Глава 54. Звенья цепи
Молодые люди, по виду явно иностранцы, обступили оператора телеканала «Фарватер» Сергея Комарова и вели его по узким коридорам Адмиральского кораблестроительного университета.
– Кто вы такие? – негодовал оператор, глядя на окруживших его молодых людей неславянской внешности.
– Друз’йа, – ответил ему молодой африканец.
– Друзья так не поступают! Отпустите меня немедленно!
Оператор попытался увернуться, но был заключён в ещё более плотное кольцо. Его руки держали с разных сторон какой-то азиат и чернокожий, не давая пространства для манёвра. Ещё по два человека подошли спереди и сзади.
Некоторое время Комаров держал телекамеру включённой, о чём свидетельствовали движущаяся картинка на выдвижном мониторе и надпись “REC” с красной точкой. Но в какой-то момент чья-то смуглая рука нажала кнопку остановки записи и приставила выдвижной экранчик к боковой панели. Рассчитывать, что по этому видео потом удастся установить личности тех, кто принуждал его идти за собой, и место, куда его вели, оператор «Фарватера» уже не смог бы. Сейчас он мог полагаться только на собственные силы и стойкость.
Комаров догадывался, что всё то, что с ним сейчас происходит – результат незаконной съёмки, которую он вёл на заседании учёного совета. За его многолетнюю практику работы оператором, да ещё и в таком скандальном шоу, как «Коридоры», ему и его коллеге Галактионову не раз приходилось слышать упрёки в том, что они куда-то проникли, что-то или кого-то втихаря засняли, а тот, кого они записали на видео, своего разрешения на это не давал… Самые ярые в момент съёмки начинали закрывать объектив камеры, грозились её разбить. Те, что поспокойнее, угрожали судебными исками. Чаще всего такие стычки происходили с охраной всевозможных учреждений, куда «Коридоры» приходили для проведения своих журналистских расследований. Дальше жалоб и угроз дело обычно не доходило, и физические столкновения в последнее время происходили достаточно редко.
За последние два года «Коридоры» зарекомендовали себя как шоу, которое специализируется как раз на таких расследованиях, журналисты которого позволяют себе заявиться без спроса куда-то угодно и к кому угодно, и задавать фигурантам такие вопросы, отвечать на которые они меньше всего были готовы. Благодаря этому программа обрела огромную популярность у населения, и каждого нового выпуска с нетерпением ждали и смотрели тысячи людей. И для всякого рода чиновников и прочих публичных и не очень лиц, которые в любой неподходящий для себя момент могли стать её героями, это выполняло роль сдерживающего фактора, если у кого-то из них и впрямь возникало желание разбить оператору камеру. Поэтому даже если кто-то был крайне недоволен появлением в своих стенах и коридорах журналистов этого шоу, на рожон уже старался не лезть: обычно это оборачивалось тем, что все кадры противодействия в проведении съёмки попадали в эфир, крутились в анонсах и трейлерах предстоящего выпуска, и действия «отважных и несдержанных», как называл их Галактионов, потом обсуждал весь город. Над ними потешались, они становились героями мемов, и после нескольких таких эпизодов, ознаменовавшихся на весь город оглаской, подобной «засветки» уже мало кто хотел.
Сегодняшняя ситуация кардинально отличалась от того, с чем они сталкивались ранее. Во-первых, оператору не просто начали препятствовать в проведении съёмки, а нагло куда-то утащили, чего ранее с Сергеем Комаровым никогда ещё не было. Во-вторых, с ним не было Галактионова – без него оператор чувствовал себя не так уверенно. В-третьих, Комарова очень смущало, что ему сейчас приходится иметь дело не с охраной и представителями полиции, к разговорам с которыми он за многие годы уже привык настолько, что это воспринималось как часть рабочего процесса и какого-то особого дискомфорта не доставляло, а с группой незнакомцев, идентифицировать которых он не мог ни по форме, ни по лицам.
Его завели в просторное помещение. Здесь воняло солидолом и мазутом, а в ушах стоял гул десятков вращающихся лопастей. Свет, бьющий с потолка десятками энергосберегающих ламп, давал рассмотреть пространство вокруг. Турбины и генераторы, выше человеческого роста, располагались у стен. Некоторые агрегаты были оборудованы приборными панелями. Огромный монитор на дальней стене транслировал графики и таблицы с различными показателями.
Когда Комаров оказался внутри, двое иностранцев закрыли дверной проём своими телами.
– Для чего вы меня сюда притащили? – не унимался оператор. Он старался говорить как можно громче, в надежде, что снаружи его кто-то услышит.
– Для безопасности! – выговорил паренёк азиатской внешности – то ли вьетнамец, то ли малазиец, Комарову было сложно это понять.
– Чьей?
– Твоей! – вступила в диалог чернокожая девушка, которая говорила практически без акцента. – Вопросов глупых не задавай!
На эту негритянку Комаров обратил внимание, когда увидел в холле вместе с белорусом Владом Федорцом. Она отговаривала одного из своих чёрных сородичей прокалывать колёса на полицейской машине.
– Откуда я знаю, для моей или не для своей? Что вы собираетесь со мной делать? – возмущался оператор, повышая тон ещё сильнее.
– Съем тебя! Голодная я! – выпалила африканка и клацнула большими белыми зубами у него перед лицом. – Я просила глупых вопросов не задавать.
– Да кто вы вообще такая? Кто вы все? Откуда здесь взялись взялись?
– Мы тоже не очень-то знаем, кто ты, – парировала та.
– Так зачем вы меня сюда привели! – уже практически кричал оператор.
– Затем, что если бы тебя повели другие, то привели бы в другое место!
– Куда? В полицию? Вот и славненько! Пусть бы везли меня в отделение, и там бы со мной разбирались! Чтоб всё по закону было! А не по беспределу, как вы сейчас пытаетесь!
– Тебя повезли бы не в полицию! – Голос у африканки был резкий и бойкий, при этом она его даже не повышала. – И обошлись бы там с тобой точно не по закону!
– Куда бы кто меня увёз? Меня, оператора? За что? – говорил Комаров так, словно отвечал на полную околесицу.
– Не «за что», а за ЧЕМ! Конкретно за тем, что ты держишь сейчас у себя в руках! – африканка ткнула пальцем на камеру в руках оператора.
– Да что за ересь вы несёте?! Отпустите меня немедленно!
– Подожди. Я тебе сейчас всё объясню, – размеренным тоном произнёс чернокожий парень в деловом костюме. – Успокойся и послушай меня. Это займёт две минуты.
