"Миры рождаются непрерывно, перетекая один в другой... И сквозь каждое лицо просвечивает готовое вот-вот прорваться наружу другое.."
Юрий Горбачев,"Поцелуй Персефоны"
Вход в заколдованный лес охраняли пограничник с собакой. Увидев Марата, собака было ощетинилась, отчего гипсовые волоски на её загривке встали дыбом, но почуяв в нём своего – пусть и бывшего, но все-таки пионера, успокоилась. Марат шёл по некогда всесоюзному лагерю «Речной», застрявшему во времени. Высокие столетние сосны, когда-то посаженные руками монахов, не постарели ни на один день. Они по-прежнему напоминали стройных девушек, длинные загорелые ноги которых утопали в зелёной траве, подсвеченной огоньками лесных гвоздик, наречённых детворой «часиками». Пионерские дачи-срубы, построенные на совесть и выкрашенные в яркие цвета, героически противостояли непогоде и времени. Двери были закрыты на огромные висячие замки, которые сбить было просто невозможно. А вот до окон чьи-то шаловливые руки все-таки добрались, оставив на веранде колючую россыпь битого стекла. Заглянув в одно из разбитых окон, Марат увидел ряды железных кроватей с панцирными сетками. В одной из отрядных палат, где, вероятно, когда-то жили девочки, с потолочной балки свисали засохшие пучки целебной золотой розги. Прошлое отказывалось уходить, чтобы растягивая время до бесконечности, продлить сегодняшний день. Завтра здесь было нежеланным гостем, прихода которого никто не ждал…
Пройдя вдоль линейки с уцелевшей трибуной, где когда-то начинался с зарядки каждый новый пионерский день, Марат, вдыхая аромат отцветающего жасмина, вышел к зданию штаба. Бывший штаб «Речного» больше напоминал не административный корпус, а двухэтажный, покрытый затейливой резьбой терем, выкрашенный в ярко-голубой цвет. У главного входа росли каштаны. С одного из них, согласного лагерной легенде, когда-то упал и сломал себе руку местный хулиган Витя Романов, безответно влюблённый в красавицу- библиотекаршу и безумно ревновавший её к старшему пионерскому вожатому. Зачем ему понадобилось влезть на высокий каштан, потерпевший объяснить не захотел.
Улыбнувшись воспоминаниям, Марат тихо, чтобы не потревожить спящую в будке овчарку, по ступенькам поднялся ко входу в бывшую радиорубку, расположенную в торце здания, и решительно распахнул дверь. Верный друг Лёха Матвеев вылетел ему навстречу вместе с ароматом щедро приправленного чесноком борща, соблазнительного булькающего в алюминиевой кастрюле, крепко оседлавшей раскалённую, словно магма, спираль электрической плитки. Лёха, как и Марат, был бывшим ментом со сложной биографией. Используя обширные связи, он с переменным успехом занимал разные должности: от кладовщика до директора одной из фирм-однодневок. Устав от бесконечной смены разноцветных картинок в калейдоскопе стремительно меняющейся жизни, Матвеев для душевной реабилитации нанялся охранником в частную компанию. В течение последних месяцев Лёха усиленно охранял втихую проданную неизвестному толстосуму территорию бывшего пионерского лагеря «Речной», некогда принадлежавшего одному из процветающих рязанских заводов. В двухтысячном году завод обанкротился, потянув за собой в пучину небытия и всесоюзный образцово-показательный лагерь. Огромная территория «Речного» была оперативно приобретена бизнесменом, имя которого оставалось тайной за семью печатями. Но вот что-то не срослось у влиятельного анонима с местными властями, поскольку разрешения на перевод лакомого куска земли в сердце Мещеры в зону застройки индивидуальными жилыми домами ему пока получить не удалось. Вот так это наглядное свидетельство былого величия исчезнувшей империи и затерялось во времени, не отпуская прошлого и не обретя будущего. Но даже и сегодняшний, превратившийся в бесконечность день заколдованного места был по-своему очарователен. Как бывает прекрасен ставший почти прозрачным, словно стрекозиные крылышки, высохший цветок, случайно найденный между страниц давно прочитанной книги…
- Ну, наконец-то пожаловал! - радостно завопил Лёха, сжимая вновь обретённого друга в пропахших борщом крепких объятиях.
