Панкратий Семёнович всегда мечтал о золотом зубе!
Ещё в школе, в старших классах завидовал тем взрос-
лым парням, которые в улыбке сверкали золотом во рту.
Дружок Котя перед армией щеголял стальной фиксой,
на танцплощадке ему девчонки не отказывали никогда.
— Панкрат, поставь себе фиксу золотую, и все девчата
будут твои, — подтрунивал над младшим другом Котя.
— У тебя, Константин, батя колхозом командует — и
то золотая фикса тебе не по зубам. А я — на какие шиши?
Мой за трудогроши вкалывает. Обойдусь.
Сказать-то сказал, что обойдётся, но мечта осталась.
После школы поступил в мореходное училище. Захо-
тел, как Сергей, брат Коти, учиться на моряка и приез-
жать в село летом в курсантской форме. Морская форма
с галунами! Брюки клёш, белоснежная сорочка с отлож-
ным воротником, тельняшка, мичманка! Осенью бушлат
со «слюнявчиком», прикрывающим грудь под горло,
зимой — шинель, до блеска начищенные морские пуго-
вицы! На ногах тяжёлые ботинки — «гавы»! Девчонки
любили морских курсантов, по выходным приходили на
танцы в актовый зал учебного корпуса. А иногда вечера-
ми ребята бегали на танцплощадку в парке им. Т. Г. Шев-
ченко! Там всякая одесская братия шастала, но курсан-
тов побаивались трогать. Чуть что: «Полундра! Наших
бьют!» Морской ремень с массивной медной пряжкой
наматывали на руку — и держись, шпана! Поэтому мест-
ные избегали связываться с курсантами из мореходки! В
общем, получается, морская форма как бы вытеснила из
головы Панкрата мечту о золотом зубе.
Однажды после танцев пошёл провожать девчонку, с
которой целый вечер протанцевал. Шли какими-то тём-
ными очкурами, а вокруг то с одной, то с другой стороны
свист раздавался, словно перекличка сверчков тёплым
летним вечером. Не успел сообразить, как оказались в
окружении одесской шпаны.
— Ты, фраер, чего пристал к нашей Соньке? — щу-
плый паренёк с золотой фиксой во рту подступил к Пан-
крату, поигрывая финкой в руке.
— Сеня, не видишь? Курсантик это. Проводить меня
взялся с танцев, — попыталась вступиться Соня.
— Отойди от него, шалава! Мне без разницы — кур-
сантик или залётный фраер. Неча по нашим местам
шастать. Пырну — и дело с концом! Деньги есть?
— С собой нет, в кубрике есть двадцать рублей. Мать
прислала, — нашёлся Панкрат.
— Принесёшь. Полчаса хватит. Иначе поймаем — и…
капец тебе!
— Принесу!
— Проводи его до экипажа, Сонька. Деньги возьми
и возвращайся, иначе сама знаешь, — блеснул золотой
фиксой в кривой улыбке старшой и для пущей убеди-
тельности приставил финку к горлу девушки.
Соня театрально взвизгнула, а по пути к спальному
корпусу «Экипажу» жалобно всхлипнула: «Ой, зарежут
меня! Точно зарежут, если денег не принесу». Панкрат
всё понял и вышел к Соне с тремя товарищами, каждый с
ремнём в руке. Стоявшая на другой стороне улицы Соня
тут же юркнула в тень между домами.
Дешёвый номер одесской шпаны не удался, но в душе
Панкрата оживилась мечта о золотой фиксе. Окончил
мореходку. Стал штурманом на судах дальнего плавания.
Появились деньги, но как-то они у Панкрата не задержи-
вались. Новые страны, рестораны в портовых городах,
девчата… И закрутила-завертела Панкратом жизнь мор-
ская, как в песне поётся:
Всегда теперь мы подшофе,
То в ресторане, то в кафе…
…Две безмятежные недели
В угаре пьяном пролетели.
Устали от утехи плотской.
И пустота в карманах флотских.
Ну, не совсем уж так безнадёжно и бесшабашно гу-
лял Панкрат в портовых городах, но время проводил не
зазря. Потом остепенился и женился на миловидной и
практичной Кате. Катя сразу определила, кто в доме хо-
зяин, и расставила всё по своим местам. Без одобрения
жены Панкрат себе пальто не смел купить, не то что зо-
лотую коронку установить. Как-то после продолжитель-
ного рейса в Америку он заикнулся:
— Катя, они в этой Америке свихнулись на фарфоро-
вых зубах. Так все и сверкают белозубыми улыбками.
— А что в этом плохого? Я себе тоже хочу освежить
улыбку. Прогресс! Фарфоровые от естественных не от-
личить. Хотя — нет, отличаются. Они лучше!