Выглядел он статно, презентабельно, на вора или преступника похож не был, и если бы не сложившаяся ситуация, Комаров, возможно, его бы и выслушал. Но сейчас оператор был слишком раздёрган и слушать никого не хотел.
Комаров надеялся заснять, как полиция пакует Галактионова в автозак, и он даже начал предвкушать момент этой съёмки. Эти кадры наверняка повеселили бы зрителей и добавили свежести и разнообразия в новый выпуск «Коридоров». Шутка ли – известного и любимого многими телеведущего задержали и доставили в РОВД как участника драки! Да ещё и где – и в стенах АКУ, ведущего технического вуза страны! Это с удовольствием смотрели бы не только в Адмиральске, но и в других городах Причерномории.
– Эти две минуты слишком дорого мне обходятся! – говорил Комаров на эмоциях. – Вы и так мне сюжет запороли! Я собирался ехать за своим напарником в полицию, и должен был фиксировать происходящее на видео. Если у вас есть ко мне претензии, вы вправе обратиться с заявлением. А вы меня схватили, повели непонятно куда. Это не только препятствование журналистской деятельности. Это уже похищение человека! Уголовку себе схлопотать хотите? Так я вам её обеспечу!
Внезапно Комаров подумал о том, как тонко поступил ректор либо кто-то из руководства вуза, отправив разбираться с ним не вузовскую охрану, с которой можно при необходимости потом и спросить, а каких-то непонятных иностранцев, которые в случае чего могут и вовсе покинуть пределы страны. И даже если он запомнит их внешность, то вряд ли потом отличит от десятка таких же негров и азиатов, которые для «белого» человека на одно лицо.
– Надеетесь потом спетлять куда подальше, на земли предков? До таможни домчать не успеете! – кричал Комаров на своих визави.
– Такой красивый белый человек, а такой глупый! – резко оборвала негритянка.
– Да сама ты дура! – с яростью выпалил Комаров. – И заруби себе на носу: если со мной что-то случится – в редакции знают, где я сейчас нахожусь. И если я в течение часа не выйду на связь, меня будут искать.
– Так мы и делаем всё для того, чтобы тебя не искали, – сказал немногословный азиат.
– Каким образом? Насильно удерживая меня здесь?..
По знаку африканки иностранцы отошли в дальний угол помещения и начали о чём-то переговариваться. Все внимательно слушали чернокожую студентку. Как понял Комаров, эта негритянка здесь была главная. Ей внимали и африканцы, с которыми она разговаривала на своём наречии, и азиаты, использующие в общении с ней странный суржик, состоящий из слов русского и английского языка, а также фраз, произносимых на родном языке. Оператору только оставалось удивляться, как эта девушка могла настолько легко вести с ними диалог.
Пока они шушукались, Комаров решил незаметно уйти. Но двое крепких парней тут же выросли перед дверями, загородив собою выход. Оператор с сожалением думал над тем, как он сейчас подставляет своего шефа. Ведь тот рассчитывал, что Комаров будет снимать, как его задерживает полиция, как увозит в райотдел. Но выходит, что этих кадров у «Фарватера» не будет.
Оператор начал звонить Галактионову, но телефон телеведущего не отвечал. Тем временем африканка снова подошла к нему.
– Сейчас ты останешься здесь, – сказала она, глядя на него в упор большими белыми глазами. – И ночевать будешь с нами.
– Что? Это ещё зачем? Вы вообще ёбнулись, ребята? – Комаров был настолько разозлён, что слов уже не подбирал. – Я сейчас же звоню в редакцию!
Он потянулся за телефоном, но азиат перехватил его руку.
– Никуда ты звонить не будешь.
Комаров попытался двинуться в сторону выхода, но снова был перехвачен африканкой за плечо. Тут начала издавать звуки рация, прикреплённая у неё на поясе. Девушка открепила её и поднесла ко рту.
– Белый человек оказался несговорчив. Порывается уйти, куда идти не стоит. Меня с ребятами слушать не хочет. Не думает о безопасности, или не понимает, что мы ему хотим сказать. То ли он для меня слишком белый, то ли я для него слишком чёрная. Поэтому будет нужна твоя помощь. Подходи. У вас с ним кровь одна. Вот и поговорите.
«О, уже о крови говорят. Чего же они хотят от меня?», – подумал Комаров, представляя того, с кем разговаривала по рации эта африканская девушка, и ему невольно начал рисоваться портрет крупного чернокожего губастого парня с горой стальных мышц, который сейчас придёт его усмирять. И видя перед собой эту разношёрстную компанию из представителей разных рас, которые зачем-то привели его в это шумное, но безлюдное место и не собираются отпускать, фантазия оператора вдруг начала рисовать ему жуткий ритуал кровавого жертвоприношения, и как его душераздирающий вопль утонет в гуле вращающихся турбин. Кого вызвала эта негритянка? Служителя культа? Бойца? А может, фанатичного адепта их заморского бога? Или он и есть их бог? И сколько их у них, этих адептов и этих богов?.. Комаров поразился тому, какие нелепые картины полезли в его голову в этой стрессовой ситуации.
– Я предупреждаю вас об уголовной ответственности, – говорил Комаров, заметно нервничая. – Может быть, у вас в ваших странах и позволена такая анархия, но здесь вам не Африка! Каннибалы чёртовы!..
После этой фразы негритянка зло на него посмотрела, что-то сказала другим людям на каком-то своём наречии. Затем они поднялись и все вместе ушли. Комаров остался в помещении сам. Неужели его слова на иностранцев так подействовали?
Он огляделся по сторонам и направился к выходу из мастерской. Но тут путь ему загородила совсем молодая девчонка, практически школьница, в комбинезоне на подтяжках, в каких обычно ходят механики.
Комаров заметил у неё на поясе своеобразный «патронташ», на который она крепила рацию и какой-то странный гаджет с выдвижной антенной, напоминающий портативный приёмник, снабжённый экраном.
Черты лица у неё были как у девочки-подростка, а длинные волнистые волосы, завязанные в два хвоста, струились по плечам, как водопады шампанского, из которых ему нередко приходилось пить на различных торжествах и корпоративах.
– Я вас не выпущу, – решительно произнесла она тоненьким, как звон хрустальных бокалов, голоском.
– Ты – меня? – удивился Комаров.
Девчонка была чуть ли не в два раза ниже его ростом. Одного несильного взмаха его руки было достаточно, чтобы этот «бокал с шампанским» отлетел от дверного проёма метра на три, а то и четыре. Их различал не только пол и возраст, но и весовая категория. Комаров был напуган и раздёрган, держать себя в руках ему было непросто. Лишь хорошее воспитание и чувство собственного достоинства не позволили Комарову проявить к ней грубость.
