Последний замысел Хэа. Глава 6. Обитель

ГЛАВА 6. ОБИТЕЛЬ

   Важным представляется следующее.
   Делать вывод о причинах заражения, основываясь только на его размерах, нельзя. Необходимо тщательно изучить феномен. Мелкие, кажущиеся незначительными детали могут оказаться существенными.
    В то же время заниматься подготовкой обновления в новых условиях не представляется возможным. Прошу дать разрешение на приостановку работ в этом направлении.
   По поводу причин случившегося.
   В настоящее время прорабатываются две гипотезы:
   1. Вмешательство удалённых (которые называют себя едиными):
   В этом случае заражение не может быть злокачественным. Источник энергии находится внутри этого мира. Однако сам факт произошедшего вызывает недоумение. Развитие удалённых происходило не с опережением, а с отставанием от нашего собственного. Мы же, в свою очередь, не обладаем даже ничтожной долей возможностей осуществить нечто подобное.
   Отдельное мнение Черного Шэа:
   Сам характер развития нашего общества не предполагает экспериментов, в основе которых лежит включение чего-то инородного, т. е. заражения. Поэтому сравнивать развитие двух систем некорректно.
   В случае, если достоверность гипотезы достигнет трёх величин, необходимо признать ее рабочей. В этом случае заражение считается потенциально неопасным. По достижении правдоподобности в четыре величины работы по обновлению можно возобновить.
   2. Беспрецедентное вмешательство Демиурга (Создателя, который после первого своего воплощения (Хэа) отвернулся от избранных):
   Исходя из истории взаимодействия Демиурга с созданным миром событие представляется маловероятным.
   Отдельное мнение Черного Шэа 1:
   Исходя из характера заражения гипотеза вмешательства должна считаться приоритетной.
   Отдельное мнение Черного Шэа 2:
   Легенды Крылатых позволяют провести параллель между их Создателем (последнее воплощение которого т. н. Ээф) и нашим Демиургом. Если это так, последняя локация Демиурга ещё одно доказательство его вмешательства. В этом случае правдоподобность гипотезы сразу достигает двух величин.
    В случае, если правдоподобность гипотезы 2 достигнет трёх величин, заражение следует считать чрезвычайно опасным и, возможно, злокачественным. Диагноз зависит от причин вмешательства, которые в этом случае необходимо установить.
   Архивация приостановлена.

                Старый Хенши,
                объяснительная записка Собранию
   
   Прочитав представленные объяснения, Собрание учло следующее:   
   1. Явление не имеет прецедента в истории.
   2. Явление не может считаться вытекающим из логики развития мира.
   Собрание постановило:
   Явление изучить, используя самые мягкие и самые осторожные инструменты.
   Не предпринимать никаких дополнительных действий.
   Работы по подготовке обновления (эксперимента) остановить, вплоть до выяснения причин случившегося, работы по архивации тоже.
   Последнюю архивную версию считать окончательной.
             
             Решение Собрания Избранных


   - Вы, наверное, облазили всё, - Любящая внимательно посмотрела по сторонам.
   - В этом районе мы тоже были, - Первая сжала руку Мутного так, что она побелела.
   - Я и не сомневалась.
   Девушка фыркнула.
   - Странное место, - сказала она, - никто не живёт.   
   - Этот район стал опасным. Как только здесь расплодились пещерные монстры... Пошли, -  в руке у Любящей что-то блеснуло.
   - Потеряшка?
   - Подарок от Терпеливого, - женщина покрутила предмет, - хорошая вещь. Когда обходишь район. У горожан нет такого оружия. Есть маломощные электрошокеры. И арбалеты. Да, арбалеты вещь, но слишком громоздкая.
   - Что за монстры? - спросила девушка, ускоряя шаг, и при этом прислушиваясь, не отстали ли провожатые. Нет, Висмут и Кобальт всё так же шагали сзади, невозмутимые, как и раньше, и их присутствие успокаивало, даже больше, чем потеряшка в руках у Любящей.
   - Эти существа пришли вместе с хранителями, - ответила та, - давно, тогда ещё не было ни Острова, ни людей. Обиженный знает, что за твари. Может, что-то подобное крысам. А может, свинки, тех же хранителей. Хранители - они кушают то же, что кушаем мы, пища всяких там шестилапов им не подходит.
   - Теперь понимаю, - сказала девушка, вспомнив, чем угощали её пестрокрылые.
   - Может, монстров они разводят. Может, их развелось слишком много, они разбежались, хотя правильнее было бы сказать - расползлись. А есть то им хочется. Монстрам. Всякие брумы, остролапы или крушинки - это они не едят. И вот заползли они к людям и поняли, что люди съедобны. А люди поняли, что съедобны монстры. Когда терялись в пещерах и есть было нечего, только монстры и выручали. Но тут либо ты, либо он. Замкнутая пищевая цепочка - сказал бы ваш Терпеливый, - женщина посмотрела на Мутного.
   - Незримые души, - Первая выдохнула. Они шли быстро, почти бежали, и девушка запыхалась.
   - Нет. Я видела, как они подыхали. Сползала такая душа, очень плотная. Как молоко.
   - Любопытно, - заметила Первая, - мы скоро придём?
   - Уже, - Любящая замедлила шаг, - нам туда - она указала на высокую арку у последнего дома.
   - Почему мы не сели в повозку? - спросила девушка.
   - Пещерные слышат не хуже сов. И видят получше лесных острокрылов. Мы и без того слишком громко идём. И слишком громко разговариваем.
   Первая вздрогнула. “Надо же, а мы здесь гуляли, и даже не думали об опасности. А нас могли съесть.”
   Любящая остановилась, приложила палец к губам, и прислушалась.
   - Пошли, - сказала она наконец.
   Путники приблизились к арке. За аркой темнел проём, возможно тоннель, темнел пугающе, потому что его темнота была абсолютной.
   - С фонарём тут опасно, но без фонаря тут никак, - женщина спрятала потеряшку и достала небольшой плоский предмет. Белый свет осветил тоннель, с потолка которого свисали какие-то сопли. И эти сопли имели крылья. Что это крылья, Первая поняла сразу - по тому, как сопли этими самыми крыльями двигали, то расправляя, то прижимая к себе. Медленно, но постоянно.
   “Склизняки, только с крыльями. А может, и выделения. Вдруг эта пещера живая? Вот Листик однажды шёл, шёл, и шёл со своим отрядом. А потом оказалось, что они попали в пасть огромного существа и ходили по пищеводу..."
   - Летульки, - ответила женщина, увидев её удивление, - так мы зовём эту пакость, - типа летучих мышей, но только без глаз, ушей и конечностей. Как будто поиздевались над мышкой и измазали в гадости. Короче, мерзость.
   - Пакость, мерзость, гадость, - повторила за Любящей Первая, - здесь все такие?
   Женщина не ответила.
   - Идём, - кивнула она головой и нажала какую-то кнопку. Свет стал рассеянным, теперь он светил как лампа. И оказалось, что мерзость, пакость и гадость существует не только на потолке, эта гадость ползёт по стенам, и даже по полу.
   - Бррр, - вздрогнула девушка.
   "Ладно тебе, успокойся, - шептала она про себя, - здесь не так уж и страшно. Впереди Любящая, позади провожатые. И Мутный. Он тоже. Здесь. Рядом".
    Она вспомнила, как входила в пещеру, тогда, с пестрокрылыми. Да, ей было страшно. Но присутствие тех, что были с ней рядом - спереди, сзади, её успокаивало, казалось, случись что плохое, они подхватят, и понесут её прочь. И ещё ей казалось, а может, оно так и было, а может быть, члены Стаи делали всё, чтобы она так и думала, но, находясь на холмах, Первую не покидало ощущение безопасности.
   Теперь этого ощущения не было.
   Быть может, из-за летулек. А может, из-за того, что у них был фонарь, и казалось, что там, впереди, он высветит что-то, что их остановит. И заставит бежать.
   Хотя Любящая и уверяла, что они ценней некуда, что миссия важная, а путь у команды знакомый, но почему-то казалось, что, случись какая опасность, и каждый будет сам за себя. Даже Висмут и Кобальт. А если судить по рассказам - опасности были.
   - Да, поход не из легких, - женщина словно читала мысли, - преодолеем тоннель, и вступим в предгорья. Холодные, но красивые. Только бы небеса не погасли.
   "А что, они могут погаснуть?" - спросила бы Первая. Раньше. Сейчас же она понимала, что погаснуть они могут, и даже, скорее всего, погаснут, и мысль, что такое может случиться, добавила ей беспокойства.
   Одно беспокойство, второе. А путь только начался.
   Вначале казалось, что путь этот выдолблен, словно забой рудокопов. Но своды тоннеля расширились, потолок ушёл вверх, вместе с пакостью-мерзостью-гадостью, на правой стене появились наросты, а левая вообще куда-то пропала - и девушка вдруг поняла, что команда идёт вдоль огромного грота.
   - А-а, - почти закричала она и услышала, как звук отразился под сводами.
   - А вот это ты зря, - ответила Любящая, - лучше нам не шуметь. Я, кажется, предупреждала про монстров.
   "Как глупая девочка" - подумала Первая и прикусила губу.
   Она аккуратно дотронулась до наростов на правой стене, вдоль которой они продвигались. Это оказалось что-то упругое, но податливое, и всё-таки склизкое.
   “Вот ты и вляпалась в мерзость, - подумала девушка, проходя мимо очередного нароста. И из-за свойственного ей с рождения любопытства и стремления доводить только что начатое до конца, она не удержалась и запустила пальцы чуть глубже.
   Но тут же отдернула. Холодный ужас пополз по руке и дошёл до запястья, наткнувшись на плотно сидящий костюм. Вещество охватило руку, словно перчатка, повторяя её изгибы. Первая почувствовала давление чего-то чуждого и живого, чего-то, что хотело сжать её руку и раздробить. Пальцы начали скручиваться, запястье сжиматься, в ладони что-то кололо. Девушка сжала зубы, чтобы не крикнуть, и со всего размаху налетела на женщину.
   Та обернулась.
   - Тебя, моя милая, не переделать, - сказала она вполголоса и направила потеряшку в ладонь. Разряд сильной боли прошёл по руке и затерялся где-то в предплечье. Девушка сжала челюсти так, что хрустнули зубы. Вещество сползло, как сползает склизняк, если взять его в руки, и вязкой желеобразной массой плюхнулось вниз.
   - Молодец, даже не пискнула, - похвалила Любящая. А может, не похвалила - поиздевалась, - ну вот и всё. Рука поболит, поболит, а после пройдет, - она улыбнулась, как улыбается мать, вынимая занозу, - Только, пожалуйста, поменьше движений. Здесь, кроме схватов, хватает и других неприятностей.
   Предплечье горело, словно по нему ударили молотком, рука затекла и висела как плеть. Первая вспомнила бабушку. "Ты, девушка, засунешь пальцы в любое тесто", говорила та вместо нравоучения. "Не только в тесто, бабушка, я засуну пальцы в любую гадость", - подумала проводница и решила, что постарается измениться. Хотя это трудно, но постарается.
   Мутный взял её за руку. Первая вспомнила, что точно так же держал и отец, чтобы она была рядом. Время прошло, девушка повзрослела, но осталась всё той же девочкой.
   - Схваты - созданья мерзкие, - добавила Любящая, - с ними надо поосторожнее. Людей они не едят, но руки ты могла лишиться.
   Она сказала что-то ещё, но Первая не расслышала. Рука оживала, а вместе с тем появлялась и боль - всё ниже и ниже. “Ммм” - девушка сжала зубы.
   
