каковой Гепнер отказался передать «Ингтернационалу» 1000 рублей на дело революции. Про Косинского в Варшаве информации не имелось, пришлось запрашивать Томского уездного исправника.
Из документации смоленского сыскного отделения можно почерпнуть информацию и о службе городского полицейского управления. 31 января 1909 года смоленский полицмейстер, отвечая на запрос начальника отделения Ткачёва, уведомлял, что в губернском городе Смоленске расположено 30 полицейских постов, из них в первой части города 13, а именно: на Пушкинской улице, у дома губернатора, на 1-й линии Солдатской слободы, на Выгонном переулке, на Краснинском большаке, на Киевском большаке, около Молоховских ворот, на Большой Благовещенской улице, на Троицком шоссе, на Немецкой улице, на Богословской, у дома вице-губернатора и у Государственного банка. Во второй части города 6 постов были расположены у Днепровского моста, на Козловской горе, на Никольской улице, на Мееровском шоссе, на Рославльском шоссе и на Рачевке (Духовская улица). В 3-й части 1 1постов, а именно: на Ново-Московской улице, на Толкучем рынке, на Ново-Петербургской улице, на Старо-Петербургской улице, на виадуке у дома Рабиновича, на Петропавловской улице, на вокзале, на Витебском шоссе у Донских улиц, на Витебском шоссе у тюрьмы, на Покровской горе и у домов терпимости.
Всё лето Оршанский уезд Витебской губернии терроризировала банда из шести человек. Грабили богатые имения, церкви, дома священников, при любом сопротивлении убивали. А после грабежей как сквозь землю уходили. Витебское сыскное отделение и оршанский уездный исправник сбились с ног в их поисках. Сведения о местонахождении банды пришли из Смоленска. Агентурным способом смоленское сыскное отделение установило несколько хуторов на границе Оршанского, Смоленского и Краснинского уездов в районе станции Гусино на которых банда получала приют после своих набегов. В середине сентября 1909 года оршанский уездный исправник совместно с агентами витебского сыскного отделения решил устроить большую облаву на банду в пределах своего уезда, к каковой облаве просил привлечь и конно-полицейскую стражу Смоленского уезда и агентов смоленского сыскного отделения. К тому времени банда понесла ощутимые потери, один из налётчиков Василий Яковлевич Мясцов был убит, другой бандит Крыш Страдын был арестован и находился в Оршанской тюрьме. Смоленские сыскари и полицейская стража по получению телеграммы от оршанского исправника должны были блокировать установленные в процессе следствия хутора Герасима и Степана Толкучкиных, Артёма Табунова и Герасима Леонова, куда могла уйти банда из пределов Оршанского уезда.
26 сентября на станцию Смоленск прибыл почтовый поезд № 4, в каковом один из товарных вагонов за номером 233739, отправленный из Варшавы, оказался с прорезанной крышей. Из вагона были похищены с десяток почтовых посылок. Начальник 6-го отдела перевозки почт информировал о случившемся смоленское сыскное отделение и агенты были отправлены в различные волости Смоленского и Оршанского уездов в поисках сведений о железнодорожных грабителях. В Катынскую волость был направлен агент Бажанов, который, указывая на мнимое родство с бывшим Касплянским волостным старшиной Фролом Иосифовым, остановился на неделю у него дома в усадьбе Велевка. За неделю своего там пребывания агент сыскного отделения смог вскрыть банду конокрадов-латышей, возглавляемую неким Уппитом. Также были получены сведения о волостном уряднике, каковой, якобы, являлся правой рукой главаря банды. Однако сведений об ограблении почтового вагона добыто не было. Результатом командировки Бажанова стал развёрнутый рапорт с описанием по деревням всех выявленных преступных элементов.
15 октября 1909 года пристав 3-го стана Краснинского уезда уведомил смоленское сыскное отделение об ограблении со взломом церкви села Герчикив ночь с 12 на 13 октября. Помимо наличных денег в сумме 100 рублей различными кредитными билетами и денег из свечной кружки, были похищены два Евангелия в дощатых переплётах, обитых серебром и вызолоченных с драгоценными камнями, серебряная церковная утварь (дарохранительницы, потир, чашки, ложечки, воздуха для Святых Даров и металлическое копьё на деревянной рукояти). Полицейский надзиратель Щемелихин прибыл в Герчики для проведения расследования только 16 октября, так что практически все следы преступления в церкви были уже уничтожены. Однако дотошный сыскарь смог выяснить, что у одного из грабителей была сильно поцарапана рука при взломе решётки на окне церкви. Через пару дней Щемелихин обрисовал для себя круг подозреваемых, из которых более всего его заинтересовал некто Григорий Иванович Курош, крестьянин деревни Пронино, каковой как раз 13 октября ушёл из своей деревни в Смоленск и отсутствовал 4 дня. Опрошенный Курош объяснил, что ушёл из дому ещё затемно, взяв с собою наличных денег 5 рублей 20 копеек. Однако при перечислении своих покупок в губернском городе Гришка наговорил на гораздо большую сумму. Кожа на суставе указательного пальца левой руки подозреваемого оказалась срезана. Он сам объяснил это результатом домашней работы с острым ножом. Однако же и у брата его Сысоя Куроша имелась глубокая ссадина на левой руке, каковую он списал на укус бродячей собаки. На Киевском шоссе между Герчиками и Пронино Щемелихин нашёл на обочине оба Евангелия с ободранными серебряными досками с переплётов. Результаты расследования полицейский надзиратель представил начальнику отделения Ткачёву. Судьба братьев Курошей из бумаг сыскного отделения не известна.