Она просто стояла в дверях. Стояла уверенно и решительно, уперев руки в дверные проёмы, и смотрела оператору прямо в лицо. Ему было дико и смешно видеть напротив себя эту молодую пигалицу, каких Галактионов называл обычно «писюхами» и одна из которых теперь грозила Комарову его не выпустить.
– Это для вашей же безопасности, – сказала «писюха».
Тот стоял и умилялся.
– Ты так уверена, что я не сдвину тебя с места? Как ты меня собралась задерживать? – ухмыльнулся Комаров.
– Убеждением, – не шелохнувшись, ответила девушка. – Я понимаю, что вас очень смущают эти ребята-иностранцы, и языковой барьер им не даёт возможности нормально объяснить вам ситуацию. Поэтому разговаривать с вами буду я. Обычно такие переговоры ведёт мой товарищ, Влад, с которым вы уже имели возможность пересечься. И для чего они с вашим коллегой затеяли эту бутафорную драку, свидетелем которой вам посчастливилось стать, вы прекрасно знаете. Владу было нужно попасть в РОВД, чтобы выручить своего друга, а вашему коллеге было нужно туда попасть, чтобы познакомиться с другом Влада. С нашим ОБЩИМ другом. Понимаете, о чём я?
Войдя в помещение мастерской и закрыв за собой дверь, девушка сняла с пояса приёмник, вытянула небольших размеров телескопическую антенну и начала крутить колёса настройки, пока не вывела на экран изображение.
– Смотрите, – сказала она, повернув к лицу Комарова дисплей.
На экране её приёмника прокручивалась запись с камеры видеонаблюдения, на которой было видно, как полицейские ведут по коридорам доцента Столярова и Влада Федорца.
– А вот и ваш компаньон, – сказала девчонка и ткнула пальцем на фигуру Галактионова.
Ведущего сопровождали двое бравых парней из службы охраны АКУ. Рядом с ними шла пожилая, но довольно бойкая женщина с волосами цвета янтаря. На неё Комаров обратил внимание ещё в конференц-зале, когда эта рыжая обвиняла ушлого профессора во лжи и плагиате.
Девушка что-то нажала на устройстве – и теперь уже прокручивалась запись с уличной камеры, на которой было видно, как Федорца, Галактионова и Столярова пакуют в полицейский УАЗик.
– Чёрт, – с сожалением выговорил оператор. – Я должен был это снимать!..
– Как вы уже догадались, у нас в вузе – в коридорах и на фасадной части – стоят камеры, которые всё это фиксировали. Если вам нужны эти моменты, мы можем вам их предоставить. А теперь смотрите сюда, – сказала девушка и переключила приёмник на другую камеру.
На экране возникла обратная часть здания, у которой толпился десяток молодчиков, все в чёрных масках.
– А вот этих людей вы знаете? – спросила девушка.
– Лиц их здесь я не вижу, да и по очертаниям вряд ли кого-то узнаю. Но публика довольно знакомая, – произнёс Комаров, задумавшись.
Этих людей он видел часто, когда они срывали какие-то митинги. Точно так же выглядела группа людей, которая в своё время облила зелёнкой известную адмиральскую рок-певицу Марину Подкопаеву, чему на «Фарватере» был посвящён отдельный сюжет. Такого же плана публика, как догадывался Комаров, разрисовала свастикой памятник жертвам нацизма, установленный как раз недалеко от АКУ – в месте, где во время войны находился концлагерь и где были замучены тридцать тысяч людей, среди которых были как военнопленные, как и мирные жители Адмиральска.
– Догадываетесь, за кем они сюда пришли? – внезапно спросила девушка.
Комаров в недоумении покачал головой.
– За вами. И, скорее всего, за вашим напарником. Но ему повезло больше. Наша Агата Алексеевна оказалась принципиальной, и сделала всё, чтобы его, как участника драки, забрала полиция. Возможно, она даже сама не догадывается, насколько правильно поступила.
Татьяна переключилась на другую камеру.
– А этого человека вы узнаёте?
Девушка указала на тучного старца с длинной густой бородой, который, прихрамывая, вышел к молодчикам в масках и что-то начал им говорить, куда-то указывать, тыкая пальцами в сторону входов в АКУ. Люди в масках внимательно его слушали. У Комарова создалось ощущение, что бородач давал им указания.
– Да это же тот профессор, которого на заседании учёного совета обвиняли в краже интеллектуальной собственности.
– Да, это он. Зачем он к ним вышел, не догадываетесь? – спросила девушка скорее риторически, нежели намереваясь услышать ответ. – Эти люди пришли по вашу душу и по душу вашего напарника. Причём вы их, насколько я понимаю, интересуете сейчас больше.
– Я? – удивился Комаров. – Почему? Я всего лишь оператор!
– А вот как раз поэтому! – снова раздался звонкий, но уверенный голосок его собеседницы. – Чтобы то, что вы сняли на заседании учёного совета, никуда не попало. К тому же, если мы всё правильно понимаем, они очень злые на телеканал «Фарватер» – за то, что у вас в эфире были показаны записи нападения на журналистку Веронику Калинкову, а также запись того, как они разрисовывают свастикой памятник жертвам нацизма. Все эти записи были в телефоне одного из их сообщников, с которым «поработали» тем же вечером наши ребята. Так что наверняка они захотят поквитаться с вами ещё и за это. Именно по этой причине, как только вы появились в АКУ, вы уже были под нашим контролем. И после того, что произошло с Вероникой Калинковой, а также с вашей съёмочной группой у нас на кафедре, мы всех журналистов, которые каким-то образом засветились в скандале с кражей патентов в нашем вузе, держим в поле зрения.
Оператор и девушка встретились взглядами. Девушка улыбнулась.
– И заметьте, ваша камера сейчас по-прежнему при вас. Никто из нас у вас её не отбирал. Это не в наших интересах. Наоборот, мы заинтересованы в том, чтобы данные записи тоже были обнародованы.
– «Вы» – это кто?
– Студенты иностранного факультета АКУ, – простодушно ответила девушка. – Меня зовут Татьяна Тарасова, я – студентка первого курса и староста группы. Чернокожая девушка, с которой разговор у вас так и не заладился – Габриэла Н’Тьямба, студентка четвёртого курса. Африканец в костюме – Абубакар Абанда, тоже студент и наш главный инженер-айтишник.
– Хм. Это что же, вам преподаватели такое задание дали – следить за журналистами?
