Глава 9. Подвиг в неравном бою
Солдаты видят войну несколько иначе, чем полководцы. Первые месяцы войны запомнились Михаилу беспорядочной чередой боёв, маршей и непрерывным отступлением. Он, как и многие миллионы рядовых солдат, не знал планов командования, оперативной и стратегической обстановки и иногда просто недоумевал: почему после, казалось бы, успешного боя с противником они снова отступали, оставляя врагу всё новые территории. Однако у кавалеристов сохранялась уверенность в том, что отступление это временное. Психологическая устойчивость личного состава полка была напрямую связана с успешными действиями Второго кавалерийского корпуса. Корпус Белова в приграничных сражениях ни разу не потерпел поражения, в нём не было пораженческого синдрома страха, который в первые месяцы царил во многих частях Красной Армии. Хорошо обученные конники воевали умело. Используя преимущество в манёвре и передвижении, они наносили внезапные удары по врагу и умело уклонялись от его прямых атак. Вместе с тем, если обстановка вынуждала, грамотно организовывали оборону и твёрдо стояли на своих позициях.
Во многом это была заслуга самого командира корпуса. Прямой и честный человек, строгий, но справедливый командир, Павел Белов, закончивший в начале тридцатых годов общевойсковую академию, принадлежал к новому поколению полководцев, твёрдо уверенных в том, что действовать по старинке в войне, где главная роль отводится бронированным машинам, нельзя. Он отлично знал тактику и стратегию современной войны, и именно поэтому молодому генералу до поры до времени удавалось бить врага и самому быть при этом не битым, что в обстановке сорок первого года удавалось очень немногим. У Белова было качество, необходимое настоящему полководцу: он не терпел шаблона и активно осмысливал всё новое, что приносила практика войны. Первые же приграничные бои начали вносить в тактику боя новые элементы, которые Павел немедленно брал на вооружение. При этом ему постоянно приходилось нарушать устаревшие инструкции, наставления и уставные положения, но он не боялся брать на себя ответственность и часто шёл против сложившегося мнения.
Белов теперь крайне редко применял конные атаки. Делал это лишь в условиях паники у противника или во время его преследования. У его кавалеристов главным был принцип: маневрируй на коне, а бой веди спешившись.
Он изменил условия совершения марша. Если в первые дни войны корпус совершал марши открыто в дневное время, то после завоевания немецкой авиацией господства в воздухе стал передвигаться ночью, когда педантичные немцы отдыхали. Такая тактика себя оправдывала полностью. Кавалеристы меньше страдали от авиации, а удары, которые они наносили по врагу, почти всегда оказывались для того неожиданными.
Винтовка и шашка превратились во вспомогательное средство: главным оружием у конника стал автомат, потому что всаднику поражать противника из винтовки гораздо сложнее, чем из автомата. Своих автоматов пока было мало, поэтому генерал Белов, вопреки установленным в Красной Армии правилам, разрешил использовать трофейные, что тоже требовало большого личного мужества.
Ещё одно новшество, которое "самовольно" ввёл командир корпуса, касалось разведки. Без неё в условиях постоянно меняющейся обстановки воевать было невозможно. Он создал подразделения разведки в каждом полку и дивизии, а в корпусе набрал целый разведывательный батальон, основу которого составляли старые бойцы, прошедшие гражданскую войну. Все его действия "не по уставу" давали повод недоброжелателям, службистам и особистам регулярно писать на него докладные и рапорты, но Белову всё сходило с рук, потому что его соединение практически всегда выполняло поставленную задачу, а победителей, как известно, не судят.
В начале августа боевые действия переместились на территорию Советской Украины. После переправы через Днестр кавалеристы Белова в течение трёх дней удерживали оборону в Тираспольском укрепрайоне. На фронте протяжённостью двадцать километров они успешно отражали все попытки противника переправиться через реку и захватить плацдарм. Однако обстановка быстро изменилась и потребовала переброски кавалерии под Котовск. В обороне конницу сменила горно-стрелковая дивизия, а корпус получил задачу контратаковать противника, вклинившегося в разрыв между двумя нашими армиями, девятой и восемнадцатой, и остановить его.
Кавалеристы успешно эту задачу выполнили. Рано утром конные дивизии атаковали противника западнее Балты. Мирно отдыхавшие немцы, перед которыми с вечера войск противника не было, были застигнуты врасплох и побежали. Беловцы преследовали врага почти двадцать километров. При этом изрядно потрепали не только части, но и штаб пехотной дивизии противника. Враг потерял триста человек убитыми. Конники захватили несколько танков, оставшихся без горючего, сорок мотоциклов, сотни велосипедов, десятки машин с военным имуществом. К исходу второго дня боя противник из Балты был выбит.
