4
- Снежана! – Это был голос Анатолия В.
- Да, - она почувствовала, как растаяло в ней что-то.
Он так же это почувствовал.
Она прижалась к трубке. Он должен был слышать ее хищное дыхание.
Он был рад безмерно.
- Я, - торопился говорить А.В., - я не пойму, где вы делись?
- Мы на «ты», - напомнила она.
- Да, конечно. Где ты! Я все тут обыскал. Мне твоя подруга сказала, что ты у неё, но я был у неё, тебя – нет. Где ты?
- Я? Тут. Я вино пью. Я пьяна. Немного.
А.В. молчал.
- Мне плохо.
Ее рука едва могла держать мобильник. Он соскользнул с ее руки. Чудным образом, обрамляя плечо, скатился вниз. Она успела его подхватить.
- Я приеду за тобой, - услышала она предложение.
- Нет, не сегодня. Завтра. Я скажу, где я, ладно?
Она вдруг поняла, что теперь свершается что-то необычное, что никогда еще с ней не было, впрочем… Она понимала – что.
Отдалила от уха телефон и выключила.
- В розетку сунь! – Услышала.
- В розетку! Он у тебя ещё не зарядился.
- А. Да.
Присела на свой стул. Ум разлетался счастливой пеленой, не той, что слезы уклониста. Лицо раскраснелось, ей хотелось убраться отсюда куда подальше.
- У тебя глаза сверкают прям! – Отметил уклонист.
- И что? Тебе, какое дело?
Семён помолчал. Кажется, был оскорблён.
Сидел, как раньше девушка, скрестив руки на груди, думал.
- Кто это? – Поинтересовался, протягиваясь к стакану.
- Жених мой, - заявила она.
- Ух, ты! Шестнадцать лет! Ух, ты!
- Ничего страшного. И таких любят.
- А ты – ничего, красивая.
Она лишь хмыкнула в ответ. Он был не в ее вкусе, увы.
Девушка устроилась спать на старом месте. Парень ушел вниз.
Утром они расстались. Он отворил ей дверь. От него несло неприятно. Она хотела сказать ему об этом, - чтобы он помылся, но передумала.
«Какая мне-то разница?»
Опасливо и нехотя он проводил ее до калитки, снял металлическую петлю. Она бодрым шагом зашагала назад из дачного союза, к остановке.
- Эй! – Услышала. Обернулась.
- Что?
- Послушай, - он отцепил петельку, вышел.
Было прохладно, она обняла себя за плечи.
- Ты не обижаешься на меня? – Спросил, подбираясь ближе.
- Нет, а ты не боишься, что вот-вот тебя кто-нибудь заметит и заберет?
- Нет, не боюсь. Все-равно.
Помолчали.
Он был иссушен пустыми ночами, как Сахару перешёл в одиночку. Взгляд его был чем-то обнадежён, но все так же пуст. В том взгляде и не было никакой Луны, - рыхлистая песчаная почва, разве. И вид оттуда на далёкое светлое Солнце. Из конца круга земного.
Ей хотелось уйти без этих, - без эксцессов, но он попросил:
- Ты могла бы ещё раз прийти. Раз только, - поспешил просьбу.
Поднял на неё вид.
Ей стало жаль его? Нет.
Но она ответила:
- Ладно, - повернулась и пошла.
- Я буду ждать тебя завтра.
- Ладно! – Бросила себе под ускоряющийся шаг.
«Ещё чего – завтра!»
«Да, может – никогда!»
***
Мамы не было дома, она – на работе.
Нашла упрекающую записку от неё.
«Но это – ничего. Мама у меня хорошая».
Весь день провалялась в кровати. Тщательно чистила зубы. Подумала и приняла душ. Отирая гладкую кожу, размышляла, кому она достанется. Долго любовалась своим отражением. Чуть губу в сторону, острый носик ещё более обострился. Глаза колкие, страстные. Она поправила чёлку, вспоминая уклониста, его комичный вид, его комичное положение.
Во второй половине дня беседовала с Малушей. Чувствовала себя вполне на уровне подруги. Особенно, когда стала углубляться в доподлинную тему рассказа прошедшей ночёвки, называя все по именам.
- И кто он такой, думаешь, не врёт? А, может быть, бандюга настоящий? – Интересовалась подруга.
- Ну, какой же он бандит ,если мне ничего не сделал?
- А если у него дальнейшие какие планы на тебя?
- Ничего такого! – Снежана головой даже помотала, замыкаясь и вспоминая свое обещание вернуться, и все же подтвердила, - ничего такого! Я что дура?
«Нежданчик» ответил раздельно:
- Да, ты дура. А я бы в тебе и не жил, если бы не так.
- Ну, чего молчишь? – Спросили на той стороне, - ты завтра придешь на занятия?
- Завтра же выходной!
- Завтра кружок, э! Хореографический!
- Да, я на него никогда не ходила, зачем?
- Артух хотел тебя видеть, - она намеренно исказила его имя.
- Артух – Артух! Я при чем?
Душа в начале жизни нынешней, как предполагала, не утончаясь в воплощения, Снежана, стремится к красоте, чистоте и любви. И эта любовь в ней как будто расцветала. Это было невозможно: сойтись с А.В. Он был старше ее вдвое! Но она нежилась в чувстве, возможно, с которым скоро придётся бороться. И как сладка та нежность…
«Ради этого можно и пострадать».
Вечером пили чай с тортом и мамой – она получила зарплату. Ели разные вкусности ещё. Снежана вспоминала вкусности другого рода, - ресторанные. Психологическая связь ее с Анатолием Владимировичем крепла. Он звонил сегодня не раз и просил о встрече. Разумеется, отказала. Это тоже было от души, но и это в согласии счастливом сыграло роль «недотроги». И она чувствовала великое качество того выигрыша. Голос Анатолия Владимировича подрагивал. Он там млел,- со своей стороны. И сие было забавно. И сие, как ни чудно, а впрочем, почему, - сие напоминало ей отчаянную небритую фигуру Семена, который завтра ждал ее. Она – не пойдёт.
