Последний замысел Хэа. Глава 10. Предсказание Аяды

ГЛАВА 10. ПРЕДСКАЗАНИЕ АЯДЫ

   Расскажу я вам легенду, красивую, как узоры Аяды, и глубокую, как история мира.
   Давным-давно, когда не было еще ни воздуха, ни земли, а царила одна пустота, тёмная и тягучая, решила великая Хэа, что так продолжаться не может. Мир не стоит на месте, сказала она, мир должен меняться.
  Тогда закрыла она глаза и представила Хуру. А когда их открыла, Хуру стояла рядом, жевала жвалами и поедала пустоту.
   Долго поедала Хуру пустоту, а вымя её становилось всё больше и больше. Пока не набухло так, что не могла она уже двигаться. Легла в пустоте и стала звать Хэа.
   Наклонилась Хэа над Хуру и стала доить. Много собрала Хэа уума. А чтобы уум не испортился, решила сварить аук.
   Сварила она аук и стала ждать, когда он созреет.
   Аук созревал и появлялись в нём пузырьки. Разные пузырьки. Были большие, были поменьше. А один оказался маленьким.
   Смотрела Хэа и радовалась. До чего же красивый получился аук. Закрыла глаза и представила.
   И всё, что только не представляла Хэа, появлялось в ауке. Представляла горы, озёра, реки, представляла самых разных созданий, и все они появлялись.
   А про самый маленький пузырёк Хэа забыла. Самый маленький и самый первый.
   Но потом спохватилась, и снова закрыла глаза. И создала своё самое главное и самое красивое представление. Свой самый последний замысел.
    Так появился наш мир.
 
   Последний замысел Хэа, легенда Малого Мира


   - Рубо, расскажи что-нибудь о мире.
   - О мире можно рассказывать бесконечно. Мир огромен.
   - Вот и расскажи.
   - А можно чуть-чуть поточнее?
   - Расскажи о существах, что живут в этом мире.
   - Их очень и очень много. Зачем нагружать ваши процессоры?
   - О существах, что умеют строить, создавать.
   - Типа Вас и типа ушедших?
   - Да.
   - Их тоже очень и очень много.
   - Ага... Любящая тут рассказывала про каких-то уродцев с квадратными телами. И вместо рук ног какие-то присоски...
   - Давай поподробнее.
   - Всё. Много она не рассказывала. Кубик с присосками, без головы.
   - Подобных вам или пестрокрылым десятки. Подобных ушедшим. Но кубиков я не знаю. Я мало знаю, особенно в этой части. Мир огромен. Мир очень огромен. Это не Малый мир, куда мы летим. Тот маленький, но в нём тоже всего очень много. Вот увидишь...
   Рубо вдруг стал прозрачным. Потом замерцал.
   И исчез.
   Первая открыла глаза.
   В углу сидел Мутный.
   Всё то же помещение, в котором они летели, просто квадратный мешок, без стульев, стола, остального.
   Хорошо хоть свет не забыли. И...
   - Рубо, - девушка посмотрела на техника.  Техник валялся и не подавал никаких признаков деятельности. Обычно он мигал, всегда, хоть немного, но всё же мигал. А тут...
   - С ним что-то случилось. Давно так лежит, - сказал парень.
   - И что теперь делать?? - Первая испытала шок, который испытывает маленький ребенок, понимая, что родителей нет.
   Да, у них была странная миссия. Они отправились неизвестно куда, неизвестно за чем. Но их вёл техник, железный шарик с мозгами. Собственно, он всё и делал.
   Теперь этот техник лежит.
   Первая взяла Рубо в ладонь и взвесила.
   Так, не тяжёлый.
   Постучала слегка по поверхности. Ещё и ещё. Сильней.
    - Осторожно, - ответил Мутный, - так ты его сломаешь.
   Девушка фыркнула.
   - И что теперь делать? - спросила она.
   Парень пожал плечами.
   - Что с ним случилось?
   - Возможно, он долго не ел.
   - Не ел, - удивилась Первая, - ему нужно есть?
   - Всем нужно есть
   - Но он же железка...
   - И что?
   - Так что ему есть? И чем ему есть?  - Первая крутила Рубо в руках, и пыталась найти хоть что-то, хоть какой-то намёк на отверстие.
   Но не нашла.
   - Я не знаю, - ответил Мутный.
   - Не знаю. Но ты же сказал. Ведь это ты сказал, что у него обморок.
   - Нет, я не говорил.
   - Да как не говорил?! Говорил.
   - Я сказал, он, возможно, не ел.
   - Да что ты заладил! Не ел... Может, причина не в этом.
   - А может, и в этом, - Мутный вздохнул.
   Первая чуть не запустила в него железкой. Правда, одумалась.
    - Ооо, что же делать? - спросила девушка, - вот мы подымемся... Подымемся? - удивилась она.
   - Да, мы поднимаемся.
   - Но мы же спускались.
   - Теперь подымаемся.
   - Почему?
   - Потому что такое строение мира.
   - Строение?
   - Мира. Такое.
   - Что-то ты разговорчивый, - заметила девушка, - то слова не вытянешь. А то говоришь, говоришь.
   - Успокойся. Ты спрашиваешь, я отвечаю, - Мутный казался невозмутимым. Непрошибаемым.
   "Откуда в нём столько спокойствия? - подумала Первая, - вот нас сейчас встретят. На той стороне. А дальше? Что будет дальше? Мы в мозг не залезем, пароль не узнаем. Что делать? Куда нам идти? Что искать?"
   От отчаяния девушка чуть снова не бросила Рубо.
   - Давай, - Мутный забрал железку и спрятал в мешок, - ты не заметила?
   - Что?
   Он показал на пол, на потолок. Снова на пол, снова на потолок.
   Думать было непросто.
   В конце концов Первая догадалась.
   Свет, что светил по периметру потолка, теперь оказался у пола.
   - Мы перевернулись? - спросила она.
   - Перевернулись. Поэтому мы поднимаемся.
   Они помолчали.
   Каждый пытался что-то понять. Что-то осмыслить. Но в голове у девушки стояла такая каша, такая мешанина всего и вся, что добавить что-то ещё, какую-то новую мысль было непросто.
   - Так что же, мы едем обратно? - спросила она наконец.
   - Если верить, что мы живём в полых и круглых нишах и ходим по их поверхности, - у Мутного с головой был как будто порядок, - так и должно было быть. Где-то на полпути наш домик перевернулся.
   - Домик?
   - Домик. Телега, карета, корабль...
   Проводница задумалась.
   "Ладно, - решила она, - будь что будет. В конце концов хоть кто-то из нас соображает. Это уже хорошо".
   В этот момент Первая почувствовала лёгкость. В животе стало пусто, лишняя тяжесть ушла.
   - Значит, скоро мы будем на месте, - решила она.
   И встала.
   От мысли, что домик откроется и там встретит ЧТО-ТО, стало не по себе. Живот наполнился снова.
   Парень встал напротив дверей. Спокойный, как будто они направлялись на праздник.
   Первая встала рядом.
   Она почувствовала, как рука легла на плечо и притянула к себе. И это было кстати, как никогда раньше, как ни в один другой момент её жизни.
   
   Двери открылись.
   Они оказались в пещере.
   Здесь протекала река, чем-то схожая с той, что текла наверху. Или внизу. Тот же каменный пол, те же своды.
   Но на этом сходство кончалось.
   Пещера была наполнена светом.
   Свет исходил отовсюду, как будто какой-то маляр из школы чародеев (того же Дальнего города) аккуратно намазал всё светом. Или нет, свет был свойством здешнего воздуха, его составляющей. Неяркий, но равномерный, он освещал всё, от пола до потолка, и потому не казался тусклым.
   И еще одно свойство пещеры отличало её от всего, что Первая видела прежде. Пещера была чёрно-белой. Никакой цветовой палитры, лишь чёрный, белый и серый. И всё. Как в темноте, когда ты движешься между предметов, освещённых слабым мерцаньем далёкой лампы и не различаешь цветов. Но света было достаточно, и бесцветность вокруг изумляла.
   Это изумление не давало погрузиться в уныние.
   Светилось всё. Даже река. Вода была прозрачная, прозрачнее, чем озёра Озёрного Края, и дно не казалось глубоким. Но девушка знала, что это не так. Она уже раньше обманывалась, когда ныряла в прозрачное озёро, за раковиной какой-нибудь твердотелки. Казалось, вот оно дно, совсем рядом, в буквальном смысле рукой подать. Но она всё ныряла, ныряла и не могла опуститься на дно.
   На дне были камни, и эти камни светились. Ненавязчиво, так, будто лишь отражали попавший с поверхности свет. А может, светилась вода.
   Всё это было загадочно.
   Первая с Мутным стояли и как ошалевшие смотрели вокруг, так, что только после заметили остальное. Воздуха здесь было мало. Сам воздух тёплый, но не удушливый, как будто большую часть этого воздуха откачали, а то, что осталось, нагрели. Дышать было трудно, но, в общем, терпимо. Пока.
   Но самое удивительное случилось потом. Когда они наконец пошли. Медленно, боясь оступиться, прислушиваясь к своим ощущениям. Казалось, что под ногами не камень, а что-то податливое.
   Девушка испугалась.
   Она вспомнила, как отец рассказывал о странных песках, что находятся ближе к Заводью. Эти пески могут втянуть, с головой, так, что был человек - и его уже нет. Не остаётся, причём, ничего, даже воронки, пески смыкаются, словно поверхность воды.
   Но это был не песок. Это был камень, твёрдый и цельный, и Первая успокоилась, приписав ощущения некоей взвинченности, нервозности, страху перед неведомым.
   Однако, когда парень влип, по самую голень, девушка вскрикнула.
   Эха она не услышала.
   Осознав это краем сознания, Первая посмотрела на Мутного. С тревогой за них обоих. Оказаться замурованной в камне, как демон из "Приключений", ей не хотелось. Но парень спокойно и даже слегка безучастно воззрился на ногу. "Бог мой Обиженный, ведь это опасно, - подумала девушка, - откуда столько спокойствия?"
   Казалось, что камень сомкнулся. Но это только казалось. Вытянуть ногу не составило ни малейшего труда.
   Но странности не кончались. Ни впадины, ни воронки, ни трещины. Камень остался нетронутым. Гладким, как зеркало озера, когда убираешь ногу. Но даже зеркало озера становится гладким не сразу.  "Пески, - подумала девушка, - это пески".
   - Но нет, подери меня шкодник, - сказала она в полный голос, - это же камень.
   - Камень, - ответил парень. Спокойно, - надо куда-то двигаться.
   - Но куда? - девушка огляделась. Ходить по пескам-камням слишком страшно. "Была бы здесь лодка, - взмолилась она, - О Всемогущий Обиженный, была бы здесь лодка".
   - Лодка, - заметил парень, показав на корыто, напоминавшее таз, но только большой.
   Но Первая ликовала так, словно это был вовсе не таз, а корабль. Как Листик, когда впервые увидел “Веточку”.
   - О Всемогущий Обиженный, - повторяла она, осторожно шагая по камню.
    Судно светилось, как камни, как всё в этой пещере,  хотя с виду казалось деревянным, сделанным из какого-то странного серого дерева, более деревянным, чем та самая лодка, на которой они плыли раньше.
   Внизу. Или вверху. "Как же всё это сложно".
   
   - Если мы поплывем по течению, мы поплывём вглубь, - сказал Мутный, внимательно изучая механизм, находящийся сбоку. Верхняя часть механизма торчала, а нижняя уходила под воду. И эта нижняя заканчивалась чем-то похожим на ветрячок - детский флюгер, сделанный из лёгких материалов. Что-то подобное Мутный видел, когда рассматривал творения Невинного.
   - Если следовать логике нашей пещеры, - добавила Первая, - то надо плыть против.
   Парень кивнул.
   Не смотря на то, что дышать было трудно, а страх еще сдавливал внутренности, девушка начала соображать - а значит, не всё было плохо, тем более, если рядом есть тот, кто думает трезво. И не боится. Ну, или боится, но только скрывает. И, надо сказать, гениально.
   К девушке стал возвращаться азарт, и она это чувствовала - азарт проводницы, которой щедро заплатили за путешествие. Долгое и опасное. И пускай в кошельке было пусто, но само путешествие было невиданным, а значит, бесценным. Дороже горы; того золота, что находилось в пещере дракона. И если они никуда не придут и ничего не получат, оно того стоит...
   - Посмотрим, как это работает, - Мутный стал дёргать и нажимать. Вначале рычаг, потом кнопку.
   Таз загудел, словно стая рассерженных стриклов, и Первая вздрогнула. Но в то же время обрадовалась. А когда они поплыли, вверх по течению, она закричала. Разбрасывая остатки страха.
   Было странно не слышать эхо. Как будто ты не в пещере, а в маленьком домике. Но так даже лучше, так не услышит никто, и можно кричать и кричать.
   Мутный взглянул. Всё так же бесстрастно. Но теперь она была благодарна.
   - Я, кажется, понял, к чему это здесь, - парень дёргал рычаг то вправо, то влево, и лодку стало шатать, - как вожжи, или штурвал. Двигаешь вправо - плывёшь, значит, вправо. Двигаешь влево - влево.
   - Так просто, - девушка посмотрела в глаза, словно чего-то искала.
   И вроде нашла.
   Но ненадолго. Лодка качнулась, и Первая взвизгнула, кое как удержав равновесие.
   - Не бойся, - парень схватил управление, - тазик устойчивый. Как только покинем пещеру, оторвёмся по полной.

   Они и не почувствовали, как выплыли.  Что снаружи, что внутри было светло. Одинаково. Всё те же краски, вернее, отсутствие красок, те же тона, от чёрного к белому.
   Остановить их ревущее судно Мутный не смог. Как не пытался. Нажимая, куда только можно, вырвав рычаг и тупо смотря на железку, оставшуюся в руке.
   Лодка неслась на камни.
   Но, как ни странно, только  приблизившись к берегу, механизм замолчал, и лодка коснулся дна. Мягко и плавно.
   Первая с Мутным спустились.
   Землю покрывали растения. Маленькие, приземистые, похожие на беглянки в предгорьях, а еще на узоры. Такие ткут в Междуречье на знаменитых местных коврах - у них на Посту есть похожий. Но тот не светился. А этот не просто светился, этот ещё шевелился, и шевелился он не от ветра.
   Чуть ярче светились растения, похожие на пузыри, или грибы, что появляются после дождя. Может, это и были грибы. Разных размеров, крупные, маленькие, которые почковались на крупных - словно пушистики перед самым началом ночи, размером с кулак, размером с напёрсток. Они тоже будто бы двигались, медленно-медленно, словно улитка или твердотелка-ползунья. Может, они проползали брюшком, а может, катились. Но также возможно, стояли на месте. Всё вокруг было так необычно, воздуха не хватало, и, движение вполне могло показаться.
  Первая потрясла головой, вправо-влево. И мигнула, раз-два.
  Но картинка осталась та же.
  Все тот же ковёр, те же пузыри,  а дальше деревья - высокие, но с очень кривыми стволами. Некоторые ветви спускались вниз, изогнутые, но крепкие, словно лапы у стриклов - и тут же врастали в землю. Возможно, это были не ветви, а корни, но начинались они над землёй. Те, что ветвились выше, тянулись к небу, от них отходили другие, эти тоже ветвились, сплетались с ветвями деревьев, что росли по соседству, и так же, почти незаметно, но двигались. Как всё в этом мире.
   Между деревьев, у которых лишь слабо светилась листва, а так же в их кронах, горели огни. Скорей, огоньки. Круглые шарики, зависшие в воздухе. В основном были мелкие, но попадались и крупные, размером с кулак. Они перемещались быстрей, чем трава или ветви, но медленно, намного более медленно, чем огоньки в их собственном мире - огоньки-твердотелки. Те пролетали, а эти кружились. Но тоже горели, ярко, гораздо ярче, чем трава, ярче, чем... 
   Первая посмотрела на небо.
   И ахнула.
   Дыхание, слишком частое, сбилось. А сердце стало стучать.
   В небе висел шар. Огромный, гораздо больше, чем солнце, и гораздо, гораздо ближе к земле. Но всё-таки высоко.
  Казалось, немного, и он упадёт. Раздавит своей громадой.
   По телу шара ветвились прожилки, похожие на вихри, что образуются, если рисовать на воде. Но только бесцветные, как всё - как трава, как пещера, как лес. Эти вихри светились, делая окружающий мир ещё более ярким.
   Первой вдруг показалось, что где-то она это видела. Но где? И когда? Да и могла ли она видеть ЭТО?
   Над головой пролетела птица. А может, и ангел. Скорее, ни то, ни другое. Длинные шея и хвост, такие же длинные крылья. Существо не светилось, и увидеть его удалось лишь тогда, когда оно пролетало на фоне шара.
   - Вот это да, - заметила девушка и задышала так быстро, как будто только что совершила пробежку.
   - У нас закончилась пища, - заметил Мутный, - остатки оставили там, - он показал на пещеру.
   - Всё равно они не спасут, - ответила Первая. Возвращаться, в самом начале нашего приключения, это как если раздеться и снова одеться. Бессмысленно.
   - Как сказать, - Мутный присел на траве, - если нам будет нечего есть, плыть обратно - единственный выход.
   - Обратно, - Первая фыркнула, - опять проходить через Фахуса. Плыть долго и против течения.
   - Ну хорошо. Ты то что предлагаешь?
   - Я? - девушка растерялась. Всё вроде складывалось неплохо, и Мутный, такой уверенный раньше, теперь собирался обратно. Но, может, он прав? Если нечего есть, что им делать? Ложиться и спать?
   Где-то прыгала живность. Быть может, съедобная. Может быть, вкусная.
   Желудок сдавило - не страхом, страх остался в пещере. Желудок сдавило голодом. И теперь, когда Мутный сказал, а природа напомнила, она понимала, насколько ей хочется есть.
   - Здесь есть съедобная пища. Так сказал Рубо.
   - А он не сказал, что съедобно?
   - Нет, не сказал.
   Они помолчали.
   - Идём, - парень взял её за руку.
   - Куда? - Первая сначала не поняла, чего хочет Мутный. Уходить, вот теперь, не хотелось. Теперь, когда столько. Всего. Загадочного. "Ты, девушка, засунешь свои пальцы в любое тесто", - говорила ей бабушка, и была, конечно, права.
  - Куда? -  Мутный задумался, - я думаю, в сторону леса. Там много всего. Надо пробовать.