Для Михаила эти дни были напряжёнными и похожими один на другой. Раненых и контуженых было много, выматывающая духовные и физические силы работа не оставляла времени ни на что другое. Только одно событие отчётливо врезалось в память. В бою под Балтой был тяжело ранен командир полка. У Селиванова это было первое ранение, причём двойное – в грудь и в бедро. Его привезли к передвижному полковому медпункту на тачанке, к этому времени он потерял уже много крови. Михаил быстро остановил кровотечение и перевязал командира. Раны серьёзные, но Селиванов был в сознании и боль переносил стойко. Михаил за месяц войны поднатаскался и хорошо изучил поведение раненых. Несмотря на то, что по возрасту годился полковнику в сыновья, вёл себя с командиром как с обычным больным. Успокаивал его и вместе с тем грубовато журил:
- Потерпите немного, товарищ полковник, сейчас будет больно… Зато потом полегчает… И как вас угораздило под очередь попасть? Не мальчик ведь уже на рожон лезть!
Селиванов и сам понимал, что в бою погорячился и ранение получил из-за собственной несдержанности:
- Не говори, Алексеев. Самому стыдно. Побежали немцы, я и не сдержался. Загорелось вдруг стариной тряхнуть…
Перевязка была закончена, Селиванов от потери крови совсем ослаб и тихо, едва шевеля губами, спросил:
- Ну что, сынок, каков будет твой приговор?
Михаил ещё с финской усвоил: важнее всего для врача сделать так, чтобы в критический момент человек не терял надежду и веру, потому ответил бодро и уверенно:
- Ранение серьёзное, придётся потерпеть… Но жизненно важные органы не задеты. Сейчас отправим вас в тыл, там прооперируют, подлечат, и к зиме вернётесь в строй!
- Спасибо за добрые слова, сержант!
- Не за что, товарищ полковник. Поправляйтесь быстрее, воевать надо. Нам без опытного командира никак!
Селиванова увезли в медико-санитарный эскадрон дивизии, а Михаилу подвезли очередных раненых. Он снова чистил, обрабатывал, перевязывал раны у однополчан, искал и подбирал нужные слова поддержки для упавших духом, ободрял и приводил в чувство бойцов, находившихся в стрессовом состоянии.
"Нужно будет попросить у командира побольше спирта. При болевом шоке и во время истерики хорошо помогает", – подумал машинально и поймал себя на мысли: командира он только что самолично отправил в госпиталь. Однако тут же логично рассудил: "Ничего, без командира полк не оставят... Только к новому опять привыкать придётся".
Вместе с тем вопрос, как будет воевать полк без старого, проверенного в боях командира, волновал многих. Командовать полком назначили присланного из дивизии подполковника с немецкой фамилией Баумштейн. Офицером он, судя по отзывам, был грамотным, но суеверные казаки восприняли его назначение как дурное предзнаменование. С немцем идти против немцев – не у всех укладывалось это в голове.
На следующий день кавалеристов вывели из боя. Поступил приказ о подчинении Второго кавалерийского корпуса командующему Южным фронтом генералу армии Тюленеву. Слава об успешных действиях кавалеристов Белова вышла за пределы девятой армии, и командующий фронтом забрал корпус в свой резерв. А это означало только одно: увеличивались сложность задач и ответственность за их выполнение. Корпус получил задачу сосредоточиться в лесу южнее Первомайска. До боли знакомые Михаилу места. Здесь ещё совсем недавно располагалась многократно реформированная родная стрелковая дивизия, в которой он начинал службу. Тогда они жили в палатках, стоявших рядами в открытом поле. Теперь кавалерия забралась в самую глубину леса, подальше от глаз немецкой авиации.
Утро началось с торжественного построения. Командир корпуса лично зачитал Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении двух кавалерийских полков и конноартиллерийского дивизиона, которые участвовали в ликвидации плацдарма в районе Фэлчиул, орденами Красного Знамени. Семьдесят второй кавалерийский полк с этого момента стал именоваться Краснознамённым. Корпусу были даны сутки на отдых и приведение в порядок, к утру – готовность к новому маршу. Отдых был очень кстати. Измученные пятидневными боями и ночным переходом, люди и лошади валились с ног.
Полк расположился в красивом вековом лесу. Здешние густые леса сильно отличались от светлых берёзовых рощиц и колков Урала. Погода стояла тёплая, безветренная, без дождя, располагала к пассивному отдыху. Немецкая авиация тоже не беспокоила. Но заниматься созерцанием и любоваться красотами природы не позволяло время. Нужно было пополнить запасы бинтов и лекарств, решить массу бытовых проблем (один ремонт колеса на повозке чего стоит), а кроме того сделать перевязки оставшимся в строю легкораненым. Михаил продумывал, с чего начать работу, однако все планы поломал почтальон, принёсший долгожданное письмо из дома. В корпусе была своя полевая почтовая станция, но с началом войны из-за постоянных перемещений и общего отступления почта приходила нерегулярно. Активно потоптавшись перед почтальоном (его "танцу" мог позавидовать разве что пляшущий на площади медведь), Михаил получил заветный треугольник, забрался на облучок и принялся читать письмо от мамы-Наташи.