«Я что дура?»
- Развиваешь силу, ловкость, выносливость! – Говорил преподаватель хореографического кружка, - координацию движений, ну и, девочки, преодолевать трудности!
- Преодолевать трудности, - заметила Малуша, - это влезть на этот двурядный станок. Зачем вы его так высоко поставили?
- Вы еще маленькие, - ответил преподаватель, - а у нас тут кандидаты спорта занимались, вот так-с!
Занимающееся разошлись. Девочки отошли в сторонку, - Снежана, Малуша.
- Ну, - так и что: решила идти? – Спросила последняя.
- Пойду. Вкусно было.
- Кошку отремонтировала?
- Да, спасибо. Мама относила. Но Кильке все-равно амба, долго не жить.
- Кошки семижильные.
- Это мы семижильные.
- Скажи, Снежа, в чем дело? Ты будто взъерошена вся?
- Немного нервы, а так – пойду. Он пригласил сегодня, но сегодня я не смогла, думаю.
- Да, пусть твой А.В. стар, но ведь ухажер приличный. А нам что? Опыт жизни не нужен? А для чего тогда жить?
- Нужен.
- Вот! – Малуша ткнула пальцем в плечо подруги, - вот, наконец, ты мозг включила. Я просто рада за тебя!
- Не радуйся: еще ничего не известно.
- Ты такая чувственная, хоть и смелая, дерзкая, но и сильная. Я иногда тебе даже чуть-чуть завидую – такого отхватила.
- А Артур?
- Я за деньги – больше никогда, что я шлюха? Да и, честно, неинтересно было…
Малуша не стала распространяться в подробностях.
Снежана вернулась домой около семи вечера. Ничего делать не хотелось. Мама ушла в ночную смену. А.В. больше не беспокоил.
«Выжидал, видимо. Чувствовал, что поднаторел».
Она собралась прогуляться. Оделась, вышла в магазин за хлебом, - а именно, спустилась до первого этажа, передумала и вернулась назад. Собрала пакетик продуктов и снова – на первый этаж.
Понимала – делала что-то не так.
Обещание прийти к Семену – глупость. Тем более в столь поздний час. И если…
И если, например, возвращаться от тех дач, где он устроился – это надо было ночевать и рано в шесть утра – на остановку!
«Какая овца!»
Ноги несли, им не откажешь. И даже торопились. Всей сущностью тащило вперед. Зашла в маршрут, сидела, ожидая конечной остановки. Дальше – все в рабочем режиме.
Вошла в темноту. Вокруг тишь да глушь. Слышны движения ступ в туфлях. Взвизги дачной лестницы ей вспомнились, и она представила, как он, - Семен, - спускается по ступеням той шатающейся стремянки с разнокалиберной балюстрадой, как он подходит к двери, прислушивается: а нет ли засады?
«И мне делать нечего: уклониста-предателя подкармливать! А вот я его сдам по-добру, по-хорошему, а?»
Она заметила его силуэт уже у калитки. Он выглядывал ее. Когда она ввернулась мимо его залихватского дыхания, - он так и не помылся, - она, будто прояснилась: зачем сюда пришла?
На ее лице задача, - ничего не выражать!
«И непременно, и честно предупредить: она больше сюда ни ногой! Деньги еще тратить собственные! Лучше Кильке кильку купить!»
Взошла на второй этаж, поставила пакет, следя, чтобы не перевернулся.
«А есть особо нечего. Так: на один зуб».
Семен долго возился снизу, тщательно запирая дверь. И еще вслушивался в шорох чьих-то шагов мимо «бункера». Снежана вполне могла теперь уйти, и успела бы добраться, но точно не решила.
Поднялся «уголовник», нырнул в пакет. Лицо сосредоточенное, выискивающее.
«Вот из-за таких беды все. Какой он неприятный!»
И внутренний «нежданчик» даже не противоречил.
- Вина будешь? – Спросил Семен.
«Это ты серьезно?»
Она пожала плечами в знак единственный, - «даже и не подумаю!» Но как-то не так, верно, получилось, и парень ответил:
- Сейчас принесу.
Пальцем он подтолкнул кусочек вареной колбасы в рот, вытерся рукавом, поднял на девушку глаза и извинился мысленно: был не прав.
«Но, вот, что не мылся, то не мылся!»
Помчался в подвал.
«Это же надо, - думала Снежана, усаживаясь на стул, - как нужно было опуститься! Мне!»
«Нашла какого-то изувера, - ни чистоты, ни красоты, и дома, наверное, нет. Живет в глуши…»
- А дом у тебя есть? – Спросила она, когда парень вернулся с бутылем и искал стаканы.
- Я пить ничего не буду! – Уточнила она, кстати.
Он крякнул от напряжения: банка в десять литров три четверти наполненная. Отставил в сторону, нашел место.
- Я тогда тоже не буду, - сказал.
- И что же ты будешь? Только ешь да спишь?
- Я – на работу хожу.
- Ух, ты! Куда же? Тебя же ищут на войну воевать.
- Кто ищет, а кто тоже спит. Я – почти даром работаю, здесь на участках.
- На улице полная осень, а что же тут делать-то?
- Могилы копать.
Снежана подобрала ноги под стул.
«Интересненькое дельце!»
Внизу спины у самой поясницы чем-то защекотало, обратилось вперед. Бабочками вспорхнуло и к груди подобралось.
«Какое-то необыкновенное ощущение!»
