Следующим вечером Василько незаметно пробрался к дому Гореловых. С заднего двора проскользнул в палисадник. Подкрался к Марьяниному окошку и, озираясь, постучал в стекло. Отодвинулась занавеска, и из открытого окошка выглянула Марьяна. Увидев Василько, от удивления расширила глаза и шепотом спросила:
- Ты чего?...
- Выйди...незаметно...одна, - проговорил парень.
- Да конечно! Уже бегу и падаю, - выпалила девушка.
- Ну послушай...моя бабушка ждет тебя. Просила прийти. Посмотрит на твою руку. Тебе трудно, что ли? Или боишься меня? - усмехнулся Василько.
- Не ерничай. Не боюсь. Сейчас выйду.
Наказав сестренке сидеть дома и никому не говорить, куда она отправилась на самом деле, Марьяна пообещала вернуться через час. Выбежав в сени, захватила с полки небольшую глиняную миску с яйцами и, прикрыв ее своей косынкой, вышла во двор.
К цыганскому дому пробирались так же, огородами.
Скородумиха была у себя и терпеливо ждала девушку. Василько остался стоять в сенях, а Марьяна зашла в боковую комнатушку, напоминающую чулан, осторожно приблизилась к маленькому столику, за которым сидела старушка, и, поставив на край миску, робко присела на низенькую скамейку.
- Вечер добрый, бабушка...
- Бахталэс*. Милости просим. Ничего не бойся. Дай руку, я погляжу на линию судьбы твоей, - ласково, с хрипотцой ответила та.
Девушка протянула руку через стол и стала ждать "приговора", при этом незаметно разглядывая Скородумиху. Платок на голове старой цыганки был повязан так, что закрывал только лоб и макушку, и волосы, седые и волнистые, тонкими прядями спадали до плеч; лицо в глубоких морщинах, глаза карие, крупные, чуть выпуклые; ростом маленькая, но, видимо, в молодости была привлекательной.
А тем временем Скородумиха, внимательно посмотрев на ладонь Марьяны и проведя средним пальцем по линии, завела разговор издалека:
- Я так и думала...Янтарная моя, а знаешь ли ты, почему тебя назвали таким красивым именем - Марьяна?
- Знаю, - ответила девушка, - папка рассказывал, что в честь его матери, которая погибла молодой. Его вырастили баба с дедой. Отца своего он не помнит, а только мать, и говорит, что я - ее копия. Поэтому папка всегда хотел, чтобы его дочь прожила долгую и счастливую жизнь именно с именем его матери, за себя и за нее.
- О-хо-хо...Нельзя прожить чужую жизнь. У каждого своя судьба и свой крест, девонька, - сказала как отрезала Скородумиха. - Прости, Господи, за мои слова, но с Василько у тебя разные дороги. Я не вижу тебя в будущем рядом с ним - там нет тебя. На руке твоей на линии судьбы его нет. Другой суженый тебе по судьбе. Все. Иди. И помни мои слова.
Марьяна встала, в растерянности подошла к дверям, а услышав окрик старушки: "Постой!" - остановилась.
- Что-то еще, бабушка? - несмело спросила.
- Никому не говори, что слышала. Благодарствую за гостинец, янтарная, - ответила та и стала раскидывать карты.
В темных сенях Марьяна наткнулась на Василько, он потянул ее куда-то в угол и, крепко обхватив за талию, привлек к себе. Стал целовать в губы - жадно, с придыханием. Девушка обвила его шею руками, гладила по длинным курчавым волосам и отвечала на поцелуи. Ласки были долгими. И только когда у Марьяны от поцелуев заболели губы, она легонько отстранилась от Василько. А тот не переставая целовал ее в глаза, шею, мочку уха и все не мог оторваться. Тогда Марьяна зашептала, что ей пора уходить, будут искать.
Взявшись за руки, крадучись выскользнули из дома и побежали в сторону гореловского двора. У Гореловых было тихо, родители еще не вернулись, и Марьяна, по пути договорившись с Василько о встрече на их месте, чмокнула парня в щеку и забежала в дом. А Василько пошел на поляну к своим и был в этот вечер счастливее всех.
Завтра, 20 июля 1930 года, его день рождения. И как сказала бабушка, "восемнадцать годков выстрелило, теперь только успевай отбиваться от девок". "А мне никто не мил, лишь одна Марьяна - стрелой в сердце, - мысленно рассуждал парень. - Это ж надо было так влюбиться, да еще и не в цыганку. Влип так влип...А она будто играет мной."
Бахталэс(цыг.) - Привет.