Начало: http://proza.ru/2024/01/01/1338
Да постыдятся и исчезнут оклеветающии душу мою, да облекутся в студ и срам ищущии злая мне. Аз же всегда возуповаю на Тя и приложу на всяку похвалу Твою. Псалтирь (Пс.70 10:13-14)
Теперь Дэвис почти каждый день уходил на окраину Москвы, чтобы там, на берегу пруда в тени старого дуба, заниматься латинским языком с Устиньей. Иногда она уходила через калитку в лес, где собирала травы, и он сопровождал её. А потом они вместе искали эти растения в немецкой книге.
- Знаешь, - сказала она ему шёпотом, словно какую-то тайну, - я поняла одну вещь. Моя бабушка была ведуньей и лечила травами и заговорами. Так вот, заговоры не сильно помогают. Всё дело в свойствах трав. В их соке содержатся целебные вещества. А заговоры можно любые читать, какие в голову придёт, наобум.
- Да? Можно даже стихи Вергилия? – удивился Дэвис.
- Да что угодно, лишь бы ритмичное и непонятное.
Устинья рассказывала ему о своей семье, о жизни в Новгороде, а Дэвис рассказывал ей о своих путешествиях, о разных странах и людях. Ему всё больше и больше нравились её рассудительность, стремление к знаниям, ровный и спокойный характер. В какой-то момент он понял, что шрамы от оспы на лице девушки больше не кажутся ему уродливыми, напротив, без них её внешность была бы менее интересной и выразительной.
- Юстин, - спросил он как-то раз, - скажи, а зачем ты расспрашивала моих друзей обо мне? Неужели для тебя имеет значение, какого человека лечить – хорошего или плохого?
- Конечно, имеет. Хорошего человека лечить проще – он стремится жить для других людей, поэтому дольше сопротивляется смерти. Я расспрашивала твоих друзей про тебя, чтобы понять, какие они люди, как они к тебе относятся, можно ли на них положиться. Гораздо легче лечить человека, когда домашние относятся к нему с любовью. Как твои друзья относились к тебе. И несмотря на то, что ты подписал им всё, что имел, им нужен был именно ты, а не твоё имущество. И ты сопротивлялся смерти ради них на самом деле, правда ведь?
Дэвис пожал плечами, задумавшись, - Наверное, ты права. Я постоянно думал о том, что должен как-то устроить их жизнь и это меня держало.
Тем временем, лето перевалило за середину, травы пожухли от зноя, Устинья сушила их и связывала в пучки. Она уже сама довольно неплохо умела читать по латыни, но Дэвис продолжал навещать её, и она каждый раз радовалась его появлению. Но в то же время, Устинье удавалось сохранять расстояние между ними и Дэвису казалось это странным. Он пытался ненароком приблизиться к ней – она отстранялась, смущалась от его слишком прямого взгляда. Дэвис чувствовал, что приятен ей, опыт общения с девушками не мог обмануть, но эта её неприступность каждый раз сбивала его с толку.
«В конце концов, я не совсем то, о чём может мечтать девушка, – думал он про себя, - покалеченный, потрёпанный, да и лет мне уже три десятка минуло, Может быть я для неё просто забава скуки ради.» И терпеливо ждал, когда, наконец, Устинья сама решит привнести в их отношения определённость.
В один из дней, когда они сидели на пригорке в тени дуба, незаметно подкралась гроза. Ну не то, чтобы незаметно, а так бывает, что за увлекательной беседой легко упустить, что вокруг что-то внезапно изменилось. Спохватились они, когда уже потемнело, налетел сильный порыв ветра и упали первые капли дождя. Бежать до терема по открытому полю было уже поздно, да и Ульяне не хотелось так быстро покидать своего друга.
Молодые люди побежали вниз, к самому пруду, где росли кусты ракитника. Дэвис только успел накинуть на ветви свой плащ, чтобы под ним спрятаться от дождя, как вдруг небеса разверзлись и молния, прекрасная и ослепительная с шипением ударила в тот дуб, под которым они только что сидели. Грохнуло так, что под ногами вздрогнула земля. Дэвис обхватил Устинью, закрывая своим телом и она порывисто прижалась к нему, ища защиты.
Дерево вспыхнуло пламенем, но тут хлынул дождь, и оно сразу погасло, выпустив столб пара.
- Damn it, fucking way, - выругался про себя Дэвис. – Вовремя мы ушли.
- Господь хотел нас поразить, да? – Устинья всё ещё стояла, в ужасе, прижавшись к нему и Дэвис чувствовал дрожь её тела сквозь намокшую одежду.
- Господь? А… нет. Просто молния всегда прилетает в то, что стоит повыше всего остального.
- Почему?
- Потому что так с неба ближе, - объяснил Дэвис.
- Так просто? - Устинья подняла на него удивлённые глаза. С её ресниц стекали капли дождя.
Дэвис вместо ответа поцеловал её в полуоткрытые губы. Устинья поддалась и обняла его руками за шею, прижавшись ещё крепче.
- Ус-тинь-я-а! Устя-а! – перекрывая шум ливня, раздался истошный крик со стороны терема.
Она отпрянула, - Ой, это меня кличут, ну всё, прощай, я побежала.
Дэвис махнул ей рукой, Устинья метнулась прочь и скрылась за стеной дождя.
На следующий день Дэвис снова пришёл на берег пруда, в надежде, наконец, открыть Устинье своё сердце и даже возможно попросить её руки. В конце концов, отец Иероним обещал ему счастье, и Устинья вполне соответствовала пониманию этого счастья.
Однако, он прождал до вечера, а девушка так и не пришла. Не пришла она и на другой день и на третий. Сердце ныло у Дэвиса от нехорошего предчувствия. Он не находил себе места, вдруг осознав, насколько сильно привязался к своей ученице.