– Я же говорил тебе, какая здесь красота: покой, тишина, речка рядом, места грибные! Что ещё человеку для счастья надо? Только приезжай – гостем будешь! – продолжил он.
- Лёш, у меня Нина в санаторий уехала. Я теперь по выходным, как ветер свободен! Вот и решил тебя проведать. Сын просил ему дом на пару месяцев у Лысой горы присмотреть. Хочет с семьёй летом в Солотче отдохнуть. Понимаешь, мечта у него такая: чтобы выйти на крыльцо и прямо вниз с горы по тёплому песочку в речку скатиться. И чтобы в доме сосной пахло... – поделился с приятелем Марат, хорошо осведомлённый об обширных связях Матвеева в самых разнообразных сферах человеческой деятельности, начиная от перекупщиков на рынке и заканчивая обитателями высоких кабинетов УВД.
- Подумаем, с народом поговорим! Будем решать проблемы по мере их поступления! Слышь, брат, мне тоже помощь твоя нужна. Тут такое дело: Серёга, напарник мой, заболел. Так что, я в полном одиночестве сегодня. Возьми Найду на поводок, сделай обход по лагерю, ладно? А я борщ пока доварю. Вечером ещё ребята подтянутся, Толик Морозов мясо привезти обещал, шашлыки организуем. А ночью при желании на Старицу купаться пойдём, вода уже тёплая, прогрелась. Как тебе такая программа, устраивает? – Лёха явно стремился закрепиться на достигнутых позициях, направляя ручеёк разговора в нужное русло.
- Уговорил, чёрт красноречивый! Останусь с ночёвкой, если спать где будет. Тут у тебя ведь только одно вакантное койко-место в наличии имеется, – решил подстраховаться Марат.
- Обижаешь, брат! Мне разум расторопный на что дан? На втором этаже, в бухгалтерии, две шконки с матрасами и подушками для гостей стоят. На окнах – занавесочки тюлевые, чистота и уют! Комплект постельного белья тоже найдём. Когда в следующий раз приедешь, свой на замену привезёшь, - расставил точки над «и» обстоятельный Лёха.
- Лёш, от таких приглашений не отказываются! Ну, а если Найда меня не признает?
- Пойдём, познакомлю тебя с ней. Она дама тихая, но характерная. К ней уважительный подход нужен. Тут я за тебя спокоен, не мне тебя учить, как с женским полом разговаривать надо! - лукаво подмигнул приятелю Матвеев.
Похожая на бурого медведя средней величины овчарка-полукровка Найда демонстрировала явную усталость от жизни, не желая покидать уютную будку. И только когда Марат сбегал к припаркованной за оградой лагеря машине и вернулся со свёртком, источающим головокружительный аромат ветчинно-рубленой колбасы, собака проявила заинтересованность, дружелюбно ткнувшись в его ладонь шагреневым носом.
Марат с Найдой шли вдоль притихших отрядных корпусов, заросшей травой линейки и умолкнувших навсегда фонтанов. Поравнявшись со скульптурой пристально смотревшего в даль пограничника, Марат отсалютовал собрату, а Найда оскалилась в дружелюбной улыбке, признав в гипсовой овчарке пусть дальнюю, но все-таки, родню. Видневшееся неподалеку красное кирпичное здание лагерной водокачки было похоже на средневековый замок, где томилась в заточении сказочная принцесса, ожидающая своего освободителя. И тут Найда натянула поводок, рванувшись к зарослям пушистых молодых сосёнок. С трудом удерживая рвущуюся с поводка собаку, Марат последовал за ней. Овчарка вывела его на уютную полянку, спрятавшуюся за монументальной стеной водонапорной башни. На ковре из поспевающей лесной земляники сидела девушка, созерцающая крепкий белый гриб, бархатистая шляпка которого выглядывала из-под мохнатой сосновой лапы.