   Тоннель не кончался.
   Казалось, они так и будут идти, вдоль длинной высокой стены, пока не уткнутся. В тупик. Где-то в сторонке горел огонёк, что-то чуть слышно капало, раздавался далёкий и непонятный скрип.
   Пару раз она на что-то наткнулась, и это был вовсе не камень. Быть может, летулька, быть может, зверёк.
   - Здесь много пещерных брум - объяснила ей женщина.
   - Чем эти брумы питаются?
   - Они не питаются. Они прячутся. В предгорьях живут остролапы, их много. Если наткнулись на брум, значит, скоро и выход.
   После очередного поворота пришёл ветерок. Стало заметно свежее, и в то же время прохладнее. Холодок лишь легонько коснулся лица, тело, согретое тёплым костюмом, его не почувствовало.
   Наконец показался и свет. Вначале маленький, тусклый, он разрастался, становился всё ярче, и превратился в пятно, которое играло всеми цветами пылающих.
   “Небеса, - подумала девушка, - небеса не погасли”.
    И улыбнулась. Довольная, пьяная после всего, что случилось, она повернулась к Любящей.
   - Поздравляю, - сказала та, - мы вышли не там.

   - Как такое могло случиться? - задумалась женщина и посмотрела на провожатых, - ведь мы всё время держались право.
   - Понятия не имею, - Кобальт сбросил мешок. Висмут снял свой, но снял аккуратно, как будто в нём самое ценное и молча смотрел наружу.
   Горы. Величественные и  недоступные. Как великаны, которые смотрят вперёд, и не видят, что под ногами. Ты превращался в песчинку, твои проблемы казались ничтожными - и становилось легче. Ведь вот оно - то величие, выше которого нет.
   Первая сделала шаг.
   Земля не везде была мягкой. Небольшая прослойка тёмно-коричневой почвы покрывала её лишь частично. Кое-где обнажались скалы.
   Растительность скудная. Всё те же растения сине-зелёного цвета - одни с длинными, закрученными на кончиках усиками, другие с разрезанными надвое листиками, прижатые к земле и будто ползущие. Крушинок немного, все они мелкие, полуоткрытые, тянучек не видно совсем. Как и незримых.
    Какие-то фиолетовые, а кое-где синие, красные шарики. Такие она не видела. Они кучковались возле камней, вплотную, а если камни были высокие, то находились под ними. Может, скрывались от глаз, а может, от ветра, который в этих краях дул порывами, и, казалось, хотел раскидать всё живое.   
   Девушка сделала шаг, чтобы взять в руки шарик. Но то, что случилось в пещере, остановило.
   - Жданки, - сказала Любящая, проследив направление взгляда, - пища пещерных брум. А почему жданки? Да потому что ждут, когда ты появишься. И прячутся. А брумы - те едут тихо и отгрызают.
   Она подобрала камушек и бросила в кучку. Мимо.
   Метнула другой.
   Шарик качнулся и спрятался. Но не один - исчезла вся кучка.
    - Чуть кто-то подходит - и исчезает.
    - Быстро.
   Первая услышала запах, резкий и неприятный, как будто компания стриклов решила опорожнить кишечник.
   - Это они?
   - Да. Жданки не любят компанию. Хотя правильно говорить - ОН, это один организм, - Любящая покопалась в мешке, оставленном Висмутом, и достала коробочку.
   - Компас, - сказала она,- только более точный. Показывает не одно только направление, но и расстояние до Магнитной горы.
   На экране забегали цифры.
   - Так. Мы чуть дальше, чем нужно. Что это даст? - женщина села на камень.
   - Придётся вернуться, - сказала она, чуть подумав, - не могу узнать это место.
   - Я в этой части пещер не бывал, - Кобальт пожал плечами, - хотя и догадываюсь, где мы ошиблись.
   И посмотрел на девушку.
   - Точно, - за ним посмотрела и Любящая.
   Мутный поймал её взгляд и тоже уставился.
   - Вы, дорогие, дыру протрёте, - Первой стало неловко, настолько явно её разглядывали.
   - Как рука?
   - Ничего. Немного болит.
   - Я виновата, - сказала женщина, и поглядела на Кобальта, - когда она вскрикнула, я уронила фонарь. Потом подобрала, но мы пошли прямо, и пропустили развилку. Вернёмся?
   Кобальт кивнул.
   - Но вначале покушаем.
   - Точно. А то упадём, без сил.
   - Мы найдём это место? - спросила у Любящей Первая.
   - Не знаю, - ответила та, - скорее всего, найдём. Но, если что, пройдём заново, только назад.
   Кобальт открыл мешок и стал вынимать продукты.
   "Как-то всё буднично, - подумала девушка, - как будто речь о прогулке. Вернёмся, покушаем."
   - Ну что же, - сказала она, - я не против.

   Возвращаться назад всегда неприятно. Это как переделать работу, которую сделал неправильно. А возвращаться туда, где сыро, темно и опасно, не хочется вообще.
   Старались держаться левее.
   - Теперь внимательно, - предупредила Любящая, - скоро пройдём это место.
   Сверху кто-то вспорхнул, за ним ещё и ещё.
   - Летульки? - вздрогнула Первая.
   - Нет, - женщина посветила. Сверху глядела мордочка с ороговевшим ртом, похожим на клюв, и толстым квадратным носом. Глаз у животного не было, - это местные острокрылы. Питаются всякой мелочью, которую вынимают из трещин.
   - Летулек не ловят?
   - Нет. Летульки - их молодь. Только живёт не в кармашках.
   - Вот как? - Первая фыркнула, - а где же их мамы?
   - Они однополы, - ответила женщина.
   “Странно, - подумала девушка, - или они в своём городе не знают загадку шестилапов, точнее, разгадку, или в пещерах и правда всё по-другому”.
   Мимо пролетел огонёк.
   "Как в Лесу, - подумала девушка,- там тоже летают светящиеся твердотелки. Только в пещере их меньше".
   - Вот и оно, - женщина наклонилась.  Под ногами застыла лужа, - тот самый схват, что начал душить твою руку, - она посветила вокруг, прошла чуть вперёд, чуть назад.
   - То самое место, - Кобальт потрогал стену, - я помню эту отметину, - он показал на глубокий след, как будто бы кто-то прошёлся ножом, но острым и из хорошей стали. Говорят, в Девятом вытачивают такие - могут разрезать камень.
   - Копатель точил свои когти.
   - Что ещё за копатель? - поинтересовалась Первая.
   - Типа шептуна, только пещерный и меньше. А когти копателя толще, и твёрдые, будто металл. Хороший металл, - объяснил Кобальт.
   - Интересно у вас.
   - Интересно то интересно, - сказала Любящая, ведя фонарём вдоль стены, - только я немного запуталась… В тот ли вход мы вошли?
   Развилки не было.
   Стена не поворачивала, а тянулась вперёд. Так же, как и назад.
   - В том ли городе мы поселились? - съязвила Первая.
   - Город Надежды один, - ответила женщина, как будто не замечая издёвки.
   - Наверное, я совершила ошибку, - призналась она наконец, - если бы мы не сбежали и пошли верхним путем, всего бы этого не было. Что будем делать? - спросила она у Кобальта.
   Тот подобрал фонарь и постарался пройти вдоль стены.
   - Идти назад - это потеря времени, можно нарваться на неприятности.
   - Даа. Телец - тот еще жук, - женщина посмотрела на спутников, - значит, пойдём к выходу. Надеюсь, мы не заблудимся.
   - Если опоздаем... - Первая не закончила мысль. 
   - Лучше об этом не думать, - ответила рулевая, - плана Б у меня нет. Наверное, я плохо подготовилась.
 
