Командировка предстояла короткая: дел-то было всего на день, от силы - на два. Ничего особенного. Но когда самолёт приземлился в аэропорту Тбилиси, воспоминания, как раньше писали в романах, нахлынули. Здесь почти десять лет назад начиналась моя армейская служба. Закавказский погранокруг, отдельная строительная рота, объекты на самой границе высоко в горах, а я только-только институт закончил, совсем ничего ещё не умею, зелёный как моя новая фуражка.
Воинская часть дислоцировалась в Сабуртало. Этот район Тбилиси был центром пограничников Закавказья: тут тебе и Управление округа, и госпиталь, и филиал союзного института, и наша скромная тактическая единица. Ко времени командировки, о которой я здесь рассказываю, из роты она доросла до отдельного батальона и сменила адрес, казарму и плац. А госпиталь остался там же, где и был – прямо за забором. И филиал института тоже. Только если раньше он занимал всего один этаж, то за время моего отсутствия разросся так, что теперь еле помещался в нашем когда-то общем трёхэтажном здании.
Служили мы в Сабуртало, а жили - в самом центре Тбилиси, на перекрёстке проспекта Шота Руставели и улицы Джорджадзе в старом доме, где в одной из огромных квартир на втором этаже сделали офицерское общежитие. Неофициально эта гостиница для своих называлась «Красный перец». Кто-то из жильцов вывесил за окно связку красного перца, то ли сушить, то ли знак кому подавал. И забыл про неё. Казалось бы, мелочь, а название в народе прижилось.
Обо всём об этом я вспоминал по дороге из аэропорта. Гостиницу себе не бронировал, договорился переночевать у старых, ещё с тех моих лейтенантских времён, друзей. Запорожцы, как я их по-дружески называл. Не по месту проживания, а по фамилии главы семейства. Последнее время встречались мы нечасто, даже вообще не встречались лет пять. Отношения такие: открыточка к празднику, письмецо иногда, раз в полгода. Правда, я регулярно отправлял им маленькие посылки. С зубной пастой «Жемчуг». Оказалось, что только такая паста помогает Славкиной супруге справиться с пародонтозом. В Тбилиси она не продавалась. Почему-то.
- Давно у нас не были? – поинтересовался водитель. Я ещё в аэропорту обратил внимание: марку держат, машина чёрная, стильная, а водилу этого не помню.
- Восемь лет, - пришлось переключиться с воспоминаний на разговор, - А вы давно на этом месте?
- Шестой год.
- Немало. Мы сейчас куда? В институт?
- Да.
Смотрю в окно. А дорогу, оказывается, до сих пор помню. Осень, красиво на улицах, в Тбилиси ещё по-летнему тепло, люди в рубашках. Это в Москве уже без плаща из дома не выйдешь. А вот и знакомый КПП. Прислушиваюсь к себе, кажется, что-то внутри ёкает, надо же, даже не подозревал, что до такой степени сентиментален…
Наш старый плац. И сразу картинка перед глазами – такая же осень, листья падают, дневальный свободной смены плац метёт. Старшина роты наблюдает за его работой, покрикивает. А листья-то ведут себя не по уставу: только их в кучу соберут, ветер подует – они и разлетаются опять в разные стороны.
- Товарищ прапорщик, - боец не выдерживает, - не получается ничего, вы же видите.
А у того одно: - Плац должен блестеть.
И в который раз тот понуро бредёт с метлой по разлетевшемся листьям.
Тут уж и я не выдержал - а у меня тогда чуть ли не первое дежурство по части случилось - и на ухо старшине выговариваю:
- Серёга, как он один листья уберёт? Это же невозможно.
А тот спокойно в ответ: - Без паники. Сейчас сработает солдатская смекалка.