«Посмотрите, какое чудо! Первый белый-колосовик, даже срезать жалко…» - сказала девушка, поднимаясь с земляничного покрывала и делая шаг навстречу Марату. Девушка, нет, скорее уж молодая женщина, принадлежала к той категории, которую Марат классифицировал как «Такая, Как Надо». Он был страстным женолюбом, неустанно коллекционирующим женское очарование. Будучи женатым на красавице-южанке, он все-таки относил «Таких, Как Надо» женщин к высшей категории. Ведь у каждого есть своё представление о подлинной красоте и, стало быть, красота — это понятие условное. И только женщины из высшего разряда нравятся всем без исключения, ибо в них есть нечто большее, чем красота – безупречная гармония черт и пропорций.
За всю свою долгую жизнь Марату только раз довелось встретить женщину из этой редкой категории. Летним днём он с друзьями стоял на остановке у «Детского мира». Все они, в ту пору молодые тридцатилетние мужики, дружно обратили внимание на молодую девушку, почти девочку, одетую в розовый сарафан с широкой летящей юбкой. У сарафана были перекрещивающиеся на спине лямки, а на груди красовалась аппликация в виде чёрного бархатного котёнка. Девушка была очаровательна: не худая и не толстая, не высокая и не низенькая, не брюнетка и не блондинка, а просто светленькая, с пушистыми русыми волосами. Милое лицо, продолговатые глаза зеленоватого оттенка, которые Марат называл камышовыми. Изящные движения, стройные крепкие ноги – мужики просто не могли от неё глаз оторвать. Решили делегировать Марата, как самого разговорчивого. Нет, не для того, чтобы девочку клеить (слишком уж молода!), а просто хоть парой слов с ней переброситься.
Подойдя к объекту повышенного мужского внимания и вежливо поздоровавшись, Марат сказал: «Милая девушка, мои друзья поручили мне сказать, что у Вас удивительное умение нравиться. В нашей компании восемь человек, и мы все очень разные. Но у Вас получилось понравиться всем, понимаете? Всем без исключения!». Девочка улыбнулась, отчего её переменчивые глаза стали почти зелёными, и, как большая ответила: «Спасибо, мне очень приятно. Поблагодарите, пожалуйста, Ваших друзей. Но знакомиться с вами я все-таки не буду: вы для меня слишком взрослые». Кот на сарафане ехидно прищурил глаза, а девушка легко впрыгнула в открывшиеся двери троллейбуса пятого маршрута, помахав на прощанье рукой. Теперь эта девочка, повзрослевшая на двадцать лет, шла к нему по резным земляничным листьям с белым грибом в руке.
Собравшись, словно хищник перед прыжком, Марат, придерживая собаку, пошёл ей навстречу. Он улыбнулся женщине, сверкнув безупречно белыми зубами из-под аккуратно подстриженных усов. Молодой, с нетерпением ожидавший своего часа, выпрыгнул из глубины его сознания, словно сжатая пружина. Он протянул незнакомке зеркальце, амальгама которого была соткана из страстных взглядов женолюба. Глядя в его серебристую глубину, каждая женщина видела себя в ней настоящей красавицей. И уже была не в состоянии оттолкнуть руку с волшебным зеркалом, открывая ей доступ к самым сокровенным местам. Но молодая женщина в зеркальце Молодого даже не посмотрелась. Наверное, она знала о том, что была хороша. А может быть, ей просто нужен был кто-то, с кем можно собирать грибы в потерявшемся во времени заколдованном лесу.
Девушку из прошлого звали Александриной. Как выяснилось, редкое имя она получила в честь средней сестры Натальи Гончаровой, жены Пушкина. «Мама с ума сходила по девятнадцатому веку, всюду искала знаки судьбы, - рассказывала Марату Аля. – Её саму Натальей зовут, а тётя, её сестра – Екатерина. Стало быть, меня непременно надо было Александриной назвать, чтобы было всё, как у Гончаровых. Правда, я совсем на неё не похожа. Да и судьбы наши пока вроде бы не совпали: она жизнь свою только к сорока годам устроила, но зато удачно. Стала баронессой Фризенгоф, жила и в Вене, и в поместье в Венгрии. Даже дочку родить успела! Я же, наоборот, замуж вышла рано и по любви, за хорошего парня. Но вот не сложилось почему-то, хотя вроде бы и не виноват никто…» Нарушительница границы оказалось интересной собеседницей: её приятно было не только слушать, но и следить за мимикой выразительного лица во время разговора. «Милая девушка, - подумалось Марату. «Милая девушка» - откуда это взялось? Ах, да – из фильма «Обыкновенное чудо»! Там Медведь обращается к Принцессе с этими словами, а она отвечает, что её ещё никто так не называл…» Ему хотелось, чтобы их обход по лагерю, который они совершали втроём вместе с безоговорочно принявшей Алю Найдой, не заканчивался никогда.
