Письмо к учёной соседке
Этого не может быть, потому,
что этого не может быть никогда.
"Письмо к учёному соседу"
Автор эпиграфа: отставной урядник
Василий Семи-Булатов
Рецензент: Антоша Чехонте
«Премного уважаемая и вельми (весьма) дорогая моему сердцу соседка, Людмила Павловна, извените, что, несчастнейший из смертных, беспокоит Вас...
Знать Вы обо мне не знаете, видеть, не видели (токмо один раз), но пишет Вам, невольный соглядатай Вашей судьбы (квартира напротив). Вы не ведаете даже, как аз возвышенный до тибетских вершин удивительным чувством к Вам и, елико (насколько) возможно, отвергнутый,- тогда сброшенный хладностью Вашей на самое дно самого глубокого адова ущелья!
Всеми фибрами своей потерянной и окончательно заблудшей в дебрях людского равнодушия и эгоизма души, воспаряющей к Небесам при каждом упоминании имени Вашего сладкого, зело борзо (очень быстро) представляю Вас какой-то заморскою одалискою. Зело закутанною «в драгоценный саргонский виссон такого блестящего золотого цвета, что вся одёжа, мнилась сотканной из солнечных лучей…» (цитата).
Понеже, одинаково завлекательной и соблазнительной: аще буди - то среди неучей студиозов, а, буди – за домашней стряпнёй. И, присно (всегда), являетесь мне в чувственных фантазиях моих в прозрачной, аки скло одёже (не лицезрел, но вообразил).
То эрос глумится!
Простите мою смелось, но не похабство! Поелику (потому, что) Вас боготворю… Ведь, паки (снова) денно и нощно Вы продвигаете нашу науку и знания в жесточайшей борьбе, с расползающимися по городам и, даже вехам (весям?) разными ничтожными мракобесиями, лжеучениями и другими нехорошими излишествами – моя Богиня! (аз, грешный, долго приглядывался) – адамант Вы мой драгоценный, обожаю Вас!» Какой сумбур в голове…
Умоляю, сохраните письмо в тайне, ибо "око лукаво, завидливо".
Житие мое странное… Аз женат не был никогда, и женщин, кроме покойной маменьки, не видел и не знал, пребывая в затворе, в тайге, с самого детства. Простите мою заскорузлость и невежество в сим вопросе тонких материй, но Вы первая и единственная, кому я открываю душу…
Иммануил Ксаверьевич Кантов, 50-ти с «хвостиком» лет, мужчинка-крепыш с лицом аскета служил гардеробщиком в Межрайонной Академии новейших гуманитарных наук при ТСЖ «Пир духа» (в смысле духа пир) и подрабатывал внештатным лектором добровольно-принудительного общества «Осознание знания» - новейших продуктов «перестройки» - был вынужден остановиться и отложить ручку, т.к. на продолжение скотча, т.е. скетча или китча (совсем запутался) - банально не хватило дыхания.
Муня, как его звали домашние, был большой оригинал. С раннего детства, вслед за папенькой системно не учился ничему и никогда, тем более не посещал школу. Да и где она в глухой тайге? Отец всему и учил.
Семейство, сродни известной семьи Лыковых, «питало» самих себя источниками знаний и опыта, доставшихся от нескольких поколений затворников. Небольшая, но содержательная вифлиофика из редких (как сказали бы сейчас) книг, ранние из которых, датируемы второй половиной XVIII века в основном и сформировала мировоззренческие концепты подрастающего Иммануила.
То бишь – полная эклектика и махровая отсебятина!
Изъяснялся философ такими мудрёными «словесы» и языковыми конструкциями времени реформатора русского литературного языка Михайлы Ломоносова, что его редко кто понимал, но филологи были от него в экстазе…
Как несколько десятков человек оказались в сибирской глуши, табуированная тема и все попытки поднять её Муней-Иммануилом, тут же пресекалась родителями. Бывший затворник предполагал, что новоявленные сибиряки, это не столько староверы или сектанты (маменька веровала и очень), а осколки «бунташного осьмнадцатого века), «изверги рода человеческого» - пугачёвцы, так далеко бежавшие от Тайной канцелярии Сената и сыскной комиссии по делу Е.И.Пугачёва, что из беглецов голимых превратились в неизвестных пока первооткрывателей Сибири.
