То было утро воскресенья. День первый. Как оказалось, стабильная, размеренная жизнь – понятие весьма условное. Все измениться может в один момент, одним днем. Жизнь безумно непредсказуема и ее проявления – тоже. Мою жизнь изменил телефонный звонок.
Три года назад я вышла замуж за Геннадия, человека, которого любила гораздо дольше. Почти сразу после свадьбы из большого города мы перебрались в пригород другого большого города. Поначалу поселок показался мне настоящей дырой. Но, здесь у нас была хорошая квартира.
Постепенно я привыкла к этому месту и мне даже начали нравиться и его размеренные сонные будни, и странное здание администрации с колоннами и стаями голубей на крыше, и узкие линии улиц, и черные дубы в старом парке.
Я работала в зоомагазине. Муж был амбициознее и служил репортером. Часто уезжал в командировки. Я оставалась одна. Но, это не было проблемой до недавнего времени.
Мы привыкли просыпаться рано. И в то воскресенье в 7.30 уже сидели на кухне, пили кофе и перекидывались фразами. Он листал журнал, я просматривала новостную ленту в соцсети, а часы на стене тикали. И вот, когда с мягким нарастанием зазвучала восьмичасовая мелодия, на моем телефоне раздался звонок.
Голос был незнакомый, женский, и этот голос сообщил о смерти моей дальней родственницы и о наследстве, оставленном ею. Известие меня не встревожило, ни горя, ни боли утраты я не испытала, а вот тревогу почему-то да. А, узнав, что наследство – это две коробки с вещами, которые ждут меня в том самом магазине, где я работаю, я испугалась.
Прошлым вечером я закрывала магазин сама, и никаких коробок там не было. А сейчас они там. Но, ведь магазин заперт!
- Чья-то тупая шутка, - сказал Геннадий и снова погрузился в чтение статьи.
Он обожал глянцевые журналы. Это была одна из его фишечек, которые обожала я. Мужчины обычно читают газеты, Гена же их не любил, хотя писал для них всякую всячину.
- Уверен? Почему ты так думаешь? Звонила пожилая женщина, не малолетка. И вообще, тупо так шутить, а, Геш?
Он поднял глаза.
- А у тебя есть родственники?
Родственники были, наверное. Где-то. Своей семьей я считала мужа и его родителей. Это была моя броня, и этого мне было достаточно. Я не хотела еще кого-то впускать в свой безопасный мир.
Тема родни была запрещенной, и я за тридевять земель обходила любые разговоры о системе родства. Чтобы вы понимали, я росла в детском доме. От меня отказались. Сначала я ждала хоть кого-то, надеялась, что нужна, что обо мне вспомнят, приедут и заберут меня. Но, шло только время, и больше – никто. И я, наконец, поумнела.
Я не знаю свою родню, и мне этого не нужно. Но, видимо, кто-то знает меня.
- Не по себе мне как-то, Геш, - сказала я. – Дурацкий звонок какой-то.
Он накрыл журнал ладонью.
- Вот именно, – сказал, – дурацкий. Успокойся, расслабься, отдохни, выходной же.
И все же я не утерпела. В середине дня позвонила в магазин и спросила напарницу, не приносил ли кто-нибудь посылку для меня.
- Есть, – ответила Маша. – Две коробки. На каждой написано твое имя. Я попросила грузчика отнести их в подсобку.
- А кто их доставил? – спросила я.
- Да никто не доставлял! В девять открыла магазин, они стояли посреди зала. Я попросила убрать, вот и все.
- Мань, ты уверена, что коробки были в зале, а не на крыльце? – спросила я, уже наперед зная ответ.
- Я дура, по-твоему? – было слышно, как Маша обиженно сопит.
- А записка какая-нибудь была?
- Да не было никакой записки! – воскликнула Мария. Терпение она теряла быстро и неожиданно. За глаза ее звали Маня Порох. В такие минуты голос ее становился пронзительным, будто вой сирены неотложки. – Меня покупатели ждут! – И бросила трубку.
Я рада была избавиться от ее нестерпимого визга. Но, честно, легче мне не стало.
- Геш! – крикнула я. – Гена!
- Чего? – отозвался муж с кухни.
- Давай съездим в магазин, посмотрим, что там за коробки.
Он уже стоял в дверях. В переднике и с полотенцем на плече.
- Малыш, я готовлю вообще-то, ты забыла?
- Поедем пожалуйста, я посмотреть хочу.
- На что? На барахло, которое тебе кто-то подсунул?
И я рассказала ему. Я сказала, что, если это розыгрыш, то странный очень. Что ни о какой родне я не слышала с детства. Что вчера я закрывала магазин сама, и никаких коробок не было, а сегодня они оказались там, не на улице нет, в магазине! И еще этот ненормальный звонок с утра!