- Я ведь здесь даже пионервожатой после школы работала, представляете? В младшем, восьмом отряде, вот как раз в этом корпусе напротив штаба. В то время в лагере зверинец был, там ёжики жили, лисичка. И даже маленькая сова-сплюшка, которую ребята нашли в лесу со сломанным крылом. Сову выходили, но летать она больше не смогла, так и осталась в зверинце в качестве постоянного обитателя. В «Речном» даже должность садовника по штату была, лагерь весь в цветах утопал. На линейке росли маленькие разноцветные георгины, которых ещё «весёлыми ребятами» называют, ну такие, с глазастыми мордочками. Так к ним бабочки со всей Солотчи слетались! Я сюда малышей из отряда на экскурсии водила, про бабочек им рассказывала. В отчётах так и записывали: уроки «занимательной энтомологии».
- Аля, хотите Вашу встречу с «Речным» продлить? Приглашаю Вас сегодня вечером в гости на шашлыки, познакомитесь с моими друзьями. Они люди порядочные, приставать никто не будет. А потом я Вас отвезу, куда скажете. Моя машина вон там, у ограды припаркована.
- Спасибо, я поговорю с подругой. Если она согласится, то обязательно придём. Я ведь в Солотчу приехала Свету навестить, она здесь неподалеку, в «Былине», библиотекарем работает. «Былина», в отличие от «Речного», уцелела. Хочется верить, что надолго…
Проводив Алю до ворот, где в своё время был главный пионерский пост, Марат вернулся к Лёхе в радиорубку-сторожку. Узнав, что к ним, с большой долей вероятности, две молодые женщины в гости на шашлыки придут, Матвеев посмотрел на друга с уважением. «Профессионал, твою мать! Если тебя на Северном Полюсе на десять минут одного отпустить, то ты и там с бабой вернёшься! - выдал оценку способностям приятеля Лёха. И добавил: «Толик приезд подтвердил, прибудет в районе шести вечера с боевой подругой Мариной. У них тут штаб-квартира неподалёку, на спортбазе. Так что, у нас всё тип-топ складывается - трое на трое! А присутствие прекрасного пола удержит от непотребного пьянства. Дружно, как один, голосуем за здоровый образ жизни!»
Аля с подругой пришли в сумерках, когда костёр уже бросал в темноту пригоршни золотистых искр, а между соснами скользили в призрачном полёте желтоглазые совы. Шампуры с шашлыком, приготовленным по армянскому рецепту с ломтиками помидоров, баклажана и сладкого перца, исходили ароматом на угасающих угольках высокого мангала. Аля, конечно же, привлекла к себе всеобщее внимание. Многолетняя подруга Толика Морозова Марина (всё равно что вторая жена) бросила на гостью колючий взгляд. Но была тут же обезоружена её искренней улыбкой. Лёха Матвеев украдкой показал Марату поднятый вверх большой палец, что, однако, не помешало ему впечатлиться неброским очарованием Алиной подруги. Библиотекаршу Свету Марат тут же отнёс к разряду «Некрасивых Красавиц», которые зачастую нравились мужчинам больше девиц с модельной внешностью. Тёплую июльскую ночь наполнил звон тостов «За знакомство!» и плавные звуки музыки.