Семён, семья которого жила в Ставрополье, получил последнее письмо из дома перед самым началом войны, время от времени поглядывал на Михаила, завистливо вздыхал, наконец не выдержал и спросил:
- Ну что из дома пишут? Какие новости на Урале?
Михаил, в один момент прочитавший письмо, сидел в глубокой задумчивости и на вопрос ездового ответил без энтузиазма:
- Невесёлые новости. Мать одна осталась. Она у меня инвалид, несладко ей придётся. Отца и брата мобилизовали. Отец сейчас в Кунгуре, готовится к отправке на фронт, брата направили на Северный флот. Больше пока о них ничего не известно.
Семён в очередной раз вздохнул и высказался о своём наболевшем:
- А я о своих ничего не знаю… Где сейчас отец, где братья? Воюют где-то наверное. Вон как война развернулась, с Крайнего Севера до Чёрного моря…
За месяц войны Михаил сдружился с Семёном, хорошо изучил его характер. Честный, в меру наивный, в боевой обстановке надёжный и решительный, в минуты отдыха и упадка духа ездовой частенько становился мнительным и неуверенным. Сейчас он переживал как раз этот момент. Весь день находился в подавленном состоянии, словно предчувствовал что-то нехорошее. Михаил поспешил его успокоить:
- Не переживай, напишут ещё. Главное, чтобы живы остались…
Семён печально склонил голову и выложил всё, что наболело:
- Неспокойно мне как-то, Миша. Серьёзную войну немцы затеяли, всё время отступаем. Похоже, конец у войны не скоро будет, много народу поляжет... Первая мировая четыре года с хвостиком длилась, и эта затянется… А тут ещё как на грех немца командиром назначили…
Михаил считал измышления казаков относительно нового командира глупостью и предрассудком. Он хоть и был крещёным, но в мистику и предсказания подобного рода не верил и, чтобы рассеять у Семёна все сомнения, ответил твёрдо и безапелляционно:
- Сёма, брось ты верить этим слухам! Баумштейн – нормальный советский командир, преданный народу и Красной Армии! С такой фамилией особисты проверили его сто раз, не меньше…
День отдыха, торжественный для полка, ставшего Краснознамённым, прошёл в повседневной суете. Семён, накормив лошадей, уже похрапывал в повозке, а Михаил всё ещё ворочался и не мог заснуть: растревожило душу письмо из дома. Засыпал под песню: где-то поблизости казаки негромко пели. Михаил в очередной раз подивился отличию их привычек от привычек людей, среди которых вырос. Его предки, суровые, малоразговорчивые и вольные таёжные охотники, пели редко. Уральский люд, среди которого он провёл детство, пел на вечёрках и за столом, в дни торжеств и праздников. Казаки – потомственные воины – пели песни и в походах, и в дни отдыха. Песня помогала им на войне и в мирной жизни, поддерживала моральный дух и не давала терять связь с родными. Многие их песни, красивые, напевные и энергичные, стали любимыми и всенародными. Так, размышляя о доме и песнях, он незаметно уснул.
Рано утром кавалерийский корпус подняли по тревоге, и он направился маршем в сторону Первомайска, который к этому времени уже был занят немцами. Кавалеристы получили задачу прикрыть фланг Восемнадцатой армии от противника, наступавшего вдоль Южного Буга с севера, не дать ему захватить Вознесенск и ударить на Николаев. Девятая кавалерийская дивизия начала выдвигаться через мост у Вознесенска на левый (восточный) берег Южного Буга. В передовом отряде у неё двигался Семьдесят второй Краснознамённый кавалерийский полк. Мистика или случайное совпадение, но ожидаемые казаками неприятности в этот день сбылись…
Полк шёл без предварительной разведки. Он благополучно переправился и, не доходя до назначенного ему рубежа обороны, встретил передовую роту противника, двигавшуюся на мотоциклах. Новый командир полка разведку принял за передовое подразделение и, стремясь взять инициативу в свои руки, с ходу начал фронтальную конную атаку, чтобы сразу же ошеломить и опрокинуть немцев. Обычно такая тактика срабатывала. Однако в этот раз сразу за мотоциклистами-разведчиками двигались главные силы Шестнадцатой танковой дивизии вермахта, развёртывавшиеся для атаки и захвата моста через Южный Буг. Немцы встретили кавалерию плотным артиллерийским и пулемётным огнём. Силы были несопоставимы, атака была сорвана, кавалерийский полк рассеян.
В этом тяжёлом и скоротечном бою пришлось взяться за оружие и врачу полка. На марше передвижной медпункт вместе с повозками для эвакуации раненых двигался непосредственно за боевыми эскадронами. Михаил смотрел на знакомые места и в воспоминаниях уносился в год прошлый. Вспоминал, как в санатории его лечила грязями красивая девушка Яна, с которой он с таким удовольствием целовался. С ней было интересно разговаривать и обсуждать любую тему. Где она сейчас? Получилось ли у неё поступить в институт? А может мобилизовали, и воюет она где-то здесь, рядом.
