Еще великий Конфуций давно сказал, что тот, кто пошел на поводу своей ненависти, уже проиграл. Я тогда не знал этих слов, не мог ни согласиться с ними, ни попробовать их опровергнуть. Я просто ненавидел его.
Мы были ровесниками и учились в параллельных классах. Сначала я особого внимания на него не обращал. Он не был наглецом, говорил тихо и спокойно.
Пожалуй, можно сказать, что до поры до времени мы и шли по жизни параллельно, почти не пересекаясь, делить нам было нечего. Я знал только, что он сильнее меня и отлично дерется. Звали его Юра.
Однажды утром, в школе, еще до уроков мне сообщили, что накануне был избит мой сосед и друг Вася и что избили его Юра с приятелем Саней.
Мы с Васей жили в одном подъезде, он был младше на год. У Васи, как и у меня, не было отца, его мама, как и моя, работала проводником поезда "Евпатория - Москва". Поэтому мы с Васей неделями были предоставлены сами себе.
По ночам мы совершали набеги на клубничные грядки и плодовые деревья в окрестностях или забирались с Васиного балкона на пятом этаже на крышу нашей пятиэтажки и, лежа на залитом гудроном рубероиде, смотрели на звездное небо в бинокль.
Я отсидел первый урок и на перемене пошел в мужской туалет на втором этаже, где, как мне сказали, был в то время Саня, который бил Васю.
Туалет был битком набит малолетними курильщиками, но, когда я вошел, пацаны отхлынули к стенам, и Саня, куривший у раковины, остался один.
Он сразу все понял, потому что гонга я ждать не стал. Моя атака была бешеной, но Саня какое-то время держался, даже смог схватить меня за волосы, и уже из этого неудобного положения я все-таки смог вслепую, наугад достать его челюсть прежде, чем он ударит меня коленом в лицо.
Он упал, любители подобных зрелищ, которых всегда в достатке и которым все равно, кого бьют и за что, кричали мне: "Добивай ногами!"
Бить лежачего подло, если конечно речь не о жизни и смерти, если это не бой с врагом истинным. Поэтому я подождал пару секунд и ушел.
Звонок еще не прозвенел, и я стоял в коридоре. Одноклассники подходили, говорили мне, что сделал я все правильно, и что если со стороны оппонентов будут нехорошие поползновения, то пацаны нашего класса готовы предложить им драку класс на класс.
Подошел Юра и сказал мне, что на следующей перемене мы с ним деремся там же. Шансов у меня было мало, ну что же, отступать нельзя. Я кивнул.
Но рядом стоял Саня Лемент из моего класса. Саша Лементовский. Кроме того, что Лемент был старше нас на год, он был абсолютно бесстрашным бойцом и пользовался авторитетом человека с непробиваемой криминальной крышей.
Лемент знал Васю, моего побитого соседа и друга, и даже иногда участвовал в наших ночных приключениях.
- Если ты на этой перемене дерешься с Аркашей, то на следующей - со мной, - сказал Саня Юрке.
- Ну, Саня... - только и смог тот произнести в ответ.
Все утряслось, развеялось и забылось, насколько это возможно. Мы встречались с Юркой в городе, и почти никакого негатива по отношению к нему у меня не осталось. Если только небольшая, объяснимая боевая настороженность.
Но в один из дней мы случайно столкнулись за городом, в овраге, и я своими глазами увидел, как Юрка убивает из самопала связанного им проволокой кота. Быть может, я бы и не поверил, если бы мне сказали, но я сам вышел в овраг в тот момент, когда кот в проволоке умирал, а Юрка стоял напротив с еще дымящимся самопалом в руке.
Ненависть захлестнула, и я не знаю, как смог с ней справиться. Я спрашивал себя: как же так? Юрка всегда спокоен, вежлив, не повышает голоса, как?!
Какова изнанка каждого из нас? Кто рядом с нами учится, работает, живет?
С тех пор я жил с ненавистью к нему. Я держал ее, мою ненависть на привязи, научился этому.
Она, моя ненависть, смотрела на него исподтишка. Она ждала своего часа.
Быть может такова моя изнанка?
Как можно обижать тех, кто слабее тебя и ответить не может? Как можно обижать тех, кто приносит столько радости, кто предан нам и от нас зависит?
Как можно обижать тех, кто нас ЛЮБИТ?
Потом пришло время перемен.
Армия, поездки по стране, работа на Севере. Время отнимает силу даже у ненависти, у злости и у гнева, у презрения. Только не у Любви, истинной Любви.
Я возвращался из поездок, приезжал в отпуск с Севера, потом из Читы, где я работал четыре года. Я узнавал, что Саня Лемент умер от наркотиков, почти потеряв способность соображать.
Что Вася, мой сосед и друг, отмотав два срока на зоне, пьет горькую.
Что Саша Платонов, который мог противостоять в драке троим, разбился в автокатастрофе. Что Гена Соколов, служивший в Афгане в роте разведки, зарезан в тюрьме.
А Вовку Огурцова зарезали в Москве, и там же сбросили под электричку Валеру Шихова.
Что забит насмерть в драке Саня Топчан, и Димка, с которым мы занимались на секции карате, тоже убит точным ударом кулака.
Что умер от СПИДа Вовка Беленький, участник нашей дворовой команды, которая называлась "Безотцовщина", и Андрей Фомичев от наркоты и еще несколько человек, которых я знал, от туберкулеза после зоны.
