https://youtu.be/36mEbxoMZa8
Жадно набросился на только что вышедшею книгу Михаил Шемякин. «Моя жизнь до изгнания». Могу сравнить по степени безостановочного чтения только с книгами моего детства. Майн Ридом, Конан Дойлем и Жюль Верном. Это захватывающие дух приключения. Хочется проглотить ее целиком. Причем не кусками и не разжевывая. И задохнуться от счастья.
Вышла книга в декабре, 3 декабря была представлена самим автором на ярмарке интеллектуальной литературы. Михаил Шемякин в Москве, Михаил Шемякин в Петербурге. Он с нами. И уверяю вас, один Шемякин стоит всех релокантов, репликантов, эмигрантов вместе взятых.
Книги мне не хватило. Книги все были раскуплены в течении нескольких часов. Как же я ее прочитал, возможно спросите вы. А это было непросто! Это еще один приключенческий рассказ.
Я подглядел, что книга досталась одному моему знакомому и я неким хитрым маневром оказался у него дома и расслабив внимание алкоголем, выпросил ее у него на новогодние праздники. После Рождества надо отдавать. К счастью, Новый Год я не отмечаю, и времени, чтобы прочитать оказалось достаточно.
Чтение с погружением, с переходом в иной мир, в иное время, в иной год, давно такого не испытывал.
Я предполагал, что Шемякин, конечно, будет рассказывать о богеме, о круге Ленинградских авангардистов. Пьянках и дебошах. О фарцовщиках и спекулянтах, о дипломатах, скупающих абстракции советских нонконформистов. Ну, все в стиле вали Воробьева. Ну, нет, и это удивительно, ничего подобного в книге нет. Никакой клубнички, ничего сладенького. Это книга о выживании, во враждебном окружении. О жизни, полной трудов. И к удивлению своему, я обнаружил, что все, через что прошел Шемякин мне очень хорошо знакомо по моей собственной жизни.
Изгнание из учебного заведения, дурдом, Сухуми и абхазские горы, пещеры с отшельниками, Псковско-Печерский монастырь, работа дворником и такелажником в Эрмитаже… Я, конечно, не работал в Эрмитаже, но работал такелажником (монтировщиком) в театрах… Все буквально до мелочей оказалось мне знакомым, и я могу подтвердить, как мерзнут руки от лома, (странно, конечно, почему Михаил не поддевал перчатки под рукавицы и у него руки покрывались ссадинами и трещинами) и запахи дурдома, и как хочется есть в пещере, и какие длинные службы в монастыре, и как поет незабываемо братский хор... Даже почитаемый православными камень у водопада, на котором была отрублена голова святого мученика Василиска в горах под Сухуми... Все описано точно и мною тоже пройдено и поцеловано.
Но как же отличались московские дурдома от питерских! Кащенко по сравнению с питерским Скворечником просто дом отдыха. Например, знаменитое 30-е отделение Кащенко, где спасались, отдыхали и лечились В. Высоцкий, И. Бродский, Л. Губанов, С. Чудаков и другие известные и безвестные гении. Венедикт Ерофеев впервые получил признание именно в этом отделении, здесь впервые были прочитаны "Москва-Петушки".
А то, что описывает Шемякин непостижимо и в это невозможно поверить. Какой-то профессор Случевский специально залечивал совершенно здоровых художников из Средней Художественной Школы при Академии Художеств, которые увлекались не тем, чем надо. Всякими Ван Гогами, Босхами и копировали не Репина, а Брейгеля. Он буквально «закалывал» их какими-то препаратами, доводя до сумасшествия. И описан совершенно уникальный метод с цветошумовыми эффектами, который отучивал от интереса к чужеродным художникам. Завертывание в мокрые простыни, сухие и мокрые "конверты", инсулиновые шоки. И другие способы пыток, издевательств, все, что мимолетно упоминал Иосиф Бродский, здесь описаны документально и подробно.
Мне кажется, профессор Случевский достоин внимания не менее, чем доктор Менделе, мы же ничего о нем не знаем. Я думал, что это вымышленный персонаж. Но из любопытства заглянул в интернет и… невероятно! Случевский Федор Измайлович (1931-1993) с 1963 главный врач больницы имени Скворцова-Степанова (Скворечник). Вполне реальный персонаж, знаменитый ученый, автор монографий, статей и прочее и прочее. У него множество учеников.
Возможно, что его методы и сейчас используются? Это вопрос…
Особенно бесценны, как мне кажется, воспоминания об отце Алипии Воронове, настоятеле Псковско-печерского монастыря. С этой стороны настоятеля мало кто знал. Он относился к Михаилу Шемякину и его другу Лёве не как к послушникам, не как к будущим монахам, а скорее как к коллегам и друзьям, потому что и сам был художником, реставратором и коллекционером.
Ну, и наконец, самая маленькая часть этой толстенной 714 страничной книги с рисунками – «Богема». Но по сравнению с тем, что уже прочитано, богема уже не кажется такой богемной, экстравагантной и эксцентричной, из ряда вон выходящей. Так, что-то серенькое и незначительное.
Конечно, пропорции и линии здесь искажены. Но искажены они в странном изгибе. Книга написана скорее в стиле сказок братьев Гримм, и дополнена гофманианой. От этого реальность ускользает и в реальность погружаешься, как в кошмар. От этого в книге перебор с фантасмагорическими существами. Самый обычный вроде бы человек наделяется ирреальными чертами и все эти черты отбрасывают инфернальный отблеск. По количеству описанных монстров книга зашкаливает. Выйдя из отделения "беспокойных" и заглянув в "буйное", автор взял всех этих сумасшедших себе в закрома и носит с собою по жизни, и не может от них избавиться. В Пещерах Абхазии он находит не подвижников веры, а дебилов. Один режет себе мошонку, другой разводит на себе клопов, третий лежит целыми днями на краю обрыва и смотрит в небо. В монастыре тоже одни придурки, включая настоятеля. Старец, например, говорит о родителях Шемякина: "Собаки"... Ну, и так далее.
Как и в его живописи, нет в книге природы. Это выглядит, как страшный ущерб восприятия мира. И нормальных людей, прямо скажем, маловато. Хотя, они безусловно, есть.
Совершенно не описана религиозная сторона жизни. Как он пришел к вере? Это пробел необъяснимый и невосполнимый. И кажется, что он не пришел к вере, а просто переступил на территорию религии, поэтому все так искажено. Я в Псковско-печерском монастыре нашел многих старцев, которых Михаил Шемякин не встретил. Зачем же в таком случае, вообще ездить по монастырям? Прозорливцы: о. Иоанн Крестьянкин, о. Адриан Кирсанов, схиигумен Савва – старцы – это сокровище монастырей. Ни эти и никакие другие старцы и схимники, кроме молчаливого схимника Николая, у которого он только поцеловал иссохшую руку, не встретились ему на пути.