Вознесенск, который они собирались оборонять, навеял неприятные воспоминания о том, как его, чересчур доверчивого к любому человеку в форме, опоили и обобрали переодетые грабители. Позорные моменты жизни лучше всего забыть раз и навсегда. Но как забудешь симпатичную курносенькую девочку Валю, активно помогавшую ему в той неприятной ситуации? Совсем ещё подросток, но сколько в ней энергии и упорства, как активно отстаивала она его в милиции. Сколько в ней женского сострадания и благородства, так близко к сердцу приняла она его неприятности и всею душой желала ему помочь. Где сейчас эта помощница? Успела ли эвакуироваться? Кажется, так давно была эта мирная и, несмотря на все неприятности, счастливая жизнь! Теперь в виноградниках, куда уголовники выбросили его в одних трусах, идут бои.
Воспоминания прервали затрещавшие впереди выстрелы, послышались громкие команды, отдаваемые офицерами и младшими командирами. Полк наткнулся на противника и готовился к атаке.
Михаил велел Семёну подъехать к небольшой возвышенности, на которой росло несколько чахлых кустиков, и встать под её прикрытием. Рядом пристроились повозки для эвакуации раненых. Ими руководил опытный сержант Окунев. Место было выбрано удобное. Возвышенность защищала подвижный медпункт со стороны противника, а забравшись на неё, можно было видеть всё поле, на котором развернулся и понёсся навстречу врагу кавалерийский полк.
Михаил вылез на пригорок, присел под куст, чтобы непосредственно наблюдать за лавинообразной атакой конников, но то, что он увидел, потрясло его сильнее, чем бомбёжка на льду Выборгского залива. Конники неслись на колонну мотоциклистов, пересекавших поле, и участь передового подразделения немцев была бы незавидной, если бы не одно но… Следом за мотоциклистами на противоположном конце поля показались десятки танков с чёрными крестами. Поле с атакующей кавалерией мгновенно покрылось разрывами, передние всадники, наткнувшись на плотный огонь, вместе с лошадьми начали валиться на землю, задние по инерции на них напирали, ещё больше усугубляя положение, создавая неразбериху и свалку, которую немцы непрерывно поливали свинцом… Наконец сообразив, что попали в ловушку, задние начали отворачивать в сторону и разворачивать коней назад. Оставшиеся в живых конники первого, второго и частично третьего эскадрона отвернули влево и понеслись обратно к мосту. Следом за ними в сторону моста двинулась и танковая армада немцев. Туда же отходил и пулемётный эскадрон. Тачанки, не успевшие дойти до поля боя, на полном ходу развернулись назад и вели огонь по противнику, помогая конникам оторваться от наседавшего врага.
Четвёртый эскадрон, пострадавший меньше остальных, уклонился вправо, нырнул в лощину и стал уходить по ней к спасительному лесу. Всадники, за которыми неслись и ошалевшие от взрывов лошади без седоков, скрылись от прямого огня в лощине, но их кинулись преследовать три мотоцикла, на каждом был закреплён станковый пулемёт. Михаил мгновенно сообразил: если немецкие мотоциклисты выедут на край лощины, то конники будут видны как на ладони и эскадрон может полностью погибнуть. Этого допустить нельзя.
Он начал действовать. Спрыгнул с косогора к санитарам, которые только начали соображать, что бой пошёл как-то не так, и крикнул:
- Семён, быстро доставай трофейный пулемёт!
После чего отдал распоряжение сержанту:
- Окунев, полк отступает, если хотите остаться живыми, гоните что есть мочи за четвёртым эскадроном. Я вас прикрою!
Схватил из рук подбежавшего Семёна пулемёт и уже не приказал, а попросил того:
- Сёма, подожди меня чуток… Если уж подстрелят, тогда гони без меня.
Повозки быстро погнали за отходившим эскадроном, а Михаил выволок пулемёт на пригорок и изготовился к стрельбе. Семён не мог бросить друга одного, взял карабин, тоже выбрался наверх и залёг сбоку и чуть сзади от своего начальника. Михаил успел вовремя. Положение у него было удобным: он находился сбоку и немного сзади от немецких мотоциклов, которые один за другим выдвигались вправо на край лощины. Немцы были недалеко, но, увлёкшись погоней за конниками, Михаила они не видели.
Он прицелился по последнему мотоциклу и дал две коротких очереди. Мотоцикл завалился на бок. Подаренный Григорием "машинен гевер" работал по соотечественникам вполне исправно. Два других мотоцикла в пылу погони не заметили потери и продолжали движение. Михаил перенёс огонь на второй мотоцикл и, словно в тире, расстрелял его. С первого мотоцикла, который выехал уже на край лощины и открыл огонь по отступавшим всадникам, с запозданием заметили опасность. Водитель начал разворачивать мотоцикл лицом к стрелку, но длинная очередь, пущенная Михаилом на секунду раньше, отправила весь экипаж следом за первым и вторым.