Да, Лёха знал толк во всём, включаю музыку. Будучи «русаком» до мозга костей, почему-то безумно любил зарубежную эстраду. Именно у Матвеева Марат когда-то впервые услышал поразившего своей новизной и невероятной изощрённостью «Буддийского монаха» группы «Энигма». «Монах» пришёл в сопровождении «Шума дождя» норвежской группы «A-ha» с его холодноватым графичным звучанием. Для сегодняшнего вечера меломан Леха выбрал чувственную классику, наполнив колдовскую ночь голосом Стинга, обещавшим наблюдать за каждым движением любимой женщины. Его сменил Лайонел Ричи, надрывный голос которого рассказывал о том, что же случается, когда мужчина безоглядно влюбляется в женщину. А затем появился вечный менестрель Брайан Адамс, вопрошая растекающихся в танце мужиков, довелось ли им хоть раз в жизни любить по-настоящему…
Марат увёл Алю к реке, подальше от слившихся в экстазе парочек. Луна смотрелась в зеркало речной глади, не в силах налюбоваться своей красотой. Воспользовавшись отрешённостью волшебницы, малые создания, которые так и не смогли заснуть этой дивной июльской ночью, начали присваивать себе кусочки её магического очарования. Так, растущие среди осоки скромные белые цветы превратились в серебряные колокольчики, а отдыхающая на них стрекозка заполучила мерцающие голубыми искрами крылья бабочки, о которых не переставала мечтать с момента своего появления на свет. Лунный свет стёр иероглифы усталости, начертанные временем на лице девочки-котёнка, уехавшей в будущее тем далёким днём на троллейбусе пятого маршрута. Марат понял, что все эти годы, не осознавая того, продолжал ждать её на остановке своей памяти.
- У тебя был розовый сарафан с чёрным бархатным котёнком на груди? Давно, когда ты ещё школьницей была?
- Да, был. Мне его наша соседка Эля из маминого платья перешила. А откуда ты знаешь?
- Как увидел тебя, то сразу понял, что это ты была! Я к тебе делегатом от группы поклонников подошёл, помнишь? На остановке у «Детского мира».
- Это была не я, Марат. Та девочка не могла быть мною, я тогда в Тамбове жила. Мы ведь в Рязань переехали только через несколько лет после того, как я школу закончила.
Пораженный Марат застыл, не в силах вымолвить ни слова. Так что это было? Воспоминание о будущем? Временной портал? Недопустимое пересечение параллельных реальностей? Что?!!! «Как же я устал от тебя, идиот! – взвыл Молодой, заточённый в тесном пространстве его мыслей. – Дался тебе этот чёртов сарафан! Она, не она – какая тебе разница! Такая женщина перед тобой – мечта! Так бери же её сейчас, не упусти момент!». Круша всё на своём пути, Молодой выбрался наружу. Сжав ладонями её милое, такое желанное лицо, он впился в приоткрытые губы. Да так, что прокусил нижнюю, из которой показалась рубиновая капелька крови. Молодой кровь выпил, а потом, оставляя алые отпечатки губ на её позолоченной загаром шее, стал спускаться ниже к ложбинке между грудей…
Теперь они проводили все выходные вместе. Марат, придумывая бесчисленные поводы для своего отсутствия, изворачивался, как только мог. Пока ему всё с легкостью сходила с рук: жена решилась-таки открыть собственный салон красоты и с головой погрузилась в бизнес. Он же целиком отдался новой любви, с благодарностью приняв от судьбы нежданный подарок. Мудрый Лёха, глядя другу в глаза, благословил его короткой напутственной речью: «Люби, если решился! Такое раз в жизни бывает… Главное, чтобы это подольше продлилось…». Хоть бы продлилось подольше! С этой мыслью Марат пробуждался и засыпал. У них с Алей был только сегодняшней день, который они вдвоём проживали вновь и вновь, стремясь сделать его незабываемым. Застывший во времени пионерский лагерь «Речной» был для этого самым подходящим местом. Гостеприимная Лёхина сторожка в штабе-тереме стала для них вторым домом, откуда они отправлялись в походы по окрестностям.