- Ты пей себе, - подзадорила она, не имея ничего дурного.
- Я тебе сегодня здесь расстелил, - произнес он, понурившись.
- Ладно, - уверенно смело ответила, - но, знаешь, прости, я в последний раз.
- Я понимаю, - ответил он.
«Это вообще удивительно!»
«Какое-то необыкновенное ощущение» переместилось в груди. «Нежданчик» заинтересовался.
- А, может…, - она начала говорить, когда парень поднялся с места и вошел в какой-то глухой угол.
- А, может, мне сейчас уйти?
Она видела и не верила глазам, - он что-то взял в руки. Сверкнуло матовым черным цветом длинное дуло ружья. Он взял его и понес вниз, ступая по изнывающим ступеням лестницы.
Снежана соскочила, измерила расстояние до земли, если выпрыгнуть.
«Он убьет, в этом сомнения никакого нет! А выбраться желательно живой!
Она стояла спиной у окна, опершись сзади на подоконник. На подоконнике лежала вдоль кочерга.
Он вернулся.
- А то, - спросила она, - что: ружье?
- Ну, а как ты думала? Здесь по ночам жихарей сколько! Она не стреляет, не бойся. Это так: для виду!
- А-а! – Дрогнувшим голосом отозвалась. Но стимул мышц не исчез. Адреналин зашкаливал. Сейчас бы, как прошлый раз, побороться.
- Я тебе тут постелил, - повторил он и указал в сторону от окна.
- Да, я видела.
- Все ровно, аккуратно. Я хочу, чтобы ты запомнила меня в хорошем смысле. Я неплохой человек. Как могу, так держусь. И если ты, может быть, думаеш, что я трус, например, то это…
- Мне-то что? Я тут, и я – не тут.
- Ну, да, ну, да.
Помолчали.
Он как-то странно поглядел на нее, потом собрал объедки, подбросил полу опустошенным пакетом ей – мол, будешь ли?
Она отрицательно покачала головой. Да и, правда, есть не хотелось – перегорело. А послезавтра – ресторан, тем паче!
«Анатолий Владимирович – хороший человек!»
«Я, вот, замуж за него выйду!»
- Ты что-то сказала? – Спросил Семен, всматриваясь в ее подтянутую фигуру.
- Нет, ничего. Давай, наверное, спать уже.
- Но спать не хочется ведь?
- А ты когда могилы копаешь?
- Завтра нужно будет… В общем, каждый день.
- И кого хоронят?
- Не знаешь? Наших и хоронят.
- Так ты и устройся, как на войне будто.
- Я и устроился. Вот только когда слишком холодно, мне дурно. Один раз в беспамятстве в яму упал.
- А!
- Знаешь, какой у нас красивый город. Там, с копки его лучше видно: огни, огни.
- И, главное, ничего на кладбище не летает, - заметила девушка.
- Да мёртвые никому не нужны. Флаги, флаги, сопки, сопки…
- Интересная у нас беседа, - сказала девушка, - но нужно отдыхать.
- Я пойду?
- Да, иди.
Семён помялся, с пакетом спустился вниз.
Она не верила, что ружье то не стреляет.
«Ночью он меня убьёт, а труп изнасилует!»
Благо в спортивных брюках, она влезла под рукотворное одеяло, закрыла глаза и думала, думала. Мобильный рядом, на нем десять часов, потом полночь и вот уже час. Сна никакого нет!
«А дом у него все-таки должен быть».
С той и некоторыми ещё идеями она уснула.
5
Сон спутанный.
Все, что есть, у тебя уже есть. Серая непосредственность – лишь этап твоего творческого отношения к жизни. Это первый из пятидесяти оттенков серого.
Валетом лежит сущность и греется под кипой наиболее существенных одеял.
«Однажды я тут уже была – почему я так сказала?»
Снился мокрый носик пса, который все время куда-то ускользал. А Снежана пыталась удержать его у себя во внимании. Она раскрыла ладонь во сне, - там, и установила ее разоблаченной перед мордочкой пса.
«Какая же, интересно, - думала она, между прочим, - какая это порода?»
«Острый носик и глаза – буравчики!»
Со взглядом она кое-как разобралась, а вот чрезмерная подвижность пса удивляла и даже настораживала. И вдруг пес со всех лап бросился к ней, он стал лизать ее лицо, потом удлиненной веревкой, откуда ни возьмись, - той, которая, - она вспомнила, - у Семена, что торчала из его кармана, провела между бровей, медленно, осторожно.
Это был «нежданчик», - для нее всей сути «нежданчик».
Снежана пробудилась. Несколько секунд ей было непонятно, где она находится, и что тут делает: взлохмаченные бугры одеял над ней, тряпок, растерзанная импровизированная подушка под головой, от которой остался клок твердой ткани, и он лихо продолжал давить хрящик уха, мышцы свело повсюду и дикий холод. И все это болело, ныло, окликало.
Она вспомнила, как все произошло с ней. Несуразица. Бегство, дача, Семен... Она еще раз подтвердила, уже прикрывая глаза, что непременно сумасшествие завтра, пусть именно завтра, - с утра навсегда, навсегда все закончится. И она уйдет домой и никогда-никогда больше не позволит «нежданчику» эдакому сякому, - безвольному существу в себе самой, анекдоту Эго собственному хоть раз руководить подобными проступками.
«Непременно, - решала она, наощупь подкладывая себе под шею то, что оставалось раскиданным от импровизированной подушки, дабы уснуть и скорее дотерпеться утра, - непременно нужно развитием в себе уверенности, стойкости, непреклонности в характере обрести надежного и полезного союзника! Самой себе…»
Эта мысль удовлетворила ее вполне и вот – уснуть, забыться б, но что-то мешало.
Она думала.