И правда, минут через пять тащит боец из казармы солдатский табурет и прижимает им собранную кучу листьев. Дело сделано, теперь можно спокойно бежать за мешком…
Встречал меня заместитель начальника филиала – главный архитектор Эрик Суренович, армянин, которого все называли просто по имени - Эрик. Местный обычай: отчествами пользовались в редких случаях. Вот начальника филиала – Антона Сергеевича - называли по имени-отчеству, уважительно, да и по возрасту полагалось, ему было уже под шестьдесят, в Тбилиси с самого рождения, коренной житель грузинской столицы. Эрик – тот моложе, ему пятьдесят только.
Юным лейтенантом я смотрел на них снизу-вверх, даже с некоторым подобострастием, начальство как-никак. Кто же знал, что всё так сложится: я уже майор, да ещё и вышестоящий руководитель из самой Москвы? Такая нетривиальная ситуация. Разумеется, между нами время от времени происходило телефонное общение, мало ли вопросов возникает, работа есть работа. Но вот так, воочию… Держимся – и я, и встречающая сторона – вполне достойно. Эрик проводил меня в кабинет начальника, где мне был оказан самый радушный приём.
Обговорили порядок действий.
- Значит, забираете у нас кадры? – улыбается Антон Сергеевич.
- Это их решение в Москву перебраться, мы только помогаем устроится, - отвечаю.
- Специалисты классные, работники хорошие, даже жалко отпускать. Но дело у нас общее, и препятствий никто им чинить не будет.
А дело было в том, что один из ведущих инженеров решил поменять место жительства с Тбилиси на Москву. Имеет право. Супруга его тоже работала в филиале, была главным бухгалтером. Ну а всё, что связано с денежными знаками, отчётностью и прочей бюрократией – было по моей части.
Вот я и приехал, чтобы провести приём-передачу дел. Ничего в общем-то необычного, рутина. Но для меня в той командировке всё получалось необычно, так, будто молодой лейтенант, которым я был восемь лет назад, стоял за спиной и оценивал каждое моё действие. Прошло всё ожидаемо, без неприятных сюрпризов: остатки по счетам, баланс, денежная наличность в кассе – всё в ажуре, всё чин чином. К концу рабочего дня все дела в основном завершили, оставили на завтра подписание акта и нового договора. От ужина с начальником филиала пришлось вежливо отказаться: «Ждут друзья, извините, не получится».
Вечером радостная встреча. Хозяин квартиры потирает руки:
- Сейчас картошечки нажарим!
Когда-то это уже было…
Госпиталь, тот самый, за забором, и март в Тбилиси: совершенно свирепый, самый что ни есть «гиж март». Я температурю, физиономия красная, хоть прикуривай. Правда. Походы в поликлинику не помогают, лучше не становится. Командир части уже не выдерживает:
- Да что с тобой? Тёплое бельё носишь?
- Ношу.
- Покажи.
Задрал штанину, продемонстрировал кальсоны.
- Живо в госпиталь, - приказал и тут же трубку телефонную с аппарата поднимает, номер набирает и куда-то звонит.
Думаю, в госпиталь звонил, предупреждал, что я приду, но я ничего не слышал, потому как приказание выполнял бегом.
Встретил меня дежурный врач капитан Иванов, сразу на рентген направил. Когда посмотрел результаты, популярно разъяснил:
- Двустороннее воспаление лёгких. Поэтому сейчас домой, собери всё необходимое: бритву там, зубную щётку и живо сюда.
А как? Начинается фестиваль «Весенние ритмы-80». «Машина времени», все дела.
- А можно завтра?
- Можно. Если доживёшь…
Короче, в течение следующих двух месяцев я оставался самым тяжёлым в госпитале больным, несмотря на то, что про два летальных исхода за это время знаю точно.
Как-то под вечер в воскресенье, когда я уже пошёл на поправку, ко мне, не сговариваясь между собой, нагрянули друзья, один даже из Нахичевани приехал. Начали подбивать: «Отпросись, на улице красота, лето почти».
Славка Запорожец – самый настойчивый: «Все к нам, картошечки нажарим».
А мне, действительно, в город очень было надо, домой позвонить. Связь междугородняя – это не сегодня по мобильнику в любой конец света, для звонка нужен был специальный переговорный пункт.