   Осторожно, боясь неожиданностей, которых здесь, как в любом другом мире, должно быть немало, смотря себе под ноги, вправо, влево, назад, подымая голову вверх, они вошли в местный лес.
   И пошли по тропинке. Тропинке? Возможно, по ней не ходили, давно, ну или почти не ходили, но это была не тропинка, скорее, дорожка, покрытая узорами местных растений.
   По обоим её сторонам подымался подлесок. Попадались растения, похожие на большой рассечённый лист, растения, чьи листья были собраны в метелки, как у тянучек во время дождя, растения-усики, растения-башмачки. Попадались грибы (если это были грибы) с пятнистыми шляпками, как у мухоморов. Сходство было разительным. Единственное, что смущало, это всё те же чёрно-белые тона. Как будто творец, когда создавал Малый мир, не нашёл своих красок. Или не кончил работу.
   Деревья здесь были особенными. Врастая в землю своими многочисленными корнями, начинавшимися высоко от земли, они не просто росли, они  изгибались, как будто достать до самого верха сложно, и вот они тянутся, тянутся, выворачивая стволы. Между деревьями были натянуты нити, похожие на веревки. Что это - растения, которые перебросили себя с дерева на дерево, паутина, которую сплёл гигантский паук или гусеница, или, может, по этим нитям деревья общаются, передают свои соки, как в Говорящем Лесу "Приключений" - всё это было загадкой. Деревья раскидывали ветви, изогнутые самым причудливым образом, и на этих ветвях шевелились листья, похожие на те самые растения, что покрывали дорожку.
    Да, шевелились. Девушка была в этом уверена. И шевелились они не от ветра. Ветра здесь не было. Возможно, ветер дул выше, в кронах, но, скорее всего, листья двигались, сами собой, как лепестки знакомых крушинок, как усики фисточек, как тянучки, когда им нужно сложиться перед дождём. Двигалось ВСЁ, но очень лениво, не прилагая чрезмерных усилий.
   И ещё было что-то в воздухе.
   Пепел.
   А может, не пепел.
   Первая пригляделась. Да, словно бы хлопья, серые, тёмно-серые, белые, размером с монету. Они кружились, настолько сложно, непредсказуемо…
   Почему?
   Ветра здесь не было. Танец по воле ветра - понятно. Но если нет ветра, то пепел ложится, просто ложится на землю. А эти кружатся. Как будто живые.
   И когда один такой лоскуток сел на плечо, а потом вдруг вспорхнул, словно бабочка, девушка вскрикнула.
   - Они живые, - сказала она.
   - Кто - они? - спросил Мутный.
   - Вот эти вот, мелкие. Хлопья.
   Парень нахмурился:
   - Видимо. И что же тут странного? Бабочка бабочкой.
   - Ты приглядись.
   Парень поймал и начал глядеть, прикрывая ладонями.
   Первая наклонилась.
   Существо трепыхалось. Но это была не бабочка. Это было крыло, всего лишь крыло, с одним закруглённым, другим острым краем, и всё. Ни тельца, ни каких-то других частей не было. Не было. Ни глаз, ни брюшка. Ничего.      
   - Да уж, действительно, - Мутный нахмурился, - да уж.
   И отпустил создание в воздух.
   - Чем они видят? - спросил он у девушки, - где у них мышцы? где рот?
   - Чем они живут? - продолжила та. И пожала плечами, - не знаю. Может, они не питаются. Есть же бабочки, которые не питаются?
   - Да, но всё остальное - где?
   Девушка посмотрела вокруг. Лепестки-недобабочки-хлопья кружились, и, кажется, не переживали по поводу “недо”. Совсем.
   
   Идти было легко, даже слишком.
   - Я от голода стала лёгкой, - заметила девушка.
  - От голода? Я так не думаю, - парень остановился, - смотри. Видишь, прыгают?
   Мелкая живность, кто-то размером с кошку, кто-то с ладонь мелькала в подлеске. Покажется и исчезнет. Покажется и исчезнет.
   Словно озёрный прыгунчик.
   Или нежданчик с кузнечиком.
   - Почему, как ты думаешь? - парень смотрел в глаза, а она улыбалась. То ли от голода, то ли от того, что ей не хватало воздуха, а может, от концентрации всего удивительного, втиснутого в такое короткое время. Но думать было непросто.
   - Прыгни, - попросил её Мутный.
   И Первая прыгнула.
   А после сама испугалась, с какой высоты пришлось приземляться.
   - Вот видишь, ты стала легче, - заметил парень.
   И прыгнул сам.
   Выше её головы.
   - Потрясающе, - девушка была очарована, - мы стали легче.
   - В том домике. Помнишь, мы поднимались. То есть, спускались. Вначале мы были легче, потом тяжелее. Потом снова легче.
   - Но то от движения. Я понимаю. А здесь... просто... видимо...
   - Видимо, здесь очень просто, - добавил парень. И улыбнулся.
   - Какой ты загадочный, - ответила девушка, - для меня это ты самая большая загадка. Не этот шар, не вот эти деревья, - в порыве какой-то щенячей радости Первая ударила Мутного в грудь.
   И отлетела. Упав на зеленый подлесок.
   Лепестки, что лениво порхали рядом, отлетели подальше.
   Падая, девушка пыталась во что-то вцепиться, и сорвала башмачок.
   Это растение было похоже на злак, на котором раскрылся цветок, напоминающий лодочку, ну, или лёгкую обувь.
   - Смотри, - показала  Первая, - цветок. Самый настоящий. Почти как у нас.
   - Здесь много чего как у нас, - Мутный кивнул на подлесок, - вот мухоморы. Деревья. Напоминают незримые.
   - Дуб, - согласилась девушка, - но только кривой. И развесистый.
   - И с корнями. А может быть, ветками, растущими вниз.
   - Прямо в землю.
   - Ага. Удивительно... Словно мы в сказке.
   - Ну или в "Приключениях".
   - Листика?
   - Да. Там много всего.
   - Спорим, у нас будет больше.
   Первая посмотрела на парня:
   - Давай перекусим.
   - Давай. Но вначале... - он взял её на руки и понёс.
   Они опустились под дерево.
   Дыхание, и так слишком частое, стало почти лихорадочным. Но это было прекрасно.
   - Ты видишь? - заметила девушка.
   - Что?
   - Цветочек двоится, - и показала Мутному башмачёк, ещё зажатый в руке. От него, словно тень, отделялась душа, и медленно покидала растение. Яркая, душа эта казалась раскрашенной, не в пример всему остальному, и не была похожа на дымку, что испускают зримые души.
   Мутный слегка покосился:
   - Возможно. Момент Расставания.
   - Но тогда цветок зримый.
   - Ну зримый.
   - И не съедобный.
   - Не знаю, - парень схватил башмачёк и запихал себе в рот, - проверим.
   - Негодник! - Первая перевернула партнёра, - ты съел мой цветок.
   И замолчала.
   Под небом, где властвует шар, похожий на огромный мистический камень, в сказочном лесу, где живут удивительные прыгучие твари и летают загадочные лепестки, в котором шевелится всё, даже ветви, в мире, который лишили красок, два иноземных существа, шедшие непонятно куда и непонятно за чем, решали свои проблемы, и получали от этого удовольствие.

   - Мы получили от этого удовольствие. Разве не хорошо? - спросил Мутный.
   - Я сказала "нехорошо"? - девушка наклонилась над парнем. Она разглядывала лицо, покрытое недельной щетиной. Щеки девушки, от той же самой щетины, горели, - просто я зверски хочу что-то съесть. Я бы съела...
    Она замолчала.
    Какой-то зверёк, размером с кошку, один из тех прыгучих тварей, что так волновали воображение, остановился рядом с их ложем и смотрел на лежащих своими большими тёмными глазами. Глазами носатика, или совы. Зверёк стоял на задних, коротких, но крепких лапах, а передние держал перед собой. Эти передние были дугообразно изогнуты книзу и кончались двумя такими же загнутыми когтями. Сзади торчал довольно мясистый хвост, который, казалось, поддерживал тело больше, чем задние лапы.
   Как и всё в этом мире, зверёк был бесцветным. И с виду неагрессивным.
   Однако, зная, что каждая тварь выражает эмоции по-разному, и не всегда то, что кажется агрессией человеку, напомнит агрессию пестрокрылому, Первая смотрела с осторожностью.
   Мутный присел.
   - Вот тебе и ответ, - сказал он на ушко, - может, съедим?
   - Ты поймай, - ответила Первая, - а после зажарь. И вообще, я об еде и не думала.
   "А теперь думаю" - заметила девушка, чувствуя, как слюни стекают внутрь, раздражая бурчащий желудок.
   - Кремень, кресало и трут - всё у меня при себе, - парень смотрел не мигая, - и поймать я тебя в состоянии.
   Он приблизился. Ближе. И ближе. И ближе. Медленно, медленно, чуть сокращая дистанцию. Приблизится, остановится, приблизится, остановится.
   И в один из моментов зверёк вдруг исчез.
   Мутный растерялся. Так, что даже не смахнул лепесток, севший на нос.
   - Где? - спросил он у Первой.
   - Там, - девушка прыснула, - он тебя перепрыгнул.
   - Слишком уж быстро. Я даже не понял.
   - Да ладно. С кем не бывает.
   - Ни с кем. Такое впервые.
   - Ну знаешь, - Первая хохотала.
   - Если не получается с фауной, значит, попробуем флору, - сказала она, успокоившись.
   - Я попробовал.
   - Ну и как?
   - Ну какого-то такого отторжения не было. Но... - Мутный задумался, - я будто бы ел и не ел. Что-то съел, показалось, что душу, ну... так показалось. А всё остальное выплюнул. Вроде не жёсткий, но не жевался.
   - Как? - удивилась девушка, - башмачок же был мягким.
   - Не знаю, - парень вздохнул, - надо пробовать.

   И они стали пробовать.
   Первые плоды были крупные. Как будто бы груша, но только крупнее.
   Первая держала эту грушу в руках и разглядывала.
   - Давай подождём, - попросила она, - когда отлетит душа, тогда и попробуем.
   - Но я то съел душу.
   - Съел душу?
   - Да, башмачка.
   - Не придумывай. Это тебе показалось.
   Парень пожал плечами и впился в свой плод. Сочная мякоть приятно так хлюпнула и с подбородка стало стекать.
   Девушка не могла на это смотреть и тоже вонзилась в свой.
    Плод был пресный и будто пустой. Всё так, как рассказывал Мутный. Но Первая была голодна. Она закрыла глаза, и с наслаждением ела, забыв обо всём, вонзаясь зубами в свежую мякоть фрукта.
   Пока не доела.
   - Аа! - вскрикнула девушка.
   Плод, чуть помятый, но целый, лежал в ладонях. Плотный, целый, хотя и помятый.
   Она сжала руки, почувствовав, как пальцы вонзились в мякоть.
   Вонзились и вышли.
   А плод оказался нетронутым.
   - Как и в пещере, - заметил Мутный, - когда провалился ногой.
   - Но что это, шкодник меня ты зарежь, происходит, - девушка глядела на плод и пыталась понять, - я что-то ела, я ела, я точно знаю, что ела. Но что?
   - Возможно, ты ела душу. Мне так показалось. Вот ты её съела, а остальное осталось.
   - Я ела душу? Я маара??
   - Не знаю, - парень задумался, - всё это, конечно, странно, - он посмотрел на кучу плодов, - видишь эти. Они уже не двоятся. Значит, душа улетела. Попробуй.
   Первая взяла плод в руки плод и начала пробовать...
   Но пробовать было нечего.
   Зубы прошли оболочку и тут же сомкнулись друг с другом. Лязгнув, как челюсти черепа.
   Плод оказался цел.
   "Я маара, - твердила девушка, - я маара, я маара..."
   
   Пришлось сожрать целую кучу душ, прежде чем голод, хотя бы немного, ушёл. Теперь Первая понимала всю ненасытность бродячей души шептуна, то, насколько она голодна, понимала, а значит, сочувствовала.
   Сорванный фрукты лежали холмиком, которые девушка, в силу присущего ей символизма, окрестила холмиком съеденных душ.
   Парень зевал, и она соглашалась. Время они провели непростое, впереди было самое трудное, а потому непонятное. Точнее, не так, непонятное, поэтому трудное. Мысли цеплялись за мысли, руки за руки, и они повалились.
   Под деревом, на котором росли плоды. Круглые, и, может быть, вкусные. Но душа у них так себе, пресная, как и любая душа на свете.

   - Мама, -  Лучистый кричал из соседней комнаты, - купишь раскраски?
   Первая взбивала масло. Она не любила, когда её отвлекают.
   - Вот папа приедет и купит, - сказала девушка.
   И бросила маслобойку.
   "Папа".
   Зачем? Ну зачем она это сказала? Что с ней не так?
   Девушка села на стул.
   - Мама, ну купишь? - мальчик показался в дверях.
   - Куплю, - Первая повесила фартук и позвала Лучистого.
   - Я купила, - сказала она, поцеловав его в голову.
   - Как? - мальчик расцвёл, - ты уже и купила?
   - Так да. Я волшебница.
   - Как в "Приключениях"?
   - Лучше, - девушка взяла сына на руки, - разве ты не знаешь, что твоя мама - самая известная путешественница? И о твоей маме скоро напишут книжку.
   - Ух ты, - Лучистый взял её щеки и стал растирать, - ты такая смешная.
   Первая прошла в соседнюю комнату,   постояла у дверцы, и с колотящемся сердцем открыла шкаф, в котором однажды, со временем надеялась собрать свою собственную библиотеку. Из шкафа она вынула книжку.
   Один из художников был так впечатлён путешествием девушки, что с её собственных слов нарисовал множество самых разнообразных рисунков.
  Без красок. Она сама попросила.
   - Что это? - мальчик глядел на огромный расписанный шар, занимавший полнеба.
   - Это Навус, Луна Малого мира.
   - Луна?
   - Луна - это из "Приключений". Я тебе расказывала.
   - И он такой большой?
   - Нет, в “Приключениях” меньше.
   - А этот огромен, - Лучистый раскрыл свои руки, - и ты там была?
   - Да, была, - ответила девушка.
  Сердце не переставало стучать, наоборот, оно забилось ещё сильнее, предчувствуя следующий вопрос.
   - С папой?
   - Да, с папой.
   - Эх, с папой, - мальчик схватил карандаш и начал раскрашивать.
   Он рисовал аккуратно, слишком аккуратно для своего возраста, превращая бесцветный, но сказочный мир в еще более сказочный, но раскрашенный.
   С нажимом, вдавливая свой карандаш как можно глубже, насупившись, стараясь, пыхтя.
   И Первая знала почему.
   "Навус" - шепнула она и проснулась.
 
   Первое, что увидела девушка, как только открыла глаза, это шар. В прожилках, покрывавших его неспокойное тело. И над прожилками вихри.
   Шар стремился упасть, но не падал.
   Вихри кружились, медленно, но постоянно. Потоки стекались к центру и растекались по краям, растекались от центра и стекались вовнутрь. Теперь они стали ярче. Прожилки, узоры стали отчётливей.
   Но, самое главное, каждый вихрь, каждая область этого шара раскрасилась в краски, яркие и насыщенные. Зелёные, жёлтые, синие. Шар стал цветным.   
   Как всё в этом мире.
   Девушка огляделась.
   Да. Будто творец, пока они спали, доделал работу. И мир стал другим.
   Живот заурчал, и она потянулась за фруктом. Зеленый, в красных прожилках, теперь он казался сочнее и мягче. Желаннее.
   "Мне не познать, - вздохнула она, огорчаясь, - тебе, моя девочка, оставили пресную душу".
   И откусила.
   Этот вкус. Объемный. И острый, и сладкий, и кислый. Как помидор с чесноком. Или нет. Ни на что не похожий. Она смаковала, впиваясь зубами, урча, как голодная маара, ещё не пытаясь понять, что случилось.
   Доев до конца, девушка облизала пальцы.
   "Как вкусно".
   И посмотрела вокруг.
   Зелёного было больше. Разных оттенков, от светло-зелёной листвы и беглянок до темно-зеленых стволов. И между этих стволов, среди их ветвей висели жёлто-оранжевые огоньки. Висели в воздухе. Яркие, словно кусочки солнца, они переливались, а может, крутились, и становились то жёлтыми, то оранжевыми.
   А лепестки…
   Теперь они стали действительно лепестками. Зелёные, красные, жёлтые. Они всё так же кружились вокруг, особенно там, где висели огоньки, но теперь это был не пепел, не хлопья. Теперь это были бабочки. Точнее, крылья светящихся бабочек.
   Мухоморы оказались мухоморами, как ни странно. Белая ножка и красная шляпка, с жёлтыми пятнами.
   И между этими мухоморами, между зелёным подлеском скакали прыгунчики. Разных цветов, от голубого до красного.
   Буйство красок бросалось в глаза.
   Но было что-то ещё...
   Стало ярче.
   Как будто лампа, горевшая вчетверть накала, разгорелась по полной.
   Нет, что-то ещё...
   Узоры растений, что покрывали тропинку, стали ещё красивее. Даже толстые нити, похожие на верёвки, натянутые между деревьями, оказались не просто зелеными нитями, а косичками, сплетёнными из нитей поменьше, а приглядевшись, можно было увидеть листочки, которые их покрывали.
   И Первая понимала, что это не мир сделался ярче, богаче, цветастее, это она изменилась. Она стала лучше видеть. Да и не только видеть, она стала слышать. То, что казалось немым, вдруг запело. Первая слышала трели, слышала ахи и охи, слышала шёпот. Далёкий, но чёткий. Она стала лучше дышать. Даже лучше, чем в том, верхнем, нижнем, не важно, но в том, своём мире. Воздух был чистый. И вкусный.
   Девушка ахнула.
   Если и есть где-то сказка, то вот она, рядом.
   Окружающее захватило, завлекло её так, что Первая не увидела самого главного, самого значимого изменения - Мутный исчез.
  Она оказалась одна.
   - Мутный! - крикнула девушка, заметив пропажу, - Мутный!
   - Тише, - раздался голос.
   - Я тут решил поохотиться, - парень показал свой улов - несколько мелких существ. Размером и цветом как белка, с одним большим глазом на мордочке, плоской и круглой, как блин, с длинными задними лапами, как у озёрных прыгунчиков, и маленькими передними.
   - Ты их поймал, всех и сразу? - спросила девушка, приподнимая передние лапки. Каждая такая лапка заканчивалась острым кривым коготком.
   - Не всех и не сразу. Вначале поймал одного, потом второго, третьего, - парень стал разводить огонь, - я понял, как их приманить. Начал свистеть - они прискакали. И знаешь, когда я поймал самого первого, остальные стояли и молча смотрели.
   - Ты шутишь?
   - Нет. Честно.
   - Может, они тут непуганы.
   - Может.
   
    Одноглазка оказалась нежной. Как кролик. Вкус необычный, как будто с душком, но терпимо.
   - Я походил, присмотрелся, - рассказывал Мутный, - такие чудеса. Не читал "Приключений", но знаешь...
   Первая фыркнула.
   Всё, что её окружало, уже превзошло "Приключения". За исключением Дальнего города. То, что творилось там, превзойти невозможно. Хотя, если так будет и дальше, Дальний поблекнет. 
   Девушка обглодала косточку и посмотрела на парня. Сытая и довольная:
   - Говори.
   - Тут в небе висят кристаллы. Ты представляешь. Висят.
   - Просто висят? Без опоры?
   - Да. Без опоры.
   - Ах, вот как? За что они держатся? - Первая говорила обычным будничным голосом. Сытость наполнила тело, и всё казалось обыденным - и кристаллы, и шар, висящий над головой, и этот ковёр из беглянок.
   - За воздух... Не знаю. Ну, может, как струйки. Как огоньки.
   - Посмотрим?
   - Посмотрим. Но после...
   Девушка улыбнулась.
   В животе разлилось ожидание.
   Неужели, чтобы спасти отношения, только это и было нужно - проникнуть в соседний мир и начать его поедать? Такая малость.