   Перчатки сидели как будто влитые. Тонкие и в то же время тёплые, сверху они были покрыты мягким, но плотным мехом, похожим на мех их одежды, но более нежным.
   - Остролапы, - пожала плечами женщина, - их много. Есть большие, средние, маленькие. Последние чуть больше брумы. Первые едят вторых, вторые третьих, третьи твердотелок. Такая цепочка, - она коснулась своей потеряшки, - значит, к Магнитной горе. Немного левее. Так… Твои пестрокрылые вылизали Обитель, так её вылизали, что мы заметим. Должны заметить.
   Рулевая смотрела на девушку.
   И Первая впервые заметила неподдельную, настоящую тревогу в этих глазах, тревогу, которую женщина пыталась запрятать. На поход она поставила всё, всю свою жизнь, и теперь рисковала. Что будет, если они не дойдут, если всё это море тревоги прорвётся? Сможет она его успокоить? И будет ли успокаивать? Вряд ли…
   Идти в горах тяжело, тем более подниматься. Где-то подъем был крутой, где-то не очень. Вокруг расстилался всё тот же бедный ландшафт - маленькие приземистые растения с небольшими включениями ждунов. И всё. Ни кустиков, ни деревьев, ни даже тянучек.
   Над головой расстилалось небо, небо пылало, и добавляло свои, необычные краски. Где-то падали камни, заставляя тревожиться.
   - Что за зверь? - спросила у Любящей девушка, взглянув на пятно, что гуляло по склону.
   - Это и есть остролап, - ответила та.
   - Который из?
   - Средний. Тот, что ест мелких, и за которым охотятся крупные.
   - На людей нападают?
   - Зачем? Люди для них несъедобны.
   Девушка фыркнула. Но в этот раз с удовольствием. Понимать, что ты несъедобна, прекрасно, когда путешествуешь в неизведанное.
   - Но крупные нападали. Крупные, они немного другие. У этого лапы острые, как зацепы. Тело серое, - Любящая показала на склон, - а крупные... они такие. Как будто голубоватые, с синеватым отливом. И лапы у них высокие, как ходули. Сама я не видела, но говорят, на людей нападают.  У нас же на лбу не написано, что мы незримые и потому не съедобны. Отведают кусочек, другой - и больше не трогают.
   Первая съёжилась.
   - Скоро река, - сказала женщина, - надо снять обувь и нести в руках. Но аккуратно, пожалуйста - камни здесь острые, можно пораниться. Как перейдем, ноги следует растереть, чтоб не замерзли. Вы к холоду не привычные, можете заболеть.
   "Как добрая мама" - фыркнула девушка.
   Она слышала, что рудокопы, работавшие в Заводье, часто болели. "Всему виною ветра, - объяснял ей отец, - холодные и порывистые, на равнине они не дуют".
   Да она и сама чихала, и даже покашливала, пока гостила у пестрокрылых. А иногда, просыпаясь, не могла дышать носом. Так что придётся прислушаться. Иначе можно испортить очередное своё путешествие.
   Очередное.
   Своё.
   Путешествие.
   Ммм…
   Река была бурная. Гораздо более бурная, чем, допустим, реки Долины. Быть может, в Заводье и есть что-то похожее, да, скорее всего, есть, но в Заводье она не бывала. Пока. Если её будет и дальше кидать по углам этого мира, глядишь - побывает и там.
   Вода пенилась, рокотала. Ступить было боязно - казалось, ступишь, и тут же снесёт, прямо на камни, а может, и унесёт.
   Но не снесло. Не унесло. Правда, вода оказалась холодная, в такую холодную воду она ещё не ступала.
   Первая вышла на берег, растёрла затёкшие ступни и сунула в ботв. Порезов было достаточно, но она ничего не чувствовала. Стало тепло. Ноги почти не болели, только кололи - там, где порезалась, но, впрочем, кололи недолго.
   Чем выше они поднимались, тем труднее было дышать. Может, устали, может, зашли высоко. Первая помнила, как летала, и знала, что воздух предгорий тяжелый. Но сладкий.
    - Почему горы белые? - спросил как-то Мутный.
   До того момента казалось, что он не проронит ни слова.
   - Это снег, - объяснил ему Кобальт, - вода замерзает, когда слишком холодно. Становится твердой и белой.
   - Понятно, - парень глядел на вершины.
   - Ты не читал "Приключений", - добавила Первая, - там Листик как раз видел снег. Он падал и падал. А на земле уже таял и становился водой.
   - Интересно, знает ли это Пытливый?
   - Я думаю, знает. Все, кто читал "Приключения", знают.
   - Когда-нибудь я прочитаю.
   - Уж прочитай.
   
   Каждый шаг давался с трудом. Мутный спросил поклажу у Висмута, но вскоре выдохся так, что еле стоял на ногах. Поступок, конечно же, благородный, подумала Первая, но парень потом шатался и часто-часто дышал, прямо в спину, сбивая дыхание.
   Только Любящая носилась по склону, то убегала вперёд на разведку, то возвращалась назад.
   - Здесь узкий проход, - сказала она, когда команда спустилась меж скал, - а вот и ниша, можно поспать. Палаток нет, поэтому спим на земле.
   - На камнях, - хаметила Первая, - костёр жечь не будем?
   - А не из чего, - Любящая показала на растения, которые Первая когда-то назвала усиками и ползунами, - фисточки и беглянки горят очень плохо. Кустиков нет, веток тоже. Перекусим, и спать.
   “Одежда мягкая, - подумала девушка, - может, и не замёрзнем“.
   Кобальт раскрыл свой мешок и достал очередную провизию. Слишком вонючий сыр, который тут же испортил воздух, сухофрукты, хлеб и полоски сушёного мяса. А также бурдюк, который наполнили, когда проходили реку.
   Девушка взялась за полоску и стала жевать. Вкус оказался нежным, но чуть горьковатым. И вяжущим.
   - Что за мясо? - спросила девушка, понимая, что на свинину оно не похоже, на птицу тем более.
   - Да вот оно, это самое, - ответила Любящая.
   Девушка ещё пожевала, и вдруг до неё дошло. Она тут же всё сплюнула и попросила бурдюк.
   - Зря, - ответила женщина и пожала плечами, - мясо вполне съедобное. Даже приятное.
   Она подобрала кусочек и медленно, словно смакуя, сжевала:
   - Какое-то время монстров пришло очень много. Мы просто не знали, что делать. Пока не придумали арбалеты, с лазерным наведением.
   - Замечательная вещь, - отозвался Кобальт, - самое лучшее изобретение. Не какие-то шокеры, - и посмотрел на Висмута. Тот усмехнулся.
   - Я с ним на остролапов ходил, пробивал на сто метров.
   - У нас тоже есть арбалеты, но только без наведения, - добавила девушка.
   Кобальт кивнул.
   - Это вас хранители научили? - спросила она, когда Любящая потянулась за очередным кусочком, - ну кушать… монстров?
   - Нет. Это скорее мы научили их есть остальное, - ответила женщина. Она откусила мясо и стала жевать, слегка прикрывая глаза, - они у нас просят продукты. Особенно сыр. Это особое лакомство.
   - В том числе и вонючий, - заметил Кобальт.
   - Вонючий и плесневелый, - поправила женщина.
   - Даа, - протянула она, после того, как наелась, - я до сих пор не понимаю, что же произошло. Вроде бы вход был тот, держались всё время право, а вышли не там.
   Кобальт мычал, что-то пытаясь сказать, и при том жевать кусок мяса. Висмут пожал плечами.
   Путники доедали свой ужин.
    - Поставлю обманки от остролапов, - сказал после ужина Кобальт, - остролапы пугаются жданок.
   Он снова залез в мешок и достал группу шариков, фиолетово-синих, из которых торчали иглы.
    Всё это воткнул у входа.
    - Жданки как жданки, - сказал мужчина, зевая.
   - Лишь бы небо не гасло, - промолвила Любящая, натягивая на голову капюшон и принимая самую защищённую позу - позу эмбриона, - хороших снов.

  Сны - другая реальность. Она, конечно отличается от той, в которой мы проводим остальную, большую часть нашей жизни. Своей плавностью, незаконченностью, своей открытостью. Во снах мы можем делать больше, чем наяву. Мы можем больше сказать. Подумать о том, о чём не думаем в жизни.
  Но мы недооцениваем сны, и считаем их чем-то второстепенным, ненужным. Чем-то, не имеющим большого значения. Почему?
   Возможно, потому, что сон - отдельное повествование. Мы не видим продолжения предыдущего сна, когда засыпаем. А значит, последствий.
   И что бы там, во сне не случилось, оно тут же разрушится, как дом, построенный из песка. Исчезнет, как исчезает душа животного.
   И мы забываем. А если и помним, то только обрывочек, хвостик того, что увидели. Как дорожить тем, что легко ускользает?
   Но Первая помнила сны. И, может, поэтому их и ценила. Даже когда-то записывала, в тетрадь.
   Любовь была взаимной - обычно ей снилось хорошее.
   Сейчас же ей снился Ээф. Или Обиженный. Или и тот и другой.
   Он лежал, свернувшись калачиком. Как дракон в пещере из "Приключений". Такой же мохнатый и длинный, с красивой и умной мордой. Точнее, лицом. Ведь морда - это совсем не по божески.
   Ээф приоткрыл свой глаз. Большой и глубокий. В нем отражалась пещера, все грани которой сверкали от света, идущего сверху. А также равнина, предгорья, холмы. Всё отражалось, всё преломлялось и всё тонуло. Как в озере.
    - Привет, - улыбнулась Первая. Легко, будто беседовала с приятелем.
   - Угу, - приятель зевнул, - что скажешь?
   - Не понимаю, - девушка села на камень и огляделась.
    Те же звёзды под потолком, те же кристаллы. Всё необычно и в то же время по-домашнему близко.
   - Я тоже, - ответил Ээф.
   Первая фыркнула:
   - Я думала, ты понимаешь. Ты всё понимаешь. Ведь это же ты создал мир. Конечно же, с умыслом? - она наклонилась к большой голове, как будто хотела услышать…
   - Конечно же, с умыслом, - Ээф приподнял свою голову, - но увы, - он вновь её опустил, - всё вышло немного коряво.
   - У меня всё и всегда проходит коряво, - сказала девушка, - а ещё я вечно хнычу, и вечно встреваю в какие-то неприятности.
   - И я, - ответил Ээф чуть тихо и посмотрел грустно-грустно, - я ошибаюсь. Всегда, постоянно. Создаю мир, но настолько не совершенный, что приходится тусавать в нём живущих, как карты в колоде. Вечно обижаюсь. Я прячусь от критиков, и иногда жалею, что что-то создал. Непостоянный, капризный. Ты бы знала, как я себе не нравлюсь, - он безнадёжно вздохнул. Из ноздрей вышел воздух, похожий на пар. Или дым.
   Девушка положила на голову руку, и улыбнулась.
   - Как мы похожи, - сказала она, - люди и боги.
   - Почеши чуть пониже, - ответил Ээф, и заурчал, как довольный топтун, - вот тут, вот... Ещё... Ещё... И ещё... Ооо… Блаженство.

