Тяжелые створки блеклого от времени, пыльного занавеса сомкнулись. Антракт. Он закрыл уже воспаленные от света софитов глаза. Выдохнул, нетерпеливо стряхнул с себя ставший рутинным образ и шагнул за кулисы.
В неказистой гримерке нервным движением вынул из мятой пачки сигарету и пошарил рукой по столику в поисках оставленной перед началом спектакля зажигалки. Уже несколько минут ожидавший его в залоснившемся кресле друг торопливо протянул свою.
Жадно затянулся табачным дымом (давняя привычка, прежде снимавшая напряжение, но с годами оказавшаяся бессильной заглушить сердечное нытье).
– Ты сегодня сам не свой, – окликнул его, застывшего с остановившимся взглядом, друг, первый и лучший, с кем без доли сомнения идут в огонь и воду под победоносный клич медных труб.
– Давит меня этот город, Саня, – очнувшись от мыслей, хрипло выговорил он в ответ. – Всякий раз давит воспоминанием о ней.
– Год с лишним, – потрепала его по плечу дружеская рука. – Все сроки вышли, – как же нелегко отыскать нужные слова. – Пора бы и отпустить.
– Не выходит, – неприкаянно качнул он головой. – Сколько раз зарекался ехать сюда еще раз с гастролями. А увижу в очередном графике Питер, и здравый смысл сшибает с ног сумасшедшая мечта увидеть ее снова. И еду, как одержимый. Вот и в этот раз. Только опять судьба обманет и посмеется, – еще тлеющий окурок яростно вдавлен в дно щербленной пепельницы.
– В этот раз без женской компании мы не останемся, – заговорщицки подмигнул ему собеседник. – Для меня, сам знаешь, наша культурная столица стала счастливым билетом. Моя невеста – петербурженка. Язык сломаешь, – усмехнулся он. – Обещала прийти на наш спектакль. Вот и познакомитесь. А то ведь одно только имя ее и знаешь. Кстати, для тебя ее имя даже в чем-то символичное, – вдруг пришло на ум соображение, – Вера.
– Главное, редкое, – почему-то вспомнилась фраза из известного наизусть советского фильма. – Столько уже о ней говорено, – вынужденно натянута улыбка. – Действительно, не терпится взглянуть на эту умницу-красавицу, без красного словца, талантливого режиссера.
– Погоди-ка, ты что-то путаешь. Ни о чем таком я не говорил. Ни к театру, ни к кино она отношения не имеет, – недоумение сменилось беспокойством о настроении товарища.
– Самородок, значит, – криво усмехнулся тот. – Сама до всего дошла, без курсов, мастер-классов и проб. Премьеру на сцене здешнего ЗАГСа затеяла с заматерелым холостяком-сердцеедом в главной роли. Прости, – опомнившись, осекся он в желчной фразе, избегая взгляда красноречиво молчащего друга.
В дверную щель гримерки вторгся дребезжащий звук первого звонка перед началом второго акта.
Еще час. Целый час, за который сердцу уже опостылело ломать на сцене комедию, а губы еще вынуждены то и дело примерять улыбки и произносить пошлые шутки.
Финальная реплика. Тишина в полминуты, разорванная аплодисментами публики. Очередное испытание гастролями в этом холодно-бездушном к его чувствам городе почти закончилось. Осталась чепуха: несколько раз выйти на бис, несколько букетов взять из рук толпящихся у края сцены поклонников, с тем чтобы оставить их после служащим ДК (на что ему цветы в купе ночного поезда?), несколько раз черкнуть автограф на протянутых программках или за неимением ничего подходящего случаю на надорванных контролером билетах.
Удовлетворяя которую по счету просьбу, врученная ему авторучка наспех оставляет на листке в клетку крупную вязь из нескольких букв и замирает. По какому-то наитию он поднял голову и посмотрел в зал. Между опустевшими креслами первых рядов стояла обаятельная шатенка, совершенно посторонняя суетящейся у сцены толпе. Ее исполненные нетерпеливого ожидания глаза искали кого-то в смешении актеров, поклонников, декораций и цветов.
Глаза. Больше года после их встречи они заглядывали в самую его душу всякий раз, едва он закрывал свои. Глубокие, подернутые бирюзой, как сама Нева, над рябью которой они встретились.
Это случилось в первый день его первого и, как оказалось, рокового приезда в этот город, перевернувший вверх дном прежнюю жизнь. По-своему развлекающаяся судьба привела ее на съемочную площадку по левую сторону Троицкого моста. Проникновенный взгляд любопытной незнакомки с головой захлестнул его речной волной без единого шанса всплыть на поверхность и сделать спасительный глоток воздуха.