Пришло полное ощущение, что кто-то на нее смотрит. Страшно было вновь открыть глаза. Ощущение пронзило от макушки до пят словно молнией.
Ждать ли?
Лунный свет, если разобраться – ведь теплый, он аморфный - да, но не безликий же. И много кто может позавидовать той пустоши, например, красно-коричневой почвы, по которой, может быть, теперь кто-то ходит…
Она явственно услышала чёткий шорох прямо перед собой, но впереди нее – что? Перед запертым лицом – стенка подоконника лишь.
Она открыла глаза, и на неё смотрели две смоляных крошечных точки, недвижимо, внимательно. В них состояло некое лукавство. Будто только ждало это Нечто ее пробуждения.
Снежана подняла голову, шевельнулась тушка крысы и юркнула в сторону.
Девушка соскочила и стала кричать.
Семен прибежал на истерику.
Она подскакивала на месте, высоко поднимая коленки, и стряхивала с себя невидимое волокно теплых вещей и еще что-то.
Едва парню удалось успокоить гостью, он повлек ее вниз, на первый этаж и набросил на нее рваный ватник.
Та стояла, уставившись перед собой, дрожа всеми членами и постукивая зубами, в глазах – ужас. Семен отправился наверх, собрать все вещи и перетащить их вниз.
Через час оба они лежали на полу. Снежана - в прежнем своем облачении, каждой клеточкой ощупывая месторасположение. Семен – под тем лежал, что ему осталось.
- Ты же знал, что там мыши?! – Бурчала девушка.
Парень отвечал неохотно.
- Специально, что ли? – Переспросила.
- Давайте спать, а? – Услышала, но не утихла, обернулась всем телом в сторону нынешнего хозяина заброшенной дачи.
- Спать? У меня итак уже синяки от тебя, от этих твоих заморочек, - она не понимала, зачем это говорит, но говорить хотелось.
Сон полностью испарился. Настроение низменное, ниже среднего где-то.
За спиной телефон принял СМС. Снежана забросила руку, вынула, прочла:
«Доброй ночи. Как вы себя чувствуете?»
«Это еще кто? Ах, Анатолий Владимирович!»
Ответила формально и обидно: «Взаимно». Понимая, что непременно получит следующий привет.
«Завтра я сутки - на позиции ребятам. Нужно привезти провизию, обувь. Если вы не против – я вас наберу, как вернусь».
- Не против! – Усмехнулась она.
- Что ты там? – Услышала Семена, - никак не угомонишься.
- Спи! – Смелая ее реплика.
Пальцы заиграли на ярких клавишах, глаза засветились, она ответила еще раз, выключила телефон.
Как на душе, вроде стало спокойнее…
Лежали молча четверть часа.
- Вино еще есть? – Спросила.
Семен глубоко, тяжко вздохнул, вылез из-под тряпок молча, пошел налить стакан.
- Сколько?
- Да лей, что тебе жалко?
Он вторично драматично вздохнул. Она слышала, как звонко тянется струйка в емкость. Потом она видела его ноги в драных башмаках вонючих, и полный стакан вина, наполнявшийся искусно. Поерзывая тонким облизывающимся язычком, который, наконец, установился прямо перед ее носом.
Снежана еще долго глядела в вишневую жидкость. Поверхность отражала беспокойство глубокой ночи, и даже глубже где-то.
Потом заговорил парень.
- Чувство у меня нехорошее, - произнес он, - тревога какая-то.
- И чего? – Она решила вынуть руку из-под одеял, выпутавшись не сразу, поднялась на плечико и взяла стакан. Ледяная жидкость, горькая наполняла полость рта.
- Все это надоело, - продолжал парень, - прятаться надоело, жить так надоело. Думаешь, я бы не пошел на тот фронт, как все? Да пошел бы. Вот главное - не покалечили б, убить – пусть. Кому я нужен, буду тогда? У меня никого нет.
- А я? – Девушка сама не ожидала рефлекса.
- Ты? – Он хрипло посмеялся, - ты-то тут при чем? Ты – чужая.
- Ого – чужая! А, может, мы останемся хорошими друзьями, а?
Сказала, молчала. Молчали.
Она чувствовала, как жидкость змейкой, - плотным брюшком наполняло ее всю: желудок, еще ниже живота, вскружило голову, приподняло настроение.
- Надоело так, - вновь дал он голос, - всю жизнь от кого-то прячешься, прячешься, воюешь, воюешь сам с собой, выпрашиваешь, выпрашиваешь, будто я кому-то что-то должен.
- Ну, а как же? Кормить себя уметь нужно. Таков закон, - философски заключила она.
- Да. Когда со мной начались эти приступы – какое-то разочарование общее навалилось тоже. Стал больше думать, думать. К одиночеству трудно привыкнуть, если ты по-настоящему одинок…
- Скучал, что ли по мне?
- Может, и скучал. Но не по тебе.
- А я замуж скоро выскочу, вот! На свадьбу приглашу.
«Если бы знала, Малуша, что теперь и где я теперь! Она бы убила меня!»
«Я – молодая, красивая девушка…»
Снежана отпила еще глоток.
Она вспомнила, как маниакально действовала на «Евгешу» - преподавателя, как тот преклонился перед ней, чтобы поднять школьную мочалку.
«И теперь я вся, вся в этих мочалках, тряпках!»
- Неделю тому на кладбище был прилет. Я работал ночью. Меня отнесло на несколько метров от удара. Я долго лежал на земле и мял из куска ее какую-то фигуру, меня это забавляло, - продолжал Семен.
- Придя в себя, я поднялся, и меня поволокло к месту рва, куда угодил снаряд. Это была вырва огромных размеров, и что-то потянуло меня вниз. Сверху – звездное небо и я – на дне. Тогда была полная луна, и многое можно было рассмотреть.