   - Блаженство? - спросил чей-то голос.
   Девушка открыла глаза.
   И ничего не увидела.
   - Любящая? - спросила она, понимая свою беспомощность.
   - Та самая, - было темно, но Первая сумела увидеть улыбку. Каким образом, она и сама не знала, - я поздравляю, небо погасло. Теперь будет трудно.
   - Спасибо, - сказала девушка, - Вы умеете вдохновлять.
   - Какого? - Кобальт зевнул.
   Где-то в углу заворочался Висмут.
   Проснулись все.
   Кроме Мутного.
   “Засоня, - подумала девушка, - обычно ты просыпаешься первым”.
   Любящая засуетилась и стала искать фонарь - в создавшихся условиях это оказалась самая важная вещь.
   Свет ослепил. Кобальт забрал светильник и вышел наружу.   
   - Странно, - мужчина чесал свою бороду, - кто-то унёс пару шариков.
  Он наклонился у входа и стал собирать обманки.
   - Брума. Кто же ещё, - Любящая залезла в мешок, пытаясь что-то нащупать.
   - Но пещер рядом нет. Да и брума не утащила бы оба.
   - Брума была не одна.
   - Может, ветер, - предположил Висмут.
   - Ветер. Брума. Нам хватит масла? - спросила Первая.
   - Хватит, - рулевая достала продолговатый черный предмет, - к этому я готовилась. Только не масла. Светильники работают не на масле. Там... другой механизм.
   Она повертела прибор, покрутила какой-то шарнир и надела себе на глаза. С обоих сторон оказались лямки, и эти лямки защёлкнулись.
   В углу заворочался Мутный.
   - Добрых суток, - сказала Первая.
   - Суток, - парень опёрся на локоть и пытался хоть что-то понять.
   - Вот и случилось, - сказал он собравшимся.
   - Вот и случилось, - ответила девушка.
   - Да не переживайте вы так. Светильник ещё горит, а в темноте мы можем использовать это. Вот, - она протянула прибор.
   Первая покрутила, покрутила и захотела надеть. 
   - Выйди. Так будет лучше.
   Девушка вышла наружу. Всего пару шагов. И то ей казалось, будто она слепая, бредёт в темноте, да ещё и с повязкой. Скорее всего, небо затянуто, иначе бы сразу увидела Россыпь.
   Ни очертаний гор, ни намеков, куда же двигаться. Темно как в чулане, в котором все щели замазаны. Это не равнина, на которой маячки, зонтики или коконы ползунов хоть слабо, но светятся. И успокаивают.
   "Фонарь погаснет, и нам конец" - подумала девушка, одевая странный прибор.
   И от удивления чуть не упала. Она стала крутиться на месте, и пытаться запомнить всё, что увидела.
   Горы, хоть слабо, но прорисовывались. Но самое главное - прорисовывались предгорья, каждый усик, каждое ползучее растение - всё было видно. Словно ткань из светящихся нитей виднелась тропа.
   Она посмотрела назад, на то самое место, где они отдыхали.
   И задержала дыхание.
   Лампу она не увидела. Как будто и не было лампы. Зато были люди. Любящая, Кобальт, Висмут. Светились все. Довольно слабо, но всё же отчетливо. Но ярче всех в этом месте светился Мутный. Он горел словно башенка на празднике Возвращения. Ну, может, чуть менее ярко.
   - Вот это да, - Первая передала прибор парню, - посмотри, хорошо ли меня будет видно? Как это работает? - спросила она у женщины.
   - Я точно не знаю, - ответила та, - если просто... Ну, у всего есть душа, возможно, у каждой вещи, и душа эта светится. Даже когда темно. У живых существ души яркие, у предметов еле заметные. У гор силуэты.
   - Души предметов, - шепнула Первая, имея в виду "Приключения".
   - Показать бы Пытливому, - Мутный вернул прибор, - интересно, как он его назовет? Глаз души?
   - Преобразователь другого видения. Так мы его называем. ПДВ, если кратко.
   - Так просто?
   - Да, - улыбнулась женщина, - он преобразовывает другое излучение в то, которое видит глаз.
   - В предгорьях никак по-другому, - Кобальт казался серьёзным, - ночью погаснет фонарь, и всё. Дороги уже не найдешь.
   - Понятно, - Мутный глядел наружу, - прибор интересный. Пытливый его бы стащил.
   - У нас ещё два перехода и сон, - заметила Любящая, - ну а сейчас перекусим.
   Кобальт порылся в мешке и извлёк содержимое.
   В этот раз Первая была более благодушна.
   - Я и не то ещё пробовала, - похвалилась она, сунув в зубы полоску мяса.
   - Расскажи, - попросила женщина.
   - Самое любимое лакомство пестрокрылых.
   - Ну, судя по плащеносцам, это, конечно же, брума, - предположил Мутный.
   - Почти, - ответила девушка, - они, как и люди, любят всё сладкое.
   - И как плащеносцы.
   - Нуу... Пожалуй, - Первая оторвала кусочек  и стала жевать.
   - Любимое лакомство пестрокрылых - это колесики брум, - сказала она, видя, что спутники думать не собираются, - жареные в масле и вымазанные в сладком соусе из тянучек.
   - Ого. И ты это ела? - спросил её Мутный.
   Девушка фыркнула:
   - Ела. И, шкодник меня забери, это вкусно. Хотя и довольно жёстко.
   - Я ел носатиков. Жареных. Ну и тянучки.
   -  А нас хранители чем только не потчевали. И мы чего только не пробовали, - Любящая посмотрела на Кобальта и заговорщески улыбнулась.
   Мужчина улыбнулся в ответ.
   - Есть напиток, - добавил он, - вкусный, зараза, крепкий. Но потом голова гудит так, будто по ней ударили. И раскололи.
   Висмут чуть слышно хмыкнул.
   - Если пить, то чуть-чуть, - Любящая притянулв два пальца, - тогда ничего не гудит.
   - Странно, - Мутный задумался, - напитки из зримых обычно не вызывают похмелья. Ну, если, конечно, в меру.
   - Какое же удовольствие - пить в меру? - Кобальт достал бурдюк, - вода, - сказал он, попробовав, и немного поморщился, - ну что же, в долгом путешествии и вода пьянит.
   - Ну, я бы не сказала, что путешествие долгое, - Любящая приняла бурдюк в руки и сделала пару глотков, - вы, горожане, совсем обленились, из пещеры почти не выходите. Ты бы видел, как путешествуют на равнине. Между Лесами, - она кивнула в сторону Первой.
   - Они, между прочим, несли всю поклажу, - сказала девушка, посмотрев на Висмута так, что тот улыбнулся, - весь этот длинный переход. И почти не устали.
   - Мы знаем друг друга давно, - ответила женщина, - Висмут и Кобальт лучшие. С другими бы я не пошла.
   - Фиалка у нас рулевая, - добавил Кобальт, - с другой бы мы не пошли.
   Женщина улыбнулась самой очаровательной из арсенала своих самых очаровательных улыбок.
   - Спасибо, Ко, - сказала она, - Спасибо, Ви. Вы замечательные. Иначе и быть не может. Экипаж серебрянного полумесяца.
   - Полумесяц? - спросила девушка.
   Любящая смотрела загадочно, и в то же время задумчиво, как будто певец перед тем, как хочет пропеть балладу.
   - Давным-давно, - сказала она, - когда Остров находился не здесь, а в совершенно другом не похожем на этот мире, на небе ночами горели звезды. И сиял месяц.
   - Я об этом читала, - сказала Первая, - в "Приключениях Листика". И думала - что за звезды.
   - Кроме "Приключений", есть и другие книги. На равнине знают только одну, но эти другие не менее интересные. Память о том, что когда-то мы видели месяц, осталась у нас в языке. Достаточно посмотреть календарь. Год, месяц, сутки…
   - А что же тогда полумесяц? - спросила девушка.
   Женщина сделала пару глотков и отдала бурдюк Мутному.
   - Иногда месяц был круглым, как солнце, и светил, как фонарь, подвешенный в небе. Ночь от ночи он уменьшался, становился всё меньше и меньше, а потом пропадал. Перед тем, как пропасть, от него оставался рожок, маленький, тоненький - полумесяц.
   - Эмблема экипажа.
   - Эмблема экипажа. Серебрянного полумесяца. А потом он рос, становился всё толще, и превращался в круг. И так ночь за ночью, в течении месяца - тридцати ночей, ведь ночи там были короткие.
   - Интересно, - задумалась девушка, принимая бурдюк, - звёзды. Месяц. Когда я попала в пещеру, то, было, подумала, что огоньки, там, вверху и есть эти звезды. И, значит, в то время, когда в “Приключениях” говорилось о звёздах, “Веточка” попадала в какой-нибудь грот, но только огромный.
   - Это был мир, созданный для людей. Мы спали ночами, когда темно. Потом просыпались - светило солнце, - женщина помолчала и грустно продолжила, - зачем нас согнали сюда, с какой такой целью?
   - Неисповедимы пути Обиженного, - ответила девушка.
   Любящая вздохнула.
   - Когда мы вернёмся, - сказала она, - я покажу тебе книги. Эти книги написаны в мире, который мы потеряли. Их много, и все они интересные. Одну ты знаешь, и, если она тебе нравится, понравятся и другие. Усядешься перед зеркалом, откроешь страницу и будешь читать, - женщина помолчала и тихо добавила, - если вернёмся…

