Надежда Константиновна уехала по делам в провинцию. Владимир Ильич со слезами проводив жену до вагона моментально преобразился. Сменил привычное кепи на котелок, нацепил пенсне и, вооружившись тросточкой, пошёл по Тверской в сторону памятника солнца русской поэзии Пушкина. Шёл Ильич и радовался - эвон как Москва преобразилась!
Заглянул в кабачок, откушал стопку водочки, закусил бутербродом. Дальше пошёл - и снова - стопка-бутерброд... Пока добрался до Пушкина - был прилично подшофе. Присел на лавку отдохнуть и уснул...
Проснулся уже без котелка, тросточки, пенсне и даже без обуви. Натуральный босяк. Пристал милиционер - чего это вы, гражданин, босой? Документики имеются?
Сунул руку в карман Ильич - а там ветер. - Были (кричит) были документики, да сплыли! А Вы, товарищ, где были?
Улыбнулся милиционер Владимиру Ильичу светлой улыбкой советского милиционера и молвил ласково - Пройдёмте.
Прошли. Разобрались. Извинились. Выдали вождю пару сапог и фуражку - лысину прикрыть. Выделили автомобиль. Препроводили в Кремль. А Ильич с той поры захандрил. И дело было не в документах пропавших, не в деньгах и шмотье, а в чувствах. Верил Ленин, что изменил этот мир к лучшему, а он каким был, таким и остался. Даже хуже стал. При цаге, думал вождь, я сколько газ на явках спал - никогда ничего не пъёпадало, а тут вот - до носок газули... Контга!