Михаил быстро оценил обстановку. Три мотоцикла – это разведка. Следом показалась целая колонна мотоциклов, двигавшихся в их сторону. Теперь кавалеристам они были не страшны, те ускакали на безопасное расстояние: передние уже достигли опушки леса. Преследовать их на мотоциклах по пересечённой местности немцы не рискнут. Самое время уносить ноги. Он торопливо схватил пулемёт, скатился с пригорка, запрыгнул в повозку и крикнул:
- Семён, гони быстрее в лес! Три передовых мотоцикла я завалил, надо успеть, пока другие не подъехали!
Семён, успевший за бой сделать всего два выстрела, скатился с пригорка секундой раньше Михаила. Он видел обстановку своими глазами, поэтому подгонять его было не нужно, не глядя на многочисленные ухабы и рытвины, он погнал лошадей. Звёздочка и Ласточка, будто понимая людей и всю серьёзность ситуации, неслись во весь опор без особых понуканий. Когда мотоциклы подъехали к пригорку, повозка уже была в спасительном лесу.
Война без поражений не бывает. Вчера ещё радовавшийся своим победам полк, получивший первую боевую награду – орден Красной Звезды, за каких-то полчаса потерял больше людей, чем за предыдущий месяц войны. И только быстроногие кони спасли оставшихся в живых седоков от верной гибели, а полк – от полного разгрома. Михаил прикрыл отход и спас в этом бою четвёртый эскадрон. Три немецких пулемётчика и шесть автоматчиков могли выкосить оставшихся в эскадроне конников подчистую.
Между тем бой продолжался. Танковая дивизия немцев сходу захватила мост и отбросила Девятую кавалерийскую дивизию от переправы на юг. Кавалеристы вынуждены были перейти к обороне. В дальнейшем, искусно маневрируя артиллерийским дивизионом, они сумели сжечь несколько танков противника и заставили того остановить наступление. С потерей моста Второй кавалерийский корпус оказался разделённым рекой на две части. Одна дивизия находилась на восточном, другая, с остатками Восемнадцатой армии, – на западном берегу Южного Буга. Разделён был и Семьдесят второй полк. Четвёртый эскадрон, к которому примкнул Михаил с санитарами, временно перешёл в подчинение Пятой кавалерийской дивизии.
Немцы в ходе боя тоже понесли потери, поэтому развития их наступления на юг не последовало. Белов воспользовался этой паузой. Девятого августа корпусными сапёрами в районе Новой Одессы был наведён наплавной мост. По нему Девятая кавалерийская дивизия переправилась на восточный берег Южного Буга и рядом с Пятой дивизией перешла к обороне, сдерживая танковые атаки противника с севера и не допуская его прорыва на Николаев. По мосту кавалеристов переправились и изрядно потрёпанные части Восемнадцатой армии, у которой своих переправочных средств уже не осталось. Когда противник на западном берегу начал наступление, рассчитывая прижать армию к реке и уничтожить, было уже поздно.
э
Краснознамённый Семьдесят второй кавалерийский полк тоже собрался воедино, но требовал существенного доукомплектования. Потери были большими. Между тем слух о геройском подвиге фельдшера, прикрывшего отход эскадрона, с лёгкой подачи Семёна уже разнёсся по дивизии. Едва Михаил вернулся в расположение полка, к нему прибежал Григорий Люшня, которому повезло необычайно. Во время конной атаки он чудом уцелел, не получив даже царапины.
- Мишка, бросай все дела! Тебя в штаб полка вызывают, сам комкор к нам пожаловал.
Михаил этому известию не обрадовался. Командир корпуса с подчинёнными был строг, но редко действовал через головы командиров и вызывал к себе на ковёр в исключительных случаях. Михаил лихорадочно начал приводить в порядок форму, попутно соображая, в чём мог провиниться:
- Гриша, ты в курсе всех дел в полку, не знаешь, зачем вызывает?
Григорий легковесно отговорился:
- Не, не знаю. Для того, чтобы похвалить, комкор вызывает редко… Он же генерал… Мало ли за что отстругать может!
- Спасибо, утешил.
Григорий почувствовал тревогу друга и кинулся его успокаивать:
- Да брось ты переживать! Шут с ним с генералом! Главное – мы в этой мясорубке уцелели! Мне Семён рассказал, как ты пострелял мотоциклистов! Я же говорил тебе: пригодится трофей! Отомстил частично за наших… Комэск в первых рядах в атаку шёл… Убит наповал!.. Засранцы гитлеровские всех офицеров в эскадроне выкосили!..
