Глава 19. Булгаков и Танька

Светлана Подзорова
 

       Близился Новый год с его весёлой суетой.  У Таньки не было ни минуты свободного времени.  Она с головой ушла в подготовку  зимнего бала старшеклассников.  Их класс  впервые делал театральную постановку,  и  опыт из её городской школы очень пригодился.

       Возвращалась она теперь  всегда поздно,  чтобы только поужинать и поспать.  Домашку  сообща, урывками  делали в школе.  Это очень сблизило с одноклассниками. Баба Ваня и Машка  открыли  надомную мастерскую по пошиву  театральных костюмов из  ненужной одежды.

       Отец   вместе  с другими мужчинами, готовил  и  устанавливал  декорации   в  широком коридоре второго этажа, так как специального актового зала в школе не было.  Остальные классы украшали  к празднику спортзал, в котором  установят ёлку.

       Утром  девочку  провожал, а вечером каждый раз встречал  у моста новый друг Колчак. Он благодарно принимал угощение, позволял себя гладить и тискать, чем приводил в ужас Эдмунда. Мужчина никак не мог преодолеть первобытный  трепет перед этим животным.

       Иногда, на фоне белого снега,  девочка видела силуэты странной  пары – маленького человечка и собаки. И, похоже, видела не только она.  Колчак, шумно втягивая носом воздух, начинал крутить хвостом, кружиться,  подпрыгивать и тявкать.

       Далёкий собакин, буквально повторял его выходки, а Танька, прищуриваясь, старательно  ловила фокус, пытаясь понять, что происходит.  Её просто глючит, или  кукуху уже сносит? В то же  время, она смутно ощущала, что та, вторая пара ей хорошо знакома, что ли?
 
       На голову она никому больше не жаловалась, хотя от боли иногда темнело в глазах и шатало в стороны.   Таблетки из дома тоже   не брала, покупала  сама в аптеке, ловко подделывая записку от бабушки.  Пачки из тридцати штук едва хватало на неделю.
 
       Иногда она ловила на себе подозрительные взгляды бабуни и тётки, а отец (и в самом деле лопух), радовался, что всё у неё прошло.  Но на самом деле отпускало только ночью.  И то, не всегда, а  только в те ночи, когда  она  летала на странный остров.

       Или не летала.  Но если это всё же был сон, то очень правдоподобный.   Умом она понимала – с нею творятся странные вещи, и пыталась найти им объяснение.  Теперь она знала о снах практически всё,  что было доступно в сети. И  пришла к выводу, что сны здесь, ни при чём.

       Это  прочно засело в  мозгу и не давало покоя.  Настолько, что даже во сне  она пыталась анализировать. Например,  отлетая от   тела, она могла к нему вернуться и даже послушать своё дыхание и прикоснуться к нему.  То есть, это второе летающее Я, в принципе  думало и слушалось. Кого? Третье Я? Первое – то, мирно сопело в кровати.
 
       А это уже ближе  к  психиатрии. Спросить о таком, не спросишь. И она молчала, продолжая наблюдать. Это давало некоторую надежду, ведь психи  не могут трезво себя оценивать. Но вопросов меньше не становилось.

       Итак.  Полёты всегда происходили спонтанно.  Как бы она не настраивала себя на очередное путешествие,  ничего не получалось.  И вдруг, оказывалась вне тела.   

       Поняла, что таких препятствий как стены и крыши для неё не существует.  Поняла,  что   чувствует себя комфортно в любую погоду. Даже покачалась на  волнах  ветра, как на воде.  Узнала, что улететь в Космос и спуститься под землю не может.  Самая большая доступная высота – немного над облаками.

       Методом проб  удостоверилась, что никто её не видит, но иногда  может чувствовать.   Развлекалась немного   над Машкой, папой и одноклассниками.  Поняла, что   управлять людьми не может, читать мысли пока тоже.  Улавливала лишь  хаотичные обрывки.