- В восемь утра, в восемь, ты подумай, Геша! Магазин еще был закрыт, а мне сообщают о наследстве, которое уже там, внутри! Это похоже на чей-то бред, согласна, и я хочу понять, что происходит.
Он перекинул полотенце с одного плеча на другое и сказал:
- Ну ладно, поехали.
Он стоял посреди комнаты, засунув руки в карманы, и смотрел на две картонные коробки, которые только что водрузил на стол. Я сидела в кресле. Тот факт, что мы притащили сомнительное барахло домой ситуацию никак не проясняло.
Вначале мы договорились, что просто убедимся в наличии этого несуразного наследства, которое свалилось, как снег на голову. Потом решили, что заберем, но довезем до ближайшей помойки. Потом – что подарим первому встречному. Потом возник другой план: заскочим на блошиный рынок и скинем коробки какому-нибудь торговцу старьем.
И вот коробки у нас дома. Выглядели они странно, как будто из другой эпохи, словно им лет семьдесят, но они все же новые. Целиком оклеены открытками пятидесятых годов и при этом опечатаны современным скотчем.
- Как так вышло, что мы привезли их сюда? – сказала я.
Геннадий пожал плечами.
Всю ночь меня мучили кошмары. И на следующую ночь тоже. Мне снилась кирпичная стена, осы, часы с надорванным ремешком, черная фетровая шляпа, фонарь над крыльцом, качающийся на ветру, и сухие цветы на пороге.
Было в этих снах что-то неизъяснимо тоскливое, смутное обещание чего-то, что никогда не случится. Тогда я никак не связала эти сны с коробками под кроватью. А ведь то были день второй, день третий и несколько последующих, когда еще можно было что-то изменить.
В начале следующей недели муж снова уехал в командировку, ненадолго, на пару дней всего. Так я тогда думала. Вернувшись с работы, я приготовила ужин на одного и стала раздумывать, чем же занять себя в этот вечер. И вспомнила о коробках под кроватью.
Я уже как-то подзабыла о них, но тут стало интересно, что досталось в наследство девочке, брошенной на произвол судьбы. Я снова рассмотрела коробки. Явно винтажная упаковка, мягкий картон, плотная, немного шершавая бумага, немного потертая на углах, немного выцветшие открытки ушедшей эпохи. Идеологически правильные открытки со счастливыми смеющимися лицами. Я уже готова была разрезать скотч, как возникло и стало нарастать чувство тревоги.
Внезапно померк свет, и в этом приглушенном фиолетовом свете в комнате, мгновенно ставшей чужой, с неясными тенями по углам, когда кажется: вот, он меркнет и скоро погаснет совсем, лица на открытках изменились. Улыбались по-прежнему, но стали внимательными и злыми.
Одна коробка была больше и тяжелее, вторая – меньше и легче. Я разрезала скотч на большой. В ней оказался старый фотоальбом в потертом кожаном переплете. От него веяло глухой тишиной прошлого, холодом ускользающих лет, если, конечно это можно описать, если вы понимаете, о чем я.
Альбом я отложила и извлекла из коробки массивный прямоугольный сверток, перевязанный пеньковой веревкой. Внутри была картина в раме с лепниной. Пейзаж. Дом на холме, наплывающие сумерки, горы черных облаков. Белая птица летит издалека, и во всех окнах дома горит свет.
Картина заворожила меня. Она была живой. По-особенному, невообразимо живой. Если я смотрела на птицу, она словно приближалась. Когда смотрела на огни, они будто мерцали и разгорались ярче. Я сняла со стены фото и повесила холст. Затолкала коробки под кровать и легла спать.
Время было около девяти вечера. Я никогда так рано не ложилась, но спала прекрасно до самого утра. Весь день была рассеянной, работа на ум не шла, это заметили все, а я думала о картине, о коробках, о своем странном наследстве. Вечером снова стала рассматривать альбом.
Альбом был массивный, я решила, там полно фото, и я что-нибудь узнаю о своей семье. Но, их оказалось всего четыре. Четыре разных фотографии, и на каждой – по одному человеку. Старые люди, запечатленные на фоне одной и той же кирпичной стены. Трое мужчин и одна женщина.
Ее вид сковал мою волю. Я, будто под гипнозом, смотрела и не могла отвести взгляд. Старая женщина с длинными волосами, в черном, наглухо застегнутом платье, с белым ажурным воротником. Худая и очень красивая для своих лет.
Она заворожила меня, а очнулась я от громкого стука в дверь. За окном было совсем темно, поздний вечер. Я сидела на диване, держа альбом на коленях, и совсем не помнила, как перебралась сюда, как зажгла свет, ведь, когда я раскрыла альбом, я была на кухне, сидела за столом с чашкой чая. Грохот и возмущенный голос соседки за дверью отрезвили меня. Я открыла.