17 ноября полицейский надзиратель Ячичко проводил обыск на квартире поречского мещанина Михаила Тимофеевича Гамова, что в доме Мишина на СтароМосковской улице Смоленска. Каковой мещанин, по агентурным сведениям, занимался скупкой и продажей краденного. На требование выдать драгоценные вещи добровольно, Гамов передал Ячичко золотую брошь с пятнадцатью камнями, серебряную вызолоченную солонку, серебряный дамский портсигар и одну бритву в белой оправе. На допросе в сыскном отделении Гамов рассказал, где и у кого он приобрёл изъятые при обыске вещи. Только фамилию продавца бритвы, каковую прикупил ещё в 1908 году, опрашиваемый вспомнить не смог, назвав его просто Павлом. А бритва оказалась украденной среди прочих вещей в начале 1908 года из имения Маслова Гора Богородицкой волости надворного советника Ивана Ивановича Энгельгардта. Приобщена к делу о краже.
В конце декабря 1909 года начальника смоленского сыскного отделения уведомили смоленские жандармы о проведённых тремя неизвестными обысках в квартире учителя духовного училища Ивана Михайловича Меньшикова. Трое явившихся к учителю молодых людей рекомендовались «агентами полиции» и основанием указывали розыск некоего беглого каторжанина. Ткачёв ответил жандармскому полковнику Иваненко, что никаких агентов к Меньшикову никогда не посылал и примет все меры к розыску фальшивых агентов. По сведениям ограбленного учителя, агентов привозил молодой деревенский парень на сытые небольшие роста беленькой лошадке. Уже 3-го января 1910 года был задержан крестьянин деревни Харина Чижевской волости Духовщинского уезда Семён Евтихиевич Медведев 19-ти лет, каковой на время следствия решением начальника смоленского сыскного отделения был заключён в смоленскую губернскую тюрьму.
Закончился 1909 год поездкой начальника смоленского сыскного отделения в Оршу, где в местном тюремном замке разговорился один из грабителей Крыш Страдын. И снова всплыло давнее ограбление имения Боуфалов. Крыш Крышев Страдын, крестьянин Сусевской волости Фридрихштадского уезда курляндской губернии (вот спрашивается, и чего их в Центральную России несло из своей Кур- Лиф- и прочих Ляндий? Страдын грабитель и убийца, главный конокрад Катынской волости, по агентурным сведениям, тож латыш Уппит) показания Крыша заняли аж пять листов машинопечатного текста. Естесственно хитрый курляндец как мог выгораживал себя, пытаясь выставить случайной жертвой обстоятельств. Но на давнее дело с ограблением имения Боуфалов немного света пролил. Жил себе поживал Крыш в имении Матушево Лиозненской волости Оршанского уезда Могилёвской губернии. Держал в своём доме небольшую мелочную лавку, тем и пробавлялся. И вот в один зимний вечер 1907 года явились к нему в лавку двое неизвестных и потребовали бутылку водки, каковой у Страдыня не оказалось. Незваные гости попросили хозяина отвезти их на участок Засигово, что верстах в семи от Матушево. Литовец везти парочку на ночь глядя отказался, но переночевать у себя оставил. А утром в дом Страдыня постучались двое стражников и толпа окрестных крестьян. Вошедшие внутрь полицейские были тут же застрелены, а крестьяне разбежались.
Бандит, назвавшийся Романом Гончаровым, приказал Крышу запрягать лошадь в сани и везти убийц куда прикажут. Так Страдын проездом через Смоленск оказался в доме у некоего Ивана Авдеевича, каковой стоял верстах в двадцати пяти от губернского города по Монастырщинскому большаку. В этом доме прожили больше недели, ожидая приезда остальной банды. Каковая не замедлила явиться. Были это три сына Авдеича – Нестор, Тихон и Яков, а также четверо по именам неизвестных, отзывавшихся на клички «Красивенький», «Цыган». «Моська». На просьбы его отпустить, Роман Гончаров отвечал Страдыню, что купит у него коня с санями за сто рублей, правда, когда те деньги у него появятся. Все бандиты были вооружены револьверами разных марок.
В первых числах января 1908 года бандиты на трёх санях уехали от Авдеича. Страдыня оставили в неизвестной ему деревне у дальней родственницы одного из бандитов, наказав кормить. Вернулись налётчики только к третьим петухам, и, забрав Крыша, уехали в имение Бородуличи к тамошнему арендатору Ремме. Там же разделили промеж себя добычу, деньги, ценные бумаги и меховую рухлядь, а четыре охотничьих ружья были отданы арендатору, чтобы тот их спрятал. Роман Гончаров за лошадь отдал Кррышу всего 50 рублей, объяснив, что по разделу добычи вышло на человека по 72 с копейками рубля. Также Страдыню дали паспортную книжку на имя лепельского мещанина Карла Петровича Крегеля. Такие подложные паспорта делает некто Рудольф Древлин в местечке Красный Двор около Рудни. По этому паспорту Крыш уехал в Сибирь, где и прожил три месяца в Томской губернии. В мае месяце Страдынь вернулся в Оршанский уезд, где всё лето и скрывался по лесам. Попытался получить у Рудольфа Древина новый паспорт, но тот заломил цену аж в 250 рублей. Зиму блудный курляндец переждал в имении Башутки у латыша Аболина, занимаясь столярной работой. В марте 1909 года вернулся в Могилёвскую губернии и был задержан полицией. Сказка, конечно, занятная, но свет на вооружённый налёт на имение Боуфалов проливает.