   - И правда. Висят.
  Кристалл был не просто сияющий. Его цвета менялись, от голубого до сине-зелёного. Переливались, перетекали один в другой, отдельными сторонами, разными участками этих сторон. Медленно, как и всё в этом мире.
   Такое она не видела. Да, есть в мире камни, разные грани которых светят по разному, если их повернуть. Но тут кристаллы висели не двигаясь. Казалось, камень живёт, своей особой размеренной жизнью. Ведь и цвета менялись совсем без порядка, весьма хаотично, по воле висящего камня.
   Висящего без всякой опоры.
   - Я трогал, - ответил Мутный, - пытался сдвинуть.
   - Не получилось.
   - Не получилось.
   - А может не надо трогать и двигать всё, что увидишь? Вдруг это опасно?
   - Ты права, - парень вздохнул, - это, наверное, в природе человека - всё трогать и щупать.
   - Такие мы, люди.
   - Такие... Он за всё это время не сдвинулся. Видишь? - Мутный показал на веточку, торчащую под кристаллом, - воткнул, когда ты спала. Кристалл как висел, так и висит, строго над палкой..
   - Может, разочек, ещё, под кристаллом? - девушка в ожидании посмотрела на парня.
   Мутный отвёл глаза:
   - Сама говорила - опасно. Мир не знакомый. Кристалл... Кто его знает, что за кристалл? Как он подействует? Надо идти, выполнять своё предназначение. Так говорил Рубо.
   Первая фыркнула:
   - Рубо... Это тот, который и сам то не знал своего предназначения? Ладно, -  проводница схватила мешок, - идти так идти. Удовольствия после. Так говорит Мутный.

   Кристаллы росли по всему местному лесу. Продолговатые, разных размеров - маленькие, с ладонь, средние. И большие. Эти, высотой с небольшую башенку, висели выше, на высоте в два или три человеческих роста.
   И на самых больших кристаллах росли деревья. В прямом смысле слова. Обхватив их своими корнями, вонзившись в их плоть и буквально всосавшись. Деревья эти были особенные, и отличались от обычных росших поблизости тем, что их кроны, казавшиеся более пышными, светились ярче.
   Все кристаллы переливались, но не все казались здоровыми. Пару раз им попались мутные и почти поблекшие. Поверхность их почернела, на ней появились неровности, трещины, сколы. В основном это были кристаллы, на которых росли, или судя по лежащим поодаль сгнившим стволам, когда-то росли деревья. Дерево выпило жизнь, и кристалл заболел, заметила Первая.
   - Куда мы идём? - задавала она вопрос. Не ожидая ответа, скорее так, размышляя, вслух.
   Мутный молчал.
   Однажды девушка испугалась, когда на плечо село существо, похожее на загадочного скорпиона из "Приключений". Но голова у него была круглая, как у человека, а лапки длинные и чешуйчатые. И на этих лапках такие же длинные и весьма цепкие пальцы.
   Существо противно так стрекотало, как огромный кузнечик, и вращало своими глазами, похожих на два тёмных шарика, вставленных в голову.
   - Ааа! - крикнула девушка и крутанулась корпусом.
   Где там. Недозверёк-недонасекомое крепко вцепилось в плечо и вертело своим мерзким блестящим хвостом.
   Хватать его рукой было противно, а кроме того и боязно. Слава Обиженному, у Мутного на этот счёт были другие мысли.
   - Спасибо, - сказала Первая, у которой неожиданно брызнули слёзы, - оно такое уродливое.
   - Мы для них тоже, - философски заметил Мутный, - возможно, оно перепугалось, увидев тебя, потому и вцепилось.
   - Спасибо... на добром слове, - Первая зарыдала.
   Пришлось её успокаивать.

   Заточив прямую и длинную ветку, Мутный изобрёл копьецо. И этим копьецом они добывали пищу.
   Девушка предлагала “Милосердие” - кинжал, с которым она никогда не расставались, но тот показался коротким. Широким. Броским. А может, то отговорки, и всему виной честолюбие - так подумала Первая.
   Животные и впрямь казались непуганные. Охота приносила удовольствие, и, что не менее важно, ласкала мужское начало. Мутный свистел, скрипел, цокал, издавал всевозможные звуки, пока не находил тот, который приманит зверька. И, если зверёк приходил, пронзал его веткой.
   - Ничего личного, - говорил он обычно, наблюдая трепыхающееся тельце, - но нам нужно есть.
   Следующим на трапезу попал зелёный плащ - так прозвала Первая это необычное существо, пока сдирала с него шкурку и чистила “Милосердием” внутренности.
    С носом и лапами, напоминавшими ветки, телом, похожим на крупный стручок, узкими красными глазами, начинавшимися у носа и кончавшимися чуть ли не на затылке. И на этот светлый стручок натянут тёмно-зелёный плащ, с многочисленными оборками,  складками и изгибами.
   Вкус у него был противный, а после трапезы долго крутило живот. Первая, сидя в подлеске, понимала, что это далеко не последний подобный случай, и сетовала на то, что одноглазок так мало - с тех самых пор, как они попробовали их мясо, зверьки куда-то пропали.
   Девушка посмотрела на небо, и вспомнила.
   "Навус".
   Откуда пришло это слово, и что оно значит? И почему она вспомнила это сейчас?
   Загадка...
   Загадки плодились, их было много, но девушка верила - самое загадочное ещё впереди.
   - Куда мы идём, не знаю, - сказала она, как только вернулась к Мутному, - но хочу тебя познакомить - Навус.
   И вскинула руки.

   Впереди выростал новый лес - и лес уходил в небеса, так, будто они поднимались. Хотя идти было легко, и путники не предавали этому значения.
   Но однажды, ступив на поляну и поправив заплечный мешок, Мутный сказал:
   - Это так.
   - Это так?
   - Да. Нам всегда будет казаться, что мы внизу. Посмотри, - он обернулся.
   Позади поднимались холмы, покрытые лесом.
   Девушка посмотрела вперёд.
   Впереди поднимались холмы, покрытые лесом.
   - Чудеса.
   - И что тут чудесного?   
   - Мы на дне. Хотя поднимались.
   - Мир круглый, и маленький, - парень начертил круг, - мы внутри, - он начертил человечков. Мы будем внизу. Всегда. Куда бы не шли.
   - Постой. А как же наш мир? Как же мир "Приключений"?
   - Мир "Приключений" не знаю. Возможно, он плоский. А наш, - парень задумался, - наш мир большой. Потому тоже кажется плоским.
   - А знаешь, - задумалась девушка, - горы то поднимаются. Высоко-высоко. Даже слишком. У нас точно так же.
   - Да нет, это горы. Хотя… Возможно, ты и права.
   - Вот видишь, - та засияла, - я тоже бываю смышлённой.
   - Вот видишь, я тоже, - подразнил её Мутный и поймал лепесток. Зубами.
   Тот трепыхался, но после затих.
   Парень взял его тело и принялся изучать.
   - Эх, жаль, нет прибора, что был у Пытливого. Помнишь? - спросил он у Первой.
   Но та лишь поморщилась.
   - Ты сделал ужасное, - сказала она.
   - Я сделал ужасное, - согласился Мутный. И съел лепесток, чем заставил девушку отвернуться.
   Они зашагали дальше.
   Не смотря на то, что спины были нагружены, а шли они долго, ноги не уставали. Всё в этом мире казалось лёгким и близким.
   Путники перепробовали, наверно, поллеса. Так что с дегустацией можно было завязывать. Можно, но не хотелось.
   Впрочем, они уже знали, что тут съедобно. Всё оказалось просто - пищу синих и красных оттенков есть можно, зелёных - нельзя. Это касалось животных, и это касалось растений, среди которых попадались необычные и в то же время очень лакомые плоды.
   Мухоморов было много, но мухоморы они не ели. Только понюхали и попробовали сломать. Так и выяснили, что это никакие не мухоморы.
   Но внешнее сходство было разительным, и искушать судьбу не хотелось.

   - Ты слышишь? - парень остановился.
   - Что именно? - девушка слышала. Трели, какие-то вздохи, позёвы, слышала треск, далёкий и редкий, слышала шёпот.
   - Шёпот. Он становится ближе.
   - Да, - Первая согласилась, - но это, возможно, журчанье. Реки;, водопада.
   - Нет. Слишком прерывисто. Слышишь?
   Действительно. Шёпот слегка умолкал, а потом становился громче.
   - Возможно, там живут паучки, - предположила девушка, - и что-нибудь делают.
   - Возможно.
   - Странно, что мы до сих пор их не видели.
   - Чего же тут странного?  Живут они, скорее всего, так же компактно, как люди, в селениях, и далеко не отходят.
   - Наверно.
   - Смотри, - парень показал куда-то рукой.
   Девушка пригляделась.
   И увидела.
   Существо размаром с саммаку. Голубого и серого цвета, тело покрыто прыщами, а, может быть, ямками. Но удивительнее всего казались конечности и голова. Конечностей у животного было три, длинных, уродливых, и поставлены они были... Обиженный их знает, как они были поставлены. Или одна нога справа, две слева, или наоборот, или все посередине. Впрочем, ещё был хвост, поднятый кверху, похожий на четвёртую лапу, растущую из спины. А голова... Головой эти твари напоминали хранителей. Овальная, сморщенная, с черными бусинами глаз. Вылезай она из яйца, сходство бы было разительным. За исключением ног.
   - Уродец, - сказала девушка, - потерял свою лапку.
   - Я так не думаю, - Мутный показал на другого. Тот выходил из подлеска, на тех же трёх лапах, и с любопытством разглядывал путников.
   Как и первый.
   - Я попытаюсь их приманить, - парень стал цокать, свистеть, сжимал, разжимал свои губы, скрипел, стрекотал... Бесполезно. Животные не приближались.
   Они продолжали смотреть, так, как он бы смотрел на них. Если бы они вытворяли то же.
  Мутный взял свою палку.
  Но не успел он её поднять, как охота закончилась. Животные убежали, достаточно резво. И как то бочком. При этом казалось, что тела этих странных существ земли не касались, а лишь проплывали чуть выше, слегка помогая лапами.
   - Они какие-то умные, - парень казался подавленным.
   - Ладно, хватит оправдываться, - девушка приблизилась к Мутному и взяла его голову в руки, - ты мой добытчик. Не получилось, сладенький? Не получилось, миленький? Ну, ты не расстраивайся. Не расстраивайся...
   Всё закончилось как обычно.
   У них поледнее время всё только так и заканчивалось.

   - Интересно, - Мутный лежал, заложив за голову руки.
   Небо рождало загадки.
   Почему это вблизи у поверхности оно светлое, а выше, около шара, тёмное? Если мир - это полость, и на обратной стороне леса, то эти леса тоже должны светится, хотя бы чуть-чуть.
   Но шар. Этот шар, нависший над ними. Его прожилки были похожи на вены чудовищного исполина, который силится разорвать свои путы, силится, но не может. Путы же крутятся, путы вихрятся, сжимая тело.
   Первая лежала рядом.
   Но думала она о другом.
   Ей нравился этот мир. Мир, который подарил новые, небывалые ощущения. Сказочный мир. Чужой. В лучшем смысле. Чужой мир хорош хотя бы тем, что не надо искать что-то укромное, чтобы уединиться. Сам мир - одно большое укромное место.
   - Интересно, там кто-то бывал? - спросил Мутный у девушки.
   - Ты имеешь в виду Навус?
   - Навус, так Навус, - парень смотрел не мигая. Ему хотелось лучше разглядеть движение вихрей, как будто, поняв их движение, он проникнет в их тайну, - где ты нашла это слово?
   - Сама не знаю. Может, из снов. А может, придумала.
   - Мне сны не снятся.
   - Всем снятся. Но все забывают. Кто-то сразу,  кто-то потом. "Сны - это жизнь внутри жизни" - говорила бабушка.
   - Ты на неё похожа?
   - Папа говорит - нет. Говорит, я ни на кого не похожа. Одна. Такая. Знаешь, как папа звал меня в детстве?
   Мутный не знал.
   - Стрикляточка.
   - Ну... Это имя тебе подходит. Ты много гудишь.
   - Ах, негодник, - Первая притворилась рассерженной.
   - Расскажи что-нибудь из "Приключений", - попросил парень, - я знаю, там тоже был шар. Типа... Навуса.
   - Ну, шар, и не шар, и не всегда только шар. Иногда половинка.
   - Ах, да. Любящая рассказывала.
   - Но в "Приключениях" месяц был полный. И, бывало, горел очень ярко, так, что было светло. И по ночам можно было читать. Без лампы.
   - А ночи там были короткие.
   - Да, очень короткие. И вот, в одну из ночей Листик увидел город. Освещённый так, что ему показалось, что это не город, а море огня. Такой огромный, что уходил за холмы и за холмами терялся.
   - Дальний город.
   - Да. Так назвал его Листик. В этом городе у каждой вещи была душа. Души фонарей зажигали фонари по ночам, души повозок двигали повозки, души мельниц мололи муку. Как все, получали деньги и отдыхали после работы.
   - То есть они уставали и не могли работать всё время?
   - Не могли. Как и обычные люди, их в Дальнем городе тоже было немало. Но зато фонари горели без масла, в телеги никого не впрягали, а мельницы крутились без ветра. Или воды.
   - Это удобно, - заметил Мутный.
   - Конечно.
   - То есть все в этом городе работали и получали за это деньги?
   - Кроме чародеев. Но чародеи тоже не сидели без дела. Они следили за порядком, балансом магии, и магическим источником. Получается, тоже работали.
   - И этот источник иссяк?
   - Почему ты так думаешь?
   - Предполагаю. Если в сказке есть источник, с ним обязательно что-нибудь происходит. Как в сказке об обнаглевшей саммаке.
   - Из сказок Длинного Леса, - добавила Первая, и вздохнула, - ну да, источник иссяк. И с городом случилась беда.
   - И кто его спас? Листик?
   - Откуда ты знаешь?
   - Предполагаю. Главный герой обычно спасает.
   Первая фыркнула:
   - Ты, наверно, читал.
   - Нет, не читал.
   - Вот нахал. Прямо как этот, Трёхглазый.
   - О, ты вспомнила.
   - Интересно, где он теперь?
   - Где угодно. Это же шкодник. Очарованный.
   - Так сказал Висмут.
   - Так сказал Висмут.
   - Интересно, где он теперь? - проводница вздохнула. И посмотрела на парня.
   Тот отвернулся.
   - Чего?
   - Ничего.
   - Ты обиделся.
   Мутный молчал.
   Девушка развернула к себе его голову, и молча поцеловала.

   Шёпот стал ближе.
   - Он ближе, - парень поставил мешок.
   - Мы всё идём и идём, а он всё ближе и ближе, - после долгого перехода Первая начала уставать. Поэтому с удовольствием рухнула рядом.
   - Нет, - Мутный прислушался, - шёпот  шептуна.
   - Шептуна? - удивилась девушка.
   - Да нет, - парень покачал головой, - я не о том. Шептуна здесь нет.  Да и не похоже. Не знаю, говорил я тебе? Шептун - он не шепчет. Шептун... как это сказать то правильно... бормочет. А то, что он шепчет, придумали люди. Я о другом. "Шёпот" шептуна очень низкий, как у ангела, когда он клёкает, горлом. Не стрекочет, а именно клёкает. И это клёканье слышно везде, даже там, где ничего больше не слышно. Так и шептун. То есть чем ниже звук, тем дальше слышно.
   - Хотя это не шёпот, - поправила девушка.
   - Да.
   - И большинство людей эти звуки не слышат.
   Мутный вздохнул:
   - Я тоже не слышал. Слышал деревья. А животных стал слышать только тогда, перед ночью. И знаешь, возможно, не только я. Мне кажется, здесь с нами что-то случилось, мы стали другими. Видим и слышим, что раньше не видели и не слышали.
   - И шёпот.
   - И шёпот. Ты заметила, какой он гулкий?
   - Заметила.
   - И знаешь. Он изменился, прямо сейчас. Это как с шептуном. Когда я к нему подходил, звук менялся. А это значит, мы близко.
   Первая улыбнулась.
   "Как это он умудряется так говорить, что простое становится сложным? - подумала девушка, - сказал бы просто - звук изменился, значит, мы близко. Почему, спросила бы я. Да потому, ответил бы он, что я знаю, я же слухач. И всё."
   - Нам скоро спать, - сказала она.
   - Пройдём чуть вперёд, - Мутный надел свой мешок, - там вроде поляна.
   - Пройдём, - согласилась Первая. Всем своим видом давая понять, что не согласна. Поляна, поляна. В лесу спать удобнее. В лесу не боишься, что этот огромный Навус сейчас упадёт и раздавит.
   Но впереди была не просто поляна.
   Впереди было озеро.
   - О, озеро! Озеро! - девушку охватил восторг.
   Она сможет помыться, впервые. Не так, из ручья и частями, а вся, целиком. Полностью. Окунуться, нырнуть.
   Первая начала раздеваться.
   - Ты со мной? - кричала она, врезаясь в тёплую воду.
   Но Мутный уже бежал, следом.

   Наверное, это были лучшие минуты, которые они провели. Потом, по прошествии времени, Первая часто возвращалась к этим своим ощущениям. И понимала - да, это и правда были лучшие минуты.
   Взявшись за руки, счастливые и удовлетворённые, они выходили на берег.
   И в это время произошло ещё одно событие, которое добавило красок и оправило эти мгновения в прямо таки сказочный ореол.
   На них слетелись огоньки.
   Нет, не те, что летали в лесу, лениво перемещаясь с места на место.
   Эти были маленькие, вроде песчинок, и песчинки роем спустились на путников. Спустились, и стали кружиться. Вокруг обнажённых после купания тел, всё ближе и ближе, легонько касаясь, и вызывая чувство какого-то особого щемящего удовольствия. Которое не испытаешь даже лёжа на самой мягкой постели. “О, мягкой постели”, - подумала Первая.
   И заглянула в себя.
   Ей показалось, что тело щекотят, пёрышком. Но не снаружи, а изнутри. Прикасаясь к самым чувствительным зонам.
   Двигаться, что-то делать - нет, не хотелось. Но Первая была любопытна. Девушка приподняла ладонь и зачерпнула из роя. А после разжала и стала смотреть.
   Медленно, словно мелкий, очень мелкий песок, огоньки протекали сквозь пальцы и снова влетали в рой.
   - Чудеса, - сказала девушка вслух.
   И посмотрела на парня.
   Обычно такой равнодушный и даже бесчувственный, Мутный закрыл глаза. И куда-то уплыл.
   - Быть может, останемся здесь? - спросил он у Первой. После того, как очнулся.
   - А как же предназначение? Как же Рубо, в конце концов?
   Парень вздохнул.
   Да, был соблазн - забыть обо всём и остаться. Здесь. Навсегда. Среди огоньков, что кружаться роем.
   Но девушка была права - надо идти. И она не жалела об этом своём решении. Особенно когда узнала, что это были за огоньки.