- И что же там в яме?
- Я теперь понимаю, почему он меня преследует, - заявил парень.
- Что?
- Приведение.
- Вот это уж интересно! – Ответила Снежана дрогнувшим голосом. Вновь мурашками покрылось тело, и она чувствовала приход нового эпизода каких-то испытаний.
- Эта вещица блестела так ясно, что я не мог ее не подобрать. Это было кольцо. Это было кольцо с какого-то погребенного. Я взял его.
- Может быть, это кольцо убиенного солдата от невесты, а?
- Не знаю.
- Ты его выбросил, надеюсь?
- Я его не выбросил, и то приведение теперь преследует меня.
Снежана приподнялась.
- Ты серьезно, что ли?
Парень глядел на потолок. Ни линии сарказма.
- С ума сошел! Какое еще приведение?!
- А ты думаешь, здесь все так просто. Знаешь ли, как все не просто и мир туго набит разными делами, сущностями.
- И ты, что?
- И я что?
- Ты не боишься… С ума сошел! – Она повторила и улеглась на место, укутавшись плотнее.
- Я не боюсь. Должен же я встретиться когда-нибудь с ним!
- Вот дурак! Только было уснула. Ты – настоящий дурак! Ни толка в тебе – ничего…
- Я знаю, - не сокрушался парень, - но суть сутью выбьется. Пусть же существование мое не даром идет.
- Ты сумасшедший. Я бы сама тебе справку выдала. Тебя бы, правда, на войну куда-нибудь, вторичным, где-нибудь с боку. Да на кухню, хоть толк какой. И девушка бы ждала…
- А ты ждала бы?
Она слышала поворот его головы в ее сторону.
«Анатолий ВладимЫч – богатый, успешный, честный претендент. Ничего не будет, но он хоть мужчина – не пацан кладбищенский!»
Она поджала губы. Кажется, пришел момент истины. Оба молчали. Кто-то ждал, кто-то сопротивлялся. И сама атмосфера приняла подобный оборот. Все невольно.
«Какая чушь!»
В ушах – звон и будто воздушная настоящая сирена извне.
Снежана прислушалась. Освободила слух. Нет - показалось.
В дверь постучали. Оба молодых человека встрепенулись, поднялись, вытянули шеи.
- Это что ещё? – Сдавленно произнесла девушка. У парня уши стояли на макушке, а глаза светились фосфором.
- Это Оно! – Он быстро собрался, бесшумно отбрасывая от себя искусственные одеяла, натянул бушлат, выхватив его с поверхности девушки покрывало, сгинул так же тихо.
Снежана медленно присела, вслушивалась.
«Эта ночь – бесподобна!»
В дверь снова раздался стук.
Руки ходили ходуном. Она не могла попасть ни в ватные штаны, ни в обувь. Она смогла даже предположить, что вполне, может быть, это самый настоящий, тот самый – последний день ее жизни, но «нежданчик» - суетливый живчик в душе ее, скромностью ёмкой твердил: «О, нет! Это вовсе ещё не финал!»
С тем она подошла к двери и на третий стук громко ответила:
- Кто там?
Она не понимала, почему так поступает: почему руки тянутся к двери цвета шоколада, в чем смысл игры этой, смелости или наглости ее, неоправданного риска, которого вкус впервые испытывала. Она не понимала.
Дверь отворила наотмашь.
Тот, кто ожидал данных свершений, невольно отступил шаг назад. Это был молодой человек с узким лицом и прозрачными глазами.
- А это ещё кто?! – Спросил он у неё.
- Кого вам надо? Кто вы? – Снежана удивилась тому, что во дворе давно уже раннее утро. Может быть, часов семь…
- Ты кто такая? – Узколицый оглядел девушку с ног до головы. Он - она чувствовала - имел на то какое-то право.
Одет прилично. Спортивный обтягивающий костюм, острые плечи в тёплой демисезонной куртке.
« Я такую в бутике видела», - пролетело в ней.
- Дай-ка я зайду! – Молодой человек, не обращая внимания, отодвинул в сторону девушку, прошёл в дом. Не раздумывая, быстрым шагом быстро проглядел все углы на первом этаже, потом поднялся наверх.
Снежана стояла на месте, у открытой двери. Такой дерзкий вихревой досмотр, такой оказии она никак не предполагала.
Парень вернулся вниз, молодцевато сбегая по ступеням.
Все его движения были резки, уверенны.
- Вот, что, девушка того бомжа, - обратился он к ней, усмехнулся, дал головой в сторону, мышца на шее возбудилась, взбухла, - это же надо, где таких находят?!
Данное окончание относилось к внешности Снежаны. Незнакомец пристально и заинтересованно повторно изучал девушку.
- Вы кто? – Заикнулась она.
- Не важно, кто я. Не важно кто ты. Мне важно кто он, и где он.
- Кто он?
- Он, черт возьми! Полоумные! Он – тот, кто здесь тусует с тобой Я с ним уже беседовал и не стоит от меня бегать посреди могил, не стоит брать мои вещи. Пусть вернёт все драгоценности, что наворовал на кладбище.
- Какие драгоценности?
- Послушай, мне интересно: откуда такая здесь взялась? Вроде не наша.
- Я завтра уезжаю, - ответила девушка односложно.
Парень вновь смерил ее взглядом, - равнодушным взглядом.
- Так вот. Этот твой друг, ты передай: у меня дело все ещё не выгорело. Дело на миллион. Он где-то рядом, я знаю, и вы увидитесь, так вот передай… Тебя, кстати, как звать?
- Э-э…
Он ждал. Его обманывать нельзя было. Что-то форменно серьёзное, законное было в нем. Она хотела придумать имя, но выпалила:
- Снежана!