– По-вашему, мы настолько несамостоятельны? – вздёрнула брови девчонка.
– Простите, Татьяна, а сколько вам лет? – с изумлением спросил Комаров.
– Семнадцать, – ничуть не смутившись, ответила та.
– Вы же несовершеннолетняя. О какой самостоятельности идёт речь?
– А какое отношение имеет мой возраст к тому, что я говорю? – спросила Татьяна даже несколько обиженно. – Люди порой и в сорок лет не до конца отдают отчёт своим действиям.
В это время из коридоров донеслись какие-то крики. Девушка дёрнулась, но осталась на месте.
– Что это? – испуганно спросил оператор.
Тарасова тут же включила своё устройство с экраном и лихорадочно, по-детски волнуясь, начала просматривать записи с камер.
– Вот, смотрите, – показывала она Комарову. – Это наш главный корпус. Вот вход в конференц-зал, где вы недавно были. Люди в масках, которых вы только что видели у фасада этого здания, уже внутри. Вот они рыщут по коридорам, заглядывают в каждую аудиторию. Вашего напарника здесь уже нет – его увезла полиция, и все это знают. Кого же они ищут? Стало быть, конкретно вас.
В этот момент дверь в мастерскую с грохотом распахнулась, отчего оператор с девушкой вздрогнули и отскочили в сторону. В помещение ввалился молодой человек с побитым лицом – по виду то ли казах, то ли киргиз – и встал у входа, опёршись руками о колени и задыхаясь.
– О Боже, Нурлан! С тобой всё в порядке! – тут же подскочила к нему Татьяна и начала усаживать его на стул.
– В порядке. Только… кажется… нос мне разбили… – сдавленно говорил он.
У Комарова сработала профессиональная хватка. Он тут же включил телекамеру, навёл объектив на пострадавшего парня и начал вести съёмку. В это время девушка подбежала к какому-то боксу рядом со столом и достала из него аптечку, в которой были бинт и какие-то бутылочки и ампулы с препаратами.
– Дерусь я, конечно, хорошо, но только если один-на-один. А тут на меня сразу трое налетели. Одного я вырубил, второй меня из баллона с перцовкой, а третий… Если бы не Нарит, меня бы там уже и прикончили… Больно, ёлки-палки! – простонал Нурлан. Из узеньких глаз, которые он ещё сильно зажмуривал, ручьём катились слёзы.
– Так, сиди, не двигайся. Сейчас я тебе помогу.
Девушка взяла кусок ваты, налила на него из бутылки какой-то жидкости и стала промакивать парню разбухший нос и вытирать салфетками кровь с лица и одежды.
В коридоре через открытую дверь послышались голоса. В помещение вошла та самая негритянка, с которой недавно выяснял отношения Комаров, и её соотечественник. Его пиджак был заметно потрёпан.
– Как вы? – спросил он обеспокоенно.
И тут же, не теряя ни секунды, подбежал к аптечке, схватил шприц и начал наполнять его каким-то препаратом из ампулы. Видимо, обезболивающим.
– Мы-то нормально. Только Нурлан…
– За Нурлана не беспокойтесь, ему помогут, – отрапортовала негритянка. – А ты бери под руку белого человека и выводи его по самому безопасному маршруту. Я и Нарит будем вас прикрывать.
Раздался глухой стук о металл. Как понял оператор, ребята заблокировали двери, ведущие из коридоров в отсек мастерских. Комаров захватил камеру – самое ценное, что у него сейчас было – и послушно направился вслед за Татьяной Тарасовой.
Ребята шли быстро, минуя массивные двери мастерских по обе стороны коридоров, пока не добрались до лестницы. Тарасова направилась по ступенькам вниз и бросила на оператора строгий взгляд.
– Выключи свою бандуру, – тихо, но требовательно произнесла она.
– Вы же собирались не препятствовать мне в проведении съёмки, – Комаров с недоумением посмотрел на Тарасову, даже не думая делать то, о чём она просит.
– А мы и не препятствуем. Просто если вы продолжите снимать, то засветите наш путь отхода. А это крайне нежелательно. Ни для вас сейчас, ни для нас потом.
После этих слов Комаров вздохнул и нажал на «Стоп». Он бы с удовольствием поснимал коридоры АКУ, особенно те, где мало кто бывает. Но риск того, что иностранцы, психанув, могут и вовсе отобрать у него камеру, невольно заставил оператора подчиниться.
Они спустились на цокольный этаж и пошли по такому же коридору, только менее освещённому. Тарасова уводила его в подземный комплекс лабораторий, откуда доносился непонятный гул, а в маленьких круглых окошках, похожих на корабельные иллюминаторы, то и дело возникали яркие, словно молнии, вспышки.
«Вот тебе и Коридоры», – с иронией подумал оператор, сопоставляя окружающую его обстановку с названием программы, сюжеты для которой он снимал. Сейчас Комаров прикинул, насколько бы это пространство понравилось его товарищу Галактионову, который носился с мечтой о создании научного шоу. Студия во время съёмки наверняка имела бы подобный вид, и по ней проносились бы такие же звуки и вспышки.
Он замедлил ход и незаметно для Тарасовой нажал кнопку записи, покрутившись плавно так, чтобы захватить в объектив как можно больше пространства.
И как только оператор повернулся назад, экран его камеры неожиданно выхватил из впечатлившего его футуристического интерьера лицо той самой негритянки, которая совсем недавно обещала его «съесть».
– Я не поняла. Вы почему ещё здесь, а не там? – возмущалась она, размахивая руками. – Сильно хочешь снимать? Сейчас будешь снимать, как чёрные люди двери сносят! И колотят меня и Танюху у тебя на глазах! Только долго снимать не получится. Потому что следующий будешь ты.
Хоть Комаров и догадался, что говорила Габриэла про радикалов в масках, слышать про «чёрных людей» из уст негритянки было необычно.
Подхватив его за руку, африканка метнулась вперёд по коридору. Кисти у неё были сильные, упругие: захочешь вырваться – не получится. Сухая ладонь отдавала теплом и словно заряжала энергией.
Они практически вбежали в просторное помещение. Внутри находились промышленные котлы, от которых в разные стороны тянулись ветки труб. Как догадался Комаров, это была университетская котельная. Дойдя до противоположной стены, Тарасова подошла к небольшой лестнице и стала подниматься вверх. Она открыла люк, ведущий на крышу. Снаружи потянуло холодом и сыростью. Девушка вылезла на крышу. Оператор замешкался, но Габриэла выпихнула его из люка, словно в открытый космос, и загородила проход обратно своим телом.