   Они заснули у озера. Нагие, в обнимку, забыв обо всём.
   А проснувшись и удовлетворив свои насущные потребности, оделись и снова пустились в путь.
   Который раз в этом мире.
   Идти было легко, пока ещё досточно легко, но всё же не так, как в самом начале.
   - Плыли бы по реке, - сказал парень, - тогда бы мы не устали. Идём неизвестно куда неизвестно зачем, поэтому разницы нет.
   - И правда, - ответила девушка, - чего это мы?
   - А я предлагал.
   - Ты предлагал?
   - Да, на лодке. Но ты мне сказала "зачем?". Велела причаливать.
   - Я велела причаливать?? - девушка остановилась, - да это я предлагала плыть!
   И побежала за парнем, потому что тот только прибавил шаг.
   - Ты что это вдруг? - спросила она.
   Мутный не отвечал. Он рисовал самое подлое состояние, которое только  мог рисовать - человека, который знает, что прав, и не хочет тратить усилия на ненужные споры.
   Но всё же остановился.
   - Послушай, - сказал он Первой, и замер, прислушиваясь, - шёпот левее. Значит, туда.
   - Через лес?
   - Да. Ты же хочешь узнать, что это за шёпот?
   Девушка фыркнула:
   - А я об этом не говорила. Это ты обратил внимание.
   - Но узнать то ты хочешь?
   - Нет, не хочу, - девушка сморщила нос.
   - Ха, - сказал Мутный, - ну ладно. Пойдём по тропинке.
   - Пойдём.
   И они пошли по тропинке.
   Всё шли и шли. И казалось, тропинка не кончится. Никогда.
   Но она кончилась.
   Потому что кончился лес.

   - Этот мир удивляет всё больше и больше, - Первая не могла надышаться.   Воздух, легкий и влажный одновременно. Теплый, но не удушливый. Как запах равнины после дождя.
   И на этой равнине росли цветы. Огромные, с человеческий рост. Или грибы. Или и то и другое. Или не то, не другое. Как странно...
   - Как странно, - сказала девушка, - этот мир удивляет всё больше и больше.
   - Что же тут странного, - Мутный пощупал стебель. Твёрдый как дерево, - любой мир это мир. А значит, богат и не похож на другие. И любой удивляет.
   - И что же? Не удивляться? Смотреть трезвым взглядом? Ты после озера так не считал.
   Парень задумался:
   - Огонёчки… ну, это что-то вроде местного алкоголя. Они меняют мышление. Воздействуют на восприятие.
   - Даа?? - теперь усмехнулась Первая, - а всё, что мы видим, не воздействует на наше восприятие? Да по-моему это и есть восприятие.
   - Хорошо. Я согласен. Меня это тоже всё удивляет. Но мы на чужой, совершенно чужой земле, здесь за каждым кустом может таиться опасность, та, про которую мы даже и думать не смеем, что это опасность. Поэтому просто так восхищаться не выход. Надо смотреть на всё трезво.
   Парень взял с земли камень, круглый и достаточно крупный, в светящихся серых прожилках. Он бросил этот камень в цветок, снизу вверх, и невольно отпрянул - один из отростков, который казался красивой частью цветка, схватил этот камень, и, повертев, отпустил.
   - Вот видишь, - продолжил Мутный с серьёзным задумчивым взглядом, - здесь всё опаснее, чем в лесу. Мне почему-то сразу так показалось. Может, потому что всё здесь цветастее и извилистее. Не знаю, - Мутный пожал плечами.
   - Да, скорости здесь не те, - Первая сопоставила медлительность леса с быстротой реакции цветка, - но, возможно, цветок не опасен. Возможно, он просто спасался от камня. Ну, или играл.
  - Ключевое слово - возможно. Не забывай, что мы в чужом мире. Даже Белая Россыпь к нам ближе. Не по расстоянию, по родству. В конце концов, с Россыпью мы дышим одним и тем же воздухом.
   "Боже, как ты умеешь опошлить прекрасное" - Первая готова была обидеться. Но окружающее сглаживало негативные эмоции, окружающее волновало больше, чем нудность самого близкого человека, и вместо того, чтобы обидеться, девушка улыбнулась.
   - Пошли, - предложила она.
   - Куда? - Мутный казался растерянным, - тропинка то кончилась.
   - Прямо. Или на звук.
   - Погоди, - сказал парень и начал смотреть по сторонам, словно что-то выискивал, - надо запомнить место. Чтобы вернуться.
   "Вернуться... Хорошее слово" - подумала девушка, помогая искать упавшие ветки. Чтобы потом отыскать это место, Мутный решил устроить шалаш. Хотя, возможно, и зря. Можно пройти этот мир, и ничего не найти, и вернуться обратно, по кругу. Знать бы еще, чего они ищут.

   Идти под огромными растениями, похожими на гигантские тянучки, на самой вершине которых растут такие же гигантские цветы. О, это чувство.
   Первая  представляла себя себя маленькой твердотелкой, вроде нежданчика. Это ощущение приятно щекотало, и, как ни странно, успокаивало. Если ты маленький, тебя не найдут, ты сможешь спрятаться от любого великана.
   Но великанов не попадалось. Цветы росли большие, а вот животные... животные прыгали маленькие. Как и в лесу. До сих пор путники не встретили кого-то крупнее тех самых уродливых трёхлапых недопаучков.
   Под ногами начало хлюпать.
   - Мы попали в болото, - сказала Первая.
   - Давай снимем обувь, - предложил Мутный, после того, как хлюпать стало в ботинках.
   Вода была тёплая, а покров из беглянок мягкий, и шли они быстро.
   - Стой, - произнёс парень, так тихо, что Первая вздрогнула - он что-то увидел.
   И пригляделась.
   Впереди стояло существо, то самое голубое существо, которое в первые сутки их путешествия так смешно перепрыгнуло через Мутного.
   Девушка чувствовала дыхание парня и понимала, что в нём взыграло. Мутный хотел отыграться за ту, самую первую неудачу.
   Они приближались.
   - Оно? Не оно? - парень пытался понять. Вроде такие же лапы. Но существо было меньше и при этом как будто... не то.
   "Какая разница" - хотела сказать девушка, делая вид, что не понимает стараний спутника. В последнее время их отношения стали казаться морем, бушующим в непогоду. После часов самой чувственной близости, на гребне волны, следовали впадины какого-то шкодливого настроения, когда хотелось достать, раззадорить, унизить. Причём с обоих сторон. И да, это было гораздо лучше того мёртвого штиля, что недавно сковал их корабль.
   Корабль. Это было прекрасное сравнение. Чувствовать, что под тобою корабль, разрезающий волны чужого моря...
   Девушка вскинула брови.
   Впереди происходило кое-что странное.
   Существо изменялось.
   У него появилась шея. Лапы выпрямились и встали друг к другу. Передние конечности, наоборот, стали дальше и переместились на бока, вместо когтей на них выросло пять разновеликих отростков. Голова стала круглой, бугорок под глазами вытянулся, рот стал шире и уже.
   - Человек, - ахнула Первая.
   - Человечек, - поправил Мутный.
   С крупными ладонями, слишком большими глазами и голубой кожей, в остальном это был вполне правдоподобный ребёнок.
   - Оно имитатор, - добавил парень, - вначале превратилось в то дугорукое, теперь в нас.
   - Оно копалось в мозгах?
   - Не думаю. Просто смотрело. Если бы копалось, еще бы и разговаривало.
   - Как Рубо, - вздохнула девушка, - как его не хватает. Рубо бы нам объяснил.
   - Что? - парень занервничал, - ну что бы он тут объяснил? Он же здесь не бывал.
   - Ты ревнуешь к железке, - Первая фыркнула.
   - Я ревную к железке? - парень задумался, - я ревную к железке, - ответил он утвердительно.
   
   Существо оставили в покое. И обошли, аккуратно, по кругу, чтоб не вспугнуть.
   Луг казался огромным. Так же как лес. Хранителей не было. Ни строений, ни звуков. Ничего, что бы выдавало присутствие разумного существа.
   Да и что бы им дало это присутствие?
   Первая уже понимала, что их затея не приведёт. Ни к чему. Был бы Рубо, он бы придумал. Хоть что-то. Нашёл бы хранителей, погрузился в их мысли. А так...
   - Ты слышишь? - Мутный остановился, - шёпот стал громче.
   - Ой, он давно уже громче, - ответила девушка, - ты говорил, мы близко.
   - Ну да, близко. Мы этот шёпот прошли. Он теперь где-то слева. И сзади. Но, возможно, мы сами чуть сдвинулись влево. А может, ни чуть.
   - Случайно?
   - Не думаю. Мы стремимся туда попасть, и невольно туда поворачиваем.
   - Тогда мы сделаем круг и выйдем назад, сами того не понимая, - предположила девушка.
   - Всё может быть. Что же делать? - парень задумался. Он посмотрел на Навус, словно в узорах таинственных вихрей скрывался ответ, - давай так. Дойдём до шёпота. Остановимся, и будем идти от него.
   Девушка пожала плечами:
   - Пожалуй. Но лучше начать после сна.
   - А как же. Конечно, - парень приблизился.
    И прижал её тело к себе.

   - Мутный! - кричала Первая.
   Подымаясь всё выше и выше. Цепляясь за сколы, вставая на выступы.
   "Только не смотри назад, - твердила себе проводница, - только не смотри".
   Лес, луг, всё милое и прекрасное осталось позади. Позади осталось озеро, рой огоньков, кристаллы, висящие в воздухе и растения, похожие на гигантские цветы.
   Впереди было мрачно. Впереди было холодно. И, чтобы добраться в эту холодную мрачную местность, нужно взобраться на скалы. Рискуя сорваться, упасть. Каждый миг.
   Хотелось спуститься,  в тот сказочный красочный мир, яркий и тёплый. Хотелось остановиться и прекратить этот мучительный подъём. Но спускаться было нельзя. Спускаться было рискованно, очень. Спуститься - значит сорваться.
   Да и не может она спускаться. Не имеет на это право.
   Но девушка поднималась. С трудом, исцарапав в кровь свои руки, в ссадинах и порезах, но выше и выше. И лишь иногда, когда дыхание не выдерживало, останавливалась. Отдышаться, передохнуть, глянуть вверх, где безраздельно царил Навус - огромная Луна этого странного многоликого мира.
   - Мутный! - кричала Первая, - Мутный!
   И знала, что он не ответит.
   Он умирает, он умер, и если она не успеет, то уже никогда не возьмёт его голову в ладони, не прикоснётся к губам. Никогда...

   Первая проснулась в поту.
   Да, последнее время ей снятся кошмары.
   Но почему, почему?
   Девушка повернулась на бок, надеясь увидеть лицо. Увидеть и успокоиться.
   Но не увидела.
   Она повернулась в другую сторону.
   - Мутный, - сказала Первая, тихо, но после воскликнула, - Мутный!
   Тишина.
   И в этой тишине слышался шёпот, громкий, отчётливый. Казалось, стучит в голове. Девушка слышала отдельные странные звуки. "Эо... Хахаэ... Уоаха вихохоххх..."
   Первая огляделась.
   Всё тот же сказочный луг, всё те же цветы со стволами гигантских тянучек. Всё те же лепестки, порхающие под ними. Всё то же небо, в котором сияет Навус. Всё то же, всё так же, но что-то не так.
   Предчувствие опустилось как ночь, которой нет в этом мире. Накрыло собою день, которого тоже нет.
   - Мутный! - крикнула девушка. Как можно громче и яростней, - Мутный!!
   Нет, всё не так. Он не появится, нет.
   Девушка побежала.
   Надеясь успеть. Боясь, что она не успеет. И понимая, что в эти минуты решается всё. Всё!
   "Почему, почему, почему ты решила бежать? - стучало в висках, - ведь он придёт, он придёт, он придёт. А ты убежала. Зачем?"
   И девушка соглашалась.
   Да, он придёт. Мутный охотится. Да, он придёт. Как было. Не раз.
   Так зачем я ушла, зачем?
   Но что-то гнало и гнало. Вперёд. На этот зловещий шёпот.
   Всё ниже и ниже.
   Она спускалась в низину.
   Пока не спустилась.
   
   Это была котловина.
   С высокими краями, окружавшими скалы, покрытые чем-то зелёным, и пологим спуском, с той стороны,  через который она вошла.
   Из котловины слышался звук, похожий на шёпот. Или дыхание. Нет, всё же на шёпот, осознанный, с паузами между слов. Чужих, непонятных. Как будто шептала земля.
   Шёпот сдавливал голову, проходил через пятки и подымался, по мышцам, по нервам. Низкий, глубокий, пронзающий.
   И в самом центре той котловины стоял он. Стоял и не двигался.
    - Мутный! - крикнула девушка и подбежала.
   Страшась увидеть, но зная, что всё же увидит. Развернув его тело к себе. И заглянув в холодные безжизненные глаза.
   
   - Мутный, Мутный! - кричала девушка, - Мутный, очнись!
   Парень дышал, рука была тёплая. Но этот взгляд.
   Глаза смотрели в глаза. И не видели.
   Она огляделась.
   Котловина была огромна. Отвесные стены этой чудовищной пасти были покрыты мхом, а может, чем-то похожим на мох, и это что-то шевелилось. Не так как всё остальное в этом странном и чуждом мире, спокойно и почти незаметно. Мох шевелился как червь, которого режешь на части.
   В небе кружились твари, с длинными острыми крыльями, таким же длинным хвостом и шеей, те, кого поначалу она назвала острокрылами. Кружились по кругу, молча. Казалось, что круг сужается, словно удавка, и скоро сожмётся, а твари сорвутся вниз.
   Вниз...
   Первая поняла, что успела.
   Да, это была котловина. Но не совсем. Где-то там, впереди, в самом центре зияла яма, и приблизиться, заглянуть за края этой ямы было чудовищно страшно.
   Шёпот вползал в её ноги, клубился внутри, в животе, сдавливал голову. И надо было спешить, надо было уйти, и увести с собой Мутного.
   - Слышишь? Ты слышишь?
   Она взяла его за руку, и повела, всё дальше и дальше, из этого гиблого места. Медленно, будто ребёнка.
   Краем глаза Первая видела камень, свалившийся в яму, и вдруг поняла, что это не камень. Это одна из тех тварей, тех острокрылов, что молча кружили над бездной.
   В глазах защипало, но девушка вновь посмотрела на Мутного.
   И вновь опустила свой взгляд.
   Потому что Мутного не было.

   "Что мне делать?" - подумала Первая. Место она оставила в спешке, когда побежала. Но вот, будто чудом нашла. Практически сразу.
   Вещи лежали, так, как она их оставила. Два мешка, в основном с одеждой, один лёгкий (это её), другой тяжёлый (его, кроме одежды, там валялась всякая всячина, она даже не знала, что именно, да и не хотела знать). Девушка отстегнула сумку, что висела у парня, и пристегнула к себе.
   В сумке лежало огниво, несколько кусочков сушёного мяса (оставшихся, как ни странно, с самого начала их путешествия - то ли случайно, то ли нарочно), какая-то линза, кусочек ткани, пара монет, которые, скорее всего, не нужны, и копьецо. Копьецо торчало наружу.
   Первая села на землю и обхватила колени руками. Мир стал другим. Из доброго, сказочного, он превратился в чужой и опасный.
   Летали лепестки. Летали и садились. На камни, на вещи, на Мутного. Как на ещё одну безжизненную деталь окружающей обстановки.
   "Что же мне делать?" - спросила девушка.
   Самые страшные волнения остались позади. Рассудок возвращался. Но какого-то плана, как дальше двигаться, не было.
   Мутного надо вести, под руку, Мутный ребёнок. Мутного надо кормить. Но как это сделать?
   Девушка взяла кусок мяса, тот самый, что лежал в его сумке, и сунула в зубы. Парень начал жевать.
   Хорошо.
   Дальше.
   Надо идти. Но куда? Возвращаться назад, к шалашу?
   Пожалуй, это был выход.
   Пожалуй, единственный.
   Дойти до реки, сесть в лодку и плыть. Как включить механизм, она знает.  Да по течению лодка и так поплывёт, без всякого механизма. Но как открыть домик…
   У Первой забилось сердце.
   Обратно займёт больше времени. Мутный не может идти, так, как раньше, Мутного надо вести.
   Но Бог мой Обиженный, если она и дойдёт, если сядет в корыто, подымется вверх (или вниз), пройдёт это чудо на ножках и выплывет, где-то в Заводье...
   А дальше то что? Что же ей делать?
   Кормить его с ложечки? Ждать, когда он очнётся?
   А если он не очнётся, уже никогда?
   Первая вспомнила людей из лечебницы, тех, кого однажды тронули небеса. Попадались разные. Кто-то был тронут отчасти и помогал по хозяйству. Кто-то чуть больше.
   Но были такие как Мутный. Те, чей рассудок угас. Большинство из них ели, ходили, спали и... всё. До конца своей жизни они только ели, ходили и спали. До конца своей жизни...
   На глаза навернулись слёзы.
   За что? За что ты вот так? Зачем ты туда пошёл? Негодник...
   Ведь я там была, ведь со мной всё нормально. Почему же с тобой то всё плохо? Почему?
   Девушка зарыдала.
   Лепестки порхали вокруг головы, и, казалось, пытались утешить. Но Первая чувствовала себя вдовой.