— А я хотел бы иметь золотой зуб. Один. Красиво! С
молодости мечтаю!
— И не вздумай. У тебя свои хорошие. Да и немодны
сейчас золотые фиксы. После войны шпана носила золо-
то в зубах. Бабка рассказывала. Тебе не надо. Не лычит
тебе!
Не «лычит»! Не идёт, значит. Панкрат расстроился и
обиделся, но промолчал. Жена тем временем продолжала:
— Панкратик, мне гинеколог посоветовал золотую
спиральку поставить. Ты не против?
— Так я в рейс ухожу на три месяца! На кой тебе спи-
ралька?
— А потом вернёшься — и что? У нас сын уже в инсти-
туте! А ты после рейса неугомонный. Доктор сказал, что
как раз три месяца и нужно, чтоб спиралька прижилась.
Пришлось Панкрату согласиться, чертыхаясь на это-
го детину-гинеколога: «Насоветовал чёрт! Верста длин-
нющая! Ему бы в порту мешки таскать, а он спиральки
ставит!.. Тьфу!»
Шло время. Панкрат служил капитаном большого
пассажирского лайнера. Однажды чуть не влюбился в
пассажирку, блондинку Ютту с золотым зубом. Кра-
сивая, весёлая, умная… И зуб золотой ей даже очень
«лычил»! Немка! Как жена догадалась, что происходит
неладное, кто знает? Но с приходом в порт капитану при-
слали замену и отправили в досрочный отпуск. А Ютта
ещё на полгода осталась на судне. Потом Панкрату до-
несли, что новый капитан во всех отношениях оказался
его сменщиком, по вечерам приглашал девушку в свою
каюту на кофе. Без кофе уснуть не мог?
Мало-помалу подошла пенсия. К тому времени сын
Артём уже жил в Вене, свою брокерскую компанию ор-
ганизовал. Обслуживание морских судов — отфрахто-
вание, обеспечение экипажами, топливом, контроль-со-
провождение ремонта… Дела у сына шли хорошо, и он
пригласил родителей погостить. Хоть Панкрат и помо-
тался по миру, бывал в разных портовых городах, мно-
гое повидал, но Вена его поразила своим великолепием:
красивые старинные дома, парки, памятники… Любил
гулять с женой по Картнештрассе, что-то сродни мо-
сковскому Арбату; любили посидеть в уютных кафе,
иногда ужинали в ресторанах. Панкрат пристрастился
к австрийскому живому пиву да к местным разносолам:
венский шницель, рыба озёрная, рёбрышки свиные,
колено копчёное («айсбан» по-немецки), а на десерт
разные штрудели, вкуснейшее мороженое. А Катя не
вылезала из магазинов, накупила разных кокетливых
шляпок и всё крутилась перед зеркалом, переспраши-
вая по несколько раз Панкрата, «лычит» ли ей? Лы-
чит, не лычит — какая разница?! Молодость и красоту
шляпками не вернёшь.
Пора было возвращаться в Москву, билеты заранее
купили, но случилось непредвиденное: у Панкрата забо-
лел зуб!
— Папа, я записал тебя к дантисту. Завтра утром пой-
дём, — объявил Артём.
— Да какой ещё дантист! Через три дня улетаем!
— Не спорь, Панкрат. Артём лучше знает. За три дня
можно зуб потерять, — подытожила Катерина.
Накаркала! Пришлось задержаться в гостях. Дантист
разворошил весь зуб. Чистил, полировал, рентгеном сни-
мал, пломбу ставил. В пятницу случилась эта катавасия.
Сделал слепок зубов и… предложил на зуб поставить зо-
лотую коронку.
— Я согласен, — поспешно сказал Панкрат, боясь, что
жена не разрешит.
К его удивлению, Катерина не стала возражать. А сын
Артём поддержал её.
Дантист широко открыл свой рот и продемонстриро-
вал, что у него во рту тоже золотые коронки, аж две.
В понедельник с утра Панкрат сидел в зубопротез-
ном кресле. Перед ним на столике покоился слепок его
зубов. И один зубик, клык с правой стороны, краси-
вый и аккуратный, сверкал осенней желтизной золота.
Панкрат смотрел на него с ликованием. Мечты-меч-
ты, где ваша сладость? «Кому написано на роду иметь
золотой зуб, тот его и будет иметь! Судьба», — думал
старый моряк.