Татьяна шла вперёд, подходя к самому краю. Комаров послушно направлялся за ней.
– Сейчас мы с вами будем прыгать сюда, – произнесла Тарасова и указала рукой на крышу недостроенного здания напротив, освещаемую двумя фонарями.
Это здание было несколько ниже и находилось как раз под котельной, на расстоянии полтора-двух метров от неё.
– Девочка, ты серьёзно? – недоверчиво произнёс Комаров, соизмеряя расстояние от одной крыши до другой.
– Серьёзнее некуда. За технику не беспокойтесь, ребята помогут. Оставляйте её здесь.
– То есть, это и есть ваш «самый безопасный маршрут»?
– На данный момент – да.
Комаров задумался и покачал головой.
– Слушайте, а давайте как-нибудь по-другому решим этот вопрос. Здесь только что проходило заседание вашего учёного совета. И я не верю, что какая-то кучка мордоворотов может так запросто врываться в стены вашего вуза и на них прям нет никакой управы. Где ректор? Где служба охраны?
Тарасова снова открепила от пояса приёмник и вытянула тонкую антенну. На экране возникли окошки, в каждом из них шла трансляция того, что попадало в обзор камер наружного наблюдения. Девушка расширила одно из окошек. В нём было видно, как двое молодых людей, явно студентов по возрасту, сошлись в рукопашную с тремя парнями в масках. Она переключила на другое окошко.
– Узнаёте интерьер, который вы снимали втихаря от меня?
Комаров его, конечно же, узнал. Именно здесь в объектив его камеры попала африканка, которая и поторопила их поскорее выйти на крышу. Здесь уже лежал без сознания человек в форме охранника вуза, которого пытались привести в чувства двое других мужчин, вероятно, вышедшие из какой-то лаборатории.
– А где полиция? – возмутился оператор. – Это же беспредел!
– Я уверена, что служба охраны нашего вуза вызвала полицию, как только обнаружила проникновение в здание посторонних. Поверьте, это не первый раз, когда они пытаются проникнуть в АКУ. В мае этого года они уже заявлялись к ректору с требованием выдать им Габриэлу и ещё двух ребят, которые, по их мнению, не понесли наказания. Полиция приехала, но никого не задержали, мотивировав это тем, что АКУ – общественное здание, и прийти сюда может кто угодно, с какими угодно требованиями. А вообще, в Адмиральске это не единственный объект, куда они так безнаказанно вторгаются. Помните историю с судостроительным заводом? Наш ректор Караваев тогда был его директором. Знаете, сколько раз он вызывал полицию? Они приезжали, но никаких действий не предпринимали. А когда уже всё закончилось, оправдались лишь тем, что на территорию завода они попасть не смогли, так как их туда не пустили. Вот вам и городская полиция.
– На завод не пустили полицию? Как это? – недоумевал Комаров. – Это же государственное предприятие! Охраняемый объект, ещё и оборонного комплекса!
– А вот так это. Представьте себе, – говорила Тарасова так, словно это уже было что-то само собой разумеющееся. – Сказали, что это корпоративный конфликт, и они к подобного рода делам отношения не имеют.
– А силовые подразделения? Они же должны были на это как-то реагировать?
– У них команды не было, – объясняла девушка. – Точнее была, но противоположная – ни во что не вмешиваться.
– Да как это? Быть такого не может! – отказывался верить оператор.
– Вы что, первый день на свете живёте? – Голос Тарасовой стал более раздражённым. – Не знаете, кем у нас полиция контролируется? И в чьей власти давать такие команды, равно как и отменять их?
Политикой Комаров не интересовался, и, как он сам не раз признавался своим коллегам, в городские новости особо не вникает, и о многом из всего, что происходит в городе, он знает лишь благодаря тому, что об этом говорят его коллеги. Предметом таких обсуждений часто становились «кулуарные» моменты из личной и общественной жизни городских чиновников. Комаров обычно слушал эти разговоры с улыбкой, не заморачиваясь на деталях, иногда лишь вклиниваясь с каким-нибудь анекдотом на обсуждаемую тему, но в курсе определённых «бурлений» в чиновничьей «кухне» он был. И ему не составило труда понять, что Тарасова намекает на первого вице-мэра Владимира Крючкова, который ранее возглавлял управление ДГБ. Несмотря на переход из силовой структуры в орган местного самоуправления, Крючков сохранил влияние на управление ДГБ, а имея уже чиновничий статус и будучи по рангу в городе уже вторым человеком, контролировал в Адмиральске уже не только ДГБ, но и весь силовой блок.
– Учтите, вы и ваш коллега для этого человека тоже очень неудобны, – продолжила девушка. – Как и весь ваш телеканал, который за последние два дня и вовсе стал ему поперёк горла. Считаться с кем бы то ни было из вас он точно не будет.
Внизу главное здание осветили вспышки файеров. Люди в масках начали что-то выкрикивать. Комаров дёрнулся и рефлекторно включил камеру, начав снимать с крыши группу молодчиков с искрящейся в руках пиротехникой.
– Нарит, я не поняла. Они ещё здесь, и лясы точат? Ещё и снимают, пока я охраняю эту грёбаную лестницу? – раздался голос Габриэлы. – А ну иди, промотивируй их!
Ждать «мотиватора» в лице Нарита Татьяна не стала – отошла на несколько метров назад, разогналась и первой совершила прыжок, пролетев над пропастью подобно птице. Уже на крыше расположенного по соседству здания она упала на колени и руки, но после этого ловко поднялась, прямо-таки вспорхнула, повернулась лицом и подняла голову на крышу здания, где стоял Комаров.
– А ты чего ждёшь? Или смелости у тебя не хватает? – Нарит вырос за спиной оператора Комарова. – Прыгай, не бойся. Если хочешь, могу прыгнуть с тобой. Разогнаться только надо хорошо, чтобы не рухнуть в простенок. Ушибёшься или сотрёшь колени – на той стороне я тебе помогу.
Комаров посмотрел на расстояние между одним зданием и другим. Оно было не такое уж и большое – метра полтора. Допрыгнуть на соседнюю крышу ему бы труда не составило. Но на мгновение оператор представил, как поскользнулся – и полетел вниз, с высоты четырёхэтажного дома, в тот самый простенок, про который сказал азиат. Комарова охватил лёгкий страх, но он помнил себя примерно в том же возрасте, в котором была сейчас Татьяна. Его детство прошло в Южнобугске – небольшом городке на берегу реки с очень живописными пейзажами, расположенном в ста километрах от Адмиральска. Подростком он часто ходил с друзьями на речку, лазил по отвесным скалам, пробирался по порогам на острова и обратно, преодолевая течение и другие препятствия. Высоты он тогда практически не боялся – она была частью среды его обитания, частью его детства, частью его самого. Теперь же в Южнобугске он бывал крайне редко, и ощущение высоты, столь привычное для него в детстве, сейчас ему казалось устрашающим. И высота, которую он теперь перед собой видел, проассоциировалась у него в голове с тем временем, которое отделяло его нынешнего от его тогдашнего. И для того, чтобы преодолеть это препятствие, ему нужно было мысленно вернуться в то время, когда, казалось, он мог воспарить над любой высотой.