   О каком-то спасении мира не могло быть и речи. По крайней мере пока.
   Конечно, зря они дальше пошли, зря вообще затеяли это путешествие. Мир под Навусом невелик, не такой, как их собственный, но что-то искать в этом мире, когда даже не знаешь, что ищешь... Безумцы.
   Первая чистила тушку и с грустью смотрела на Мутного.
   Тот сидел, как ни в чём не бывало, и глядел в никуда. Спокойный и чистый, как лист, на котором никто не писал. Она мельтешила перед глазами, хлопала в ладоши то справа, то слева, щипала под бок.
   Бесполезно.
   Парень не видел, не слышал, не чувствовал.
   Девушка сделала вертел, одела только что освежёванную тушку и стала держать над костром. Мясо оказалось сочным, оно шипело, с него стекал жир. Пара минут, и тушка покрылась хрустящей румяной корочкой.
   Она уселась напротив Мутного. Бывали случаи, когда после пылающих люди смотрели на что-нибудь монотонное - горящий костёр или бегущую воду, и к ним возвращался рассудок. Случаи редкие, хотя кто его знает, то, что случилось, не буднично.
   Но парень сидел словно камень, статуя на морском берегу далёкого (теперь уже очень далёкого) Приморья.
   С ещё не остывшего мяса Первая сорвала кусок и с каким-то отчаяньем сунула в зубы. Парень начал жевать. С уголков приоткрытого рта стал стекать сок, в перемешку со слюнями, но жевал он сам, без какой-либо помощи, сжимая и разжимая челюсти. Молча.
   Такие молчаливые обеды у них будут долго. Хорошо хоть вот ест, ходит и спит... Что он ещё то делает? Ну, носит с собой свой мешок, как топтун-однодневка.
   Прекрасно.
   Девушка усмехнулась. Не терять чувство юмора, это, конечно же, здорово, да и что ей ещё остаётся, но ситуация... Оставалась надежда, что Мутный очнётся, вдруг, неожиданно, как всё в этой жизни бывает, что-то щёлкнет в его голове, и очнётся. Станет таким же, как прежде. Таким же занудой.
   "Чуть правее", -  думала девушка, когда они возвращались. Мутный шёл очень медленно, и она постоянно смотрела под ноги, не свои, а его, смотрела, чтоб не споткнулся. Она знала, что они запетляли. Вот только насколько серьёзно, и что было главной причиной - шёпот, узоры на Навусе, который крутился влево (да, крутился сам Навус, вихри только стекались и растекались), а, может быть, луг, расположение этих гигантских цветов, которые росли будто в ряд, но вроде не очень то в ряд, а, может, совсем и не в ряд, возможно, в спираль или окружность... Не зная всех этих поправок, она не могла рассчитать их маршрут. Всё это было непросто, ох как непросто, учитывая то, что смотреть приходилось под ноги, а не вперёд, а голова просто отказывалась соображать.
   Первая села на землю, вынула Рубо и, стала с ним говорить. Обрисовала проблемы, как можно яснее и чётче, и попросила совета. Рубо не отвечал, Рубо был просто куском металла. А она говорила.
   Но в голове прояснилось, мысли направились в русло, и девушка начала  думать.
   Через цепочку ориентиров они добрались до леса. Теперь бы найти тропинку. Дальше идти по тропинке - и всё, дело сделано, они у реки.
   "Дело сделано". Девушка усмехнулась собственным мыслям. Потом у них лодка, потом пещера, путешествие в собственный мир, Фахус, пещера, лодка. Лишь бы очнулся Рубо. Быть может, очнётся, там, наверху (точнее, внизу), вызовет Танги, а то как же им плыть, против течения, под горами? О, как всё сложно...
    Девушка шла и шла, вдоль кромки леса, выискивая шалаш, и понимая, что надо идти и идти, шаг за шагом, а там - будь что будет.
   Пока не заметила, что на неё кто-то смотрит. Не так, как это бывает, обычно - зверёк вытянет голову, покрутит ей и ускачет.
   Нет, этот не просто смотрел. Этот держал своим взглядом. Как хищник, цепляясь за жертву.
   Девушка поняла это сразу. И медленно, стараясь не делать резких движений, повернулась на взгляд.
   Крупное коричневое существо, ростом примерно по грудь, для этого мира почти великан, похожее на горбатую собаку, вставшую на задние лапы. У существа были крупные глубоко посаженными глаза, и этими самыми глазами оно и глядело на девушку. Глядело не шевелясь.
   Но самыми странными у зверя казались лапы, передние. Толстые, как будто обрубленные, кончавшиеся  короткими зубьями по краю тупого обрубка.
   И этот обрубок вращался. Не быстро, не медленно, он вращался достаточно, с определённой на что-то рассчитанной скоростью. И не хотелось думать, на что эта скорость рассчитана.
   Итак, оценить ситуацию.
   Бежать она не сможет, тем более с Мутным. Бросить Мутного здесь, на съедение этой твари и уйти без него? Это, конечно, можно, скорее всего, это выход. Но она так не сделает. Потому что не сможет. Не сможет. Не сможет... О, боже...
   Существо приближалось.
   Держа впереди свои лапы, боясь случайным неосторожным движением вспугнуть свой обед, смотря этому обеду в глаза и готовясь к броску.
   Но девушка тоже готовилась.
   У нее есть копьё, маленькое, но острое, сделанное из ветки дерева, чья древесина похожа на камень. И есть "Милосердие". Длина копья больше, чем длина этих лап, и в нужный момент надо ударить. В нужный момент, в нужное место и с нужным усилием.
   План идеальный, в теории, но сложно осуществимый на практике. Руки дрожали. И унять эту дрожь невозможно.
   Существо смотрело в упор своими большими темными глазами. Убивая одним только взглядом.
    Копьё рисовало круги, настолько сильна была дрожь. Но девушка приготовилась.
   И ударила.
   Существо завыло и прыгнуло, сбив её с ног и придавив своим телом. "Сильная тварь" - подумала Первая. И поняла, что единственная попытка что-то поменять в соотношении сил провалилась, и теперь надежда на "Милосердие".
   Но кинжал был отброшен. Тут же.
   "Скотина" - подумала девушка, напрягая все мышцы.
   И услышала голос.
  "Не двигайся".
   Голос звучал в голове. А может, и нет.
   Но она покорилась. Какой-то частью своего сознания Первая верила голосу, хотя в ситуации, похожей на эту, совет казался нелепым.
   Существо вдруг качнулось, и тут же упало набок.ж
   Дрожа после пережитого, только сейчас испугавшись по полной, девушка встала на ноги. Кое-как, потому что ноги не слушались.
   И посмотрела вокруг.
   В голове и глазах стучало, но она увидела.
   Возле корней самого первого дерева стоял паучок. С какой-то железкой в руках, но без палочки.
   "Хранитель" - подумала девушка и упала.
   
   Свет, что падал на веки, был похож на свет лампы. Тусклый, но не навязчивый.
   Глаза открывать было боязно.
   Для начала ей надо вспомнить.
   Девушка отмотала назад основные события, начиная от спасения до внезапной болезни Мутного, и дальше, вплоть до того момента, как впервые увидела Рубо. Нет, Первая не забыла, просто сейчас нужно было увидеть события сразу, прокрутить в голове, чтобы понять, всё ли сделано так, как нужно, и чтобы принять решение, что делать дальше.
    Из их команды осталась она. И всё. Один превратился в железку, другой в растение. А Первую подобрали хранители. И что дальше делать? Бежать? Вместе с Мутным?
   Она открыла глаза.
   Да, свет тусклый, но ровный, не такой, как от лампы. Это было небольшое помещение с деревянными (вроде бы) стенами и лестницей, ведущей наверх.
   Девушка лежала на каком-то матрасе, набитом шкод знает чем, но чем-то мягким и лёгким. И в то же время упругим.
   В комнате было окно, небольшое, прямоугольное, и из окна лился свет, достаточно слабый, был светильник, похожий на шар, подвешенный к потолку, и низкий приземистый стол, стоявший под этим светильником. У стола таз с чем-то светящимся, но только более мутно, а на самом столе тазик поменьше.
   Рядом стоял паучок, лез лапами в тазик и что-то купал.
   Первая зашевелилась.
   "Очнулась?" - спросил чей-то голос.
   "Очнулась" - ответила девушка.
   "Кто ты?" - спросили опять.
   В руках паучка оказался шар, более светлый, чем те, что лежали в тазу. Он держал его в лапках и протирал.
   Говорил, наверное, он, но в их разговоре что-то было не так. Девушка стала думать и вдруг поняла.
   Тишина.
   Хранитель думал, но думал без скрипов, шипений и прочего хлама. Он думал молча, и посылал свои мысли.
   "Я человек, - сказала она, не зная, как объяснить, - из мира... другого".
   "Он понял, - ответил хозяин, - и понял, что ты не знаешь".
   "Так что же ты спрашиваешь?"
   "Ему надо понять, что тебе известно. Ты очень похожа на Хэа", - паучок положил светлый шар в большую закрытую ёмкость и потянулся за новым.
   "Он, ему, - девушка удивилась, - то есть, тебе. Ты говоришь о себе как будто о постороннем."
   "Так легче понять окружающее, если это окружающее слишком сложно для понимания".
   "Ты знаешь наш мир?"
   "Да, знает, - хозяин взял мутный шар и начал тереть, - избранные должны это знать. Но они никакие не избранные. Теперь."
   "Ты говоришь загадками" - Первая села.
   Комната казалось небольшой, потолки низкими. Но, примерив к жилищу рост паучков, девушка поняла. Жилище что надо.
   Да, хранитель говорил загадками. Но в данный момент её волновали две вещи - растрёпанные волосы, в которых засело шкод знает что и отсутствие Мутного.
   "Он знает, что ты не Хэа, - сказал паучок, - а, значит, ты не поможешь. И всё останется прежним. Но ты пришла с целью, и цель, вероятно, важная. С тобой оглушённый низиной".
   "Низиной? Пожалуй..."
   "Вы не местные. Поэтому и попали в ловушку. Здесь много ловушек, с тех пор, как случилось… то, что случилось. Случилось давно, - хранитель задумался. При этом он держал в своих лапках светящийся шар, - какие тёмные доны. Отмыть не проблема, но почему они тёмные?"
   "Вот это я точно не знаю, - Первая фыркнула, - я тут не местная".
   "Ты тут не местная, - подтвердил паучок, - но ты пришла".
   "Хэа, - вспомнила девушка, - ты сказал Хэа".
   "Так они называют первое воплощение создателя. Которое им явилось".
   "Ээф?"
   "Ээф. Так называют существа в твоём мире его последнее воплощение".
   "Но первое был человек?"
   "Человек. Такой же как ты. С длинными тёмными волосами. Они зовут её Хэа"
   "Но мы прибыли с Острова".
   "С Острова, - хранитель остановился.  Он перестал чистить шар, и, глядя на  ещё не отмытую поверхность, пытался о чём-то вспомнить, - скажи, что тебе известно?"
   Первая посмотрела в окно.
   В жилище влетел лепесток, и начал кружиться. Как бабочка. Словно от той осталось лишь крылышко, но это крылышко помнило целое, и всё порхало, порхало, порхало...
   "Вы будто не знаете, - ответила девушка. Она сжала руки в кулак и вдавила в матрас, - сами всё это затеяли, и сами не знаете".
   "Знают" - хранитель казался спокойным. Хотя... Он не шипел, не цокал, не фыркал. Этот паучок отличался от тех, знакомых ей паучков. С палочками. Ещё и тем, что палочку не держал. Понять, что чувствует существо, было непросто.
   "Хорошо. Тогда скажет он" - хозяин потёр свои лапки. И обернулся.
   Гостья посмотрела по сторонам, ожидая увидеть третьего, настолько необычна была манера, с которой общался хозяин. Но в конце концов поняла, что он говорил о себе. Хранитель приблизился, встал перед девушкой и посмотрел ей в лицо. Своими блестящими чёрными бусинами.
   В это время лепесток, что кружился в жилище, сел на светящийся шар.
   Хозяин проследил за ним взглядом и хлопнул передними лапками. Лепесток улетел. При этом он не порхал, как безумный, не тыкался в стены, а сразу нашёл окно.
   "Ииды выпивают свет, и доны чернеют, - объяснил паучок, - ииды ненужные гости".
   "Доны?" - спросила девушка.
   "Доны растут на деревьях, на берегу озера. Они собирают доны на лодках, когда те падают в воду и их прибивает у берегу. Дон светит долго, четыре цикла. Цикл, - добавил хозяин, увидев непонимание, - это время, в течении которого Великая река несёт свои воды от Родника до Зелёных пещер"
   "Спасибо, стало понятнее".
   "Он оценил. Он понял, что тебе непонятно" - сказал паучок.
   "Эти доны больше тех, что летают в лесу".
   "То не доны, то эсы, - поправил хранитель, - но ииды вредят и им".
   "Ииды питаются светом, - девушка была очарована, - у вас тут красиво и тихо. Так что вы забыли у нас? Зачем вы пришли? Что вам нужно?"
   Хранитель молчал.
   "Да, это не просто, - ответил он девушке, - ты видела тех, изменённых Демоном".
   "Демоном?"
   "Существом, что проник в Малый мир. Когда он пришёл, многие избранные были уверены, что это пришествие Бога. Они ошибались. Демон хотел навредить, и навредил, хотел сделать больно, и сделал. Его настоящие помыслы нам не известны. Но Демон приносит страдания. Они были избранными, но теперь они никто. Печальные жертвы Уура".
   "Уура?"
   "Так называют Демона"
   "Давай поподробнее" - девушка запуталась в конец. Мало того, что спутались волосы, мысли запутались тоже. То, что сидит в голове, отказывалось шевелиться.
   Хранитель оторвался от пола, он был лёгкий, очень лёгкий, и Первая догадалась, для чего тем, верхним, нужна была палка. Чтобы стоять на земле.
   "Тебе надо знать" - ответил он Первой.
   
   Давным давно, рассказывал паучок, жил Создатель. Создателю было скучно  и он придумал миры. Похожие, но всё-таки разные.
   В народе осталась легенда о Хэа и Хуру, первом воплощении Создателя и его первом создании. Хуру дала уум, Хэа сварила аук, и в нём появились миры. Тёмные и пустые.
   Тогда Хэа закрыла глаза и начала представлять. И всё, что она представляла, вдруг появлялось.
   Все миры заполнила Хэа, всё оживила.
   Но остался один, самый маленький. И он оказался пустым.
   Тогда Хэа снова закрыла глаза и воплотила последний замысел.
   Так, по легенде, возник Малый мир.
   Самый маленький, но самый красивый.
   В небе этого мира горел Навус, огромный шар, который раскрашивал небо в свои необычные краски. В Синих горах бил Родник, рождая реку, которую назвали Великой. Эта река водопадом падала с Родника и текла по всему Малому миру, исчезая в Зелёных пещерах. Мир был наполнен красками, весь, за исключением маленькой области, которую называют Слепым пятном представления Хэа.
   Легенда красивая, но она не рассказывает о главном.
   О том, что скрывалось за этой задумкой, насколько важен был замысел.
   Паучок замолчал.

  Послышался шум, тихий, будто в подпол залезла брума. А может быть, мышка. Снизу появилась сморщенная голова, яйцо, а за ними конечности. В комнату вплыл паучок. Хранитель, что разговаривал с девушкой, повернулся, и с минуту они стояли, созерцая друг друга. Наверное, разговаривали.
   "Снизу в жилище ведёт ещё одна лестница" - подумала девушка.
   "Хотела спросить, - перебила она разговор, - как это вы сумели поднять меня наверх?"
   "Тебя привёл оглушённый низиной. Его попросили".
   "Значит, он был в состоянии? Не только есть или спать, но выполнять разные просьбы??"
   "Оглушённые первое время способны на многое. Даже работать. Но собственной воли нет. Оглушённый не убежит даже от смертельной опасности и будет стоять словно камень, пока не умрёт от голода".
   Девушка вздрогнула:
   “Первое время?”
   “Да. Спустя доли цикла оглушённый перестаёт выполнять волю тех, кто находится рядом. В том числе двигаться. А потом замирают все остальные процессы в его организме”.
   “Остальные процессы?? - Первая не соображала, - какие такие процессы?”
   “Замирает всё”.
   “Как это всё??”
   “Если есть сердце, оно не бьётся”.
   В живот словно кинули камень. Во рту стало горько. Зачем, ну зачем они согласились? Зачем пошли неизвестно куда? Без Рубо, ну что им тут делать? Надо было вернуться, а лучше сидели бы на Посту, тихо, мирно…
   "Вы можете вылечить Мутного?" - спросила она с отчаяньем.
   "Нет, - сказал паучок, разрушив остатки надежды, - оглушённого вылечить невозможно. Сколько они не пытались”.
   “Ну что можно сделать?”
   Хозяин молчал.
   "Тот, кто сидит в Синем лесу. Однажды, чтобы показать свои силы, он отправил вспять воды Великой реки. Он многое может. Возможно, и вылечить", - прозвучал в голове новый голос. Возможно, вошедшего гостя.
   "Кто сидит в Синем лесу?" - спросила она. Сердце при этом стучало как бешеное. Но Первая понимала, что ради Мутного она способна на многое. Была способна, способна теперь и будет способна всегда. Что-то было в этом угрюмом мужчине, что-то, что не давало покоя. Как то же сердце - оно, бывает, мешает, своим стуком, своей ненормальной реакцией. Но без которого трудно. Точнее, никак.
   "Там сидит Демон, о котором я говорил, - продолжил за гостя хозяин, - они называют его Уур. Уур извратил их учение, сделал слугами тех, что были избранными и наполнил болью соседние миры".
   "Тогда мне тем более надо к нему, - ответила Первая, удивляясь, как уверенно это сказала, - он погасил наше солнце".
   "Я попрошу вернуть солнце на место, и исцелить моего парня, - подумала она, уже про себя, - я сделаю так, что он согласится.”
   "Ты пришла с важной целью, - ответил хозяин, - ты правильно пришла".
   "Вы мне поможете" - попросила девушка. Вернее, не попросила, потребовала. В случившемся была вина этих созданий, и создания это чувствовали. Девушка знала, что они ей помогут.
   "Помогут, - сказал ей второй, - но они не пойдут к Демону. Из тех, кто ходил в Синий лес, никто не вернулся. Он приглашает испить напиток, который меняет их восприятие, но отказаться испить невозможно. Ты другая. Тебя не коснулась низина, возможно, тебя не изменит и Демон”.
   "Вы приведёте меня туда, или покажете путь" - Первая встала. Голова при этом упёрлась, и ей пришлось наклониться. Со стороны выглядело так, будто стоит королева и смотрит на подданых. И эти подданные молчали. Быть может, они вспоминали Хэа. Быть может…
   "Теперь я хочу видеть Мутного" - добавила девушка.

   Он как-то съежился и закрылся, как будто ему холодно. Хотя в Малом мире тепло.
   Первая подошла и пощупала руку.
   Тёплая.
   Так чего же он ёжится.
   Сердце сжалось от жалости к этому угрюмому и, как ей казалось, не очень чувствительному человеку
   Но да, это только казалось.
   Мутный пошёл за ней на край света, шагнул через край, без сомнений и колебаний, и она знала, почему. Не ради спасения мира, нет. Он это сделал ради неё. Потому что знал, что ей нужно, ценил её дерзкий характер и уважал тот выбор, который она сделала. Она была безрассудна и часто отчаянна, нарывалась на разные неприятности, и он бы её не оставил.  Одну. Даже шагни она в бездну, он бы шагнул за ней, но, скорее всего, удержал бы. На самом краю.
   "Чего это он?" - девушка опустила ладонь и посмотрела в глаза. Зрачки были сужены, так, будто смотрели на солнце. Но свет был не ярким, рассеянным.
   "Это низина, - ответил хранитель, - она не пускает. Большего я не знаю. С тех пор как она зашипела, многие попадали в ловушку. Возможно, низина просит. Вернуться."
   "Но как же она возникла? Кто создал низину?"
   "Демон".
   Девушка опустилась на землю.
   Деревня хранителей находилась в Зелёном лесу. Те же огоньки, лепестки и деревья.
   Но только деревья были гораздо толще, и их стволы покрывала кора, подобная той, что покрывает сосны и ели в её родном незримом лесу. Листики тоже подобны еловым, такие же острые, но только как будто мягче. Деревья соединяли нити, толстые, созданные переплетением нитей поменьше, как и в других, более знакомых местах этого большого зелёного леса.
   Внутри эти большие рельефные стволы были пустыми, точнее, совсем не пустыми - там находились жилища. На разных этажах.
   Во всю высоту этого многоэтажного дерева тянулись окна, в окнах горел свет, скорее всего, от донов, не очень яркий, но достаточный, принимая во внимание то, что в лесу было светло.
   Снизу деревья пускали корни, похожие на конечности древоходца, но гораздо более толстые. Эти корни тянулись по лесу, сплетались друг с другом, но оставляли тропинки, свободные от корней, которые уходили в разные стороны этой деревни.
   Всё это было замечательно, но ей нужно знать. Ей необходимы подробности. Ведь теперь от этого Демона, про которого только и говорили, зависело многое, если не всё.
   "Он понимает" - сказал собеседник и начал.