- Хм, Снежана! И имя порядочное, хм. Давно бомжуешь?
- У меня все нормально. Я просто…
- Ладно, не важно. Так, вот, что передай: у меня полный пакет документов имеется, фотографии прилепим – не проблема. Плачу немалые деньги, он едет вместо меня на войну. Поняла? Передай. Или! Или я сдаю его военкому, у меня там тоже знакомые. Просто так сдаю, даром. Даром, или он может заработать. Услышала? Там инвалидность, все такое: на ноль его не отправят, пусть не переживает. Но моя фамилия должна быть там! Понятно?
- Ага! – Кивнула девушка.
- Все! – Молодой человек так же как вошёл, - пулей, так и выскользнул мимо. Немедля он отправился к калитке на выход.
Снежана смотрела вслед.
Вспомнил, обернулся, крикнул:
- Моё имя Михаил, Миша. Ты все то передай обязательно! На тридцать девятом участке, дырявый дом такой, - почтовый ящик. Туда бросите своё решение. Жду ровно сутки! Все! Ты передай!
Ушёл.
Снежана заперла дверь и глядела на полотно перед собой ещё долго и бессмысленно, потом отправилась разыскивать «друга».
6
Она нашла его на чердаке по звуку случившегося с ним припадка. Странно, что Михаил, желающий завербовать на своё имя уклониста, не заметил лестницы, приставленной к дверце, ведущей наверх.
Снежана подставила ее и поднялась. Она открыла люк и глядела на искажённое лицо страдающего, которого вот-вот только отпустило. Вновь – бледный лик и обострённый подбородок, успокоившиеся веки, мирно прикрывающие глазницы. Его лицо было похоже на женское, она вспоминала его слова и то обстоятельство, что когда соскочила со своей кровати – была укутана значительно теплее, чем он, - ее дачный дружок. Семён ютился под тонкой материей флиса, на которой косым углом лежала какая-то вязаная косынка, принадлежавшей видимо настоящей хозяйке.
Когда Семён пришёл в себя, поднялся на локтях, осмотрелся и увидел в отверстие Снежану, спросил:
- Что? Ушли?
- Он был один, не бойся.
- Что ему надо было?
- А-а, так, предложение одно. Спускайся, чего сидишь?
Парень тяжело поднялся, не выравнивая полностью спины под низким каркасом кровли, прошёл к выходу. Девушка ждала внизу.
- Что он хотел? – Переспросил. Его лицо казалось заспанным. Тело вдруг задрожало от осознанного холода. Снежана набросила не его плечи ватник, который заранее приготовила.
- Почему ты меня так укрыл там, когда мы спали? Сам бы замёрз, - спросила она.
Они стали спускаться вниз, на первый этаж.
- Внизу холоднее, чем тут, - говорил позади парень, - я знал это, потому укрыл. Ты же городская. Тебе непривычно.
- Признайся же, крысу - мне подослал?
- То есть? Как ты представляешь это?
- Но ты же знал, что она будет шастать повсюду.
- Не знал. Она надолго уходит. Просто на этот раз пришла с тобой познакомиться. Так зачем тот человек приходил?
- А это и было твоим приведением. Это то, что ты видел в своих ямах. Он давно выследил тебя и наверняка уже знает о твоём недуге. Он предложил тебя поменять на себя.
- Это как?
- Это так, что все документы подделает на свою фамилию, но фотографию вклеит твою, потом все вернёт обратно.
- Ещё чего! Новость!
- Нет, послушай, он предлагал хорошие деньги.
- Мне деньги? Зачем мне деньги?
- Квартиру купишь.
- Ого! Думаешь, тех денег хватит? Мне и здесь хорошо. Я решил никогда ничего себе не покупать.
- Сам же говорил: одиночества боишься. А разве ты без жилья такой сякой нужен будешь кому?
- Не буду, так и не надо. И хватит об этом.
- Так как? Как поступим?
- Ты поедешь домой. Я – разберусь.
- Ух, какой резонёр, посмотри-к! – Воскликнула Снежана, - а если я прикипела к тебе, тогда как?
Он посмотрел на неё строго, ничего не ответил. Он не воспринимал ее всерьёз, она так это расценила.
Внутренний «нежданчик» ее спал преспокойно. Ему тоже тут было не при делах. А ей самой?
Она сказала:
- Я сейчас наберу своего городского кавалера, Анатолия Владимировича, и завтра (а у нас срок до завтра!) он заберёт тебя и меня отсюда.
- Ку-уда?
- Ту-уда. Домой ко мне поедешь. Откормишься, отдохнёшь, а потом и решим.
- И что же: я работать должен. У меня работа тут. Ты…
- Ездить будешь.
- Вот… (он сдержался, что бы не обозваться) как? Я в маршрутку не смогу залезть даже, меня тут же повяжут в военкомат.
- Не повяжут. Я тебя девочкой наряжу.
На те слова Семён оживился не на шутку. В глазах его – солнечный заяц хвостиком махнул. Никогда ему в голову сие не приходило.
- Я? Девочку? Ты – того? – Он покрутил у виска.
- Я не того. Просто я видела, когда ты лежал, у тебя лицо женское было, и знаешь что…
- Не выдумывай! Тьфу ты, чушь!
- Ты в прошлой жизни был девушкой, а я… А я – твоим другом.
- И – парнем, да?
- И парнем, да. Мне всегда говорили, что я слишком активна не по-женски как-то, не как девчонка, понимаешь? И ноги, смотри, какие у меня тонкие-тонкие, как у мальчишки.
Семён перевёл взгляд на ноги Снежаны, укутанные, забинтованные кое-как попало, - массой разноцветных тряпок для сохранности тепла.