   Двигаться в полной темноте, когда тусклый свет фонаря освещает идущего перед тобой человека, со странным прибором на голове - ощущение не из лучших. Особенно, если ты идешь по извилистому ландшафту, по узким тропам, где даже днём легко оступиться.
   Ты слышишь, как дышит тот, впереди, слышишь дыхание сзади, и это тебя успокаивает. Немного, но успокаивает.
   Но каково тому, кто идёт последним? 
   Ты думаешь об этом, и стараешься прислушаться, тут ли он. Не отстал ли. Переживаешь за него, не без этого, но больше и за себя - ведь если он потеряется, сзади окажешься ты.
   - Мы могли бы рассказывать истории, играть в игру со словами, - женщина сверилась с компасом, - но... лучше не надо. В этих краях легко заблудиться. Отвлечемся и потеряемся.
    - Хоть бы облака эти рассеялись, - Первая смотрела на небо, надеясь, что скоро увидит Россыпь.
    - У неба свои планы. Как, впрочем, и у Обиженного. Чего и боюсь, - Любящая отвечала неохотно. Девушка чувствовала её напряжение.
   Вечно неунывающая Фиалка, самоуверенная, самовлюбленная и как будто всегда доброжелательная, казалось, сжалась комок, стараясь сконцентрироваться по максимуму, не оступиться и выполнить задуманное до конца.
   Как ни странно, этот её вариант нравился больше. Так было всегда.  Когда кто-то рядом проявлял неуверенность, раздражался по поводу и без, Первая словно получала второе дыхание, собиралась и становилась более спокойной. Возможно, она слишком корила себя, за то, что была такой вот капризной и раздражительной. И если видела это в других, терзания отступали, и приходила уверенность.
   Как бы то ни было, но дыхание женщины Первая слышала. Не смотря на то, что впереди двигался Мутный. Учащенное и какое-то сбивчивое.
   Но Мутный вдруг задышал. Часто-часто.
   - Что-то случилось? - спросила девушка. Тихо, чтобы только он и услышал.
   - Звуки. Слева. Как будто кто-то урчит. Или сопит, но громко.
   - В чём дело? - Любящая сняла прибор с головы и посмотрела на парня.
   - Слева. Кто-то урчит, - повторил Мутный.
   Та посмотрела на девушку, снова на парня, снова на девушку.
   - Он слышит. С тех пор как его долбануло, - ответила Первая.
   - Я помню того топтуна, - рулевая одела прибор и попыталась всмотреться, - не видно. Возможно, там остролапы. Возможно, кто-то другой. Только бы не метальщики.
   - Метальщики? - переспросила девушка.
   - Типа острокрылов, но с большими широкими крыльями. На крыльях вырастают иглы, и этими иглами метальщики стреляют.
   - Ого. Как у вас интересно, - заметила девушка.
   - Я тоже слышу, - сказал неожиданно Кобальт.
   - И я, - повторил за ним Висмут.
   Первая постаралась прислушаться.   
   …Теперь услышала и она.
   - Да что же это такое?? - Любящая оказалась на грани срыва.
   Еще раз.
   Любящая. На. Грани. Срыва.
   Путники стояли как вкопанные.
   Кромешная тьма, за которой кто-то урчал. И этого кого-то не видно. Даже в прибор.
   - Да что это там?
   Тьма стала вязкой, она окутала голову, руки, она мешала двигаться. Фонарь, который светил еле-еле, не помогал. Его свет лишь увязал в темноте, нисколько не ослабляя.
   - Оно… вроде… стоит, - сказал Мутный.
   - Может, из под земли? - предположила Первая.
   - Нет, - парень качал головой, - слева.
   - Оно выжидает, - Кобальт сглотнул.
   - Чего оно хочет?
   - Дай погляжу, - Первая попросила прибор. Скорее, не попросила, а вырвала, прямо из рук.
   Фисточки и беглянки горели ярко. Но их стало меньше. Почва, на которой они росли, выделялась заметным сиянием, в отличии от камней, которые были тёмные, но тоже чуть-чуть подсвечивалась. Еле видимые очертания гор терялись, растворяясь в ночной темноте, как будто художник, который рисовал эту картину, стёр их вершины.
   Но причину звука она не видела.
   Девушка шагнула на звук. Вначале медленно, после смелее.
   Она шла и шла.
   Пока не увидела.
   Что-то.
   Что-то продолговатое.
   И это продолговатое лежало. На спине, вытянув руки вдоль тела.
   Лежало и мерно храпело.
   "Человек".
   От неожиданности девушка даже и не заметила, как кто-то взял её за руку.
    - Это я, - прошептал Мутный. И девушка сжала ладонь.
    - Спит, - сказала она, - а он весьма яркий. Как усики.
    - Кто?
    - Человек.
    - Человек??
    - Да. Представь себе, да.
    Она хотела уйти.
    "Ну спит, и спит, - подумала девушка, - у нас свои дела, у него свои. Хотя... Возможно, ему нужна помощь".
   - Давай разбудим, - предложила она.
   - Зачем?
   - Может, он заблудился.
   "Не надо" - почти сказал Мутный. Но не сказал.
   - Он просыпается, - Первая сжала ладонь.
   Человек открыл глаз, второй, и глянул на путников. Глянул и улыбнулся. Широкой, открытой, и просто счастливой улыбкой. Как будто сейчас встретил тех, кого давно хотел встретить.
   - Он видит нас, - прошептала в панике девушка, испугавшись этого больше, чем если бы ей угрожали ножом.
   - Спокойно, - ответил Мутный, плотнее прижавшись к любимой.
   - Спокойно, сударыня. Чего волноваться? - незнакомец присел и глянул на Первую. Весело и задорно.
   - Эх, ваши годы, ваши годы, - мужчина поднялся и протянул свою руку, - Трёхглазый. А с вами мы раньше встречались, - он повернулся к Мутному и какое то время стоял с протянутой рукой, - ах да, вы же не видите. Душа у вас тонкая, почти незаметная, - Трёхглазый убрал свою руку, - ну что же, ведите. Ведите меня к вашей душевной попутчице.
   - Откуда вы знаете? - спросила Трёхглазого девушка.
   - А как же ж, сударыня? Как же ж иначе? - мужчина глядел удивлённо, - где ваша поклажа? Ведь вы не могли без поклажи? И не могли её где-то оставить. Там наверняка кое-что важное, - незнакомец мигнул.
   - Оо, кого вижу! - сказал он, встретившись с провожатыми, - добрые сутки, господа, добрые сутки. И вы тут, сударыня рулевая? - мужчина склонился в поклоне. Ужасно наигранном.
   - Вы знаете, что я рулевая? - спросила женщина.
  - А как же ж, как говорят в Приморье. А как же ж не рулевая? Ведь вы же ж всегда впереди? Вот у Вас даже следы от очков вокруг глаз. Кстати, покажите ваш компас.
   - Зачем?
   - Да покажите, не бойтесь.
   - Покажите, - прошептал Мутный.
   Любящая сморщилась, словно у неё попросили самое дорогое, но показала.
   - Так, так, - мужчина задумался, как будто что-то высчитывал, - Возьмите правее, сударыня. Градусов так на десять. А лучше бы на двенадцать. Поверьте, сударыня, лучше бы на двенадцать, - Трёхглазый разговаривал так, будто он мастер, который обсуждает с клиентом план ещё не построенного дома, - тогда точно попадёте в Обитель.
   - Вы знаете, куда мы идём? - спросила женщина.
   - А куда же ж, сударыня? Куда же ж ещё? У вас костюмы горожан? Горожан. Вы, горожане, как и искатели, ходите по одним и тем же маршрутам - наверх, к Обители, и вниз, к Острову. Извините меня, конечно, сударыня, - мужчина положил руку на сердце, - но почему то мне кажется, что к Острову вы не идёте.
   - У Вас интересный способ рассуждать, - заметила Любящая, - Вы человек неординарный. И всё-таки - кто Вы такой?
   - Я хожу то тут, то там. Продаю свои услуги. Тем и живу... Да, - улыбнулся Трёхглазый, - к совету прошу прислушаться. Поверьте, у меня тут всё хожено-перехожено. Ошибка исключена. Ах, чуть не забыл, - добавил он сразу, как будто вспомнил о чём-то важном, - возьмите, - и вынул из-за спины два фиолетовых шарика, - это же вы потеряли? Почему то мне кажется, вы. Тут бывают такие ветра, господа, такие ветра, скажу я вам, - он вновь приложил руку к сердцу, -  будьте поаккуратнее… Ну ладно, - мужчина чуть поклонился, как будто благодарил за приём, - держитесь курса, тогда не потеряетесь. А я пойду, пособираю грибочки.
   "Грибочки?? Что он несёт?" - подумала Первая.
   - Главное, не оставить фонарь, пока собираю… Ай ладно, держите, - в руке появился предмет, и Трёхглазый отдал его Мутному, -  держите, - повторил он настойчиво, - вам это нужнее, - потом улыбнулся, поклонился, нарисовал в воздухе какие-то непонятные знаки, и стал уходить, - я эти грибы насквозь вижу, я их с закрытыми глазами найду. Я эти грибы… ух…
   - Что будем делать? - спросила Любящая, тихо и как то рассеянно. Первая удивленно воззрилась на женщину.
   - Поверьте ему, - Мутный вздохнул. 
   Он знал, что Трёхглазый не враг. Враги действуют тоньше.
   Любящая кивнула и скорректировала направление.
 