   Малый мир был последним и самым важным замыслом Создателя, - рассказывал хранитель.
   К этому времени другие миры были созданы и в них развивалась жизнь.
   Но Малый мир развивался быстрее, и поэтому скоро в нём появились те, кого Хэа во время пришествия назовёт своим избранным народом.
   Эти существа будут следить за тем, чтобы последнее творение Хэа осталось не просто творением. Чтобы оно воплотило замысел, который в него заложен.
   Проходили циклы.
   И вот однажды в  их мир вошёл Демон, страшное и коварное существо. Чтобы показать свою силу, оно подошло к Великой реке и повернуло вспять её воды. И многие избранные уверовали, что это пришёл Создатель, или существо, Создателю равное.
   Они прекдонялись пред Демоном и пили напиток, который тот предлагал.
   Напиток был вкусный, но коварный. Тот, кто его отведал, слушался волю Уура, или Сиятельного, нового Бога покорных - так называли обманутых те, что сумели уйти. Они укрылись в Зелёном лесу, в то время как те, что поверили Демону, остались жить в Синем.
   Уур извратил учение избранных, пять добродетелей сделал грехами. Наблюдение своих поступков со стороны и самостоятельность собственных решений он заменил послушанием старшим. Созерцательность обозвал бездеятельностью, сдержанность - молчаливостью, а любовь, когда избранные трутся телами - похотью, вредной и безобразной. И еще он придумал трости, сделанные из  древесины деревьев мёртвого леса, тяжёлой, как камень, чтобы покорные только ходили, и не смели летать.
   Всё это было сделано не случайно. Слуги Уура должны были думать о цели, поставленной Демоном, а сокрытие собственных мыслей и собственных эмоций, наличие дел, не согласованных с целью  - всё это считалось преступлением.
   Для чего это делалось, было неведомо.
   Пока окружающие миры, один за другим, не стали меняться.
   Светила гасли, океаны пересыхали, холод сменялся жарой, а жара становилась холодом.
   Ты видела низину, и слышала шёпот, что вытекает из ямы. Но что в этой яме?
   Когда-то в том самом месте был вход в большой и прекрасный мир, подобный тому, из которого ты пришла. Но слуги Уура проникли в тот мир и стали его изменять. Так, что мир оказался наполнен зловещей и странной материей, которая лезет, шипит и затекает сюда, словно шёпот.
   Это всё Демон.
   Тех, что когда-то считались избранными, он превратил в покорных, и всё для того, чтобы достичь своей цели.
   Но что это за цель?
   Он не знает.

   Первая догадалась, что хранитель сказал о себе.
   Он не знает. Она не знает. Никто не знает. Но как же начать разговор с этим злом? Чтобы общаться с Демоном, нужно понять его помыслы.
   А чтобы понять его помыслы, надо знать помыслы Хэа. "В чём заключался замысел?" - хотела она спросить.
   И не спросила.
   "Не двигайся" - услышала гостья.
   И заметила, краешком глаза, как с плеча, а, может быть, с головы, что-то упало. Размером с белку.
   Первая отскочила.
   Хранитель взял упавшее тело передними лапками и показал его девушке.
   На лапках лежало создание, размером действительно с белку, светло-коричневого, почти жёлтого цвета, с четырьмя лапками, длинным хвостом, но одной заметной деталью. У создания было две головы, сидящих на длинных шеях.  Первая слышала рассказы матросов, вернувшихся с моря, о рыбах с двумя головами, о рассечённых надвое парусниках, читала о трёхголовых змеешейках из "Приключений", но чтобы так, вживую...
   "Это двуглавка, - объяснил ей хранитель, - в коготках её лапок содержится яд. Коготки сейчас спрятаны, но если они вонзаются, яд попадает в жертву".
   "Яд двуглавки смертелен, - добавил кто-то, - для избранных точно".
   "Спасибо, - ответила девушка, - что спасли мою жизнь. Смотрю, тут так много опасностей. А мы то, по простоте душевной, гуляли, словно в Саду Синих Фруктов" - был такой в "Приключениях".
   "Кроме двуглавки и дикого выра, который напал на тебя... Есть яма, наполненная огнём. Посмотри на небо, - девушка глянула, - видишь это светлое жёлтое пятнышко немного правее Навуса? - паучок посмотрел в сторону шара, и, ожидая реакции, глянул на Первую, - Там вход в самый страшный и самый пугающий мир. Для нас. Но там живут духи, огненные, и кажется, неплохо живут. Об этом нам говорила Хэа в свой последний приход. До того как покинула нас, навсегда, - хранитель взгрустнул, и Первая это чувствовала, - близко туда подходить не стоит. И если быть аккуратным, яма совсем не опасна. Есть предметы, которые трудно разбить, уничтожить, но в яме они сгорают, до самых мельчайших частиц. Есть и другие опасности, - добавил хранитель, - опасайся озёрного роя. Он похож на группу маленьких эсов, тех огоньков, что ты видишь. Но только те огоньки очень маленькие, размером с песчинку, и обитают у озера. Озёрный рой - это личинки эсов, но если эсы безвредны, то их личинки опасны. Когда этот рой касается тела, приятно. И даже щекотно. Но щекотно потому, что рой кусает сонное тело, кусает немного. При этом он выделяет газы, смягчающие боль и влияющие на восприятие, и тебе становится хорошо. Но если часто купаться в рою, можно потерять это тело. Уже навсегда.
   Девушка фыркнула:
   "Надо же, самое приятное в этом мире оказалось опасным".
   "Многие их собратья купались в рою. Собратья приходили на озеро снова и снова, чтобы испытать ни на что не похожие ощущения. Пока не теряли сонное тело".
   "Сонное тело?" - спросила девушка. Снова загадки.
   "Когда наступает смерть, сонное тело исходит" - ответил хранитель.
   "Это душа", - поправила девушка.
   "Это душа, - сказал собеседник, - если душа это тело, второе. Оно помогает первому, повторяя его строение, и, когда оно повредится, его исцеляет. Есть в мире краски и звуки, которые видит лишь сонное. Есть чувства, подвластные только ему".
   "У нас оно есть?"
   "У всех оно есть. Но в больших мирах всё меняется и основное тело становится сонным, а сонное основным".
   "Понятно, - сказала девушка, немного подумав, и удивилась тому, что ещё на это способна, - теперь мне всё ясно. Теперь понятно, что произошло в этом мире. Когда мы проснулись".
   "Да, ваши тела поменялись".
   Хранитель начал рассказывать о других всевозможных опасностях, которые могут подстерегать впереди. Первая слушала, слушала, и, по мере того, что она узнавала, ей становилось тревожно. Опасностей было немало, мир, казавшийся милым и ярким, оказался коварным. В её собственном мире опасностей было меньше. Но, может, так только казалось?
   "Они дадут вам олуна, - сказал наконец хранитель, - Он поможет идти. За Синим лесом стоит Фиолетовый. Не идите к Демону сразу, посетите тот лес. Там растёт дерево Аяды, праматери избранных. Когда-то она его посадила, своими руками, и сама за ним же ухаживала. Дерево кажется мёртвым, но это не так. В его опустевшем стволе собирается влага, и эта влага живительная. Испейте её, и вы увидите узоры".
   "Чем эти узоры помогут?"
   "Они создают помехи всему, что следит, всему, что может мешать. У Демона есть приборы, у него очень много приборов, они излучают лучи, но эти лучи ломаются, если встречают узоры".
 "Всё, хватит, - перебила рассказчика девушка, - у меня голова идёт кругом. Надо помыться, поесть, и в путь".
   “Глупо всё это, конечно - сказала она себе, - мы идём к абсолютному злу, и что-то хотим просить. А может, убить это зло, задушить вот этими пальцами?” - девушка посмотрела на руки.
   И вздрогнула.
   Надо чуть успокоиться. Да, это страшно, но что остаётся? Выхода нет. Точнее, он есть, но его надо найти.
   Как говорила бабушка, препятствий на пути не бывает, бывают лишь ситуации.
   Эх, бабушка, бабушка, как мне тебя не хватает...

   Перед самым уходом ей показали ползунчиков, которые ползали в загоне - маленьких, размером с ладонь, и подросших, почти как хранители. Это были длинные, похожие на гигантских чёрных гусениц существа, без конечностей и с телом, разделённым на отдельные сегменты. Чем-то они напоминали шестилапов в самом начале развития. Но голова была страшная. Тупая морда кончалась кольцом, по всему краю которого были посажены зубы. Мелкие, похожие на маленькие заострённые пирамидки. Это кольцо сжималось и разжималось, становилось то меньше, то больше, наводя на не очень приятные размышления. Вокруг первого круга располагался второй, представлявший собой ожерелье из красных точек. Глаз, как ей объяснили.
   Похожих существ, но не таких  крупных, она встречала, в подлеске, но не приглядывалась. И хорошо, что не приглядывалась. Ползунчики были хищниками, которые могли откусить кусок плоти, внезапно, потому что хотели есть.
   А ещё они были существами, в телах которых подрастало потомство. Молчаливых и умных хранителей. Придёт время, их оболочка порвётся, и наружу вылетят паучки, маленькие, невесомые, словно пушистики, только оторвавшиеся от материнского тела, пока без яйца, с неокрепшими лапками, а точнее, с зачатками этих лапок.
   А пока ползунчики кушали, и кушали, надо сказать, преотвратно,  сжимая и разжимая круглые рты. Первую чуть не вырвало, когда она глядела на мясо, которое резали зубы. Но хранители, наоборот, были благодушны, и как будто с умилением смотрели на трапезу. "Вот он, разрыв шаблона" - подумала девушка, вспомнив, что так говорил ей отец, когда они случайно увидели, как нежно шептун целует детёныша. Своими пухлыми мясистыми губами.
   "Ползунчики - вечные спутники избранных, - говорил паучок, - Точнее, тех, кто ими считался. Когда они любят друг друга и трутся телами, ползунчики получают любовь и начинают расти. Потом сползают на землю. Их забирают и помещают в питомник, пока не появятся детки."
   Всё это думал хранитель, а Первая слушала, слушала, и понимала, с каким удовольствием он это рассказывает. И все эти звуки, все эти цоканья, свисты - всё оказалось ненужно. Любви не нужны пояснения, любовь - её видно.
   “Есть легенда о Старом Хэлое, - продолжал паучок, - красивая и поучительная. Было время, когда избранные забыли о пяти добродетелях, давили землю, шумели, не знали цену своим поступкам и цену явлениям мира. Смотрели, но не видели, делали, но не творили. Тёрлись не ради любви, а чтоб успокоить свой зуд. Остался один только праведник, и звали его Хэлой. Был он старый и дряхлый, никто не хотел его слушать,  собратья грешили и веселились у него на глазах. "Как стыдно" - подумал Хэлой, и воззвал тогда к Хэа, а Хэа его услышала. Наделила она праведника великими способностями, в том числе превращаться в любого зверя и принимать любую пищу. Обратился Хэлой ползунчиком и стал пожирать грехи. Пожирал, пожирал, пока не понял, что с грехами пожрал и собратьев. Потому что всё, что собратья делали, было греховным. Решил Хэлой умереть, чтоб унести пороки в могилу. И умер. А из тела праведника вылетели новые, уже чистые избранные, которые не грешили.“
    Скрип-скрип... Скрип-скрип...
    Во дворе показалась телега, небольшая, но всё же достаточная, чтобы им путешествовать. Вёз эту телегу... нет, не топтун. И даже не лошадь. Существо, на которое были надеты оглобли, стояло на четырёх коротких, но крепких лапах, чуть расставленных по бокам. У него было круглое, словно бочонок, тело, большая голова, которая сидела на хорошо заметной, но толстой шее, длинные ушки (или рожки? Да, пожалуй, что рожки), крупный лоб под этими рожками и красивые, как огромные капли, глаза.
   "Это олун, - ответил хранитель, - он поможет идти. А это помощник странствий" - в руке паучка появился предмет, похожий на компас. Такая же стрелка, которая всё время показывала одно и то же направление.
   "Великий Родник, - сказал паучок, - он всё время показывает на место, откуда берёт начало Великая Река. Иди по стрелке. Пройдя Синий лес, чуть правее, увидишь Дом. На высоком холме. Ты поймёшь, что это за дом. Линии не округлые, плавные, как всё в этом мире, а острые, словно изрезанные. Там живёт Демон. Перед тем, как отправиться в Дом, не забудь зайти в Фиолетовый лес, дерево Аяды откроет узоры, и эти узоры спасут".
    "Но вас то они не спасли, - заметила девушка, - вы то не ходите к Дому"
    "Мы то не ходим" - ответил хранитель, спокойно. Он не заметил сарказма.
   Первая фыркнула.
   Ладно, откуда ей знать, что да как? Может, они не боятся, может, и правда не могут. Демон же умная тварь, этот Демон меняет миры, и он же продумал защиту.
   Девушка вдруг поняла, что пытается их оправдать, этих мелких молчаливых существ. Будто, оправдывая их, она оправдывает и собственную миссию.
   Было ощущение, что на неё возлагают надежду, возможно, последнюю, и груз этой надежды давил. Груз надежды и груз ответственности, которые судьба положила на плечи маленькой хрупкой проводницы.
   Особенно когда всё селение высыпало наружу и смотрело, не двигаясь, как на картине, на повозку, которая тронулась.
   "Обратно возвращайтесь по Великой реке, к Зелёным пещерам, вернётесь, откуда вы вышли,  - услышала она самое громкое и самое последнее напутствие, - Да пребудет с вами мудрость Хэа, плодовитость Аяды и добродетель Хэлоя".
   "При чём здесь плодовитость", - подумала девушка.
   И нахмурилась.
 
    Мутный лежал на повозке и немигающим взором смотрел на светящийся Навус. Теперь он казался ярче, потому что лес, по которому топал олун, становился темнее. Но ещё оставался зелёным. Вернее, сине-зелёным. Появились другие оттенки, близкие к синему, огоньки светились голубоватым (хотя были и жёлтые), деревья стали потоньше, а кристаллы почти исчезли.
   Растительный мир изменился. Беглянки куда-то спрятались, а те, что остались, светили тускло. Зато попадались красивые и высокие, почти по пояс, цветы, которые девушка назвала колокольчиками. Из их склонённых головок струился свет, похожий на свет от лампы. Он освещал поредевший подлесок, и Первая пригляделась, заметив прыгающих, но маленьких существ, размером с насекомых или твердотелок. В богатом подлеске более яркого леса их попросту не было видно, а здесь, освещённые колокольчиками, как на арене театра, они занимались разнообразными и, вероятно, важными для их маленькой жизни делами. Маленькой не потому что ничтожной, а потому что действительно маленькой. Среди этих малышей попадались ползунчики, но эти ползунчики были размером с гусеницу, и она не пугалась.
   От долгого немигания у парня краснели глаза, и их приходилось смачивать. Жевал он уже с неохотой, а однажды, подымая его с повозки, девушка заметила, что тело стало тяжёлым. Парень не смог сам подняться, и мешком повалился обратно. Сердце забилось. Первая вспомнила, что сказали хранители, села на толстый извилистый корень, и зарыдала.
    Пищи хватало, охотиться было не нужно. Правда, кое-какая еда вызывала  отвращение, и девушка оставила её на потом, на самое последнее время.
   Олун мычал, и она не знала, что это значит - то ли он голоден, то ли хочет распрячься, то ли просится в путь. Рожки на лбу светились, тем ярче, чем темнее становилось вокруг.
Распрягать олуна девушка боялась, инструкций по этому поводу не получала, а потому не снимала упряжь. Только водила, там, где могла проехать повозка, и наблюдала, как животное ест. Она уже знала его предпочтения, и приводила туда, где предпочтений было достаточно.
   Первая посмотрела на небо.
   И ахнула.
   Та половина, что осталась за ней, горела ярким жёлто-зелёным светом, а впереди небосклон почти не светился.
   "Ну вот и разгадка, - подумала девушка, - вот что значит светлая и тёмная стороны. Светлая там, позади, впереди только тёмная".
   И будто в ответ на возникшие мысли, сел лепесток. Не жёлтый, зелёный и красный, что порхали в Зелёном лесу, а голубой, с фиолетовым краешком.
    Первая взяла помощник странствий, сверила направление и посмотрела на Мутного. Потом подобрала вожжи, натянула (она уже чувствовала силу, с которой стоит тянуть), и, вздохнув, отправилась в путь.
   Слёзы мешали смотреть, но тропинку девушка видела. И напевала песенку, чтобы совсем не расклеиться. "Мы опять, мы опять на холмы пошли гулять…”
   Она идёт на тёмную сторону мира, о котором раньше не знала. О котором никто раньше не знал. Чтобы найти там чудовище, встретиться с этим чудовищем и попросить о милости. Ну или вырвать её, эту милость. Прямо. Из. Пасти. Чудовища.
   Лицо у девушки перекосилось, в какой-то отчаянной страшной гримасе.
   - А-а-а-а!! - закричала она во весь голос, и дёргула вожжи так, что олун замычал.

   Синий лес оказался сумрачным.
   Но красивым.
   Деревья были тоньше, но с такими же причудливо изогнутыми стволами. От этих стволов тянулись ветви раскидистой кроны, менее густой, чем в Зелёном, но в сумраке даже более чарующей.
   Стволы и ветви деревьев почти не светились, но в кроне горели листочки, или цветы, горели мягким сиреневым, иногда фиолетовым светом. Они были тоненькие, и собирались вместе, как лепестки распустившегося цветка. И этих мелких цветков было много, цветки заполняли собой верхние ярусы леса, и соперничали в яркости со светло-голубыми огоньками и лепестками, порхавшими в лесу.
   Подлесок светился слабо. Синий, иногда фиолетовый, за исключением колокольчиков, которые росли и здесь, добавляя необычные для этого леса красно-жёлтые краски.
   Свои цвета добавляло и небо - Навус с волшебными вихрями и та часть небосвода, что была за спиной.
   Да, Навус. Находясь у хранителей, в её голове вспыхнуло это слово. И Первая испытала щемящее чувство. Как будто её коснулось пророчество. Нет, будто она коснулась пророчества.  Хранители называли шар Навусом. И так же, когда-то, назвала его и она. Но она то откуда узнала? Из сновидения? Из случайно услышанной фразы? Но от кого?
   Девушка ещё удивлялась - каким это образом хранители дают окружающему человеческие названия? Навус, Хэа, Хэлой. Ведь сами то они эти звуки не издают. "Ты получаешь от нас наши мысли и превращаешь в слова. Ты услышала непонятное, и назвала непонятное словом" - сказал паучок.
   