- Наконец-то! Соизволила! – вопила соседка, многодетная мать Галина. Вид у нее был, мягко говоря, разъяренный. – Вы там с ума посходили, что ли? Ты время видела? Двенадцатый час! У меня дети не спят! Сколько можно стучать в стену? Прошлую ночь стучали! Весь день стучали! Опять стучат! Ремонт они затеяли! Я сейчас полицию позову!
- Галя, Галя, подожди. Я не стучу. Я дома одна.
- Одна? Как одна? Генка твой где?
- Уехал, завтра вернется. Зайди, посмотри сама. Нет у нас никакого ремонта.
За спиной многодетной Галины открылась дверь, и высунулась голова другой соседки.
- Галь, ты сейчас весь подъезд разбудишь, – сказала я.
- А ну-ка подожди, – произнесла Галина, отодвинула меня, прошла в квартиру и прямиком в комнату, смежную с ее жилищем. За стеной как раз находилась детская. Я – за ней, и чуть не налетела с ходу, когда она резко остановилась.
- Это что? – спросила шепотом Галина.
- Картина. Красивая, правда? Пейзаж.
Она обернулась, и я увидела ее глаза, побелевшие от ужаса.
- Я не хочу ничего об этом знать. Выпусти меня.
У дверей она крикнула:
- А кто тогда стучит? Идем, послушаешь этот грохот!
В стену размеренно стучали, будто кто-то просил о помощи, хотел пробить стену, хотел выбраться, найти выход и не мог. Колотили прямо из моей спальни.
- Что это?
- Ты мне скажи!
Мы ринулись ко мне. В квартире никого не было, только картина слегка покачивалась.
- Убери ее отсюда! – закричала соседка.
В этот миг я была будто в дыму. Сорвала картину со стены и помчалась на улицу, к мусорным бакам. С размаху закинула ее в бак, и назад, а у подъезда обернулась. Картина стояла на земле, аккуратно прислоненная к стенке, и свет в окнах разгорался все сильнее. Вечером, встретившись с Галиной у подъезда, я извинилась за ночное происшествие. Она удивленно вскинула брови:
- Ты о чем?
А через полчаса позвонили из редакции. Начальник мужа сообщил, что мой муж, самый мой близкий человек пропал. Вошел в номер отеля и исчез, и что не видели его уже три дня. Дверь номера заперта изнутри, а человека нет. А ведь я за все эти дни ни разу не позвонила ему. Даже не подумала, что нужно набрать. И от него звонка не было.
За этими событиями последовали долгие месяцы психотерапии. Я не могла принять того, что произошло, не могла прожить эти необъяснимые события, разлуку с мужем, его исчезновение. Не могла спать в этой квартире, не могла жить, не могла вообще находиться там. Мне посоветовали продать квартиру. Я так и сделала. Оставалось немного времени на то, чтобы собрать вещи и перебраться в другую квартиру в другом городе.
Сборами я занималась со вчерашнего утра, и вот взгляд мой упал на альбом. Все это время он был там, где я его и оставила, в нижнем ящике комода. С той ночи я не взяла его в руки ни разу. Старинный альбом, кожаный переплет, обложка тяжелая. Стала переворачивать листы и обомлела. Там было пять фотографий. Пять, а не четыре!
Я помнила каждую из них. Но, как же не заметила эту? Как она ускользнула от моего внимания? Быть может, ее не было здесь? Я вглядывалась в снимок, и, чем дольше смотрела, тем все более отчетливо становилось понимание того, что глубокий старик на фоне кирпичной стены мне знаком! Его черты, его осанка, легкий наклон головы напоминали моего мужа.
Изменилось не только число фотографий, но и их очередность. Фото женщины снова стояло последним. И я снова испытала шок. Она была молода.
Я бросилась ко второй коробке, выволокла ее из пыльной ссылки под кроватью на свет божий. Нераспечатанная, все эти месяцы она дожидалась своего часа. Я разорвала коробку, не считаясь с ее дорогостоящей винтажностью. Именно здесь я нашла доказательства своего помешательства. Внутри находилось несколько предметов. Шляпа. Старые наручные часы. Засушенный цветок. И золотое кольцо. Предметы были мне знакомы. Я видела их много раз. Это были вещи из моих горячих, пугающих снов, они говорили со мной, я много о них узнала.
Шляпа точь-в-точь как у старца с фотографии. Часы второго. Сухой цветок в петлице третьего. А это кольцо? Почему я знаю его? Почему предмет из запечатанной коробки, попавшей ко мне несколько месяцев назад незнамо от кого, кажется мне родным?
Я посмотрела на свою правую руку. На безымянном пальце красовалось такое же. На внутренней поверхности кольца была гравировка. Мы сделали ее вместе. В то утро был мороз. А я не надела шапку. И перчатки были тонкие. Ну, и что? Мы ведь в машине. Я ведь с ним. «Геша + Лара, вместе навсегда».