Михаил закончил приготовления и решительно сказал:
- Ну, Гриша, пожелай ни пуха ни пера… Будь что будет! Я пошёл!
В штабной палатке командир полка и командир корпуса сидели вдвоём. Михаил чётко, по форме доложил о прибытии и замер в тревожном ожидании. Подполковник Баумштейн выглядел не лучшим образом, видно, отругал его генерал сильно, но гроза уже миновала, и комкор разговаривал мирно. Он улыбнулся своей открытой и приветливой улыбкой и запросто, как будто они были знакомы много лет, обратился к Михаилу:
- Мне доложили, сержант, что ты прикрывал отход боевых эскадронов во время боя, расскажи-ка, что ты во время боя наблюдал.
Михаил успокоился. До сего дня он видел командира корпуса только издали. Вблизи генерал оказался не таким страшным, каким его рисовали солдатская молва и воображение. Да и улыбка генерала вызывала полное доверие. Он подробно и обстоятельно рассказал всё, что видел на поле боя и как действовал сам. Видимо, рассказ полкового врача полностью совпал с тем, о чём генералу уже доложили, и он похвалил подчинённого:
- Молодец, сержант! Не растерялся, не удрал следом за эскадроном, а прикрыл его отход и сам при этом живой остался! Вот так надо воевать, командир полка, грамотно и со смекалкой! Тогда бежать с поля боя не мы будем, а враг!
Командир полка, которому напомнили о его главной ошибке, с виноватым видом ответил:
- Так точно, товарищ генерал, грамотно и со смекалкой. Впредь без предварительной разведки в бой соваться не буду.
- Ты уж постарайся, подполковник. Тебе люди доверены – профессиональные кавалеристы, и подставлять их понапрасну под пули врага ты не имеешь права. У тебя Краснознамённый полк. Даже доктор вон уничтожил девятерых фашистов. Где научился так хорошо стрелять, Алексеев?
- Начал ещё в медучилище, товарищ генерал… В городских соревнованиях участвовал… И на Финской хорошие учителя были!
Командир корпуса ещё раз похвалил Михаила и отдал командиру полка распоряжение:
- Представить сержанта Алексеева к награде!
- Есть представить к награде, товарищ генерал!
- Да, ты говорил: некого назначить командиром второго эскадрона. Чем тебе не кандидат? Сержанта Алексеева и поставь!
Брови Баумштейна изумлённо поползли вверх:
- Сержанта-фельдшера?! Командиром боевого эскадрона?!
- Ну, знаешь, звания – дело наживное. А боевой опыт и смекалку никто не отменял… Да и выбора у тебя особого нет. Справишься с новой должностью, Алексеев?
Михаил таким поворотом событий был изумлён не меньше командира полка. Ответил не совсем уверенно:
- Попытаюсь справиться, товарищ генерал… Но как же медпункт? Больные и раненые?
Генерал уже считал вопрос решённым.
- Придётся временно совмещать две должности. Как только придёт полноценное пополнение – вернёшься к исполнению своих основных обязанностей.
Благодаря Семёну и сержанту Окуневу полк уже в подробностях знал, что отход, а точнее, стремительное бегство конников, лично прикрывал врач полка, уничтоживший в бою три мотоциклетных экипажа немцев. Геройский поступок способствовал тому, что авторитет врача в глазах казаков сильно вырос. И когда фельдшера временно назначили командиром боевого эскадрона, большая часть личного состава восприняла это как должное. Недовольные, конечно, были, особенно из числа младших командиров, но они ворчали недолго, понимая: кандидат подходящий, да и назначение это временное. Пришлось Михаилу совмещать две должности и крутиться словно белка в колесе, разрываясь между эскадроном и больными и ранеными. К счастью, именно во втором эскадроне служил Григорий Люшня, который активно Михаилу помогал, выполняя все его поручения. Оба давно забыли былые распри: война окончательно и бесповоротно их сдружила.
Линия фронта откатывалась всё дальше на восток, и кавалерийский корпус получил новую задачу: прикрыть город Кривой Рог со стороны села Новый Буг, в котором двенадцатого августа произошёл короткий, но удачный для Пятой кавалерийской дивизии встречный бой. Конники внезапно атаковали с трёх сторон большую колонну немцев из Первой танковой группы Клейста, сильно растянувшуюся на марше после проливного дождя, и за полчаса полностью уничтожили её. Особенно хорошо поработала артиллерия дивизии. Десятки сгоревших танков, грузовиков, мотоциклов. Сотни прославившихся в Европе солдат и офицеров вермахта остались лежать в знаменитом украинском чернозёме. Девятая кавалерийская дивизия в это время перешла к обороне и отразила несколько попыток прорыва немцев к городу. К счастью для Михаила их недоукомплектованный полк находился в резерве и в этих боях не участвовал.