   В синем лесу всё было мельче. И тоньше. Здесь было тише.
   Тишина и сумрак казались угрожающими. К тому же, Первая знала, от тех, сидящих в Зелёном, что здесь можно наткнуться на деревню других, преданных Демону существ.
   И если бы окружающий мир не был настолько красив, если бы своей красотой не успокаивал нервы, хотя бы отчасти, девушка, возможно, повернула бы назад. Бросила всё и повернула.
   Да, она храбрая. И безрассудная. Но у храбрости есть предел, и этот предел почти осязаем, настолько близко находится. А она не герой, нет, она проводница, маленькая заплутавшая проводница.
   Мутный лежал без движения.
   Недавно она сумела опустить ему веки, и смачивать роговицу необходимость отпала. Есть он почти не ел, только пил, и девушка переживала, что парень не выживет. И часто, плача, сидела у изголовья, в то время как олун всё шёл, шёл, и шёл...
   Состояние животного беспокоило. Он мычал, и чем дальше они уходили, тем больше. Он всё чаще петлял зигзагами и будто бы с неохотой. Пару раз свернул с тропинки и побрёл в гущу леса, на корни. Как будто ослеп.
   "Что с ним такое?" - подумала Первая. И решила дать отдых. Заодно и поспать. Последнее время спала она редко, ведь спать можно было только остановившись. В пути олун мог свернуть не туда. А надо было спешить, надо было спешить, надо было спешить...
    Закутавшись в тонкое одеяло, еще с того, большого далёкого мира, девушка задремала.

   Проснулась она внезапно.
   Проснулась, и поняла, что что-то случилось. Что-то важное и нехорошее.
   Последнее время девушку часто терзали предчувствия. Одно такое предчувствие, когда Мутный ушёл в низину, спасло ему жизнь. По крайней мере пока.
   И вот теперь...
   Первая спустилась с повозки.
   Олун лежал.
   "Странно, - подумала девушка, - он никогда не лежит".  Животное могло только стоять и идти. Всегда на несогнутых лапах.
   Она подошла и стала смотреть в глаза. Постучала по шее. Легонько. Немного сильнее. Сильнее. Сильнее.
   "Что же я делаю?" - девушка наклонилась к тому самому месту, где во время дыхания выходил воздух.
   Тихо.
   Послушала снова.
   Ещё и ещё.
   "Какая я дура, - Первая ударила по земле, - какая я всё -таки дура". Рожки животного не светились. А значит, и думать нечего.
   Олун уже не проснётся.
   Да он и не спал. Никогда.
   Она подошла к повозке, достала карту и развернула.
   Лес, поляны, ручей...
   Голова не соображала.
   Ей толковали, что, где и как. Но она не могла даже понять, в какой части Синего леса находится - в начале или в конце. И ещё собирается к Демону. Бог мой Обиженный…
   Первая распрягла мёртвое тело и стала рыться в вещах. Нужно оставить то, что уже вряд ли ей пригодится, и взять только самое-самое. Но вот мешок Мутного… Нет, этот мешок она разбирать не будет. Не она собирала - не ей разбирать.
   Девушка рылась, рылась…
   И вдруг поняла, что она не просто обычная дура. Она дура полная. Окончательная. Такая, которых не лечат. Потому что таких, как она, вылечить невозможно.
   На дне повозки лежала ткань. И Первая вспомнила, что это за ткань, и зачем она там лежит. Вспомнила и заплакала.
   Когда она собиралась в деревне, то так погрузилась в мысли, что опустила всё, что сказал ей хранитель.
   А тот говорил, что олуны спят. Так, как и люди. Но, чтобы заснуть, им нужно закрыть глаза. Когда на животном упряжь, оно само эти глаза не закроет, потому что не сможет свернуться клубком, а век, как у людей или многих других, у этих животных нет. Поэтому Первой и дали ткань, которой можно прикрыть глаза. Ты прикрываешь - и олун засыпает, мгновенно.
   Но проводница забыла. Потому что думала о другом. Потому что в её голове всё носилось, роилось, как в потревоженной улье.
   Девушка застонала. От того, что уже не вернуть. Ни события, ни мозги. Ничего.
   Но повозку нужно запрячь, Мутного оне оставишь.
   И Первая встала в оглобли.
   "Хорошо, - подумала девушка, чтобы хоть как-то унять свои мысли, -  в этом мире мы весим не так, как в своём". И вздохнула, понимая, что это - да, утешение, но утешение слабое.
   Она пошла по тропе, умоляя Обиженного, Хэа, Ээфа и всю остальную братию вывести её наконец из этого леса, показать тот холм, на котором стоит Дом, в котором живёт Демон...
   Она умоляла.
   И он показал.

   То, что там живёт Демон, девушка поняла. Сразу.
   Хотя домишко и был небольшой.
   Стоял он, действительно, на отдельном холме, и достаточно далеко, хотя с поляны казалось, что близко.
   Разглядеть что-то было непросто, но Первая пригляделась.
   Крыша была приподнята, словно материя, которую держали за край. За все четыре угла. Эти углы подымались, напоминая домики с четырьмя острыми башенками, которые можно встретить в богатых селениях Междуречья.
   В доме горел свет. Жёлтоватый, как будто от лампы, или, скорей, жёлто-белый. Свет не казался ярким, хотя на холме других источников света не было. Ни деревьев, ни донов, ни тех же беглянок. Впрочем, в этой части Малого мира даже совершенно неосвещённые уголки уже не казались мрачными. В небесах было светло, и девушка знала почему. Потому что мир круглый, и, поднимая голову кверху, она видела его светлую сторону.
   Достав карту, Первая постаралась сориентироваться.
   По мере приближения к цели она стала мыслить быстрее, ясность и трезвость вернулись. Может, её голова понимала опасность, таящуюся за лесом, а может, она тянула телегу, и физическая нагрузка каким-то образом подтягивала и мысленную? Шкод его знает. Во всяком случае, голова начинала соображать.
   Девушка отыскала на карте точку, дерево той самой праматери, которую звали Аяда, и взяла направление.
   Идти было дольше, чем до холма, но идти было нужно. Демон владеет знаниями, этот демон коварный и умный, раз уж сумел уничтожить Ээфа. Надо действовать осторожно.
    Мутный был плох, и проводница всё чаще припадала к груди - дышит ли он, бьётся ли сердце. А после, вздыхая, впрягалась. И тащила, тащила повозку. Последнее время она как-то подуспокоилась. Может, смирилась, а может, её голова научилась... себя контролировать, что ли?
   Скрип-скрип... скрип-скрип...
   Интересно, как там дела, в том большом и далёком мире? Как папа и мама? Как на Посту? Как в Длиннолесье? Идёт ли война?
   Хотелось вернуться. Даже ни с чем. Просто вернуться. Надеяться на то, что простая проводница каким-то неведомым образом сумеет не просто приблизиться к Демону, но заставит того развернуться, вернуть всё как было, конечно же, глупо. Ладно, она попытается, пускай даже ценой своей жизни. Но если появится выбор - спасти ли ей Мутного или спасти целый мир, то что она выберет? Что?
   Фиолетовый лес, в который вступила девушка, оказался мрачней и пустыннее Синего. Светился подлесок, чуть-чуть, листочки деревьев, редкие огоньки и... всё. Лепестков было мало, и они были тёмные.
   Сквозь листву пробивался свет, исходящий с неба, но пробивался он слабо. Всё-таки кроны деревьев были расположены так, чтобы листва поглощала всё, что приходило с небес. Как в зримом Лесу.
   Попадалось много сухих, лишённых листвы ветвей. Это были те ветви, что оказались в тени других, более высоких, получивших свою долю света. Листва им была не нужна, потому что внизу царил полумрак.
   Было немного холодно, стал появляться туман. Туман стелился в ногах, очень низко, подошвы терялись в дымке. Как будто идёшь по дну мелководья, и скоро погрузишься глубже, и ведь действительно - туман поднимался.
   Девушка открыла мешок и достала тёплые вещи - кофту, которую одевала во время своих первых ночных путешествий, ещё с бабушкой, плотные штаны и... нет, пожалуй, что рано. В этих ботах идти будет трудно.
    Из мешка, который нёс Мутный, она достала то мягкое, что смогла там найти. Приодев и закрыв свой самый дорогой и самый ответственный груз, проводница вздохнула и снова отправилась в путь.
   Туман, что стелился снизу, становился ысё гуще, при том он светился, красивым фиолетовым светом. Этот свет вызывал сонливость и мешал двигаться дальше. "Зачем? Зачем? - клубился туман, - приляг, отдохни, не спеши..."
   Но девушка спешила. Какой-то туман, шевелящийся в сумраке, не может стреножить ту, которая видит цель, которая следует цели и которая не отступит.
   
   Аяда, праматерь хранителей.
   Дерево, которая она когда-то посадила, казалось мёртвым.
   Невысокое, с широким стволом и низкой, раскидистой кроной, представлявшей собой ветви, изогнутые самым причудливым образом.
   Внутри ствол был пуст, и сквозь расщелину в этом стволе можно было увидеть полость.
   Самый низ этого дерева скрывался в тумане, похожем на сливки сказочного фиолетового молока, густые и жирные. Сверху раскинулись кроны других, обычных деревьев этого леса, которые оказались необычно высокими и раскидистыми, а их кроны - более плотными, потому что ни один лучик света не пробивался снаружи.
   Первая заглянула в расщелину.
   "Кто ты?" - услышала девушка голос.
   И отшатнулась. Настолько внезапно он прозвучал.
   Этот голос не был похож на тот, которым говорят хранители. Более женственный, что ли. Вспоминая слова паучков, Первая понимала, что, возможно, она сама облекла его в женские формы, и, скорее всего, сама так решила, что будет Аяда женщиной, хотя у хранителей нет различения полов, и собратья - по сути такие же сёстры.
   "Я Аяда, - сказало дерево, - а ты?"
   "Я человек, - ответила девушка, и встала как можно прямее, - пришла из большого мира. Мне нужно встретиться с Демоном".
   "Ох, - вздохнула праматерь (прямо вздохнула, Первая это чувствовала), - многие ходили к Демону, и многие брали узоры. Но никто не вернулся, я знаю. Демон как жил, так и живёт на высоком холме, - она помолчала, а после добавила, - наклонись, я увижу".
   Девушка наклонилась.
   "Что же, - Аяда коснулась её головы (Первая это почувствовала), - вижу, что ты издалёка. Я вижу солнце, которое гаснет. Я вижу страдания. И ключ от этих страданий находится там, на высоком холме."
   "На холме" - повторила девушка
   "Да, - подтвердила Аяда, - но одолеть Демона трудно. Я вижу его погибель, но эту погибель принесёт не один. Эту погибель принесут трое".
   “Один из нас здесь, в этом мешке” - торопливо сказала Первая.
   “Техник? - спросило дерево, - Рубо прекрасен, и живее любого живущего. Но это не Рубо.”
  “Так может, олун? Он погиб. Может, сходить за ним, чтобы нас было трое, буквально?"
   "Я вижу, что ты смеёшься. Даже встречая опасность. Это хорошо. Как говорила твоя бабушка, смех - это лучшее лекарство, тем более смех, который держишь при себе".
   "Ты знаешь мою бабушку?" - сердце у Первой стучало в рёбра.
   "Я прикоснулась к мыслям. В твоей голове".
   "Прямо как Рубо" - подумала девушка. Про себя.
   "Прямо как Рубо" - подтвердила Аяда.
   Первая рассмеялась. Звонко, но нервно.
   "Смейся, - сказала праматерь, - смейся".
   И засмеялась тоже. В мыслях.
   Но засмеялась.
   ТОЖЕ.
   "Спасибо, - сказала девушка, после того, как утихла, - ты умеешь вселять надежду".
   "Прямо как Рубо" - заметил голос.
   "Прямо как Рубо... И всё-таки, значит, трое".
   "Да, трое. Я слышу биение трёх сердец”.
   "Биение трёх, - проводница задумалась, - Так может, я не покончу с Демоном, - сказала она, - а просто добьюсь. Того, что мне нужно".
   "Не знаю, - Аяда задумалась тоже, - но я готова помочь... Запусти руку в расщелину. Туда стекает вода".
   Первая запустила.
   "Умойся этой водой. И умой оглушённого".
   "Мутного" - подумала девушка и исполнила сказанное.
   Перед взором заиграли узоры, прозрачные, но отчётливые. Розовые, светло-сиреневые, они петляли вокруг невидимых веточек, словно стебли лозы, тянулись вверх, опускались и исчезали. Но появлялись новые, и тоже петляли. На стеблях распускались цветы, с лепесточками, такими же розовыми, чтобы исчезнуть и вновь появиться.
   "Идите, - продолжил голос праматери, после того, как Первая умылась сама и цмыла Мутного, - и да поможет вам..."
   "Плодовитость" - закончила девушка.
   "При чём тут плодовитость?" - спросила Аяда.
   И рассмеялась.

   До холма приключений не было. Да и шаг был другой, более бодрый.
   Возможно, помогли узоры, которые ещё не расстаяли, возможно, её вдохновил разговор. С Аядой было приятно, девушка получила ощутимый заряд, и несла этот заряд в приподнятом настроении.
   Уже подходя к холму, девушка стала нервничать.
   Сам холм был покрыт мхом, похожим на тот, что покрывал и низину. Но этот не шевелился и не горел ядовитым светом.
   "Спасибо ему и на том" - фыркнула Первая.
   Склон оказался крутым, и пару раз девушка всё же упала, и исцарапала руки. Как оказалось, мох был не только противным, он весь был в каких-то иголочках, от которых чесались ладони. Но повозку она удержала, и упрямо продолжила путь. Всё выше и выше.
   Всё выше и выше.
   Пока не оказалась у дома.
   С виду жилище казалось обычным. Деревянным, с окнами, занавешенными какими-то полупрозрачными занавесками и крышей, края которой и вправду тянулись кверху. Возможно, доски, из которых была сделана крыша, были изогнуты. Или согнулись, со временем. Хотя, шкод их знает, было ли это досками.
   Девушка подобралась к окну и посмотрела сквозь занавески, чтобы хоть краешком глаза увидеть, что её ждёт. Но ничего не увидела.
   Только свет, жёлтоватый, как будто от лампы. Или от дона.
   С сердцем, готовым выпрыгнуть из груди, она отворила дверь. Которая даже не скрипнула.
   Хорошо.
   В коридоре было темно, а в самом конце коридора, из под двери на другой стороне, пробивался свет.
   "Как он выглядит, этот демон?" - подумала Первая. Хранители ничего не сказали, а может, сказали, да только она прослушала, погрузившись в тяжёлые мысли, а может, устав.
   Девушка ещё раз вздохнула и нажала на дверь, ту, на другой стороне коридора.
   И чуть не упала, без чувств.
   Она опустилась под землю, прошла Лабиринт и одолела полмира, чтобы увидеть. Его.
    Развалившись на кресле, похожем на трон (на таких сидят коронованные корольки рудокопов), держа в руке чашу и заложив ногу на ногу, перед Первой сидел самый чудаковатый и, как ей казалось раньше, безвредный паяц.
   - Трёхглазый, - промолвила Первая и прислонилась к стене.
   