С точки зрения коллег по «Осознанию» Иммануил слыл дремучим невеждой и демагогом. Но в кругу гардеробщиков, билетёров, уборщиц и других «братьев по разуму» (некоторых местечковых ревнителей «чистоты» науки) считался абсолютным авторитетом, потому, что всё время читал и цитировал целыми листами книги, преимущественно «философического содержания» и «умственного характера», а также поэзию «времён Очакова и покоренья Крыма», которую обожал. Руководство, тем не менее, использовало его как консультанта по «узкому профилю» некоторых вопросов культуры XVIII века.
Иммануил Ксаверьевич, похоронив стариков-родителей, вышел из леса в «мир», к людям всего несколько месяцев назад, но понять и, тем более принять его «достижения цивилизации» так и не смог. Или не захотел. Огородился от всего и вся бронёй самомнения и прогрессирующего эгоцентризма. Однако, общественность и власти пытались помочь обустроить жизнь уникума-иждивенца, предоставив ему маленькую квартирку в институтской «малосемейке» и остальное, включая работу.
В «Осознание знания» нашего глубоко периферийно-провинциального городка, он явился прямо из тайги, сильно заросший, как Йети. Быстро прослыл ортодоксом. Обладал феноменальной памятью на всё прочитанное и увиденное. Занимал по любому вопросу крайнюю консервативную точку зрения, никому и ничему не верил, особенно в научно-технический прогресс. Гордился тем, что до всего доходил сам и любил срезать «знаек» неожиданными, провокационного характера вопросами, типа, «действительно ли земля круглая?», чем ставил в тупик замороченных перестройкой и безденежьем представителей академической науки.
Нужно отдать должное нашему герою, он был абсолютным бессребреником и часто любил цитировать полюбившееся стихотворение Михаила Хераскова «Злато» 1769 года:
«Кто хочет, собирай богатства
И сердце златом услаждай;
Я в злате мало зрю приятства,
Корысть другого повреждай…
……………………………………………………
…Во злате ищем мы спокойства;
Имев его, страдаем ввек;
Коль чудного на свете свойства,
Коль странных мыслей человек!»
В действительности странных мыслей и поступков был и сам гардеробщик. «Не буду ****ословить (лгать), аз хоть зело дикий, таёжный, проживший жизнь отшельником-анахоретом, простите за сложности выражения мыслей, человек - но не какой-нибудь басалай (грубиян), а Вы не безсоромна баба (бесстыжая), чтобы ворваться в Вашу жизнь, столь драгоценную, сколь и безнадежную, поелику (поскольку) без меня, - старательно выводил самородок, - И аз срамец (бесстыдник), из-за угла любуюсь Вами.
У Вас оторвалась змейка левого сапога!
Наше, как бы случайное сретение (встреча) намедни, на улице Ильича, бывшая Застава, второй дом от угла, привела к такой буре чувств, что и ныне, и доселе, пребываю и состою в глубочайшем изумлении. Ах, не впасть бы ми в прелесть!
У Вас, извините, дырка на чулке под коленом правой ноги!»
- дописал абзац доморощенный философ и глубоко задумался…
Между нами говоря, Людмила Павловна Тетеря, старший преподаватель местного пединститута, находясь в свои тридцать семь лет на последней стадии научных поисков и обретения искомого сертификата кандидата наук – ни об «очаге», ни о личном счастье не думала и давно на всё забила!
И была, к слову, не подарок. Полноватая и коротконогая, с непропорциональной большой грудью, невыразительным лицом и глазами, не старалась исправить, как многие женщины, своё естество разными примочками и парфюмом. Вот единственным загляденьем и красотой её были роскошные рыжие волосы. И те, почти всегда, не ухожены и не прибраны.