После боёв в районе села Новый Буг Второй кавалерийский корпус получил приказ переправиться через Днепр и был выведен в резерв фронта. Здесь части корпуса наконец-то пополнились старыми опытными кавалеристами из Николаевской области. Михаил сдал эскадрон новому командиру и вернулся к исполнению обязанностей врача полка.
Слава об успешных действиях Второго кавалерийского корпуса бежала впереди и достигла Ставки. И потому в середине сентября соединение было переброшено на новое стратегическое направление. К исходу третьего месяца войны сильно ухудшилась обстановка на Юго-Западном фронте. Противник рвался к Киеву и танковыми дивизиями взял в клещи всю Киевскую группировку войск фронта. Второй кавалерийский корпус по приказу Ставки Верховного Главнокомандования экстренно был выведен из подчинения Южного фронта и перешёл в подчинение командующего Юго-Западным фронтом. Корпус совершил марш протяжённостью 400 километров через Полтаву под непрекращающимися обстрелами и бомбёжками немецких самолётов и сосредоточился близ города Ромны. В этом героическом переходе снова человека выручала лошадь: друг конника, безотказный транспорт, тепло и, как это ни кощунственно звучит, еда…
Из-за постоянных бомбёжек Михаил не оставался без работы и на марше. И только в часы, когда не было налётов, появлялась возможность собраться с силами и на ходу передохнуть. Сидя в санитарной повозке, нагруженной медикаментами и имуществом, Михаил смотрел на измученных беженцев, обречённо бредущих от войны, встречался взглядом с тоскливыми глазами женщин, детей, стариков, которым некуда было бежать с родной земли, видел в их глазах осуждение и один и тот же вопрос: "Куда же вы? У вас есть всё, чтобы воевать и сражаться: оружие, кони, продовольствие, а вы отступаете, оставляете свою землю и нас на поругание врагу"…
"Вернёмся, мы обязательно вернёмся", – словно заклинание твердил Михаил, но в его уставшей душе всё меньше оставалось веры в то, что возвращение это будет скорым. Не только потому, что у Красной Армии пока не хватало сил, чтобы остановить наступление врага. А, скорее, из-за того, что многие, начали терять веру в победу. Были среди них и те, кто откровенно радовался приходу немцев.
Михаил вспомнил случай, произошедший на Днестре, где они держали оборону. Высокого седоволосого старика с молодыми, ясными и живыми глазами… Увидев его глаза, Михаил тогда подумал: "Только у чистого и честного человека могут быть такие глаза". Как оказалось, одних глаз для оценки души человека недостаточно.
Они искали место для постоя и подъехали к его подворью, чтобы начать переговоры. Старик сам вышел к ним на дорогу и сразу повёл себя агрессивно. Говорил, как и многие в этих краях, на какой-то смеси русских и украинских слов:
- Нет у меня места для вас, ехайте мимо. А лучше сразу тикайте далей в свою Московию.
Михаил впервые столкнулся с человеком, который открыто высказывал враждебность. Столько в голосе старика было неприязни и ненависти, что он растерялся и не знал, что ответить. Семён отреагировал быстрее и возмутился:
- Мы не тикаем, а держим здесь оборону, а ты отказываешь нам в помощи? Ты что, пособник врага?!
Лицо старика передёрнула кривая усмешка:
- Тикаете, тикаете… Як гарно пели: "Красная Армия усих сильней!", а як до дила дошло, драпаете от немчиков, тильки пыль стоит!
- Мы ещё вернёмся! – наконец выдавил из себя Михаил. Что он ещё мог сказать? По большому счёту этот пожилой человек был прав: армия по всему фронту отступает. А тот в ответ снова ухмыльнулся недоброй улыбкой и с вызовом, уже почти без всякого акцента ответил:
- Не вернётесь… Не одолеть вам немца. Он сильнее вас, и порядка у него больше!
Лучше на него работать, чем на вашу нищую совдепию.
Страсти накалились. Семён не выдержал и закричал на старика:
- Да ты, дед, враг! Не боишься, что мы тебя особисту сдадим или шлёпнем как предателя по законам военного времени!
- Не боюсь. Вы и так уже дюже постреляли, без вас будет лучше…
Неизвестно, чем бы закончилась их перепалка, но в это время в небе
внезапно появился немецкий истребитель, вылетевший на свободную охоту. Автомобили и повозки с красными крестами для немецких асов были целью номер один. Немцы цинично и не без основания полагали, что раненый солдат, после излечения вернувшийся в строй, гораздо опаснее необстрелянного солдата, поэтому добивали раненых при первой возможности. Мессершмидт дал очередь, но секундой раньше Степан хлестанул лошадей, они дёрнули повозку в боковой проулок, и пули прошли мимо лошадей, лишь в трёх местах зацепили повозку. Самолёт с рёвом пронёсся над ними и улетел. Михаил огляделся, увидел старика, лежавшего на обочине дороги, и направился к нему. Старик был мёртв. Прямое попадание в грудь не оставило ему шансов. Большие ясные глаза были открыты и смотрели в небо, но в них уже не было жизни, они больше не отражали мир. Михаил молча прикрыл ему глаза. Подошедший Семён, продолжая незаконченный спор, подвёл итог:
- Эх, дед! Не дождался ты своих "освободителей"… Не разобрался немецкий ас, кто есть кто, и убил своего союзника…
На что Михаил грубо, но справедливо заметил:
- Для этого аса все мы – плесень! Люди низшей расы, которые подлежат истреблению. Старик сам бы это понял, если бы жив остался!