Площадка, кресло режиссера, свет, камера оператора, партнеры, реплики обломками недавно прочного, а сейчас с чудовищной пробоиной идущего ко дну корабля вязли в мягком речном иле. Забыв обо все и самого себя, он видел только эти глаза, вешним паводком, стремительной путиной крушащие серые льдины его до сих пор обыденного существования.
Опомнившийся, он сделал несколько шагов к ней по вдруг соединившему их мосту. Ее губы тронула, как ему показалось, поощряющая его намерение улыбка.
– Ника, – протянутой ему рукой положено начало знакомству.
– Удивительное имя, – счастливый, улыбнулся он в ответ.
– Ничего удивительного, – возразила она, пожав плечами. – Всего лишь короче и удобнее официозного «Вероника».
– Ника – имя богини победы, – заметил он словоохотливой девушке, – и вы, похоже, не уступите тезке в главном – в способности без боя побеждать мужские сердца.
– Романтик, – без намека на смущение констатировала она в ответ на его оригинальный комплимент. – И как же зовут очередную жертву непобедимой богини?
– Евгений, – оживила его обветренные губы теплая улыбка.
– Почти гений, – с ироничной гримаской уронила она. – Хотя с такой-то профессией не удивительно. Вы ведь актер? Звезда? – девушка без стеснения смерила его взглядом. – Или, как у вас говорят, подающий надежды?
– Актер, – оставлены без ответа ее последние вопросы. – Здесь на съемках
фильма по очередному бестселлеру. Вот его автор – точно гений, – усмехнулся он остывшему в ее взгляде интересу.
За его спиной раздался недовольный оклик хватившегося его на площадке режиссера.
– Я должен закончить сцену, – снова заговорил он уже извиняющимся голосом с ожидающей девушкой. – Осталось несколько дублей. После мы могли бы выпить по чашечке кофе?
– Возможно, – о чем-то задумавшись, неопределенно ответила она.
– Если вам неудобно ждать сейчас, подарите мне свой номер телефона. Я позвоню позже, чтобы договориться о новой встрече, – он не помнил, чтобы когда-то еще вот так просил о чем-то женщину, так ждал ее снисходительного согласия. – Богиня может позволить себе такую малость?
– Давайте свой телефон, – лукаво улыбнулась она.
Покрытые пастельным лаком овальные ноготки резво застучали по экрану спешно вынутого из кармана смартфона, вбивая в список контактов новый номер.
– Вот, – вернула девушка телефон его затаившему дыхание владельцу.
Из гурьбы собравшихся позади них зевак, озадаченной происходящим съемочной группы и уже возмущенного его выходкой режиссера вынырнул запыхавшийся мужчина лет тридцати. Бесцеремонно сжав локоть девушки, он повернул ее к себе.
– Как тебя угораздило здесь оказаться? Я ждал тебя в условленном месте больше получаса. Ты что же передумала заявление подавать?
Она замерла на перепутье между ними. Оторвав исполненный неловкости взгляд от огорошенного нового знакомого, она растерянно посмотрела на раздосадованного (похоже, не первый раз) мужчина и отрицательно качнула головой в ответ на его последний вопрос.
– Тогда идем, да поживей. С очередью я уж как-нибудь договорюсь.
Так же внезапно, как появился, он растворился в завороженно молчащей толпе. Вместе с ней.
Чужая невеста. Исчезнувшая без даже беглого взгляда на прощанье. Перечеркнувшая ему путь в ее жизнь. Ему туда дорога заказана.
Он шагнул к спасительным перилам моста, тяжело привалился к чугунному узору. Из одеревенелых пальцев выскользнул смартфон с заветным номером. Он провожал его остановившимся, пустым взглядом.
Он не видел ее больше года, хоть раз за разом приезжал в разлучивший их город с гастролями, с неисправимым упрямством надеясь, что судьба даст ему второй шанс. И сегодня она снова рядом. Снова одна. Исполненным чувств взглядом ищущая в шумной толпе кого-то. Его?
Увидала! Бирюза глаз вспыхнула неподдельным счастьем. Она радостно махнула рукой … кому-то за его спиной. Он обернулся.
– Вера! – махал ей со сцены в спешке споткнувшийся о ворох букетов друг. – Оставайся там, я сейчас спущусь. Это и есть моя невеста, – кивнул он застывшему товарищу, приглашая того оценить его выбор.