«Большое внимание в своей книге профессор Джемс уделяет мистическим состояниям под наркозом.
«Эфир и в особенности окись азота, в известной дозе примешанные к воздуху являются также могучими стимулами к пробуждению мистического сознания. Перед вдыхающим их точно разверзаются бездны истины одна за другою. Когда человек приходит в нормальное состояние, истина от него ускользает, и если остаётся от неё какая-нибудь формула, то для нормального рассудка она оказывается безсмысленной. Тем не менее у человека остаётся чувство, что эта формула полна глубокого значения. …»
Под действием этих газов происходит как бы подъём сознания на определённый уровень, и человек воспринимает новые знания. Когда же сознание возвращается на свой прежний уровень, то так как этот уровень находится вне зоны восприятия тех истин, то человек или нечего не помнит, или не может понять воспринятое.
На основании этих выводов Джемс пришёл к заключению,
«что наше нормальное, или как мы его называем, разумное сознание представляет лишь одну из форм сознания, причём другие, совершено от него отличные формы существуют рядом с ним, отделённые от него лишь тонкой перегородкой. Мы можем совершать наш жизненный путь, даже и не подозревая об их существовании; но как только будет применён необходимый для их пробуждения стимул, они сразу оживут для нас, представляя готовые и определённые формы духовной жизни, которые, быть может, имеют где-нибудь свою область применения. Наше представлении о мире не может быть законченным, если мы не примем во внимание этих форм сознания. И они должны помешать слишком поспешным заключениям о пределах реального»
«Вся совокупность моих знаний убеждает меня в том, что мир, составляющий содержание моего ясного сознания, есть только один из многих миров, существующих в более отдалённых областях моего сознания, и что эти миры порождают во мне опыт, имеющий огромное значение для всей моей жизни».
«Возвращаясь к моим собственным переживаниям этого рода, я должен признать, что они сводятся к особому просветленному состоянию, которому я не могу не придать мистической окраски».
«Основной чертой такого состояния является примирённость, словно две противоположные стороны мира, столкновения между которыми составляют причину всех наших внутренних бурь и неурядиц, расплавились и образовали единое целое. Они не принадлежат к одному роду, как два различных вида, но один из видов, более возвышенный, - сам становиться родом по отношению к противоположному виду и растворяет его в себе. …»
«У кого из читавших Гегеля может явиться сомнение, что его идея о совершенном Существе, поглощающем в себя всё, что вне его существует, - идея, господствующая над всей гегелевской философией, - родилась как следствие преобладания в сознании этого философа подобных мистических состояний, которые для большинства людей являются подсознательными».
«У меня есть друзья, которые верят в откровение, обусловленное наркозом. Для них оно также метафизическая интуиция, в которой мир в своих многообразных проявлениях воспринимается как бы растворившимся в Едином» (Профессор Джемс «Многообразие религиозного опыта»).
«Существует только единое, множественное теряет свою множественность, исчезает; и каждый из нас есть этот единый существующий …» (Б.П. Блед «Анестезическое откровение и сущность философии»)
Ксенос Клэрк … так же испытал такое откровение.
«Прежде всего, - пишет он, - я согласен с Блёдом, что откровение относится к области чувств (высших?)»
«Это, как говорит Блёд, единственное и совершенное прозрение, в котором мы постигаем, почему или вернее как настоящее вырастает из прошедшего и поглощается пустотой будущего …. Это непрерывное раскрытие прошедшего. Какая загадка в этом постоянном исчезновении настоящего, причём настоящее никогда не перестаёт существовать … Мы попросту заполняем яму тою же землёй, которую вырыли из неё … Обыкновенную философию можно уподобить собаке, гоняющейся за собственным хвостом. Как бы скоро она ни бежала, хвост будет всегда впереди её морды, и никогда ей не догнать его, так настоящее всегда является для нас выводом из прошедшего, и мы вечно опаздываем понять его. Но в тот момент, когда мы пробуждаемся от наркоза, когда мы так сказать, готовимся начать жить, нам дано уловить вечный процесс становления в том миге, когда движение не продолжается, но возникает. Истина заключается в том, что мы постоянно отправляемся в путешествие, которое закончилось, прежде чем мы успели въехать. И цель философии … в том, чтобы осветить наше пребывание в этом процессе … Но достигнуть этой цели в здешней жизни можно лишь тогда, когда смолкают вопросы рассудка. Вот почему мы всегда видим улыбку на лице Откровения. Она говорит нам, что мы опаздываем на полсекунды».
Мы не улавливаем (наши глаза) момента перехода от одного кадра к другому. А если создать такой прибор, который бы улавливал это, то чтобы мы увидели?
«Вы могли бы поцеловать собственные губы, говорит эта улыбка, если бы уловили эту тайну. Если бы ваши губы задержались на одно лишнее мгновение на одном месте, вы бы догнали их. Почему вы этого не умеете достигнуть?»
В своей брошюре Блёд следующим образом описывает значение анестезического откровения для жизни.
«Анестезическое откровение посвящает человека в безначальную тайну бытия, которая представляется нам неизбежным вихрем непрерывности. Неизбежным – нет для этого лучшего слова. Причина его лежит в нём самом; оно есть именно то, чем должно быть. Оно не производит ни любви, ни ненависти, ни радости, ни печали, ни добра, ни зла. Оно не знает ничего ни о начале, ни о конце, ни о целях».
«Из него нельзя почерпнуть понятия о многочисленности и многообразии вещей. Но лишь благодаря ему, человеческая история и религия озаряется глубоким чувством сущности и причины бытия» …
«Вначале это чувство кажется подавляющим по своему величию, но скоро становится таким естественным и знакомым, что вызывает вместо страха ощущение радости и безопасности, точно отныне слились с предвечным источником общего бытия. Но никакие слова не в силах выразить этой всепоглощающей уверенности человека в том, что он познаёт самую основу вещей и того первобытного удивления, какое испытал Адам перед жизнью».
Представьте, что вы можете двигаться, а всё окружающее нет. Какие чувства вы испытаете при этом?
«Каждое новое переживание этого рода сопровождается теми же ощущениями, и человек чувствует, что они не могут быть иными. В нормальном состоянии от них остаются лишь частичные отрывки воспоминаний. И тщетны старания свести их к определённой формуле; но утешением для человека может послужить здесь та мысль, что он познал первичную истину и покончил с человеческими теориями о происхождении, о внутренней ценности и предназначении человечества. И в духовной области ему не нужны больше никакие указания».
«Откровение это приносит с собой чувство полного доверия ко всему, совершающемуся с нами. Царство внутри нас. Каждый день – день Суда, но при этом мы ничего не узнаём о целях вечности, не представляем себе общей схемы целого. Астроном сокращает ряд гигантских чисел, увеличивая единицу измерения; так и мы подавляющую нас множественность вещей можем свести к тому единству, к которому стремимся»
«С презрением покинув окутанные душными и грозными облаками крепости, из-за которых ещё так недавно грохотали громы Иеговы, я как серая чайка, вздымаюсь навстречу сгущающейся ночи и безстрашным взглядом окидываю мрачные пространства. И теперь, после двадцати семи лет таких переживаний, крылья мои поседели, но мои глаза по-прежнему безстрашно смотрят вперёд, когда я снова и с большей силой, чем прежде, говорю то, что говорил прежде. Я постиг смысл существования, тот истинный центр вселенной, который одновременно приносит и восторг, и покой человеческой душе, и которому язык рассудка дал название анестезическое откровение».
Источник информации книга П.Д. Успенского «Ключ к загадкам мира» (стр. 213).