Австрийский доктор Отто Чиз, лет пятидесяти от
роду, импозантный мужчина, довольно известный в
Вене дантист. Большой авторитет в своём деле, учё-
ный-переучёный, а в голове Панкрата почему-то крути-
лось: «… дуб зелёный, златая цепь на дубе том, и днём
и ночью кот учёный всё ходит по цепи кругом…» Кто
скажет, что мечта Панкрата о золотом зубе находилась
в ненадёжных руках? Он покорно открывал-закрывал
рот, как от него требовала китаянка, медсестра Эмми.
Кроме того, Эмми постоянно ему напоминала по-ан-
глийски — relax, relax… Расслабься, мол. Не так-то
просто расслабиться, когда жужжит бормашина, когда
дышать почти невозможно, потому что рот так широ-
ко разинут, что нос мышцами пережат, а Эмми то по-
глаживает по щеке, то мягко расправляет его плечи,
прижимая их руками. А когда Эмми наклонялась над
ним, её грудь прилаживалась к голове Панкрата — слов-
но подушка с кислородом. Мелочь, а приятно! От этих
прикосновений веяло успокоением и вселенским рас-
слаблением. Наконец дантист подхватил щипчиками
золотой зуб, поднёс его к глазам Панкрата, и тот ещё
раз полюбовался предметом мечты. Но тут же забеспо-
коился: «А если уронит?!» Но нет, всё нормально: золо-
тая коронка уже в полости рта; Панкрат чувствует, как
дантист подносит её к опломбированному зубу. Сей-
час насадит коронку на зуб — и баста! Гуляй, Панкрат!
Смейся во весь рот, и… кому надо, тот заметит золотой
зуб! Но, опять это проклятое «но»… Как я ненавижу эту
часть речи — союз! Сколько раз этот союз портил жизнь
моряка, и здесь он явно протискивается в полость рта,
чтобы испортить Панкрату праздник…
Дантист вдруг вскрикнул. Панкрат почувствовал,
как нечто скользнуло в горло. «Зуб!» — ужаснулся он
и резко вздохнул всей грудью. Какую-то секунду дли-
лась немая сцена, затем крик-гам. Герр Чиз и подбе-
жавший его сын и помощник Михаэль подняли Пан-
крата с кресла, наклонили его головой вниз и стали
постукивать по затылку. В горле першило, начался
приступ кашля и удушья. А золотой зуб исчез в утроб-
ных недрах!
— Господин Василишин, — обратился к Панкрату дан-
тист. — Золотой зуб выйдет естественным путём. Прине-
сёте его нам.
— А кто его будет искать?
— Извините, что так случилось. Первый раз за сорок
лет моей практики. Желательно зуб принести, и мы его
установим вам на место.
Панкрат представил путь, который золотому зубу
предстоит пройти, прежде чем опять попасть в руки
дантиста, подумал и заскучал. И решил, что не будет
искать его. Но поступил как раз наоборот. Искал зубик
три дня со всей аккуратностью и тщательностью. Каж-
дый день дантист звонил ему на мобильный и справ-
лялся:
— Господин Василишин, нашли зуб?
— Нет, не нашёл. Он не появлялся. Возможно, его
украли. Ведь он — золотой!
— Я заказал техникам новый зуб. Он будет готов зав-
тра. Приходите ровно в 13.00.
Дантист, видимо, смирился, что золотой зуб утерян…
ушёл, убежал, испарился! Или растворился в курсант-
ском желудке капитана Василишина. Хотя… золото не
пропадает никогда…
И зуб нашёлся, он как миленький лежал, запрятав-
шись в розовых складках лёгочной ткани. Рентгеном
обнаружили и вытащили бронхоскопом на свет божий.
Наконец-то Панкрат осуществил свою юношескую меч-
ту, золотая фикса встала на место, как будто всю жизнь
там стояла, являя стройность своей формы, размера и со-
блазняющего цвета.
После этого случая Панкрат на веки вечные зарёкся
думать о чём-то плохом. Мысли-то сбываются. Хотел зо-
лотую фиксу, думал о ней, мечтал и получил её! В самый
неподходящий момент не поверил дантисту, засомне-
вался… и капут! Мысли передаются на расстояние, вот у
дантиста и дрогнула твёрдая австрийская рука! Не дано
нам знать, чем обернутся мысли наши, посему надо гнать
прочь от себя сомнение и уныние!
Кстати, вынутый из бронхов золотой зуб Панкрат
сохранил, просверлил в нём дырочку, продел сквозь неё
тонкую золотую цепочку и повесил в спальне над кро-
ватью. Не сразу, а спустя какое-то время к нему пришло
осознание, в каком опасном положении он оказался, вся-
кое могло случиться…. Но Бог миловал… и вот он, вино-
вник его несчастий, висит над кроватью, сверкающий и
безопасный. Нельзя зуб терять из виду, нельзя: боязно и
грешно.