Генеалогия власти в постструктурализме

Борис Попов Коломенский
      Особенный интерес для постструктуралистов представляет унаследованная ими от  Фуко концепция «генеалогия власти». Задачей Фуко в этих исследованиях был «анализ специфических комплексов «власти-знания», стратегий власти и дискурсивных практик, взаимодействие которых определяет те или иные познавательные подходы к человеку... Различные типы власти порождают и саму реальность, и объекты познания, и «ритуалы» их постижения. Современная «диспозиция» власти-знания возникла на рубеже Просвещения и XIX века: власть здесь не есть привилегия одного лица, не имеет центра, не является привилегией государства. Основные свойства этой власти - «всеподнадзорность» (паноптизм), дисциплинирование и нормирование...        Отношения власти пронизывают все общество: их можно обнаружить и в семье, и в школе ...» 

      Таким образом, человек, по Фуко, детерминирован, с одной стороны, дискурсивными практиками власти-знания, а с другой стороны - современной эпистемой - познавательным полем, которое характерно особенным соотношением «слов» и «вещей», когда язык становится самостоятельной силой в культуре. В качестве примера воплощения в жизнь идеального проекта «технологии власти» можно привести ресторан «Макдональдс».      В связи с тем, что на передний план в постструктурализме выходит «мир как текст», то и сознание человека определяется как «некая сумма текстов в той массе текстов различного характера, из которых и состоит мир культуры».

      Современные процессы в обществе постструктуралисты, соответственно, рассматривают как борьбу различных дискурсов, идеологий за «господство интерпретации» какого-то из них, то есть за власть над образом мышления. Таким образом, вслед за Фуко, знание понимается как продукт властных отношений, так как каждая идеология «через язык навязывает сам образ мышления, отвечающий потребностям этой идеологии».
    
      Представление об автономном субъекте мышления редуцируется до плоти, на которой наносит свои метки и делает свои записи власть. Таким образом, не существует объективного знания, оно всегда есть господствующая интерпретация. Конец антропологической эпохи означает, что «человеческая личность, понятая как автономный и самосознательный субъект, перестает быть основополагающим культурным фактом; соответственно констатируется и кризис модерной традиции гуманизма, утверждавший самоценность и высшее достоинство человека как личности.

     Характерные для «эпохи цифровизации» формы организации социальных практик ведут к тому, что индивид как личность не может далее пониматься в качестве конечной инстанции мышления и действия; скорее, он оказывается эпифеноменом автономно и анонимно («бессознательно») функционирующих систем, определяющих его жизнедеятельность, но не прозрачных и неподконтрольных его сознанию. Опередивший эпоху вывод Фуко: в наши дни вопрос о человеке как сущности невозможен. Антропология представляла основную диспозицию, которая направляла философскую мысль от Канта до наших дней, и она близка к тому, чтобы распасться у нас на глазах. «Интерпретированная в эпистемологическом плане «смерть человека» означает, что предпосылкой интеллектуальной деятельности в постмодерном состоянии становится то, что познающий и моральный субъект децентрирован, а концепция разума, связанная с ним, необратимо развенчана. Субъективность более не первична, а представляет собой функцию форм жизни и систем языка...» .
   
 Отметим, также, и отказ от бинарных оппозиций в мышлении постмодерна. Не имеет смысл противопоставлять истину и ложь, верх и низ, и. т.д., между ними всегда можно найти что-то третье. К тому же, так как признается непознаваемость мира, то и утрачивает свой смысл понятие истины, следовательно, философия более не имеет привилегий в этой сфере - она становится равнозначной любому другому дискурсу, литературному, научному и т. д.