Дежурный врач отпустил, и вечер был просто волшебным!
А с понедельника началось. На обходе врачи надо мной склоняются: «Как вы себя чувствуете? Ничего не беспокоит? Сердце?».
Оказывается, и кардиограмма ни к чёрту, и анализы – как у покойника.
Раньше обследования – раз в неделю, а тут каждый день. И, видимо, менялись их результаты так, что врачи понять ничего не могли. В четверг подозвал меня к себе капитан Иванов, долго на меня смотрел, потом спрашивает:
- Я в воскресенье дежурил, тебя в город отпускал, так?
- Так - отвечаю.
- Вино пил?
Вот это вопрос! Конечно! Под жареную картошечку мы «Хванчкары» прикупили в магазине «Грузинские вина», её продавали всего пару месяцев в году, тогда как раз время подошло.
- Пил. Вы же не говорили, что нельзя…
Капитан Иванов по лбу себя ладонью стукнул:
- Вот (ат-тара-та)! А я-то понять ничего не могу. Не предупредил, точно. Потому что ты для всех больной (ат-тара-та), а то, что мужик, про это забыли.
- И что теперь? – спрашиваю растерянно.
- Теперь уже ничего. Иди…
Вечер пролетел незаметно, вспоминали, шутили, смялись, а когда уже расходиться на боковую пора пришла, Славка разговор на другую тему перевёл:
- Твой бывший шеф по финансовой линии в прошлом году умер, слышал?
- Что-то такое краем уха. А что всё-таки случилось? – подробности происшествия я не знал, но о самом факте от кого-то в главке слышал.
Запорожец закурил:
- Были на ревизии в Анапе, кто-то чачи раздобыл, ну, перебрали малость. На следующий день выходной был, мы пивом поправились и – на море отмокать. А он в гостинице остался, отказался от компании, хотя видно было, что мучился сильно. Развёл в трёхлитровой банке марганцовку, и сидит с ней в обнимку, отхлёбывает понемногу. Мы и врача предлагали позвать, он ни в какую: сам справлюсь, говорит, свой организм знаю. А когда вернулись ближе к вечеру, ему совсем плохо уже было. Не спасли.
Я прекрасно помнил своего бывшего начальника. Взрывной был, иногда прямо психованный. Один раз увидел у меня в кабинете пепельницу, да как в дверь ею запустит. Сотрудницы под столы со страху попрятались.
- Жалко мужика. Глупая смерть.
- Смерть всегда глупая, - подытожил Славка. А что ещё можно было сказать?
На следующий день в филиале института с Антоном Сергеевичем решили, что закончим дела, а пообедаем по дороге в аэропорт. Там есть местечко, где готовят самые вкусные блинчики.
Помню и сейчас, справа от дороги была эта самая блинная, вернее называлась она просто: кафе. Это даже было не здание, а какой-то модуль. Снаружи посмотришь: просто ангар. Но внутри всё было как в обычном для того времени общепитовском заведении: столики, стульчики, типичная столовка без всяких дизайнерских закорючек. Мы сели за свободный столик, тут же нарисовался официант, сделали заказ, естественно, блинчики, блинчики с мясом, из напитков – бутылка сухого вина. Пока ждали заказ, осмотрелся. Ничего необычного, время обеденное, в заведении народу много, что характерно - а для Грузии вполне обычно – одни мужчины. Пришли в свой законный перерыв отобедать. Официанты носились по залу как реактивные. И это было понятно, надо же успеть всех обслужить, перерывы же по времени ограничены.
- Что слышно в центре? - деликатно интересуется Антон Сергеевич.
- Вы по поводу отделения? – уточняю, - В центре это уже ни для кого не секрет, решение вот-вот будет одобрено. Выводим вас и Киевский филиал из состава института, будете самостоятельными предприятиями. Довольны?
- Конечно, это же рационально. Москва в данном случае лишнее звено, - с энтузиазмом включился в беседу Эрик, - Всё равно решения на республиканском уровне принимаются.