   - Кто такой этот Трёхглазый? - спросил Кобальт, когда они остановились после очередного перехода.
   - Знакомый, - ответила Любящая, доставая продукты, - вот, спроси лучше Мутного. Он с ним беседовал.
   - Да я особо то не беседовал, - начал парень. Поставил фонарик Трёхглазого и обхватил свои ноги, - ну... он показался каким-то догадливым. Знающим. Знал кто мы, откуда, куда… Про потеряшку вот знал. Про людей на холмах. Что-то про Белую Россыпь. Хотя при чём эта Россыпь?
   - При том, - Любящая взяла кусок хлеба и намазала маслом, - Терпеливый входил в Орден Свидетелей Карты, в Узкий Круг, то есть в тех, кто принимает решения… Что это за карта, знаете?
   Она положила поверх бутерброда кусок монструозного мяса и предложила Мутному.
   - Орден ведет начало от тех искателей, что отправились однажды в Озёрный и нашли карту. С городами, дорогами, реками. Всё, что было на карте, очень подробной, как сказал Терпеливый, напоминало Белую Россыпь. Особенно если смотреть в увеличительную трубу.
   - Значит, там, на небе, всё устроено так же, как на земле? - спросила Первая.
   - На небе нет, - женщина сделала второй бутерброт и отдала его девушке, - но мы видим не небо. Мы видим землю. Только другую. Даже не так - другую сторону той же самой земли.
   Любящая поймала недоуменные взгляды и улыбнулась.
   - Поясню, - сказала она, - всё это мне рассказал Терпеливый, когда мы находились на Острове. Была такая ситуация - мы думали, что уже не вернёмся,- женщина помолчала, достала ещё один хлеб и намазала маслом, - на Острове остались люди, - продолжала она, - потомки тех, кого мы называем сожжённые. Ну или тронутые, если по-вашему. Эти сожжённые потеряли свой разум, он у них будто сгорел, и разучились говорить. Но плодиться не разучились, - Любящая вздохнула, - и вот у этих сожжённых появились дети. Дети выжили, у тех появились свои дети, и вот потомки этих детей в большей массе стали прикрытыми. Но говорить не могут. Почти. Что-то мекают, а что, - женщина пожала плечами, - был момент, когда мы поссорились.  Однажды они окружили наш частокол, за которым мы прятались - Я, Веселёхонький, Терпеливый, ещё человек, и хотели нас выкурить. Буквально. Подожги там солому, какую-то хрень, и всё это бросили к нам. Мы думали, долго не выживем. Единственное более-менее серьёзное оружие разрядилось, - Любящая погладила предмет у себя на поясе, с которым не расставалась ни на секунду. Укладываясь спать, она снимала фонарь, компас, но только не потеряшку, - вообще, это всё Терпеливый. Он использовал потеряшку во время охоты, - женщина откусила свой бутерброт, - вот тогда-то, - продолжала она, - сидя за частоколом, мы и стали открывать друг другу секреты. Всё равно ведь умрем, так хоть расскажем что-нибудь интересное. Я о технологиях, а Терпеливый больше о знаниях, что известны Ордену. Тогда мы и правда думали, нам конец. Спасла случайность. В тот момент, когда островитяне уже танцевали, показывая, что с нами сделают, им в спину напали. Другие островитяне.
   Любящая замолчала.
   - И что же сказал Терпеливый? - напомнила Первая.
   - Терпеливый? - женщина откусила свой бутерброт и продолжила, - примерно так. Наш мир - не плоскость. Но и не поверхность шара, как написано в старых книгах. Возможно, поверхность шара - это тот самый мир, в котором мы жили. Мир твоих "Приключений", - Любящая посмотрела на девушку, - Вокруг него крутится солнце, месяц и звёзды.
   - А вокруг нашего мира крутится Белая Россыпь? То есть не крутится, а висит? И солнце? - предположила Первая, доедая свой бутерброт.
   Женщина покачала головой.
   - Нет, - сказала она, - всё не так. То есть про солнце так, но не совсем. Наш мир - это как поверхность большого пузыря. Только ооочень большого. И изнутри. Мы ходим по этой внутренней поверхности. Но она такая огромная, что кажется плоской. Или даже так. Это похоже на сыр. Когда этот сыр ещё зреет, в нем образуются пустоты, которые растут и превращаются в дырки. Так вот, на внутренней поверхности этих дырок мы и живем. А в центре светится Солнце. Оно не падает, потому что его притяжение отрицательное… Тааак, сейчас объясню, - Любящая вздохнула, видя, что путники хмурятся, пытаясь понять, - мы притягиваемся к земле, поэтому падаем, когда пытаемся прыгнуть. А солнце - оно состоит из вещества, которое отталкивается, от нашей земли. Находится в центре дырки в сыру и отталкивается. Получается - отовсюду. Поэтому не падает.
   - Хорошенький получается сыр, - Первая сидела, забыв закрыть рот, с остатками бутерброда в руке, настолько её поразило услышанное, - и что же мы, так и бродим по этой поверхности?
   - По одной стороне. А на другой находится Россыпь. И эта Россыпь огромна. Она во много-много раз больше всей нашей равнины, наших холмов, наших предгорий и нашего Острова. Когда смотришь в трубу, видишь огромное множество светлых колечков. Каждое светящееся колечко - это равнина вокруг большого внутреннего моря. На этой равнине расположены города, и городов очень много. По ночам они светятся, ярче, чем Город Надежды. Но есть и другие места. Малая Россыпь, к примеру. Когда-то она светилась, но что-то произошло, и эта Россыпь погасла, а почему, мы не знаем. Остальные края мы не видим. Почти. Ночью они не горят, или горят, но слабо. Или маленькие, поэтому их и не видно. Или мешает туман.
   - Я знаю, - ответил Мутный, - я смотрел в увеличительную трубу. Как же здесь не хватает Пытливого, - парень с досадой вздохнул, - Пытливый бы высосал всё, что вы знаете. Он бы считал это время самым лучшим временем жизни.
   Женщина взглянула на Мутного и улыбнулась, самой непонятной из всех непонятных улыбок:
   - Люблю, когда меня слушают. Предгорья, к счастью, не покрывает туман, - продолжала она, - и если облака вдруг рассеются, мы увидим больше, чем только Белую Россыпь.
   - Мы увидим звёзды? - спросила Первая. И посмотрела на небо.
   - Можно сказать и так. Всё это мне рассказал Терпеливый. А так, конечно, Орден много чего знает.
   - Откуда? Из карты?- спросила девушка.
   - Не только, - женщина склонила голову набок и тронула потеряшку, легко, будто гладила пальцами.
   Мутный нахмурился.
   - Не только, - повторила она, - им снятся сны. В этих снах приходят высокие существа и рассказывают. Или беседуют.
   - Кому снятся сны?
   - Тем, кто владеет потеряшкой.
   - И Вам?
   - И мне.
   Наступила тишина.
   - Зачем они рассказывают? - спросила Первая, - просто так? Или эти высокие существа чего-то хотят, взамен? Чего они хотят? - чутьем проводницы девушка понимала, что просто так ничего не бывает.
   - Не знаю, - задумалась женщина, - Это очень красивый и красочный мир. Там нет ни войн, ни преступлений. Полный порядок, гармония. Каждое существо словно окутано в кокон. Каждое думает о других и делает нужное дело, - она прикрыла глаза и немного откинула голову, обнажив свою шею. На губах заиграла легкая чуть заметная улыбка, - В этом мире все счастливы. Все. Возможно, они хотят, чтобы и мы были счастливы.
   Первая фыркнула.
   - Они, наверное, добрые, - сказала она, и передала воду Мутному.
   - Добрые, - Любящая не заметила прозвучавшей иронии. Или заметила, но пропустила. Она держалась за потеряшку, и, казалось, вспоминала свои сновидения.
   - А как же Трёхглазый? - Мутный сделал глоток, - он утверждал, что бывал в Белой Россыпи.
   Женщина усмехнулась:
   - До Россыпи далеко. Очень далеко. Но если он бродит за городом и в полной темноте видит лучше всяких приборов… Не знаю. Вдруг он умеет летать. Или перемещаться. Мгновенно.
   - Шкодник, - раздался голос.
   Путники обернулись. Висмут разговаривал редко.
   - Есть такая легенда об Очарованном Шкоднике.
   - Я где-то слышала, - ответила девушка, - скорее всего, от бабушки. Но помню только название.
   Висмут глянул на девушку и чуть задержал свой взгляд. Первая посмотрела в ответ.
   - Жил-был шкодник, - рассказывал парень, - и, как любому шкоднику, ему положено было вредить. И мешать. Он делал прекрасные вещи ужасными. Шаю раздутой и безобразной, а склизняков противными и бесформенными.
   - Про шаю есть и другая сказка, - заметила девушка.
   Висмут пожал плечами:
   - Сказок много… Так вот, - он отпил и передал бурдюк Кобальту, - Шкодник всё время вредил. И получал от этого удовольствие. Но однажды пришёл в Заводье, увидел реки, текущие в ущельях, увидел холмы. Увидел радугу в брызгах водопада. И Лес, на который падали брызги. И так очаровал его мир, что решил этот шкодник в мире остаться и жить, как простой человек. Очарованный шкодник пришел к Обиженному и сознался в грехах. "Смилуйся, - сказал он Создателю, - оставь меня в мире. Я перестану вредить и стану простым человеком". “Ну что же, - ответил Создатель, - вижу, что ты раскаялся. Оставайся, чего уж там. Но в наказание за то, что ты сделал, да будешь бродить по свету, продавать свои услуги, без дома, семьи, да будешь ты вечно странствовать”. Так и решили. Бродит с тех пор этот шкодник по миру и продаёт, что умеет. Хоть и рад, что остался, но задержаться не может. Всё время в дороге, всё время один. Без дома, семьи.
   - О да, - ответила Первая, и с интересом посмотрела на Висмута. Тот улыбнулся, - будем считать, Трёхглазый и есть очарованный шкодник.
   - Давайте спать, - рулевая легла, натянув капюшон. Ноги прджала, одну из рук положила под голову, ладонью другой накрыла потеряшку.
   - Погасите фонарь, - сказала она, - завтра последний… хррр…