Аля показала ему дорогу в дубовую рощу, затерявшуюся среди квадратов сосновых посадок. Когда сосны расступились, открывая пронизанную светом дубраву, прямо под ноги им бросились золотистые россыпи лисичек, похожих на веснушки, примостившиеся на курносом девичьем носу. От аромата дубов кружилась голова, хотелось просто помедитировать в высокой траве, глядя на их причудливо вырезанные лёгкие листья. Но белые грибы-дубовики отвлекали, выныривая из прошлогодней медно-рыжей листвы и переплетений цветочных стебельков. Приходилось нагибаться и тщательно выкручивать их из лесного ложа, присыпая землёй тонкую паутинку потревоженных грибниц. А ещё в дубраве росли совсем уж удивительные грибы с пузатыми ножками и плоскими кремовыми шляпками. Грибы не выносили прикосновения пальцев и выражали своё возмущение, покрываясь пятнами ярко-синего цвета. Марат со страхом наблюдал за удивительной трансформацией и наотрез отказался даже попробовать сваренный из перевёртышей суп. Аля с Лёхой с удовольствием опустошили кастрюльку с варевом янтарного цвета. По утверждению разомлевшего от сытости Матвеева, суп из гиропоров был точь-в-точь, как суп из белых. «Давно такого не едал!» – добавил чревоугодник, с умилением глядя на Алю.
Они часто ходили к роднику у Лысой горы, подпитывающему прозрачной водой потерявшуюся в зелени лугов речку Старицу. Часами сидели на лавочке под ветлой, беседуя с принявшим постриг и ставшим смотрителем источника «Троица» монахом Георгием. Вместе с ним всматривались в изображения, появившиеся на стволах растущих неподалеку от родника сосен после удара молнией. И находили в игре света на потемневших сосновых чешуйках и дракона, поверженного Георгием Победоносцем, и поразившее змееголовое чудище копьё. А потом омывали руки и лица в кристально-чистой, пробившей дорогу к свету через песчаные пласты воде, и уносили с собой частицу её благодати.
Когда тепло угасающего лета сменилось прохладой спешащей ему навстречу осени, Марат и Аля стали ходить за грибами в пронизанные светлыми берёзовыми перелесками сосновые посадки, выросшие на месте когда-то сгоревшего леса. На одной из уже позолоченных первыми монетками опавших листьев полянок Аля рассказала ему, как когда-то сама высаживала здесь сосны. «Нас, студентов, привезли на субботник на автобусах. Сгоревший лес уже выкорчевали, землю перепахали. Проложили грядки-канавки, сделали разметку. Лесники принесли вёдра с какими-то зелёными пучками. Я даже сначала не поняла, что же это такое было. Оказалось – сосновые саженцы: тоненькие, как ниточки, и бечёвкой перевязанные, представляешь? – вспоминала она. – Потом нас разбили на пары и выдали лопаты-мечи. Нет, я не шучу, они были как настоящие мечи! Ударишь таким мечом - и в земле рана открывается. Вот в эту рану-щель и надо было поместить новорожденное деревце. А потом быстро выдернуть лопату, чтобы края разреза сомкнулись. В корневом мешке не должно воздуха остаться, а то малышка погибнет. Я раньше и подумать не могла, что для высадки сосновых саженцев двое нужны. Это ведь всё равно, что новому человеку жизнь дать!». И не в силах бороться с нахлынувшей нежностью, Марат целовал её маленькие, вкусно пахнувшие только что срезанными маслятами руки, подарившие тем далёким днём жизнь новому сосновому лесу…
Они постепенно обрастали имуществом, расползавшимся по Лёхиной сторожке. Здесь нашли себе место и плащ-палатки, и резиновые сапоги, и грибные лукошки, и Алина ярко-голубая куртка. Их день длиною в лето сменился осенью, а затем выпал первый снег. Обычно снег приносит умиротворение, но на этот раз он только вызвал тревогу. Судьба уже варила в котле зелье перемен, и они не только слышали бульканье закипающего варева, но и вдыхали его полынный запах. Але всё чаще стали звонить на мобильный телефон и она, пряча глаза, отходила в сторону. Марат ни о чём не спрашивал, стараясь продлить каждую минуту отведённого им времени.