…Девятнадцатого сентября, в день, когда был оставлен Киев, Второй кавалерийский корпус совместно со стрелковой дивизией начал запоздалое наступление в районе города Ромны с целью пробить брешь в кольце вражеских сил. Противостояли ему крупные силы Второй танковой группы Гудериана. Прорвать немецкое кольцо окружения и разорвать "танковый кулак" не удалось – силы были слишком не равны. В городе Ромны произошёл жестокий бой, и под натиском свежей танковой дивизии кавалеристы были вынуждены оставить город и отойти на северо-восток… Но всё же в последующие дни "быстроногому Гейнцу", так называл своего любимчика Гитлер, беловцы изрядно потрепали нервы. Корпус после боя в городе Ромны быстро восстановился и совместно с мотострелковой дивизией полковника Лизюкова нанёс удар по Штеповке, которая располагалась в узле дорог. Немцы дрогнули и побежали. Разразившийся проливной дождь в очередной раз помог конникам. Машины буксовали, на дорогах у отступавших немцев образовались пробки, по ним непрерывно вела огонь передвигавшаяся на конной тяге артиллерия, их косили станковые пулемёты с тачанок. В начале октября разгорелись бои за Штеповку, уже занятую противником. Кавалеристы, поддержанные танковым батальоном, прорвали оборону и первого октября Штеповку освободили. После боя двинулись дальше. Кавалерийский корпус и мотострелковая дивизия выбили противника из двадцати населённых пунктов, в том числе освободили райцентр Аполлоновку. За пять дней гитлеровцы потеряли двадцать танков, сто пятьдесят орудий, свыше тысячи автомашин. Весь автопарк Двадцать пятой моторизованной дивизии немцев был захвачен. Но после этих удачных боёв кавалеристы по приказу командующего фронтом снова перешли к обороне.
Подводя с командным составом корпуса итоги, Белов с пафосом и особой гордостью за своих конников говорил:
- Вы знаете, кого вы сегодня побили?! Одно из лучших соединений Гудериана! Вы убедили всех, и самих немцев в том числе, что "непобедимых" можно бить! Вы видели, как они от вас драпали, как сдавались в плен, а восемь тысяч их остались лежать в этой земле навсегда! Те, кто победно маршировал по площадям Варшавы и на Елисейских полях, закончили свой бесславный путь на Советской Украине. И это только начало! Будет, обязательно будет и на нашей улице праздник!
В конце октября корпус был выведен в резерв. После небольшой передышки – снова бои, теперь уже под Харьковом. Кавалеристы непрерывно ведут арьергардные бои, давая возможность выйти из-под удара немцев отступающим частям, спасая артиллерию и обозы, застрявшие в грязи. Всё лето хорошо механизированные части немцев имели преимущество манёвра над пехотой Красной Армии. Осенние дожди лишили германские войска этого преимущества, и наступательный порыв ближе к зиме у них начал ослабевать. Их наступление замедлилось. Фронт постепенно начал стабилизироваться. И только под Москвой гитлеровцы шли ва-банк. Они собрали сюда главные силы, намереваясь дожать русских и до наступления зимы захватить город. История войн авантюристов ничему не учит. Подобно просчитавшемуся в своё время Наполеону, Гитлер рассчитывал, что после падения столицы противник запросит мира и капитулирует. Такое было возможно в Европе, весь ход войны подтверждал это, но оно оказалось невозможным в России. Народы Советского Союза уже поняли: фашисты ведут войну на уничтожение, и поэтому никакого особого выбора у советских людей не оставалось: либо они нас, либо мы их.
Для защиты столицы Ставка Верховного Главнокомандования не только подтягивала резервы из глубины страны, но и срочно собирала с других фронтов лучшие части. Двадцать восьмого октября Второй кавалерийский корпус был выведен в резерв Юго-Западного фронта, где получил новый приказ, который командующий фронтом лично передал генералу Белову:
- Под Москвой создалась критическая ситуация. По личному распоряжению Сталина Второму кавалерийскому корпусу приказано совершить марш и сосредоточиться под Серпуховым.
В начале ноября корпус был переведён в состав Западного фронта и по железной дороге переброшен под Москву. Так, отступая от пограничного Прута с постоянными боями, Михаил вместе со своим полком попал в эпицентр главной схватки. Здесь судьба наметила ему новый поворот.