       Однажды Танька увидела  фрагмент «Мастера и Маргариты». Тот, где Анна Ковальчук летала на шабаш.  Это её заинтересовало и заставило прочитать знаменитое произведение.  То ли в силу возраста, то ли ещё что-то помешало, но  сам роман она не оценила.

       Как  представитель прагматичного поколения, девчонка недоумевала,  как  молодая красивая, успешная женщина могла полюбить спившегося  сумасшедшего. Но больше всего её заинтересовали полёты Маргариты и горничной.

       Как бы там ни было,  но Танька понимала,  что написать такое мог только тот, кто сам испытывал  нечто подобное.  Порывшись в биографии писателя, она обнаружила как его пристрастие к наркотикам, так и душевное расстройство.

       С большим облегчением, при следующем путешествии, она отметила, что ей не требовались  никакие летательные аппараты, типа  швабры или  свина.  Ей не приходилось раздеваться донага и мазаться мазью. Достаточно было любимой пижамки в которой  дрыхло Первое Я.

       Ещё  она не могла   физически  воздействовать на предметы, как Маргарита, разгромившая квартиру  критика.  Максимум - слегка  поиграть лёгким тюлем, перелистнуть страницы открытой книги,  подёргать за волосы. Пощёлкать выключателем, передвинуть чашку – гораздо труднее. Хотя, во всём нужна тренировка.

       В общем,  все приключения сводились к одному – прилететь на остров, закурить   трубку  с  колючим, дурно пахнущим мхом и сидеть у огня.  Изредка  рядом оказывался зверь, как две капли воды похожий на Колчака. Зачем?

       Языки  голубоватого пламени  отбрасывали  на тёмные стены пляшущие  тени.   В избушке снова  наступало  состояние, похожее на сон, и своё возвращение назад она вспомнить не могла, как ни пыталась. Только всё время казалось,  что она опаздывает. 

       В повседневной жизни  она стала более рассеянной и  замкнутой. Так как старалась постоянно  следить за собой и оценивать всё происходящее. Но один случай  совершенно выбил её из колеи. А произошло следующее.

       В их школе работала уборщицей некая Зинаида. Хотя по возрасту – баба Зина, по рабочему статусу – Зинаида Васильевна. Но все, от первоклашки до старшеклассника  и работники школы давно  зарубили себе на носу, обращаться к ней только так.

       Зинаида иногда  запивала, благо, что нечасто, всего  пару раз в год. Но крепко. Гуляла неделю. На работу, естественно  не ходила, но начальству с этим приходилось мириться, поскольку желающих,   попасть на её место, не находилось.  Работа не из лёгких, платили гроши. Но  женщина  была очень старательной, чистоплотной и очень доброй, хотя и строгой.

       За собой следила. Даже в пример некоторым учителям, никогда её не видели без аккуратно уложенной причёски, лёгкого макияжа и одетой кое-как.  Наверно потому, что приехала она сюда давным-давно прямо из Москвы, где работала  в парикмахерской.

       До сих пор  имела в посёлке очень неплохой приработок, так как  была лёгкой на  руку, обладала хорошим вкусом  и  взглядом  настоящего художника.  Расплодившимся новомодным салонам составляла серьёзную конкуренцию. Стригла и красила и на работе и дома, красиво, быстро, недорого. Что было для всех очень удобно.

       Жила с неким Лёвушкой.  Чернявым красавчиком много моложе её.  Работал он в лесу  и  выпивал как все.  Каким ветром его занесло в Молодёжный,   он и сам уже не помнил. Но прижился, обзавёлся Зинаидой и небольшим хозяйством.

       Так вот, однажды, куда-то спешившая Танька пронеслась по свежевымытому  полу, оставив  на крашеных досках некрасивые следы. В это время из-за угла вышла   уборщица и даже опешила от такого безобразия.   Девчонка буквально  налетела на неё и остановилась.
 
       Зинаида отчитывала  хулиганку за неподобающее  поведение, а Танька во все глаза смотрела на залитое кровью сине-багровое лицо с распухшим, разбитым ртом, сколотыми зубами и молчала. 