Снег снова выпал в ночь на воскресенье, сделав праздничным наступившее утро. Его белизна, отражённая поголубевшим небом, наполнила светом превращённый в спальню кабинет бухгалтерии, разбудив Марата с Алей. Спустившись по лестнице к двери радиорубки-сторожки, они обнаружили, что домовитый Лёха уже вскипятил чайник и собирался жарить яичницу. Но Аля, невзирая на сопротивление Матвеева, потащила мужчин на утреннюю прогулку, чтобы полюбоваться красотой преображённого леса, который и впрямь теперь походил на заколдованный.
Облетевшие каштаны у парадного входа с сожалением взирали на свою некогда малахитовую, а теперь ставшую бурой опавшую листву, зябко поводя плечами. Подняв один из увенчанных снеговыми коронами, похожих на опахала листьев, Аля изумлённо ахнула. Среди начавшей желтеть, но местами ещё по-летнему зелёной травы пряталось семейство голубоватых серушек. Подошедшие мужчины с азартом бросились на поиски осенних грибов, укрывшихся под заснеженными листьями. Принесённое Маратом лукошко быстро наполнилось хрупкими шляпками зеленушек, к которым присоединился найденный Лёхой подосиновик, словно покрасневший от стыда за то, что вырос в неположенном месте.
Они чистили грибы, когда зазвонил Алин телефон. Отложив в сторону нож, она, сделав глубокий вдох, сказала: «Нам надо поговорить, Марат!». И он понял, что из отведенного им судьбой дня осталось не больше часа… Оказалось, что ещё весной, за несколько месяцев до встречи с Маратом, Аля случайно познакомилась в Питере с предпринимателем из Калининграда. Он уже давно и настойчиво приглашал её в свой город. «Просит хотя бы в гости приехать, посмотреть, как он живёт. Прислал мне на электронную почту копию свидетельства о разводе, представляешь? Такая пошлость… Говорит, что если захочу остаться, поможет работу интересную найти, у него там повсюду связи. А на прошлой неделе я от него билет на самолёт получила…» - сбивчиво рассказывала Аля.
Каждое произнесённое ею слово отнимало ещё несколько минут у их единственного, угасающего дня. Марат физически чувствовал ускорение хода времени, уносившего с собой то, что ещё недавно делало их единым целым – хрупкое существо под названием Любовь. А у него уже не оставалось сил, чтобы бежать за похитителем вдогонку… «Поезжай, осмотрись… он, судя по всему, человек серьёзный. Тебе замуж надо, ты же не можешь здесь со мной до конца жизни остаться…» - слова, тяжёлые, словно расплавленный свинец, падали на деревянный пол, прожигая в нём дыры.
- Марат, послушай: если сейчас, вот прямо сейчас, ты скажешь, что мы хотя бы попробуем жить вместе, то я никуда не поеду. Я не хочу уезжать, мне хорошо с тобой, понимаешь – с тобой!
- Я скоро стареть начну, мне тебя не удержать… Большая часть жизни уже прожита, да и коней на переправе не меняют. У меня ведь внук есть, буду с ним теперь больше времени проводить. Когда ты улетаешь?
- Через десять дней, вылет из Домодедово…
- Хорошо, что из Домодедово, туда из Рязани легко добраться. Я сам тебя отвезу.
- Спасибо…
Аля отвернулась, не в силах удержать слёз, переполнивших глаза. Скатываясь по щекам, слезинки падали в дыры, прожжённые в полу словами Марата, и они затягивались, словно подживающие раны.
Из аэропорта Марат поехал не домой, а к Лёхе в Солотчу. Войдя в сторожку, сразу же сгрёб в охапку всё их нажитое с Алей за несколько месяцев имущество. Унёс объемистый тюк подальше от штаба, за здание корпуса восьмого отряда. Полил вещи бензином из принесённой канистры и бросил спичку, наблюдая за тем, как корчится в языках пламени то, что могло бы стать его новой жизнью. А затем сам взошёл на костёр, не давая выбраться наружу отчаянно пытающемуся спастись Молодому. И только тогда, когда пламя выжгло глаза умирающего в муках женолюба, расплавив амальгаму его волшебного зеркальца, Марат покинул пепелище. С почерневшим лицом и опалёнными усами, но готовый к встрече со спокойной старостью, он навсегда уехал из «Речного». А грибы больше не собирал. Никогда. Только с сыном на рыбалку ездил.