   - Звёзды, - Первая смотрела на небо.
   Маленькие, не такие яркие, как в пещере. Их было меньше, но эти мерцали. Как в "Приключениях".
   "Пойду, пройдусь, - подумала девушка, - пощекочу свои нервы".
   Она поднялась, и медленно, чтобы не наступить на кого-то из спящих, вышла наружу.
   Россыпь была на месте, но горела ярче, чем на равнине. Гораздо ярче. Да, не было зонтиков, маячков, не пролетали огоньки-твердотелки. Но небо было чарующим. И темнота уже не пугала.
   Девушка распростерла руки и прошла пару шагов, стараясь дышать полной грудью.
   И тут же остановилась.
   Впереди кто-то стоял.
   Первая видела силуэт, тёмный силуэт человека.
   И слышала дыхание.
   - Шкодник, -  процедила она сквозь зубы и чуть громче спросила, - кто?
   - Тише, - ответил голос, - это я.
   - Висмут?
   - Первая?
   На душе полегчало. Но дышала девушка часто. В предгорьях труднее дышать и успокоить волнение сложно.
   - Уфф, - призналась она, - ты меня напугал.
   - Извини, - Висмут взял девушку за руку, - ну вот. Это я, не маара, беспокоиться не о чем.
   - У вас разве водятся маары? - спросила Первая.
   - Нет. Но я бывал на равнине, и знаю.
   - Я видела, как она пожирала душу животного, -  почти прошептала девушка. От слов, сказанных в темноте, пробежал холодок.
   - Наверное, это ужасно.
   - Ужасно, - Первая вздрогнула, - лучше не вспоминать.
    Висмут опустил свою руку.
   - Не отпускай, - сказала она, и взяла её снова, - здесь очень темно и таинственно.
   Они стояли и молча смотрели. На небо. А небо смотрело на них.
   - Интересно, что это за огоньки? - спросил у девушки парень, - быть может, там города, или леса, которые светятся?
   - Я думаю, города, - проводница прижалась, - а в них живут существа, похожие на людей. Или на пестрокрылых.
   - Какие они, пестрокрылые? - спросил её Висмут.
   Девушка не услышала, она прислушивалась к дыханию. Он дышал так же часто, и так же смотрел на небо.
   "Конечно, в такую ночь" - подумала Первая.
   И улыбнулась.
   - Ты улыбнулась, - заметил Висмут.
   - Да, - ответила Первая, - а как ты увидел?
   - Не знаю.   
   Каждая звезда в этом небе светила по-своему. И каждую хотелось назвать.
   Малютка, белянка, искорка.
   Вокруг Белой Россыпи звёзд было больше, казалось, что это мошки, которых манила летучая мышь. И эти мошки слетелись, не зная, что летят на обед.
   Высокие существа с добрыми лучезарными лицами. Что счастливы сами и хотят, чтобы все были счастливы. Кто они? И зачем потеряли теряшки? Теряли потеряшки? Потеряли…
   По лицу побежало дыхание, и чьи-то тёплые губы прикоснулись к её губам.
   - Не надо, - сказала она, и слегка отстранилась, - я знаю, ты славный парень, но... я уже сделала выбор.
   - Не обижайся, - ответил Висмут.
   - Ты тоже, - шепнула девушка. И сжала крепкую руку, - не будь у меня никого, я бы с тобой замутила. А так… замутила с Мутным, - Первая фыркнула, понимая, что произнесла каламбур.
   - Ты так забавно фырчишь, - сказал парень, - сама научилась, или тебя научили?
   - Меня научили,- ответила девушка, - я многим пошла в свою бабушку. Но до бабушки мне далеко. Бабушка была уверенная, она никогда и ни в чем не сомневалась. А я...
   В укрытии загорелся свет.
   "Как вовремя, - подумала Первая, - а то завела свою песню - а я, а я..."
   И направилась к нише.
   - Хорошо проводите время, - женщина улыбнулась, - у нас впереди переход. Последний и самый важный.
   - Ты говорила, - заметила девушка, - а потом?
   - Что - потом?
   - Встреча с Создателем?
   - Да.
   - А как будем с ним… разговаривать? Жестами?
   Женщина посмотрела на девушку и на мгновенье задумалась.
   - Хороший вопрос, - сказала она, подымая коробочку с компасом, - предположения?
   Висмут стоял в стороне и будто о чём-то думал.
   Девушка сделала вдох.
   Девушка сделала выдох.
   - Возможно, переведут пестрокрылые, - сказала она, - они же уже общались.
   - Возможно, - рулевая открыла прибор, - а может, так, как с хранителями. Ты ведь не знаешь, как мы общаемся с хранителями?
   - Как?
   - Они читают образы, которые возникают у нас в голове, и отправляют такие же.
   - Но я же слышала, как они говорят.
   - Говорят то они говорят, - Любящая проверила стрелку и покрутила колёсико, - но вся их речь - это просто эмоции. Мимика плюс интонация.
   Проводница задумалась.
   - Ну, допустим, - продолжила женщина, - ты размышляешь о яблоке. И в голове у тебя “яблоко”.
   Первая кивнула:
   - Допустим.
   - При этом ты можешь хотеть, чтобы яблоко тебе передали. Можешь просто желать условное яблоко, которого нет, но которое хочется. Можешь думать о яблоке сгнившем и морщиться. Можешь что-то с ним сравнивать. Можешь предлагать собеседнику. Можешь видеть, как яблоко падает с дерева. Можешь отвечать на вопрос. И в каждом из случаев твоя интонация отличается. И мимика тоже, - Любящая посмотрела на девушку, надеясь, что та понимает.
   - Всё это мы говорим по разному и по разному морщим лицо, - ответила та.
   - Именно.
   - А хранители чирикают.
   - Цокают. Булькают. Хрюкают. И даже шипят.
   Первая вспомнила встречу, когда впервые спустилась в пещеру. Она услышала звуки, которые издавали эти создания. Но образы… она не видела образов. Никаких. Возможно, хранители не хотели, чтобы она их увидела, а может, и посылали, но она не сумела принять.
   - Арраэхон, - девушка посмотрела на Любящую.
   - Арраэхон, - повторила та, - это у них вроде приветствия. Или так - междометия. Типа "эй!" - рулевая повесила компас.
   Мутный протёр глаза.
   - Как всегда, ты проснулся последним, - заметила Первая, - и пропустил самое интересное, - она продолжила шепотом.
   - Что пропустил? - парень в ответ проморгался и посмотрел на подругу.
   - Мы говорили о том, как будем общаться с Ээфом.
   - с Ээ... С Обиженным?
   - С Обиженным.
   - Как-нибудь договоримся.
   Первая посмотрела на парня:
   - Иногда ты бываешь скучным, - шепнула она.
      