А кого делает счастливым одиночество? Штрих к явлению. Известный бренд «Gucci and Versace» «философиня» произносила как «Кукки и Версаки». Как она сдавала кандидатский минимум по языку?
Но были у неё качества, что называется, от Бога – милосердие и сострадание, незлобивость, которые на сплошь женской кафедре, где денно и нощно кипели нешуточные страсти, дорогого стоили, но не для коллег. Они её не понимали. Но Людмила Павловна почитала и исполняла заповеди Христовы буквально: «До скольки раз прощать Учитель? До семи ли? Нет… До семидесяти семи…». Чем заслужила прозвище «Миротворец».
Однажды, в описываемые времена, неожиданно, по прочтении её тезисов на областную научно-практическую конференцию, вектор движения к семейному очагу был скорректирован и сильно ускорен зав. кафедрой, доктором и профессором и прочая, и прочая, и прочая Варфоломеем Бернгардовичем Буреломным, обессмертившего свое имя неожиданным резюме, переданным Тетере террариумом единомышленников: «Срочно дуру замуж!» Теперь и его за глаза молодые аспиранты называли Дураломным, а девушка сильно задумалась…
«Будучи, как и Вы, уверенным в себе атеистом, приверженцем натур- философии и природоведения, - чуть подумав, продолжил Иммануил Ксавериевич, - аз хоть и с трудом, но вынужден признать, что будущее за электричеством и энергией, которое оно испускает. Не прошло и трёх месяцев, как вступил в пределы городка вашего и не перестаю удивляться многообразию дел его! Огромные прозрачные двери Дворца торговли, коих у вас немерено, – расступаются перед всеми, благодаря тому же электричеству! То же самое происходит в городских электрических вагонах и других средствах перемещения вездесущих человеков.
Вы потрясли меня, когда при моём посещении грянула музыка (ударение на «ы», авт.) с Небес! Вы показали мне и ящик с говорящими головами (телевизор, авт. ) - и всё это электричество! Я видел. Аз буду ваять Оду и посвящу её Вам и электричеству:
О электрическая сила и свет очей моих, Людмила!
Вам воскуряю фимиам, за вас и свой живот (жизнь) отдам
За истину, что всех дороже, неправду же пусть правда гложет…
Аз злата-серебра не жажду, боюсь накликать нужду-вражду…
Ода ещё не готова, да я не об том».
Иммануил Ксавериевич, посмотрел на своё отражение в немытом со времён постройки дома оконном стекле, провёл рукой по небритой щеке и дописал опять цитатой, потому, что был кладезью цитат «Госпожа моя и свет очей моих! Я на Вас не в силах смотреть, когда Вы заговариваете со мной. Тогда лишь гляну — и обмираю и содрогаюсь всем телом, и как бы падаю наземь… Заклинаю Вас - выходите за меня замуж!»
Извените, наговорил лишнего…
Заклеил, как положено, послание в конверте и, «чтобы пахло настоящим мужчиной», обрызгал бумагу тройным одеколоном. «Для охмурения женщин – лучшее средство» - уже, где-то набрался Иммануил в шквале информации ненужных «знаний».
Подумав ещё, уникальный феномен социума, подписался: «Иммануил Ксавериевич Перемануйло-Кантов. Философ и сосед. Генваря 12-го числа, сего, 1986-го года». Затем вышел на лестничную площадку, прислушиваясь к звукам нарождающегося дня, и оглядевшись, подсунул эпистолу соседке под дверь. Постоял немного и зачем-то перекрестился, но услышав за нею какие-то звуки не ясной этимологии, позорно бежал в свою разруху-однушку. Вскоре ему позвонили в квартиру и для верности даже постучали кулаком в дверь…
PS.
Свадьба была скромной. Иммануилу не давали рот открыть и было весело. Людмила Павловна рожала каждый год по ребёнку и в первую семейную «пятилетку» их уже было четверо. Два мальчика и две девочки. Папашка сначала дичился (боялся детей) и грозился сбежать в тайгу «по делам». Но потом попривык.
PPS.
И жили они долго и счастливо…
«Вот, что с людями делает любовь!»