Волк бежал по насту дороги, проложенной к деревне и иногда принюхивался к ней, будто стараясь почувствовать, почему его так тянет к человеческому жилью.
В этом захолустье гостили двое, они приехали на машине еще засветло. Не были они охотниками, желающими побить зайца по первому снегу. А просто два уставших от городской беготни человека, мужчина и женщина. Их связывала многолетняя дружба. Те искорки любви, которые вспыхивали при первых встречах, давно угасли. Но что-то их связывало. Она искала в нем надежную опору в жизни. А ему было просто легко делиться с ней своими проблемами. Может, это и называется дружбой.
Печка была уже растоплена в доме приготовленными с осени дровишками. Холод отступил, и только его тени изредка копошились по углам небольшого двухкомнатного дома.
Сюда хозяин обычно приезжал по осени с семьей. Отдохнуть. Походить по грибы в ближайший лес. Зимой он сюда не приезжал. А вот так получилось сейчас.
Волк приблизился к ограде, за которой в окне призывно мерцал свет.
Присел на снег, прислушиваясь к окружающему миру. Но в опустевшей давно деревеньке не было даже собак.
Волк лежал и старался понять, что же скрывает этот дом – угрозу или покой.
Ему непонятна была логика людей, скрывавшихся таким образом от других людей.
Может, поэтому его так тянуло к этому месту – из волчьего любопытства. Дикость его давно уже превозмогалась вот этим странным желанием – побыть поближе к людям. Может, потому что волк был одиночкой? В этих местах не осталось волков. Кого убили люди. Кто ушел в другие места. А этот старый волк остался – как охранник этого леса.
Им было хорошо вдвоем. Окружающий мир напоминал о себе только потрескиванием поленьев в каменной печке. Жар от печи помогал им найти уют в объятиях друг друга. Наступившая ночь все не приносила сна. Может, полнолуние так действовало на людей?
Волк ушел уже под утро. Остались лишь его следы. Он так и не нарушил покой непонятного ему людского счастья.
Поутру они с интересом смотрели на крупные следы, уходящие от окна в сторону темнеющего зимнего леса.
– Гляди-ка, собака к нам приходила, – улыбнувшись и запахнув шубку, сказала она.
Он заботливо обнял ее и промолчал. Волчьи следы напомнили ему о той жизни, которая ждала их обоих.
Яблони в белых цветах
В последнее время, может в силу моего болезненного состояния, а может само время такое, часто мои воспоминания о реальных картинках жизни, как бы приклеиваются к моим фантазиям. У меня есть отличная фотография, свадебная, - мы стоим на взгорье, река внизу, привольные заливные луга. Это место особенное в моей памяти с тех пор. Жена такая юная, в белом подвенечном платье. Сколько же надежд кануло в эту реку нашей жизни. Сколько было боли! А та картина моей жизни, в день свадьбы, и сейчас передо мной, будто тогда я был иной и жил в ином мире...Испытывала ли ты такое, моя милая девочка? Как ты чувствовала тогда, в те минуты своего счастья, сколько было в тебе мечтательности? Я даже представляю, очень явственно, какая ты была прекрасная! Видимо и фото есть такое у тебя, - и может иногда ты смотришь на него. Это как талисман счастья. Береги его.
Последние поцелуи
Девушка была в сером скромном платье, похожая на студентку, c огромными карими глазами, глядящими на этот мир КПЗ как на что-то из другой жизни. Она была спокойна, и в этой уверенности тоже всё было необычно, такой покой присущ обычно опытным арестантам, но откуда такой опыт может быть у неё. Колесов с любопытством глядел на девушку – их вместе этапировали в следственный изолятор.
- Как зовут тебя?
- Валя, Валентина.
- Валя – Валентинка, голубые глазки, - нараспев продекламировал мужик в потрёпанной одежде, тоже этапируемый в тюрьму.
Колесов очень внимательно поглядел на него, и тот замолчал.