Комаров всё ещё продолжал держать на плече камеру. Времени на раздумья не было.
– Камера ваша здесь не останется, я о ней позабочусь, – предупредил азиат.
Оператор всё ещё пребывал в замешательстве. Но оснований не доверять семнадцатилетней девушке, которая вела с ним переговоры, и её африканской подруге у оператора не было. Да и азиат, стоящий в трёх метрах от оператора, хоть и тащил его не так давно по коридору, но ничего плохого Комарову не сделал, и сейчас больше походил на телохранителя, нежели на того, кто может совершить по отношению к нему что-то нехорошее.
Комаров доверился этим иностранцам. Он вынул кассету положил её во внутренний карман своей куртки, после чего поставил камеру на бетон. Мужчина ещё раз взглянул на африканку и азиата, и со словами «была не была» совершил прыжок с крыши одного здания на крышу другого.
Едва Комаров перевёл дух и отошёл от края бортов крыши, как на его место прыгнул азиат Нарит. Перед прыжком он взял телевизионную камеру, крепко зажал в руках и, разбежавшись, перелетел через простенок. Приземлился он на бок и плечо, продолжая держать камеру в руках. К удивлению Комарова, и Нарит, и его телекамера остались целы и невредимы. Оператор быстро подскочил, забрал своё профессиональное «оружие» и тут же вставил в него чистую кассету. Теперь он снова почувствовал себя комфортно, словно хорошо экипированный и вооружённый воин.
Последней прыгала Габриэла. Сделала это она легко и бесшумно, подобно кошке. Комаров отметил про себя, что у этой чернокожей девушки невероятная пластика. До этого он раздумывал, где же ещё мог её видеть. И вдруг он вспомнил – в прошлом году в Адмиральске проходила спартакиада среди студентов, где чернокожая представительница АКУ показала наивысший результат в состязаниях по лёгкой атлетике среди девушек, оставив всех своих соперниц далеко позади. Он помнил, с каким восторгом его коллеги из отдела спортивных новостей просматривали записи с её забегами на дистанции и прыжками в высоту, стараясь отобрать для сюжета наиболее яркие и динамичные моменты. Эта была она – Габриэла Н’Тьямба, уроженка Анголы. Комаров с восхищением посмотрел на эту необычную девушку, похожую на ожившую статую из чёрного оникса, и проникся к ней ещё большей симпатией.
В глазах Габриэлы блестели отблески фонарей, их свет создавал вокруг её силуэта золотистый ореол. Капли моросящего дождя, играющие в её тёмных волосах, завязанных в пышный хвост, создавали ощущение россыпи из мелких драгоценных камней. Черты её лица, характерные для представителей африканской расы, выглядели гармонично. Комаров предположил, что эта девушка могла бы быть не только одной из лучших спортсменок, но и одной из первых красавиц у себя на родине.
В воображении Комарова она ассоциировалась с чашечкой бодрящего крепкого кофе с корицей, кардамоном и апельсиновой цедрой, который подавали с лежащей на блюдце плиткой чёрного шоколада. Последний раз он пробовал этот десерт во время праздничного мероприятия, проходившего в одном из ресторанов влиятельного городского бизнесмена Юрия Раздольского. Несмотря на простоту и доступность ингредиентов, кофе был потрясающим. Тогда Комаров, впечатлённый его вкусом и ароматом, в очередной раз понял, почему богатые люди предпочитают обедать и ужинать в дорогих ресторанах. Готовить блюда настолько вкусно, как ему казалось, дома просто невозможно. Что здесь важнее – руки мастера, качество сырья или особая атмосфера заведения – он не знал.
Они бежали по крыше до места стыка, откуда начинался подъём на ещё более высокую часть здания. Здесь находился откидной люк, который с лёгкостью открыл азиат, пропуская девушек и оператора по лестнице вниз. Комаров вместе со студентами оказался в каком-то недострое. Однако оглядевшись по сторонам, оператор для себя отметил, что здание не такое уж и нежилое. В коридорах удивительно чисто – ни мусорных куч, ни шприцов и окурков, которые являются привычным элементом интерьера объектов подобного типа. В одной из комнат Комарову и вовсе показалось, что он видит на полу туристические пенки, выполняющие роль подстилок, и несколько свёрнутых спальников.
– Быстрее, – торопила его африканка. – Машина уже здесь.
Внизу их ждала уже какая-то вишнёвая шестёрка. Боковушка у машины была с глубокой вмятиной. Комаров даже подумал, с чем же это надо было столкнуться, чтобы доставить своему другу на колёсах такие механические повреждения.
Стекло в окне у водительского сиденья опустилось, и оттуда выглянул неславянской внешности молодой человек.
– Захады, дарагой, нэ бойся! – послышался из салона мужской голос с ярко выраженным кавказским акцентом. – У мэня как раз гарячий чай.
Спутники Комарова посадили его сзади, справа рядом с ним сел азиат Нарит, озираясь по сторонам, словно что-то или кого-то высматривая, слева запрыгнула Габриэла. Татьяна же заняла переднее сиденье.
Чай в термосе у водителя-кавказца оказался поистине вкусным. После него Комаров себя почувствовал даже как-то бодрее.
Пока они ехали, кавказец всё время оглядывался по сторонам, высматривая, как догадался оператор, не только других участников дорожного движения. То же делал и сидящий на заднем сидении азиат, но его движения были более плавными, вертелась только голова, а всё тело было как будто приковано к сиденью. Если водитель в своём поведении походил на льва или тигра, то азиат вёл себя скорее как змея. «Или дракон!», – подумал вдруг Комаров, вспомнив, как когда-то, в детстве, собирал наклейки и вкладыши из-под жвачек с изображениями всяких мультипликационных героев, среди которых были и драконы.