       Зинаида аж онемела от такой наглости, обошла  стоящую столбом, с вытаращенными глазами,  девочку и, громко сетуя, на ни кого,  и ничего не уважающую молодёжь, отправилась подтирать это  вопиющее безобразие.  От неё попахивало спиртным.

       А утром  в школе только и говорили об  избитой  до полусмерти уборщице. Таньке стало страшно.  Адски заболела голова. Она отпросилась в туалет и, пока шла, натыкалась на все углы. Её долго и мучительно рвало. Перед глазами стояло обескровленное лицо Зинаиды на  такой же бело-серой подушке.
 
       Встретив  в коридоре, директор немедленно усадил её на стул и вызвал медсестру. Через некоторое время примчался отец и сразу повёз в областную больницу.  Её бесконечно долго возили на каталке из кабинета в кабинет, куда-то запихивали,  кололи, что-то совали в рот.  Наконец, переложили на кровать и оставили в покое.

       Она  ни на что не реагировала,  снующие вокруг люди совершенно не интересовали. Их голоса до сознания не доходили.  Она видела перед собой лицо растерянного, сразу осунувшегося отца, но не понимала, чего он от неё хочет. Голова гудела как Царь-Колокол.

       А потом свет в палате  сгустился, стал закручиваться в тугую спираль, подхватил её  и понёс по залитым  мертвенным  неоном длинным коридорам, куда-то вниз. 
       Она немного покружилась над высокими  кроватями, разделёнными  матовыми стеклянными перегородками.  В изголовье каждой пищали, стрекотали и натужно пыхтели, сверкая дисплеями и лампами умные приборы.

       Зинаиду она скорее почувствовала, чем узнала.  Та  тяжело парила под потолком, удивлённо разглядывая   сверху своё изувеченное лицо и  мутно-прозрачного толстого лысого типа, который  пытался  оторваться от плотно опутанного трубками  своего тела.

       Танька подлетела к уборщице, подмигнула ей и они вдвоём, хихикая, затолкали лысого  обратно. Он  сильно ругался  и сопротивлялся, но Зинаида  гладила его по блестящей лысине и что-то ласково шептала на ушко. Мужик успокоился, линии на его мониторах  немного выровнялись.

       В палату быстрым шагом вошли несколько  мужчин в разноцветных пижамах. Двое занялись лысым, а один подошёл к кровати Зинаиды и покачал головой.  Дамы под потолком переглянулись.  Танька, может быть, немного невежливо подтолкнула женщину к кровати, но та с ужасом попятилась назад, пытаясь  свернуться туманным клубочком за узким ящиком кварцевой лампы. 

       Потом она  яростно  накинулась  на медсестру, пытаясь выбить из её рук то шприц, то ампулы. Не вмешаться Танька, конечно, не могла. Они с Зинаидой почти подрались, старуха отчаянно сопротивлялась,  плакала и умоляла её отпустить.  Внизу мельтешили зелено-бело-голубые спины.  Под потолком разворачивалось другое, душераздирающее действо.

       С  соседней койки на них начал ругаться лысый.  К  нему  тут же бросилась зелёная пижама и  подкрутила какое-то  колёсико. Лысый успокоился, а Зинаида, воспользовавшись недолгим Танькиным замешательством, юркнула  в  световую  спираль  и   унеслась по ней, за мгновение  превратившись в точку вечности.

       Танька  устало помахала ей рукой, поцеловала в  бледную щёчку лежащую  за перегородкой,  мирно спящую девушку с прядью седых волос в густой чёлке и поплыла к себе.

       Домой они вернулись только двадцать седьмого. К тому моменту Зинаиду уже похоронили,  несчастный  Лёвушка утешался в горячих объятиях её лучшей подружки, а  его бывший  дружок, убивший женщину,  снова  пребывал в родной  тюрьме.

       А  Танька плотно подсела на всяческие «Битвы эктрасенсов».

        http://proza.ru/2024/01/07/1173               
                04.01.24