Взгляды их обоих туда обратились, а когда снова встретились – оба как на духу рассмеялись.
***
Он опустил ложку в холодный гороховый суп, помолчал. Она видела, что он именно теперь именно думал о ней.
- Ты хорошая, у тебя душа красивая, - выронил.
- Ешь, «красивая»! А я красивая?
- Ты? Так себе, - и ещё раз, болтнув ложкой, запустил кашицу в рот.
- Ого! – Она махнула головой, заметила, - подогреть бы надо, я же предлагала.
- Ничего. Я привык к холодной пище, потом…
- Ага, ладно! Подожди! – И она побежала к двери, чтобы поблагодарить А.В., который привёз их в город.
Выскочила, поправила длинную сбившуюся чёлку. Это нравилось всем. Но теперь она не желала того, - нравиться кому-то. Однако увидела сие отражение в глазах А.В., - восхищение, которое скрыть было невозможно. Ноздри того дрогнули, он отвёл на секунду взгляд, упиваясь миловидностью девушки в своём воображении.
- Я, - заговорила она, краснея до кончиков ушей, и ещё: бордовея ненарочно до мозга косточек, - я так благодарна вам.
- Это кто, вы можете объяснить? – Задался Анатолий.
- Это? Друг. Друг.
- Друг? – А.В. усмехнулся. В этой усмешке было что-то неподобающее, что-то не то, не так, как должно было истечь из уст будущего мужа, любовника.
«А он, вполне возможно, и даже очень был избранником».
Она ведь уже полюбила его.
«А?»
«Нежданчик» в ней спал, лишь развернувшись на другой бок.
- Друг, ладно…, - Анатолий Владимирович, без лишних силлогизмов развернулся и пошёл прочь.
Ее рука всплеснула в воздухе вслед. Она не знала ещё – что.
«Может быть, поцеловаться надо б?»
Но он уже стоял у лифта, скрывшись за стеной.
Он думал о ней? Он думал о ней ли: так же, как несчастный Семён думал о ней?
- Пока! – Услышала она, запирающиеся двери лифта.
- Пока…, - прошептала, ещё раз поправила волос.
Вернулась в квартиру. Семён щелкал по дну миски, - добрался, доедал.
Он был голоден, она понимала.
«И как сейчас нас всех интересно прокормить? И еще мама даже не знает…»
- Спасибо! – Парень поднялся со стула.
- Сиди! Сейчас чай налью, - пошла хозяйничать у плиты. Незаметно для парня наблюдала за его спиной. Он глядел на улицу, подперев подбородок.
Кажется, его совершенно разморило.
«И был ли он, Сеня, вообще когда-нибудь в цивилизованном жилье?»
***
«Если бы взять и развернуть мир наизнанку, и если бы тот мир узнал о том, что еще не знает, что знаю я!»
Она сидела напротив и не стеснялась любоваться гостем тем, у которого она гостила почти два дня.
- Мать твоя, наверное, ругаться будет? – Спросил он, ворочая сухариком за щекой.
- Ничего не будет. Убьёт нас обоих и - делов-то, - пошутила.
Он не понимал юмора. Такая уж суть могильщика. Не улыбнулся даже.
- Ты, знаешь, - начал он, - в тот раз, когда я упал в ту вырву от снаряда, шел неумолимый дождь. Хлестал-таки. Я промёрз, черт, до нитки! И все карабкался, карабкался, а меня тянуло вниз. Я чувствовал, что вполне могу выбраться. И сил для этого хватало, в общем…
Но так, для эксперимента, просто так, даже не знаю зачем, отпустил ситуацию. Отпустил.
Я уселся в самую грязь, где было уже много воды, глядел под себя, на мокрые штаны, на грязные руки и думал: умереть бы! Мне бы ничего больше в мире не надо было, от мира – ничего – умереть бы сей час! Просто – сейчас и мгновенно! И – все…
- Ну, и что?! – Снежана подпёрла подбородок, как раньше ее гость с разницей в том, что подбородок выставился острым углом намного больше, чем нуждалось.
Она кокетничала? Допустим. Но для кого?
«Кто он такой? Брат, сват? Никто. Сегодня здесь, завтра – там. А, может быть, и правда, отдать его б на поруки армии, пусть хоть откормится», - это были ее мысли.
В каждой шутке – доля шутки.
Он опрокинул чашку, слизывая сладкие последние капли. Она поднялась и приняла ее у него, задев чуть по его зубам краем чашки, нечаянно.
- Я пойду на медкомиссию и скажу, что не здоров, - пробубнил он.
Она мыла посуду.
- Пойдёшь - загребут. Сейчас всех берут. И как ты это докажешь, что ты больной до ужаса? Как? – Она обернулась. Он - тоже, сидя на стуле, смотрел на неё, озадачившись.
- Надо тебя как следует перепугать, чтобы ты там выдал им концерт.
- Да, ладно! – Принял он, наконец, сарказм, - все же мои друзья пошли давно на фронт. Это я такой…
- Какие ещё друзья? – Она тщательно вытерла руки, присела на своё место, уставилась на Семена, повторила, - какие ещё друзья? У тебя друзей никогда не было.
- Почему ты так уверена?
- Да, потому, что такой никому не нужен.
- Да какой же?
- Да такой же! Вот, взялся же на мою голову!
- Я не просил тебя…
- А не надо просить. Уж как есть! – Снежана не понимала чего суть: ее ненадуманное раздражение.
«Ведь, действительно, какого рожна переживать!»
Тут и внутренний «нежданчик» пробудился, спросил, мол, в чем дело? Пропустил что-то?
«Пропустил что-то!»
В дверь, задирая хвост, и громко мурлыча вошла Килька.
Оба поглядели на нее.
Снежана пояснила:
- Вот, пришла знакомиться!
