Исповедь Гл. 2

Гайкова Нина Николаевна
         Исповедь.
  Глава вторая «Непонятый Пророк?»
Кстати,  эти полные отчаяния строки пишет шестнадцатилетний поэт.
В том же  году напишет он и восемнадцать строк, что пророчеством стали – и сбылось пророчество почти век спустя...
 Настанет год, России черный год,
Когда царей корона упадет;
Забудет чернь к ним прежнюю любовь,
И пища многих будет смерть и кровь;
Когда детей, когда невинных жен
Низвергнутый не защитит закон;
Когда чума от смрадных, мертвых тел
Начнет бродить среди печальных сел,
Чтобы платком из хижин вызывать,
И станет глад сей бедный край терзать;
И зарево окрасит волны рек:
В тот день явится мощный человек,
И ты его узнаешь — и поймешь,
Зачем в руке его булатный нож;
И горе для тебя! — твой плач, твой стон
Ему тогда покажется смешон;
И будет все ужасно, мрачно в нем,
 Как плащ его с возвышенным челом.
 Кажется, и объяснять нечего. Только тогда – в  1830 году сильна была Власть Монаршая. И не похожи строки эти просто на нелюбовь поэта к конкретному царю – всё же это не «Тучи», даже не ода «Вольность», созданная восемнадцатилетним А.С.Пушкиным. (Именно восемнадцатилетним). Да и нет здесь злорадства – а проникнуто всё скорбью великой.
   В конце концов не всё дано нам понять, познать. Мысли гения людям обычным недоступны.
А «Предсказание», к скорби великой, сбылось – пришёл к власти антихрист – и стал свои законы устанавливать – вернее беззаконие. Ни Ленин или Сталин, как высказывали некоторые в 90-е годы, – никак это с «возвышенным челом» не вяжется – а именно антихрист, поправший законы и милость сердца. Поправший основы человеческого общежития. И люди сами то заслужили...
Но да об этом столько уже говорилось в связи с творчеством поэтов Серебряного века... А строки  М.Ю.Лермонтова – пророчество почти на век вперёд. Неуслышанное                и непонятое…
 И, конечно, напрашивается сам собою «Пророк». Пожалуй, одно из самых известных произведений, как и у А.С. Пушкина – почти столь же известное.  О «Пророке» А.С.Пушкина написано было немало – да и тема нынче немного иная. Скажем только, что несёт Пророк Слово Божие, да и написано произведение на основе Книги Пророка Исайи – вернее - небольшой части её.
А что же у М.Ю.Лермонтова? Конечно, Ветхозаветных Пророков немало было – но выбрал поэт, судя по всему, Пророка Илию – и неслучайно.
 Посыпал пеплом я главу,
Из городов бежал я нищий,
И вот в пустыне я живу,
Как птицы, даром Божьей пищи.
Завет Предвечного храня,
Мне тварь покорна там земная.
И звезды слушают меня,
Лучами радостно играя…
 А люди «бросают бешено каменья» и говорят о презрении. 
Если у А.С.Пушкин всё мироздание всё-таки в единстве с человеком, то у                М.Ю. Лермонтова оно людям противопоставлено. 
Пророк Илия действительно уходил от людей, посыпая пеплом главу, – и птицы приносили ему пищу, что даже на образах иконописных отражено. Самый, пожалуй, строгий и «нетерпимый» Пророк в отличие от того же Елисея – последователя. И, судя по всему, образ Пророка Илии М.Ю.Лермонтову ближе  - своим, если угодно, одиночеством, неумением или невозможностью быть понятым…
 И вот нечто похожее звучит в произведение «Поэт». Голос поэта сравнивается                с кинжалом, который был когда-то «таинственным закалом — наследьем бранного востока».  И не только, конечно…
 Бывало, мерный звук твоих могучих слов
Воспламенял бойца для битвы,
Он нужен был толпе, как чаша для пиров,
Как фимиам в часы молитвы.
Твой стих, как божий дух, носился над толпой;
И, отзыв мыслей благородных,
Звучал, как колокол на башне вечевой,
Во дни торжеств и бед народных…
 Антитезой: «было» и «стало» проникнуто всё произведение – и невозможно не увидеть,  что звучит мысль эта так или иначе во все времена.
А ещё  невозможно не увидеть, что в этих восьми строках  дважды обращается поэт                к Божественному Началу Слова. Было оно и  «фимиамом в часы молитвы», и «стих, как божий дух, носился над толпой».
Потому и находило Слово поэта «отзыв мыслей благородных»…
А ныне? 
 Но скучен нам простой и гордый твой язык,
Нас тешат блёстки и обманы;
Как ветхая краса, наш ветхий мир привык
Морщины прятать под румяны…
 Фальшь, внешний блеск и пустота? Да, но всё это от оскудения истинной веры, оскудения духовности, если быть точным! И нельзя не увидеть того, если внимательно прочитать стихотворение.
Превращение истинной веры в обряд, формальность, когда в душе пусто, принесёт много бед – в конце концов, окаянный год семнадцатый. Но да не об этом сейчас...
Завершается произведение, как и многие в то время, риторическим вопросом:
 Проснешься ль ты опять, осмеянный пророк?
Иль никогда, на голос мщенья
Из золотых ножон не вырвешь свой клинок,
Покрытый ржавчиной презренья?..
 Но риторический вопрос  всегда дарует надежду.
Кстати, а написано произведение намного позже предыдущего – в этом тоже смысл определённый есть…
А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше – сказано в Священно Писании.
О воплощении любви в следующей главе побеседуем…
  (Продолжение следует)