Я узнал, что, по слухам из вполне достоверных источников, тогдашняя, еще по сути советская милиция, исчерпав терпение в попытках обуздать распоясавшуюся, обнаглевшую "братву", якобы получила негласный приказ на уничтожение ворья, рэкетиров и бандюков без суда и следствия.
Я встретил Юрку в городе, на улице. Он уже отмотал срок за наркоту. Мы вспомнили Лемента, и Юрка рассказал мне о последних днях Сани, о том, что его нашли в парке, на тротуаре рано утром.
Юрка говорил так же негромко и неспешно, а я думал о том, что если бы я тогда, в школе знал, что он убивает связанных проволокой кошек, то я бы от драки не ушел, дав волю своей ненависти, и неизвестно, чем бы все закончилось. Мотивация моя была бы в десятки раз сильнее.
Ведь мотивация правдой, справедливостью - великая, непобедимая сила.
Наверное это случилось тогда. Мы говорили о Лементе, но ни улыбке Юрки, ни его доброжелательности я уже не верил. Как не верил и он тому, как я его внимательно и спокойно слушал. Это было понятно, это было видно по глазам.
Но с неба закапало, и он произнес слово, которое я с ним никак не мог отождествить. Он сказал: "Дождик",
Это может показаться странным, но я не ожидал услышать это простое слово от того, кто стрелял в беспомощных и беззащитных, кто был способен на это и этого хотел.
Не секрет, что сентиментальность в характере человека часто соседствует с крайней жестокостью. Удивление мое можно, конечно же, оправдать, объяснить тем, что я знал Юрку как человека лишь до определенного уровня, поверхностно. Ну, а если честно, то не знал совсем.
Но дело не только в этом. Ведь тогда я поймал себя на мысли, что сам такое доброе, мягкое, ласковое слово не употреблял, не пользовался им.
Смысл нашей жизни, думаю, в том, чтобы научиться. Учиться можно каждый день и у каждого человека. Мы учимся всю жизнь и тот, кто осознал необходимость учиться каждый день, ищет возможности это делать.
Выходит, что произносить мягкие, добрые, теплые слова, меня научил тот, кого я ненавидел.
Выходит, это он подтолкнул меня к мысли об этом.
Мы можем выбрать радость вместо грусти, уныния и скорби, мы можем сделать это сейчас, и помочь нам в этом могут простые слова.
Дождь может огорчить и заставить искать укрытие, а дождик может помочь вспомнить о хорошем, подарить оптимизм и Надежду.
Дождик не намочит вас до простуды, солнышко не сделает так, чтобы вы обгорели, на камушке и на травке вам будет удобнее. Ветерок и снежок не будут в тягость, морозик не причинит вреда.
Это, конечно же, не следствие перемены их действия, это следствие перемены вашего к ним отношения. Перемены отторжения и неприятия на дружелюбие, легкость и позитив.
Перемена эта ведет за собой Веру незаметно, но неуклонно. Вера же, как одна из величайших сил во Вселенной, делает вас сильнее час от часа, день ото дня.
Использование таких мягких слов во взаимоотношениях с людьми - это простой способ настройки себя и других на добро, на коммуникацию, на Любовь и взаимопонимание.
Если вы назовете даже незнакомого человека другом, он, с большой долей вероятности, даже неосознанно станет стараться соответствовать этому высокому званию.
Если вы назовете женщину заинькой, она, независимо от характера, хоть на несколько мгновений заинькой станет, будет стремиться следовать добродетели, светлым порывам души.
Особенно, на мой взгляд, это важно в отношении детей. Это мы для них сейчас Родина. Если мы сейчас не дадим им истинной, безусловной и бескорыстной Любви, они не смогут узнать о Ней, и либо в Ней изверятся, превратившись в равнодушных циников, либо будут бессознательно всю жизнь принимать суррогат за настоящую Любовь.
Не узнав Любви истинной, они Ею не переполнятся, чтобы дарить Ее другим, дарить своим детям.
Не получив в нужный момент сострадания, сочувствия, сопереживания, они, ожесточившись, не изведают эмпатии, не смогут узнать ценности истинной Дружбы, а значит не смогут сами стать друзьями истинными.
Не получив от Родины, от нас таких необходимых духовных, нравственных предпосылок для возможности спокойно и уверенно строить благополучие здесь, они станут искать его вне своей страны.
Не получив безусловного понимания или истинного желания его здесь, они поверят тем, кто понимание изображает в корыстных целях, поверят лжецам, лицемерам и манипуляторам.
Поэтому важно каждое наше слово, каждая интонация, каждый жест, важна, неоценима наша искренность, наш пример, намерения, устремления, помыслы, важны мысли, поскольку облеченные, исполненные, одухотворенные Верой, они без сомнения материальны, то есть способны воздействовать и вдохновлять.
Я иногда вспоминаю Юрку. Он умер от туберкулеза, заразившись на зоне во время второй отсидки за наркоту.
Я не ведаю причин его садизма и зверства, но эти причины, несомненно, были, а значит, были и возможности эти причины устранить. Только вот возможности эти остались неиспользованными.
Поэтому ненависть моя со временем, дарующим понимание, превратилась в жалость, а жалость - в прощение.
Ну а началом дороги к пониманию и прощению, послужило слово "дождик".
Такое простое слово.
Вы, возможно, спросите меня: "Ну а как же Конфуций и его слова о ненависти?" А я вам так скажу, ребята: Конфуций - он и в Африке Конфуций.