Парень поднялся, подошёл, погладил кошку за то, чем она позволяла, тем временем увиливая от незнакомца.
- Хорошая, - оценил он, пятясь и усаживаясь назад.
- У тебя все хорошие. Она не хорошая, она – родная.
***
Мама пришла спустя час данных событий. Снежана устроила Семена у телевизора в комнате и вела беседу с родной душой.
- Ты, понимаешь, кого привела домой, дочь! – Возражала мама, - это же незаконно. И, посмотри, как он хорошо устроился! Сидит, переключает каналы. Наглец!
- Да ты его не знаешь. Он меня ночь грел.
- То есть? Ты вообще, где была? Малуша уже не знала, что выдумывать!
- Ма, не ругайся, а то мы оба уйдём.
- Куда вы уйдёте, ах, боже мой!
- Ах, вот уйдём. В бега уйдём!
- Ну, в общем, понятно. Оба спятили.
Помолчали.
- Знаешь, скажу тебе отличную вещь: давай-ка, его отправим в поликлинику, если у него болезни разные. Лечить надо. Ему лучше же, - предложила женщина.
- Ты думаешь, я против? Нет. Совсем нет. Каждому своё место.
- А у меня такое чувство – ты влюбилась в него.
- Ах, ма, ерунда! Ты не видела Анатолия…, - Снежана запнулась.
- Какого Анатолия? Ты сильно не увлекайся! Тебе учиться ещё четыре года! Тебе только четырнадцать! Куда тянешься?
- Работать пойду. Анатолий – эт-то…, - подумала и решила чуть приоткрыть, - это такой человек, который помог мне однажды. Да, он взрослый, у него даже магазин есть.
- Ну-у, дочь! – Женщина поднялась с места, - он дядька совсем, что ли?
- Не дядька! Он – отличный парень! – Снежана не могла скрыть свой обман. Лишь ресничками помахала. Мать видела, понимала, но нужно было знать до конца, слушала.
- Дальше, какие новости? – Предложила.
- Дальше, он нас привёз, он его, - она акцентировала, - его назад увезёт. И все! И больше никакой привязки, клянусь!
- Зачем вообще ты все это делаешь, Снежана?
- Зачем? – Она сделала плечиком, - зачем – не знаю. Так.
***
Девушка и парень – уклонист стояли у двери тканевого магазина. Анатолий Владимирович их сразу заметил.
Девушка тронулась вперёд, в салон. Семён остался у входа.
- Что, - спросил хозяин магазина, - собрались-таки?
- Ну, да, - подтвердила она. Ей непременно хотелось сегодня его назвать только по имени, - Анатолий, без «Владимирович».
- Сейчас покупателя отпущу, - сказал он.
Снежана огляделась.
- Ничего не вижу. Какого покупателя?
- Скоро придёт. Не переживайте, успеем.
Снежана нашла глазами в углу прекрасный уютный пуфик, обтянутый красной тканью, как в театре. Это был жаккард из хлопка, шерсти, шелка, - нежный, мягкий. Руку на него положила, поглаживала.
- Друг, говоришь? – Услышала она.
Анатолий Владимирович сверлил ее взглядом.
Она не успела ничего сказать.
- Друг, говоришь?! – В его лице свирепость, неузнанная какая-то. Оно девушку удивляло, - лицо, гнев. Ей захотелось засмеяться на то действо. А как ещё? На то неуклюжее выражение А.В.!
«Что такое?»
«Нежданчик» чувственный внутренний замер.
- А не шлюхи ли вы все? – Дальше она не понимала, половину не слышала то, что исходило из уст А.В.
- Вот я только вчера, как ушёл от тебя, узнал, как вы девочки преданными бываете. Как только любимый на день-два исчез, так любовь ваша… Черт! Дьяволицы! Мой товарищ погиб и только … успел, она, сука уже другого нашла…
Он продолжал говорить ещё что-то.
Она понимала, да и он, - А.В., - понимал, что то, что сейчас исторгалось ИЗ, к ней не относилось. Точно – нет.
То, что сейчас он говорил, о чем позже сильно пожалеет – это нервы.
«Это – нервы!»
Она не слышала его вполовину, - его обидные слова, ругательные слова, недостойные мужчины.
Она понимала, как исчезал навсегда огонёк, фантастический, и, наверное, никогда б и не сбывшийся огонек какой-то мечты между ними. Он - исчезал, исключался навсегда.
Она повернула голову на стеклянную дверь тканевого магазина и увидела, как два больших в защитной одежде мужчины тащили Семена, упиравшегося пятками в асфальт к большой белой машине, дверь боковая которой была открыта.
Из тёмного зева ее торчала ещё одна голова силача, он простирал руки навстречу, не выходя из кабины, отнюдь, ожидая принуждение, выкручивание парня.
Девушка лишь успела подойти к выходу, как дверь заперлась купейным звуком, и машина дала немедленный ход.
Опершись о край стеклянной двери, она не понимала: как так? Как так, вдруг…
- С-сучки! – Услышала позади.
Анатолий Владимирович, лицо – искажено.
«Это – нервы!»
Он был не на ее стороне. Напрочь, навсегда. Она решила.
Лёгкий шаг тронул бюст. Вышла наружу. Ветер играл чёлкой, чем нравилась всем мужчинам, - такая ненарочитая, правдивая естественность, непорочная…
Ее шаг был лёгок, почти воздушен. Она ощущала крылья за спиной. Она будто провожала то чудо-юдо, что покидало ее, Семена, - странного парня, который так: как-то однажды пересёк ее улицу, ее жизни.
Она приподняла острый четырнадцатилетний подбородок, подбородочек и подумала:
- Я… Я ждать тебя буду. Я – люблю тебя…
END