Габриэла же уселась практически впритык к Комарову, причём не прямо, а вполоборота к нему. Её крепкие руки касались его шеи и головы, отчего мужчина испытывал приятное волнение. В этом можно было бы разглядеть африканский флирт, если бы не глаза Габриэлы, напряжённо смотрящие в лобовое стекло. Через несколько секунд Комаров догадался: таким образом она его прикрывает. «Чтобы быстро пригнуть мне голову и повалить в горизонтальное положение, если начнётся стрельба», – пришло ему в голову.
– Вроде бы всё чисто, – прервала его мысли Татьяна Тарасова, сидящая на переднем пассажирском сидении. Комаров поймал её взгляд в зеркале заднего над лобовым стеклом.
Она достала из небольшого кармана на своём поясе флешку и вставила её в свой чудо-приёмник. Проведя какие-то манипуляции с ним, она протянула флешку оператору.
– Вот. Здесь записи с камер наружного наблюдения, как пакуют вашего товарища, а также моменты, как «чёрные люди» врываются в коридоры, и их драки со студентами АКУ.
Комаров, всё ещё пребывая в шоковом состоянии, зажал флешку в ладони.
– А знаете, как бы было, если бы мы вас не увели из холла, несмотря на ваше противостояние и недовольство? Люди в масках встретили бы вас на выходе, разбили камеру, забрали кассету. Вас бы до смерти напугали, чтобы сломить ваш дух. А потом приехала бы полиция, приняла у вас заявление на группу неизвестных, которые совершили в отношении вас хулиганские действия и воспрепятствовали вам в выполнении профессиональных обязанностей. И через время дала бы ответ, что установить личности нападавших не удалось (хотя все они полиции известны). И это был бы не самый худший вариант. А вот если бы вы начали настаивать и требовать разыскать их и привлечь к ответственности, то именно ваши показания были бы подвергнуты сомнению.
– Каким образом?
– Скорее всего, вам бы устроили очную ставку с кем-то из «мирных патриотов города», которые пришли «поговорить» с вами и вашим напарником и «попросить» вас не пускать в эфир записи с заседания учёного совета, чтобы «не порочить честь города Адмиральска и его лучшего вуза». А камеру, как они вполне могли бы потом сказать, вы разбили сами для увеличения рейтингов и скандальности вашего шоу. Естественно, вы стали бы всё отрицать, и тогда вас пригласили бы пройти проверку на детекторе лжи. Вы бы не отказались, так как уверены в своей правоте. Но вопросы для этой проверки были бы составлены таким образом, что из ответов на них следовало бы, что вы путаетесь в показаниях. От двоякости этих вопросов вы бы начали нервничать, и это отразилось бы на ваших реакциях и было бы зафиксировано в конечных выводах. А потом полиция распространила бы заявление, что никакого нападения не было, а ваш телеканал придумал его для самопиара…
– Почему вы в этом так уверены?
– Потому что так уже было. Плавали, знаем. В мае на набережной на нас напали такие же «мирные граждане», а когда мы стали защищаться, НАС же обвинили в том, что мы их избили… Вы же помните историю про «пьяную африканку», которая напала с ножом на «мирных жителей»? Ими оказались члены организации «Белый коготь» и бойцовского клуба «Питбуль», известные своими неонацистскими взглядами. Представляю, как вам сейчас неприятно сидеть в объятиях этой чернокожей алкоголички. Не расслабляйтесь, а то и на вас ещё нападёт. И лицо отверните, чтоб запах перегара не слышать.
Несмотря на юмор – такой же чёрный, как цвет кожи у Габриэлы – лицо Татьяны сохраняло серьёзность. А Нарит и водитель-кавказец громко засмеялись. Заулыбалась от этой словесной остроты и сама Габриэла. А вот Комарову в этот момент было не до смеха.
Деталей истории, о которой говорила Тарасова, он не знал, но сам этот факт он помнил. Инцидент был нашумевший, на «Фарватере» в выпуске новостей ему было посвящено несколько сюжетов. А на днях, чтобы разобраться в этой ситуации, в Адмиральск даже приезжала уполномоченная по правам человека Леся Череда. В очередной раз вспомнить об этой истории Комарову пришлось накануне, когда на его коллег – оператора Михаила Потапова и журналистку Юлию Алютину – напал тот самый профессор, которого на заседании учёного совета обвинили в краже патентов. В тот день Потапов и Алютина поехали в АКУ как раз для того, чтобы встретиться с африканкой, ставшей участницей того громкого инцидента.
Теперь же Комаров сидел в оцепенении, его взгляд был полон ужаса. До этого момента он и сопоставить не мог, что девушка, которой так восхищались его коллеги после её победы на соревнованиях по лёгкой атлетике, и которую в газетах даже прозвали «заморской жемчужиной города корабелов», и есть та «пьяная негритянка, которая напала на «мирных жителей» – что и следовало из материалов пресс-службы городской полиции…
– Конечно, возможен и второй вариант – что наши ребята сыграли бы на опережение, и к моменту своего выхода из АКУ вы бы снимали, как их уже «делаем» МЫ, – продолжила Тарасова, имея в виду радикалов. – Но тогда бы полиция приехала уже по НАШУ душу – опрашивать студентов, преподавателей и расследовать уголовное дело по факту избиения нами «мирных» граждан, «патриотов» города, которые «мирно» пришли в наш вуз в «мирных» чёрных масках, чтобы «мирно со всеми поговорить».
Всё ещё пребывая в состоянии шока от всего увиденного и услышанного, оператор медленно перевёл свой взгляд с Габриэлы на сидящую впереди Татьяну. Совсем ещё девочка, дару убеждения которой, тем не менее, мог бы позавидовать любой переговорщик. Комаров вспоминал, как ругался с азиатами и африканцами, пока те вели его по коридорам, невольно испытывая уже чувство стыда и неловкости оттого, что так упорно отказывался их слушать. И он догадывался, почему разговаривать с ним на эту тему стали не они. Они понимали, что адекватного диалога у них с ним уже не получится, или он пройдёт на повышенных тонах. И чтобы не терять время, они направили к Комарову эту пигалицу, которая была значительно младше их, но это совершенно не помешало ей выступить парламентёром. Он оценил тонкость работы некоего «координационного комитета», который стихийно (а может, и по чьей-то инициативе – Комаров не знал) собрался в этом удивительном техническом вузе – АКУ. Эти студенты не стали с ним пререкаться, что-то доказывать или оказывать на него давление, а отправили на переговоры с ним эту 17-летнюю пигалицу. И непонятно, в чём было её достоинство – либо в том, что она единственная из этой компании обладала славянской внешностью и в совершенстве знала язык, могла говорить без акцента, либо в том, что говорила она действительно убедительно, и, несмотря на тонкий голосок и смазливое личико, говорила довольно по-взрослому.