   Девушка сама была в замешательстве, но она заметила, как растянулось лицо Трёзглазого - на какое-то время, но растянулось, как замерла чаша в руке, которую тот спустя лишь мгновение снова поставил на стол.
   - Ну, что же, садись, - небрежно сказал хозяин, как будто ему безразлично, как будто бы всё идёт своим ходом, а эта встреча - одна из огромного множества встреч, и придавать ей особого смысла не стоит.
   Всё это пронеслось в голове стремительно, словно стая летящих стриклов. Туман, что покрывал её мысли, развеялся, и эти мысли стали похожи на кубики, те самые, из которых она так любила отстраивать башенки, ещё тогда, в своём детстве, ещё там, на Посту.
   - Сидеть не охота, - ответила девушка.
   И правда, сидеть не хотелось. Всё там, в глубине, собралось, ответственность зашкаливала, и позволить себе передышку Первая не могла.
   - Может, выпьешь?
   - Нет.
   Трёхглазый взял свою чашу и медленно пригубил. Подчёркнуто медленно.
   - Хорошая встреча, - хозяин вытянул ноги и постарался расслабиться. Ну или сделать вид, что ему всё равно. Не получилось ни то, ни другое, - хорошая встреча… как та, на Посту. Ну, и в предгорьях. Как видишь, я помню.
   - Да, память тебя не подводит.
   - А здесь хорошо. Холмик, света как раз сколько надо, никого больше нет. Сидишь, попиваешь напитки. Прекрасно.
   - Так ты отдыхаешь?
   - Ну да, отдыхаю. А как же ж? Надо иногда отдыхать.
   - Да, тяжело это, видно, бродить по мирам, продавая услуги.
   - Ну да... тяжело.
   Наступило молчание.
   Один развалился на кресле, всем видом давая понять, что в полном порядке. Вторая стояла, касаясь стены, не зная, как подступиться.
   "Если не знаешь, куда тебе бить, бей в упор" - говорил ей отец, когда они вместе играли в мяч, а в воротах стоял Прыгучий. Совет ей помог. Прыгучий отпрыгнул влево, и мяч залетел.
   Но теперь здесь не мяч, и то, что сейчас происходит, уже не игра. И всё- таки девушка понимала, что с Трёхглазым нельзя по-другому. Заговорит, уведёт её в сторону, запутает мысли. И, пока на её стороне преимущество (она знала, что это так, хотя, казалось бы, какое там преимущество - всемогущий шкодник и маленькая проводница), ей нужно действовать.
   - Я пришла не случайно, - сказала она,  вслух называя то, что и так было ясно, но этим давая понять, что разговор будет честным, - в нашем мире погасло солнце, и нужно его вернуть. Иначе последствия будут ужасными.
   - Вот как, - ответил Трёхглазый. После молчания, во время которого думал, - ну и... чего же ты... собираешься делать?
   - Я - ничего. Изменить ход событий я не сумею.
   - Но ты же пришла. Значит, что-то решила. Значит, наверное, есть какой-нибудь план. Признавайся, - шкодник играл в дурака.
   "Он хочет перехватить инициативу", - подумала Первая.
   - Я пришла попросить, - девушка посмотрела в глаза, - верни всё как было.
   - Да? - Трёхглазый казался озадаченным, - каким это образом?
   - Я не знаю каким. Но если это возможно, сделай.
   - Это невозможно, - шкодник как клещ зацепился за сказанное.
   Девушка прикусила губу. "С этим надо поосторожнее. Хотя бы не стал отпираться. Впрочем, доказать, что ничего не вернуть, проще, чем уверять, что ты ни при чём. В этом он прав".
   - Но зачем? - Первая выпрямилась, - Зачем ты всё это начал?
   В её душе закипало что-то, что-то такое, что начало действовать само по себе. В безвыходной ситуации это что-то взяло себе её мысли, её голос, её движения. И это что-то не было отчаянием, то, что в ней закипало, казалось, знало, куда и в какую сторону закипать.
   - Зачем? - переспросил хозяин.
   И вдруг стал серьёзным. Настолько серьёзным, что, не знай она так хорошо, как он выглядит, то могла бы решить, что это другой, совсем другой человек.
  - На всё есть причины, - шкодник слегка наклонился, - и, знаешь, всё во вселенной меняется. И это что-то меняют те, кто находится выше. А не желай они это менять, не играй в свои игры, то ничего бы и не было. Не было бы даже той пустоты, про которую здесь говорят. В которой какая-то Хэа подоила какую-то Хуру. Всё это создано, чтобы жить, превращаться, чтобы те, что вверху, играли бы с этим всем и получали от этого удовольствие.
   - Игры, - ответила Первая, - для тебя это игры. Для тебя этот мир - городок, который кто-то построил, а ты разбиваешь.
   - Ну почему разбиваешь. Я изменяю.
   - Скажи той низине, которая убивает.
   - Ну, это… - Трёхглазый завёл руки за голову, - я только учусь. Пока не попробуешь, пока не потыкаешься, ничего не получится. Сапожник ведь тоже не сразу становится сапожником.
   - Сапожник не режет чужую обувь, и не пытается из обрезков выкроить новую... Ну что же, пускай. Это только игра. Вы там, наверху, поиграли, посмеялись и разошлись по домам, - девушка ещё раз отметила позу, слегка напряжённую, а, может быть, не слегка, но которую этот доморощенный Демон пытался расслабить, и заглянула в глаза, - вот только я в это не верю, - сказала она, улыбаясь, - в играх игроков не убивают.
   - А, ты про этого, - Демон улыбнулся в ответ. Весьма неопределённо, - жив, этот жив. Я просто слегка... позабавился. Вывел его из игры, так сказать. На время.
  - На время чего?
  - Не важно, - Трёхглазый занервничал.
  - Не важно. "На всё есть причины". Ну-ну.
  Они помолчали.
  Демон за это время несколько раз поменял свою позу.
   "Не важно."
   - Пора по домам, - сказал наконец Трёхглазый, - поговорили и хватит. Иди до реки, там лодка, поплывёшь к Зеленым пещерам, а дальше - домой. В Лабиринте пропустят... Как говориться - желаю здравствовать.
   - Я не уйду.
   - Чо-чо-чо? - шкодник пытался сменить свою тактику. Теперь он хотел напугать. Теперь он впервые походил на того страшного демона, которого рисовали хранители. Вернее - впервые казался.
  Первая не боялась. От слова совсем.
   - Да я не уйду никуда, - сказала она спокойно.
   - Никуда, - Трёхглазый задумался, - но зачем? - спросил он тихим, заботливым тоном, - ведь вспять ничего не вернёшь. Что сделано - сделано. Пришла бы сюда чуть пораньше, ещё до начала всех этих вот дел, мы бы подумали. И, может быть, что-то решили. А теперь уже поздно.
   Шкодник взял в руки чашу и стал отпивать. Медленно-медленно, делая вид, что наслаждается каждым глотком. Каждым глотком. Делая вид...
   Но на душе его было тревожно. И девушка это чувствовала. Он не был похож на того довольного игрока, который построил городки, а теперь смотрит на то, что построил и медленно отпивает из чаши. Ветер сейчас налетит и разрушит построенное. И этот ветер - она.
   "Значит, не всё так плохо, - подумала Первая, - значит, есть выход".
   - Ты мог бы избавиться от меня. По щелчку, - девушка щёлкнула пальцами, - Я ведь такая зануда, мешаю тебе расслабляться. Но ты не избавишься. А почему? Хочешь отвечу?
   Трёхглазый молчал.
   - Потому что не можешь, - ответила девушка, - ты не всесилен. Ты просто обычный шкодник. Вроде Безухого, - она подошла ещё ближе. Напряжение было такое, что казалось, сейчас они схватятся, - но ты мог бы исчезнуть сам. Убрал бы свой образ отсюда и воплотился... Ну, даже не знаю. В предгорьях. Собирал бы грибочки. Ты мог бы, я знаю, что мог бы. Я бы тут покрутилась, чуток,  и ушла. А ты бы вернулся... Но ты не уйдёшь. Почему?
   Трёхглазый молчал.
   - Хочешь скажу? - Первая понизила голос, - потому что боишься. Потому что я могу помешать. Здесь, в этой комнате, находится что-то, что может сорвать твои планы. Если я это что-то найду.
  Последние слова девушка сказала с улыбкой, настолько открытой и победоносной, что рука, державшая чашу, замерла и глаза уставились в точку.
   "Да, да! - сердце забилось, уже не тревожно, - я не ветер, я палка, которая летит, и он понимает, что летит она в городки".
   Шкодник догадался, что выдал себя,  своим взглядом, своим оцепенением, своей неестественной позой. И перестал смотреть в точку. Теперь он ёрзал на стуле и взгляд его бегал. "О, дурень, - подумала девушка, - ты так долго был человеком, что все твои рекции стали человеческими, слишком человеческими. Но, как ребёнок, ты ещё не научился их контролировать. Тебе надо было стать кем-то другим, например, паучком. Дурень".
   На лицо вернулась улыбка, кривая, насмешливая, но торжествующая. Первая вела этот разговор, она задавала вопросы, она сделала ход, который оказался правильным, и она сделает следующий. Такая игра...
   Девушка посмотрела вокруг. В комнате был бардак. Скорее, творческий. Это когда постоянно в ней что-нибудь делаешь, и знаешь где что лежит. А всего было много. Так много, что даже посвящённый в эту дурную игру вряд ли бы что-то нашёл.
  - Когда я жила на Посту, ещё девочкой, - Первая отошла к стене, чтобы видеть всё помещение, - к нам однажды пришёл человек и попросил о помощи. Его попутчику стало плохо, и нужно было его оставить. Потом он вернулся, забрал этого попутчика, которому стало лучше, и они выехали. Но тут мой отец заметил, что на Посту пропали компасы. Все. Взяли вдруг разом, все, и пропали. Ситуация серьёзная. Кто-то забрал самое ценное, но кто? Подозрение пало на того самого человека, который лежал и притворялся больным. Их догнали. Переворошили карету, но компасов не нашли. И знаешь, что сделал отец? Он сел в этой самой карете, напротив "больного", и стал на него смотреть. Тот, конечно, смотрел по сторонам. От предмета к предмету, и взгляд нигде не задерживался. Кроме одного. Одного места. Так вот, именно в этом месте и были запрятаны компасы. Понял?
   Первая улыбнулась, ещё более криво.
   Шкодник молчал. И двигал глазами.
   Шкодник. Который почти уничтожил Бога. Который творил с созданными этим Богом мирами всё, что хотел.
   Этот шкодник сидел и молчал. Словно ученик, которого учит учитель.
   Всё это Первая поняла краем сознания, а сама в это время следила.
   Внимательно.
   Ведь на кону было всё. Весь тот мир, в котором она жила, который любила и который надеялась спасти.
   - Ты выдал себя, дорогой, - тихо сказала девушка, -  ты слышал, что я говорила, и смотрел куда угодно, только НЕ ТУДА. Теперь я возьму этот предмет, и уйду, а ты оставайся.
   И она шагнула врерёд.
   Трёхглазый вскочил как ужаленный, и бросился в правый угол, тот, где стоял маленький синий ящичек. От ящечка отходили нити, их было много, и все эти нити тянулись по комнате. Он встал перед этим ящичком и угрожающе посмотрел.
  - Вот теперь ты себя и выдал, - сказала та, улыбаясь всё более открыто, - тот, который долго был человеком. Дурень...
   Она потрогала ножны. "Милосердие" было на месте.
   Кинжал остановит Трёхглазого, но ненадолго. Как сказали хранители, воплощение можно убить, но оно появится снова. Оно снова войдёт в этот мир. Здесь же, на этом же месте.
   Но этих секунд, а, может быть, долей секунды, должно хватить, чтобы забрать этот ящичек и попробовать убежать. Подперев ту дверь, что вела наружу. Узоры, дарованные Аядой, ещё не совсем погасли, и, возможно, она сумеет добежать до пылающей ямы...
   Первая бросилась к Демону, одним лишь прыжком, благо здесь это было возможно. Вложив в этот прыжок всю свою силу, весь свой оставшийся вес.
   Но шкодник оказался сильнее.   
   Повалив девушку на пол, он ударил по Милосердию кулаком.
   Кинжал завертелся в воздухе. А вместе с ним и надежда.
   - Дура, - шипел Трёхглазый, брызжа слюной и поднимая окровавленный кулак,  - ты думала, заберёшь ящичек и всё? Думала, я не могу принести сюда новый? Да по щелчку этого пальца, - с пальца стекала кровь, и он брызнул в лицо. Капля попала на глаз, и девушка заморгала, - Мне просто не нравится, когда кто-то мелкий, какая-то блошечка мешает делам. Прыгает и мешает, - он сжал свой кулак и приготовился им ударить.
   "Вот и всё, - подумала Первая, - я пыталась. Не получилось. Но я пыталась".
   Девушка закрыла глаза. Она молилась Обиженному, молилась Ээфу, молилась Хэа, Аяде, тем, троим, про которых та говорила. Они придут, эти трое, они изгонят Трёхглазого, и появится солнце, оно обязательно появится".
   Она всё молилась, молилась… и вдруг поняла, что молится долго. Да, в сложные, критические моменты время растягивается, но не настолько.
   Никто её не держал. Никто над ней не сопел. Не ругался, не брызгал слюной или кровью.
   Тишина.
   Девушка ещё полежала, боясь вспугнуть ту удачу, что неожиданно на неё свалилась, но больше, наверное, боясь разочароваться, когда вдруг откроет глаза, а он здесь. Да он и должен быть здесь.
   Но просто лежать было глупо. Шкодник стоит, совсем рядом, а она не пытается даже подняться, не то что сбежать.
   Вспомнив, в какой стороне находится дверь и готовясь к рывку, Первая открыла глаза.
   И расслабилась.
   В комнате было тихо.
   Шкодник ушёл/рассосался/исчез.
   А в дверях стоял ОН. Стоял и улыбался. Своей кривой непонятной улыбкой.
    - Мутный , - сказала девушка, - я про тебя забыла.
   
   Парень стоял на ногах. Но почему он не падал, почему он стоял, шатался, но всё же стоял, шкод его знает.
   Глаза красные, как после похмелья, челюсть отвисла. Сам худой, оттощавший. Как после запоя. Эти сравнения были не кстати, но только они почему-то и лезли.
   - Ты жив, - промолвила девушка, тихо, боясь вспугнуть этот образ, который, возможно, только возник у неё в голове, - но как так случилось?
   - Не знаю, - голос был хриплый, надрывный, как будто недавно Мутный кричал. Или плакал.
   У девушки сжалось сердце.
   - Нам надо идти, -  сказала она очень тихо, - демон вернётся.
   - Нет, - парень сполз по стене и добавил, - он не вернётся.
   - Он не вернётся?
   - Он не вернётся, - Мутный хотел улыбнуться. Но вышел оскал. Как будто во рту была горечь.
   - Но что же случилось?
   - Со мной? Не знаю. Я был в той низине. И... нет, - он помотал головой, - я упал. И поднялся. А тут... Я слышал, как ты говорила, вот с этим вот… Ты молодец.
   - Я молодец, - подтвердила девушка, скорей, машинально, - но это же чудо. Ты жив, это чудо. О Бог мой Обиженный, чудо...
   В глазах было мокро.
   Да, это прекрасно. Всё, что случилось, прекрасно. Но только она вот такая вот стерва, такая эгоистка, просила за мир, за солнце, а о парне забыла. Ни слова о том, чтобы вылечить. Почему?
   Мутный пожал плечами:
   - Если так, - ответил он тихо, - тогда, возможно, случилось необыкновенное. Как сказал бы Пытливый, менее вероятное событие. Как то он рассказывал об одной такой теории. Какой-то искатель… Телесный? Горный? Не помню... Короче, придумал теорию. Вот, если вкрадце, - парень вдохнул и медленно выдохнул, - предсказания бессмысленны. Миров очень много, и любое невероятное событие где-нибудь да случится. Любое предсказание где-нибудь сбудется.
   - Так сказал Пытливый.
   - Благодаря ему мы сейчас говорим.
   - Благодаря ему? - переспросила Первая. Она опустилась на пол, рядом с Мутным, и погладила волосы. Такие, такие... Как мех у пушистика. Мутный...
   - Помнишь, мы были в предгорьях? - парень закрыл глаза, - там, ещё, был прибор. У Любящей. Который убил Ээфа.
   - Не убил, - улыбнулась Первая, продолжая поглаживать. Волосы, щёчки, затылок.
   - Не убил. Хорошо, - согласился парень, - она хотела потом его бросить, в ущелье. Но я попросил. Хотел подарить.
   - Пытливому?
   - Да. И забыл, - парень опять вздохнул, может, от слабости, а может, и от поглаживаний. Первой хотелось верить в последнее, - а как мы сюда отправлялись, вспомнил. И вот. Это он. Я бросил его в мешок, перед тем, как отправиться.
   - Это он, - Первая гладила, гладила,- ты спас меня, милый. Милый, - она прикоснулась к губам.
   
   - Как прекрасен Навус, - сказала Первая, поддерживая Мутного за руку.
   Да, Навус был прекрасен. Не смотря на облака, которые набежали, и грозили закрыть его полностью. Вообще, облака были редкостью, а дождя она в этом мире не видела.
   - Мне хочется есть, - сказал парень, - давай поохотимся.
   - Нет. Посмотри.
   Девушка развернула мешок и показала всё то, что дали хранители. Точнее, всё, что осталось.
   Мутный накинулся.
   "Как тогда, в той карете" - вспомнила девушка. "Кушай, кушай, любимый, - хотела она сказать, - когда мы вернёмся, я буду готовить тебе каждый день. Вот увидишь".
   Но не сказала.
   Давать обещания, тем более пустые, ей не хотелось. Да и вообще не хотелось сейчас говорить, хотелось наблюдать. И улыбаться.
   - Как мы пойдём? - спросил Мутный, после того, как наелся, напился и полежал у неё на коленях.
   - Мы поплывём. По реке, - ответила девушка, - но сначала мы уничтожим всё это, - она показала рукой на приборы.
   - Этот, понятно, мы уничтожим, - парень кивнул в сторону синего. Оттуда, словно лапы паука-сенокосца, тянулись нити. Оборвать эти нити было непросто, и Первая понимала, что её план, если бы она и пронзила Трёхглазого, мог не сработать...
   - Мы отнесём его в яму, - ответила девушка, - огненную. Но по пути Мёртвый лес. Слепое пятно представления Хэа. И по этому лесу идти.
   - Ты не боишься?
   - Какое?? Теперь, и бояться? - Первая рассмеялась.
   - А тот, который помог? - настаивал парень, - его, я надеюсь, не выкинем? Вдруг пригодится?
   - Нет, - отрезала девушка и посмотрела на Мутного, - хватит. Мы не играем во все эти игры.
   Тот улыбнулся, задорно и весело. Тот, который когда-то казался занудой.
   - Ты точно уверена, что мы не играем? - спросил он у девушка, - даже в эти? -  и притянул её тело.
   "О Бог мой Обиженный, - думала девушка, - как же прекрасен Навус…”
   - Скажи, - спросила она у Мутного, когда они, голова к голове, сидели на вершине холма и смотрели на небо. Облака убежали, а Навус, большой и красивый, предстал во всей своей своей наготе, - ты сразу догадался что нужно делать?
   - Ты о чём?
   - О приборе.
   - У меня хорошая память.
   - Ты спас меня.
   - Ты спасла меня дважды.
   - Трижды, - поправила Первая и смахнула с плеча двуглавку.
   - Спасибо, - ответил парень.
   - Пожалуйста, - пожала плечами девушка, - рада помочь.
   
   Дождя они всё же дождались.
   После огненной ямы, которая, казалось, иссушила всю жидкость в их организме, путники вступили в самое странное место Малого мира. Хотя в этом мире и так всё казалось странно.
   Но только здесь, в этом месте, росли и жили кристаллы.
   Нет, они не лежали, и не висели. Здесь они ЖИЛИ.
   Кристаллические деревья, тонкие и прямые, кристаллические кусты, а однажды Первой показалось, что она видела кристаллическое животное, которое пробежало где-то в сторонке
   Возможно, это ей показалось, но, возможно, и нет. Место было загадочное.
   Со всех сторон они слышали звон, будто друг друга касались маленькие хрустальные палочки, подвешенные за нити. Звон шёл отовсюду, негромкий, но частый. Быть может, это распускались листья или цветы, которые тоже рождались кристаллами, может, стучали маленькие кристаллические веточки, уступая дуновению ветра...
   Именно здесь на нагретых огненной ямой путников хлынул дождь. Частый и мелкий, он промочил их насквозь и добавил музыки лесу.
   И вот сразу за этим лесом они услышали шум.
   
   Это был он.
   Великий водопад, что падал с Великой скалы, на самой вершине которой бил Великий родник, рождавший Великую реку.
   Под водопадом река бурлила, пенилась, орошала всё брызгами, но дальше текла спокойно.
   Возможно, до самых Зелёных пещер.
   Под водопадом было прекрасно.
   Казалось, лепестки, которых порхало особенно много, специально слетелись, чтобы подставить тело под брызги. Красные, жёлтые, оранжевые, они садились на нос, на щёки, на голову, заставляли жмуриться, чесаться, трясти головой. Но, Бог мой Обиженный, им это нравилось.
   Вода была голубая, но светилась, как поняла это девушка, не вода, светились камни. И именно они придавали воде чистый голубоватый оттенок.
   Листья деревьев и огоньки горели более синим, насыщенным светом, и это сочетание синего с голубым казалось удачным.
   - Рубо, ты видишь? - девушка подняла техника вверх, настолько её потрясло увиденное. Она даже слегка понадеялась, что тот оживёт, ведь техник такой восприимчивый, быть может, его очарует увиденное, и этот, как он его называл, процессор вдруг заработает. Ведь если и есть волшебство, то вот оно, здесь, в самом волшебном месте самого волшебного мира.
    Она понимала, что техник, даже лёжа в мешке, вдохновлял её одним своим присутствием. Она хотела встретиться с ним после всего, что случилось, хотела похвастаться, хотела увидеть, как замигают его индикаторы и как он закружится. В возбуждении.
   Но Рубо молчал.
   - Мы ходим по чуду, мы собираем его пачками, как грибы, - сказал Мутный. Казалось, его окатило, и он стал другим. Оживлённым, весёлым и восприимчивым, - ты говорила про предсказание Аяды. Так вот, оно и сбылось. Рубо - тот самый третий.
   - Нет, - ответила девушка тихо, и закричала, - нет!
   - Так кто это, кто? - закричал в ответ Мутный, перебивая шум водопада, - неужели Аяда ошиблась?
   - Нет, не ошиблась, - ответила Первая.
   - Так кто же, кто этот третий?
   - Узнаешь.