В коридоре КПЗ появился прапорщик, за ним другой – конвой.
- Поедите, как господа, автозак сломался, в автобусе, - произнёс один из конвойных, обращаясь к женщине средних лет, зябко ёжившейся в коридоре, хотя не было и холодно в нём.
Этапируемых вывели во внутренний двор отделения милиции. Было раннее утро. Пели птицы. Было лето…
И впрямь подъехал автобус, и арестованные люди зашли в него – мужчин поместили позади автобуса, на лавке. Она была отгорожена от остального автобуса железной перегородкой, на которую тут же как только мужчины разместились на своём месте, конвойный навесил замок, и замкнул замок ключом, что-то при этом припевая. Женщины уселись на обычные места.
Колесов повеселел – приятно было вот так отдохнуть, без тесного воронка, сразу же напоминающего о тюрьме. И впрямь что-то необычное было в это утро…
Валентина сидела на предпоследнем сидении, позади её было только одно сидение, а уже дальше расстояние было для отделения где находились мужчины отгороженные от остального автобуса.
Их взгляды встретились – Колесова и девушки. Что было в этом перегляде? Порушенная молодость!
Конвойные разместились на передних сиденьях, о чём-то переговаривались, изредко только глядели на этапируемых – всё было как-то почти по домашнему, только автоматы у конвоя говорили о другом.
Автобус тронулся по просыпающемуся городку.
Эта мысль пришла Колесову как-то неожиданно, и он сказал:
- Валюш, иди поближе!
Девушка настороженно поглядела вначале на него, потом на конвойных, и пересела на последнее сидение, рядом положила свой дорожный мешок. Воодушевлённый Колесов тихо произнёс:
- Давай поцелуемся, когда ещё доведётся!
Колесов был в наручниках, причём наручник у него был на одной руке, а второй наручник был пристёгнут к руке того самого человека в потрёпанной одежде, который в коридоре КПЗ пытался подтрунивать над Валентиной. Сейчас он молчал, и точно завороженный глядел на происходящее. Колесов невольно потянул и его к перегородке, когда приблизил своё лицо к ней, и Валентина даже закрыв глаза тоже коснулась холодной перегородки своим лицом – и они жадно поцеловались. Они целовались раз за разом, и казалось ничто не могло их остановить – поцелуи были жадные, страстные…
Доехали до железнодорожного вокзала. Этапируемых высадили в укромном уголке - ждали состав. Наконец вдали показался приближающийся состав пассажирского поезда – промелькнули мимо вагоны, и вот последний – столыпинский – для арестованных…
И поглядел Колесов на Валентину – уже передала она ему свой домашний адрес написанный на клочке бумаги химическим карандашом ею – ещё в автобусе.
Она тоже смотрела на него пристально, серьёзно , точно запоминая его на всю жизнь. И на её бледных щеках остались красноватые отметины от перегородки, к которой она приближала своё лицо при поцелуях…
- Не унывай! – горячо прошептал Колесов.
Валентина улыбнулась, она тоже поддерживала его этой улыбкой.
Состав остановился. Этапируемые вошли в вагон, точно в преисподнюю – солдаты из конвоя отдавали команды. Начальник конвоя бравый лейтенант взял кипу документов сопроводительных от прапорщика – из конвоя – который препроводил арестованных из отделения милиции. Прошло несколько минут, и состав тронулся, дальше , по своему длинному пути, уходя от этого сонного полустанка.
Колесов был уже в отделении плацкарта отгороженном от центрального прохода решётками, и мог видеть только кусочек летнего неба через внешнее окно вагона. Небо было безоблачным, и чистым, как поцелуй искренний девушки. Колесов всё не мог настроиться на тюремный лад – всё вспоминал лицо приблизившееся к нему девушки, жаркие её губы, улыбку… Он так благодарен был ей в эти минуты за ту смелость, за те поцелуи её…