Ночью перебирал в уме все возможные причины её отсутствия, сердился на неё и тут же обмирал страхом от того, что с ней могло что-то случиться.
На четвёртый день Дэвис опять явился на берег пруда, твёрдо решив, что если не встретит Устинью, то пойдёт к её отцу. К его великой радости Устинья была возле пруда и судя по всему ждала его. Дэвис поспешил к ней навстречу, намереваясь выяснить, куда же она на три дня пропала, но, приблизившись, не узнал прежней Устиньи, настолько подавлена и печальна она была. Такой он ещё её не видел. К тому же, на ней был тот самый чёрный платок, в котором она сидела когда-то возле его постели.
- Что-то случилось? Ты не заболела? – осторожно спросил Дэвис.
- Нет, всё хорошо, - нехотя отвечала она.
- Тебя целых три дня не было, и я встревожился.
- Я была в монастыре. В пятнадцати верстах отсюда, – потухшим голосом отвечала Ульяна.
- На богомолье?
- Нет, я брала благословение на постриг. Завтра я уеду в монастырь насовсем.
Дэвису показалось, что свет померк в его глазах.
- Ты хочешь уйти в монастырь? – спросил он, словно чужим голосом.
- Хочу, не хочу, разве в этом дело? - с горечью ответила Устинья, - Мою младшую сестру просватали замуж, а пока старшая ходит в девках, младшую тоже никто не возьмёт.
- Постой, погоди, если всё дело в том, что тебе замуж надо выйти, то я знаю человека, который с радостью стал бы твоим мужем, - у Дэвиса заколотилось от волнения сердце.
Устинья вскинула на него свои чистые, как озёра очи – в них плескалась тоска. – А про медвежью невесту этот человек слыхал? – спросила она.
- Нет, - Дэвис растерялся, - а что это, какой-то дурацкий обряд?
- Ну раз не слыхал, пусть удержится тогда давать опрометчивые обещания, - сказала Устинья и отвернулась, пряча лицо, чтобы Дэвис не увидел её слёз. – Прощай, Давид, мне дорога только в монастырь. Тогда, в грозу, я не удержалась, прости, забудь об этом. Прощай и не приходи сюда больше! – Устинья, даже не взглянув на него, стремительно пошла, почти побежала прочь, словно боясь, что
Дэвис кинется за ней вдогонку. Но он остался стоять, будто оглушённый, провожая взглядом её понурую фигурку.
Мир в одночасье стал для него холодным, чужим и серым, как тогда, когда умерла Агафья. Надежда на счастье оказалась призрачной, и Дэвис уже было подумал, а не наведаться ли ему в татарскую слободку за чудесным зельем. Только не давали покоя слова Устиньи про «медвежью невесту». Что она имела в виду и что хотела этим сказать? Хотела, но почему-то не могла.
Дэвис видел, как тяжело ей давалось сегодня это расставание с ним, значит были какие-то причины, которые действовали против её воли и которые она не могла ему поведать.
Спросить про «медвежью невесту» он решил у Аксиньи, которая знала всё, ну или практически всё, что происходило в Москве и её окрестностях, потому что брала провизию на базаре.
- Медвежья невеста? – Аксинья задумчиво погладила свой большой живот, - Так это была история как раз после Рождества, мы ещё в Орде валандались. Один купчик решил сосватать дочь, за сына боярина Шевлюги, Гавшу. Ну купчик, конечно, тоже не из бедных. Так вот он сватов прислал – мол, у нас товар, у вас купец, то да сё, да умолчал, что девка неказиста из себя. Что-то с ней было не так. Гавша про это прознал, не будь дураком, да виду не подал. И вот собрались гости на свадьбу, столы накрыли, пир на весь мир, а тут приезжает свадебный поезд, только вместо жениха – медведь ряженый. Гости, понятное дело, врассыпную, столы попереворачивали. Вся Москва потешалась…
Дэвис треснул кулаком по столу так, что подскочили стоявшие на нём миски, - Вон оно как, Москва, значит, потешалась!!!
- Эй, ты чего? – вскинулась Аксинья, - Пришёл мрачнее тучи. Господи, эта твоя что ли и есть та самая… невеста? – догадалась она.
Дэвис понял теперь, почему Устинья ему отказала. Её семье нанесли оскорбление. Теперь каждый, кто решится взять её замуж станет объектом насмешек со стороны московской знати, да и черни. Она не захотела ставить его перед таким выбором. И единственным шансом для её сестры создать семью, был уход Устиньи в монастырь.
- Ладно, надо сходить до её папаши, как думаешь? – спросил он Аксинью.
Та пожала плечами, - Когда и что тебя останавливало, Давид? Если человек дорог, значит стоит за него бороться, ведь так?
- Так-то оно так. Ты же меня знаешь – насмешки, репутация, вот на это всё мне глубоко плевать. Рты гнилые позатыкать – для меня небольшой вопрос. Я себя боюсь, понимаешь? Вдруг будет как с Агафьей? Боролся за неё, боролся и что? Или как с Гулюсар… Что я ей принесу? Может быть ей в монастыре будет спокойней, лучше будет? Что мне делать, Акси?
Аксинья присела с ним рядом, положила руку ему на локоть, заглянула в глаза, - Послушай, если бы у меня был такой выбор – беспокойная жизнь с любимым или покой в монастыре, я бы даже не стала раздумывать.
- Правда?
- Правда. Иди, давай.И не сомневайся.
- Спасибо, родная, - Дэвис поцеловал Аксинью в висок, - Тогда пожелай мне удачи. И это ещё… Кауле ничего пока не говори. Вот его насмешек я точно не выдержу.