Он задумался над тем, что могло заставить эту 17-летнюю девочку так повзрослеть не по годам. Он часто видел местную молодёжь, напыщенно взрослую, которая пыталась курить, пить, вести раннюю половую жизнь, сорить деньгами (как правило, родительскими) и оценивать степень крутости друг друга по количеству денег, а также дорогих гаджетов и фирменных шмоток. Но эта девчонка была взрослой в чём-то другом. Слишком взрослый взгляд, слишком взрослые рассуждения. При этом занудной или угрюмой, как обычно представляют серьёзных до мозга костей людей, она не была.
Он видел, как она шутила с водителем, когда он восхитился её ножками и сказал что с удовольствием съел бы их на завтрак, но ему так хочется видеть их каждый день, что он не может себе это позволить.
– Татьяна, – обратился к ней оператор. – Позвольте высказать вам своё почтение. Я первый раз вижу, чтобы такая молодая девушка вела такие серьёзные переговоры. Где же вы этому так научились?
– Жизнь научила, – вздохнула девушка.
– А вы откуда сами?
– Из Приднестровья.
Комаров задумался над всей этой ситуацией с непризнанными республиками. Понятно, что девушка была слишком молода для того, чтобы стать свидетелем событий, которые и повлекли отделение этого региона и образованию нового государства, остающегося непризнанным уже на протяжении десятилетий.
Второе, что заметил Комаров – что у этой девушки были слишком взрослые глаза. Вероятно, в том вооружённом противостоянии пострадал кто-то из её родственников, а, может быть, и вся её семья. Или, быть может, у всех, кто пережил такие моменты, на лице лежит тень страданий, неопределённости. Возможно, даже включая их детей, и даже тех, кто ещё не родился. Когда люди длительное время находятся в состоянии неопределённости, в ожидании войны, когда им приходится бороться всем народом за свои права, за своё место в этом мире, это действительно отражается потом и на их потомках, на их мышлении и поведении.
«Генетическая память», – возникли в голове у оператора слова одного адмиральского историка, этнического немца, которого они записывали во время проведения им акций по облагораживанию и приведению в порядок могил своих соотечественников, похороненных на старом адмиральском кладбище. Комаров обычно вспоминал и свою бабушку, которая называла эту особенность тенью прошлого. Выражение гораздо более простое, но пробирает аж до мурашек.
– Про таких, как вы, говорят «дети войны», – задумчиво произнёс Комаров. – Может быть, поэтому, несмотря на свой биологический возраст, мы ведёте себя гораздо взрослее.
– Все мы тут «дети войны», – кивнула Татьяна. – Нарит из Камбоджи, Габриэла из Анголы, наш друг Никола – из бывшей Югославии. А семья Тиграна переехала сюда из Нагорного Карабаха, незадолго до того, как в регионе вспыхнула вторая, а потом и третья война, ставшая для республики последней. И оказалось, что возвращаться Тиграну, его родителям и сёстрам уже просто некуда. Место на карте есть, а родины нет...
Оператор задумался, глядя на сопровождающих его ребят.
– А как же так получилось, что вы – такие разные по национальности, происхождению, наверняка и по религиозным убеждениям – слились в такую сильную сплочённую команду? – заинтересованно и задумчиво спросил Комаров. – Глядя на вас сегодня, я просто поразился синхронности и последовательности всех ваших действий. Вы так друг с другом ладите, так хорошо друг друга понимаете… Как такое может быть?
– Здесь мы не просто рядовые жители, каких здесь сотни, тысячи, – продолжали Татьяна, увидев задумчивость на лице оператора. – Мы приехали сюда не просто получить образование. Кто-то сбежал от войны, кто-то от преследований. Кто-то покинул свой дом, покинул уже навсегда... Тем, кто приехал сюда из сопредельных государств, как я, им проще. Они хорошо знают язык, соблюдают те же традиции, у них примерно такая же внешность, манера общения, и от жителей Причерномории они ничем не отличаются, и без особого труда могут здесь адаптироваться. А тем, кто прибыл из других континентов… кто имеет другой цвет кожи, другой разрез глаз… в первые дни они все здесь как одиночки, как чужаки. Потом они находят единомышленников, которые их понимают, чувствуют то же, что и они, и которым здесь надеяться тоже особо не на кого… С одной стороны, ты понимаешь, что ни на кого не можешь рассчитывать, кроме себя самого. С другой стороны, ты для себя открываешь, что ты не один, есть такие же, как ты. И у тебя есть силы помочь кому-то из тех, кто испытывает те же трудности, что и ты. Ты помогаешь другому – он помогает тебе. У вас образовывается цепочка. А сам ты лишь одно звено. И таких людей на самом деле очень много. По отдельности каждый из нас мало что может и мало что из себя представляет. Но каждый – звено в этой общей цепочке. И когда у нас есть силы помочь кому-то ещё, кроме себя, кружок замыкается, и звеньев в цепи становится больше. А цепь, как известно, бывает очень прочной, что и не разорвёшь. А теперь представьте, что будет, если этих кружочков окажется достаточно много. А из такой цепи можно уже большо-ое кольцо сделать. И обмотать противника несколько раз. По такому принципу мы и работаем.
Водитель притормозил. Свет фар осветил массивные ворота телестудии. Первым из автомобиля вышел Нарит и осмотрелся по сторонам. После этого дал знак Габриэле, та легонько толкнула Тарасову в локоть, и обе вышли из машины. За ними последовал оператор.
Охранник на вахте открыл ворота. Подойдя к створке, Комаров оглянулся на иностранцев. Те как ни в чём не бывало балагурили и шутили, садясь в машину с помятым крылом.
Комаров остался стоять, застывший в воротах. Вишнёвая шестёрка с иностранцами скрылась из виду, а у него осталось это тягучее чувство (даже не осадок) и размышления, как же всё-таки влияют на людей время и место, где они живут. Проще говоря, условия их жизни. И эту иностранную молодёжь, учащуюся в АКУ, он сравнивал с привычной молодёжью Адмиральска, которую видел каждый день – пресыщенной, праздной, часто чем-то недовольной, жаждущей каких-то развлечений… Можно ли назвать эту молодёжь несчастной? Ведь, по сути, она не видела ни войны, ни лишений, ничего из того, что пережили, возможно, эти ребята из Камбоджи, Анголы, Югославии, Приднестровья, Нагорного Карабаха. С другой стороны, и счастливой её не назовёшь, ведь она не знает цену счастья – в отличие от этих ребят, называющих себя звеньями одной цепи.