- Ну, не совсем лишнее, - пожимаю плечами. - Но это уже дискуссия, а я спорить сейчас не хочу.
А тем временем в зале происходили метаморфозы: посетители, которые сидели небольшими разрозненными группами, человека по два-три, вдруг как по команде поднялись и стали сдвигать столики, за которыми сидели. Образовался один большущий стол, за который и уселась новая компания только что подружившихся мужчин. Официанты в поте лица носились между кухней, баром и столом. По шесть бутылок в двух руках таскали за раз.
- Как борьба с пьянством у вас проходит? - наблюдая за тем, что происходит в зале, спрашиваю грузинских коллег.
Эрик хмыкает: - Борьба с пьянством на Кавказе – парадокс из серии «колобок повесился».
Антон Сергеевич кивает в знак согласия, добавляя: - Мы вино пьём, это молодёжь всё больше к водке пристрастие имеет, совсем традиции не уважает.
А тосты за большим столом гремят один за другим. Я смотрю на коллег, те понимают мою молчаливую просьбу и начинают для меня синхронный перевод с грузинского.
- За нашу великую страну, за Грузию, её благословенный край!
- За наш родной грузинский язык!
Расслышал: «картули эна»…
Это я ещё помню. Было время, даже футбол умудрялись смотреть с комментариями на грузинском языке. Правда, другой альтернативы в «Красном перце» у нас не было. Самоучитель грузинского языка у меня только недавно куда-то запропастился, а так все эти годы – посмотришь: под рукой.
Телевидение в Тбилиси было классное, очень непохожее на российское (оно же центральное). Сколько программ – точно не помню, но зато, если музыкалка какая, типа «мелодии и ритмы зарубежной эстрады», то не какие-нибудь ABBA или Бони М (этих было как Пугачёвой с Лещенко), а такие объекты призрачных мечтаний московского меломана, как «Slade», «Sweet», «Supermax» и весёлые «чингисханы» с «прекрасной эпохой».
А ещё нам нравилась их «кинопанорама». Особо не заморачиваясь, брали зарубежный фильм, права на демонстрацию которого никто и не собирался покупать, «разрезали» его на две или три части и пускали в эфир, а паузы между нарезками заполняли комментариями киноведа из студии. Хорошо запомнил американский фильм «Погоня» с Марлоном Брандо…
Застолье продолжается:
- За дружбу! За то, чтобы сбылись наши прекрасные мечты!
Из-за стола поднялся высокий мужчина спортивного вида, он был в элегантном пуловере, может быть, даже импортном, и начал свой тост.
Гляжу, Эрик трясётся от хохота, у Антона Сергеевича от улыбки топорщатся усы. А мне не терпится узнать, над чем смеются:
- Что, что он говорит?
Эрик, немного успокоившись, начал переводить:
- Говорит, у нас потрясающая компания, но рабочий день ещё не закончился, надо бы и совесть иметь, на работе до конца рабочего дня появиться.
Компания тост дружно поддержала. Допили вино и спешно разошлись, кто куда, по своим рабочим местам.
И нам уже пора было выдвигаться в аэропорт, прошло как-никак больше двух часов. Без приключений добрались. В очереди на регистрацию Антон Сергеевич неожиданно спросил:
- Не жалеете, что не остались у нас, тогда, ещё лейтенантом?
Я задумался. Действительно, такие предложения от командира поступали не раз.
- Нет, пожалуй, не жалею. Карьера сложилась, квартиру вот недавно дали.
- То есть получили всё, о чём мечтали?
Я даже растерялся, вдруг понял, что особо ни о чём таком не мечтал, просто делал то, что должен был, старался. Но вежливо ответил:
- Получается так…
Такая командировка. Почему я про неё вспомнил? Хотел только про блинчики рассказать, а тут столько всего в памяти всплыло, одна история, другая, как будто невидимая ниточка в руки попала - потянешь и прожитое вспять раскручивается.
Но скорее всего я просто анекдоты не умею рассказывать.