   - Расскажу я вам историю, - Любящая остановилась и снова сверилась с компасом.
   Под светом маленьких мерцающих огоньков, которые Первая, следуя своим любимым "Приключениям", называла звёздами, идти было легче. Белая россыпь светила ярче и слегка освещала их путь. А может, на третий день их похода зрение Первой привыкло, и темнота не казалась кромешной. “Нет, - подумала девушка, - всё-таки это Россыпь. И звёзды.”
   - Ты же просила молчать, - сказала она.
   - Нуу... путь тут прямой, свернуть мы не можем. Трёхглазый  прав… Если вообще существует Трёхглазый. Мне почему-то кажется, никакого Трёхглазого нет, а то, что мы видели - плод нашего общего помешательства.
   - Даже в харчевне?
   - Даже в харчевне. Уже тогда мы стали немного того. Хотя, возможно, всё это случилось на Острове. А в карете вы заразились. От нас.
   Первая фыркнула.
   Чем ближе они подходили к Обители, тем раскованнее становилась их рулевая. И тем безумнее звучало всё, что она говорила.
   - Я пошутила, - женщина словно подслушала мысли, - Но. Правда бывает невероятной.
   - Историю, - напомнила Первая.
   Любящая вздохнула и снова пошла вперёд. Начинался подъем.
   - Осторожно, - предупредила она, - на камешках можно легко оступиться. Полетите кубарем вниз и будем с вами играть... Как это у вас называется?
   - В бруму, которая потерялась.
   - В бруму. У нас по-другому. "Поймай копателя". Этих копателей в пещере только и слышно по стуку когтей о камни. Видеть не видно, но слышно.
   - Вы что же, на них охотитесь? - спросил у Любящей Мутный.
   - А как же? У этих копателей тёплая шкура. Не хуже остролапов. И еогти такие твёрдые, будто ножи, и даже не тупятся.
   - А души?
   - Нет. Души у них безобидные. Хотя ... не знаю. В тёмной пещере всего не увидишь. Тем более маару.
   - Историю.
   - Сейчас будет круче, - Любящая будто не слышала, - двое с мешками! - позвала она.
   - Эй, - отозвался Кобальт. Порядком подзапыхавшийся.
   - Возьмитесь за руки. И вы, ребята, тоже возьмитесь.
    Путники взялись за руки и, почти что бочком, стали подыматься по склону.
    - А вот и история, - продолжила рулевая, - вы её вряд ли слышали. Кобальт и Висмут, конечно же, помнят. Все горожане помнят… Это всё ночь, - вздохнула она, - ночь на Острове чем то напоминает предгорья, вот я и вспомнила. Там так же холодно и такие же огонёчки над головой. У вас на равнине тепло, поэтому и туман. А на Острове земля остывает, как только погаснет солнце. У моря, конечно, теплее, но ветер дует не с моря. Зато нет тумана и ясно. Почти что всегда.
   Первые ночи островитянам было тяжело, особенно в самую первую, которая описана в “Дневнике”. Нетронутые жили в домах, похожих на крепости, их осаждали сожжённые. Когда сожжённые уходили, они искали съестное. Вслепую. Грелись и снова искали. Мёрзли, голодали, боролись. Пять долгих лет. Кто-то впадал в отчаяние, не выдерживал. Мастерил какое-нибудь судёнышко и уплывал. А после не возвращался… Так вот, - продолжила Любящая, - есть история про одного такого уплывшего. Только он плыл не к равнине, в обратную сторону. Оттуда не возвращались. С равнины - да, оттуда вернулся корабль.
   Человека этого давно уже похоронили, считали погибшим. А он взял - и вернулся. Худой, дрожащий, с круглыми, как монеты, глазами. И начал рассказывать.
   Говорит, занесло его в море. Так, что уже много суток не видел земли. Небеса погасли, стало темно. А он плыл и плыл. Плыл и плыл. И всё на Белую Россыпь. Об одном только думал - лишь бы она горела. А то придут облака, и совсем потеряется. Будет кружить по большому-большому морю.
   Отчаялся наш человек, с голоду чуть не подох.
   И вот однажды вдруг видит - плывёт. Что-то. Тихо-тихо, почти незаметно. Он пригляделся - корабль. Но странный. Большой и широкий. В ширину почти такой, как в длину. И сделан будто бы не из дерева, а из какого-то странного материала. Ну или дерева, но необычного. Скользкого такого, блестящего. А по периметру корабля свет, тусклый и жёлтый. Такие как будто шарики.
   И вот представьте.
   Ночь. Темнота кромешная, не видно собственных рук. Кругом море. Судно качает на волнах. И вдруг появляется нечто. Совершенно необъяснимое. На корабль похожее только потому что плывёт. Сбоку висит вроде лестница, но без перил и ступенек, с наростами. Пришвартовал он суденышко, и по этим наростам поднялся. А на палубе - никого. Вообще. Всё чисто, как будто корабль только спустили на воду. Ну, стал он ходить, заглядывать. После того, как плывёшь в темноте, когда тебя ещё и качает, а снизу море, из которого может что-нибудь вынырнуть, заглянешь куда угодно.
   И увидел двери. Эти двери тоже были странные - широкие, низкие, закрытые крышкой, с необычной такой ручкой. Тянешь на себя эту ручку, и отводишь дверь в сторону.
   И вот там, внутри, он обнаружил. Что-то. Вернее, кого-то. Но это были не люди. За дверью стояли непонятные существа без голов и без рук. А вместо ног у них такие длинные присоски. И тело почти квадратное, а в середине шланг. Ну типа толстой кишки. А по бокам шланги поменьше. Человек сразу понял, что это не механизмы и не машины, а существа. Только стояли они и не двигались, словно статуи. Как будто мертвы, а будто и нет. Возможно, замерли, как только его увидели. И когда наш скиталец об этом подумал, когда понял, что, скорее всего, так оно и есть, его охватил ужас, он повернулся назад, убежал, и ни разу не обернулся. Спустился, сел в лодку, отчалил и стал плыть обратно. Пока не доплыл.
   Тогда ему, конечно, никто не поверил. Возможно, человек просто сошёл с ума, и это не удивительно. Один в тёмном море, почти без еды, вот и привиделось. Или приснилось. Но рассказ записали. Эта история считалась фантазией, как "Приключения Листика".
   - Приключения Листика" - фантазия? - удивилась Первая, - то есть всех этих скорпионов, драконов и призраков не существует?
  - Теперь нет, - ответила Любящая, - теперь так не скажешь. Если есть маара, могут быть призраки. Или дракон. Чем наш Ээф не дракон? Скорпионы... да какой только нечести нет в этом мире. А раньше - да,  раньше "Приключения" считали сказкой. Как и рассказ вернувшегося. Но время прошло, и всё изменилось. Люди увидели столько, что любые чудеса больше не кажутся чудесами. А то, к чему мы идём, так и вовсе за гранью. Встречаться с Создателем - это же надо придумать.
   Женщина замолчала.
   - Я думаю, то, что ты рассказала - правда, - Первая перевела дыхание, - если все моря этого мира внутренние, то по ту сторону моря должно что-то быть.
   - Ты сказала, с равнины вернулся корабль? - задал вопрос Мутный, - в "Дневнике" же написано "не вернулся".
   - Нет, вернулся. Но днём, а не ночью, - ответила женщина, - во времена "Приключений" Остров находился не здесь. И за морем вместо равнины лежала страна. Её называли Солнечная.
   - Читала, - ответила Первая. Слова давались с трудом, и она решила их экономить.
   - Да, Листик там тоже бывал, - Любящая, в отличии от остальных, запыхавшейся не казалась, - большинство кораблей поплыло в эту страну. Многие потонули. В мире, где мы живём, всё по-другому, любое судно держится хуже. Может, это связано с тем, что всё стало легче. В дневнике есть подобный момент, девочка про это рассказывает. Но есть и другие намёки, что когда-то всё весило больше. Я спрашивала Хвостня, он разбирается, и Хвостень говорил про остойчивость. Корабли стали легче, и остойчивость сразу упала. Ночью море спокойнее, и плыть уже можно. Но днём подымаются волны. Да ещё бивнебои. Принимают за парусников, и таранят. Те корабли, что всё же добрались, обнаружили, что попали они не туда. Пища здесь не съедобна. Но страна в целом тёплая и красивая, жить, значит, можно. Но для этого нужно много чего завести. Растения, животных, инструменты. Собрали самых смелых, и эти смелые поплыли обратно. Приплыли, загрузились, и всё. И уплыли. А те, что остались на Острове, подумали, что уплывшие затонули.
   - Последний корабль, - сказал Мутный, - они обещали вернуться.
   - Да, - ответила Любящая, - этот корабль уплыл ночью. С ним уплыли прикрытые - будущие проводники. Есть описания тех, кто отправился, и есть описания первых проводников. Эти описания совпадают.
   - Извини, - ответила Первая. Скорее, съязвила.
   - Тебе то чего извиняться, - Любящая и не заметила иронию, - тебя же там не было.
   Наступило очередное молчание. Оно было наполнено старательным пыхтением, как будто на Играх Возвращения участники из последних сил добирались до финиша.
   - Может, люди живут и по ту сторону Острова? - сказала на выдохе Первая.
   - Вряд ли. Тот берег дальше. Туда бы они не доплыли. Да и хранители ничего не рассказывали. А хранители знают всё.
   - Поэтому они и называют себя хранителями?
   - Поэтому. Они хранят знания.
   - Пестрокрылые называли их так же.
   - Они сами себя так называют. А ещё, кажется, избранными.
   - Как долго, - девушка дышала с трудом. Легкие работали будто кузнечные меха - раздувались, сдувались…
   - Мы уже близко, - Любящая, казалось, не уставала, она становилась бодрее и энергичнее. С каждым шагом женщина приближалась к своей самой заветной, да что там заветной - единственной цели, - еще немного сударыня, - сказала она, - скоро мы оставим провожатых и дальше пойдем втроем. Обратно идти будет легче… Если, конечно, вернёмся.
   Проводница нахмурилась. Потеряться в предгорьях в тёмное межсезонье - это почти приговор.
   Кроме трудностей с подъемом и неопределенности будущего ещё одно обстоятельство не давало покоя - она находилась между мужчинами, держала обоих за руку, и ни одну не хотела разжать.
 
   Впереди была Обитель. Так им сказала Любящая. Как будто увидела солнце в начале дня. Солнце, которое ждали.
   - Посмотри , - говорила она, отдавая прибор.
   Девушка надела очки.
   И тут же зажмурилась - так было ярко.
   Тропа поднималась полого, но постоянно, и терялась в паре километров от путников. Куда она упиралась?
   Вполне возможно, в пещеру. Возможно, в пещере спал он - тот самый Ээф, и, возможно, у входа стояли её пестрокрылые (ЕЁ пестрокрылые - да, она так подумала). Во всяком случае, движение было.
   Растений прибавилось. Те же фисточки и беглянки, но росли они часто, как будто их специально высаживали. Больше стало крушинок. И даже тянучек, которых до этого не было.
   Земля тут светилась. Ярко и празднично.
   - Там твои, - Любящая улыбнулась самой беспечной своей улыбкой, которая так не вязалась с её состоянием, возбужденным и сосредоточенным одновременно. "Умеет держаться" - подумала девушка. И улыбнулась в ответ.
   - Покушаем, - рулевая взяла часы - небольшой прибор, который носила на том же дорожном поясе, - время ещё позволяет.
   Они зашли под скалу, которая, будто хищная птица, нависала над маленькой нишей, и уселись на почву.
   - Тут всё так прибрано, - заметила девушка.
   - Всё пестрокрылые, - женщина посмотрела на провожатых.
   Кобальт расстегул свой мешок, достаточно поредевший, и путники стали обедать.
   На этот раз молча.
   Каждый думал о чём-то своём, и все вместе думали о предстоящем.
   Любящая, которая обычно начинала и поддерживала разговор, сидела в углу и просто жевала мясо. Напряжённая и в то же время спокойная. Словно боялась пролить, расплескать то, что скопилось внутри. "Два километра, - Первая посмотрела на рулевую, - два километра до дела всей жизни".
   И только сейчас осознала, насколько невероятно и запредельно то, что они собираются совершить.
   "Дело всей жизни".
   Казалось, сейчас небеса запылают, и сразу покроют всё небо, или засветит солнце, ярко, как днём. Ведь не может же это событие проходить в темноте. Разговаривать с Богом, слушать его и просить - это казалось непостижимым. Девушка открыла рот и примерно минуту сидела, пытаясь понять.
   - Да, это грандиозно, - женщина вновь прочитала мысли, - мне приятно, что ты осознала.
   - Да. Уж, - ответила девушка,  - грандиозно - иначе не скажешь.
   Мутный чуть двинул бровью.
   Парень смотрел на женщину, и видел, как видел не раз, что, даже на пути к своей цели, она держит. Всё то же. Свободной рукой.
   - Что дает потеряшка? - спросил он у Любящей, - кроме снов.
   Женщина вздрогнула.
   - Не знаю, - сказала она, - с ней как-то спокойнее. Как будто тебя укрывает. От боли, проблем, от всего. Как будто кто-то поддерживает. Ты становишься частью большого.
   - Чувство сопричастности, - Мутный нахмурился, - так говорил Терпеливый. Он боялся этого чувства. Но не противился. Противиться он не мог.
   - Зачем противиться тому, что не делает плохо? - рулевая прикрыла глаза.
   Парень пожал плечами.
   - Пора, - женщина выпрямилась и стряхнула приставшие крошки. Что-то сказала Висмуту, и парень зарылся в мешок.
   Достал сундучок, который они вместе с Кобальтом так осторожно упаковали, и передал его женщине.
   - Ребята, - сказала та, принимая вещь так, как будто это самый желанный подарок, - не скучайте. Мы скоро вернёмся. Но, если правда, не знаю, как скоро - аудиенция не расписана.
   Она обняла Кобальта, обняла Висмута. То же самое сделал и Мутный.  Первая простилась с первым, и немного замешкалась. Но только немного. Объятия Висмута были особыми, так её раньше не обнимали, даже отец.   
   Она опустила глаза.
   
   Шли втроём. Женщина, Первая, Мутный.
   Мутный нёс сундучок, чем был похож на представителя гильдии лекарей ,или знахарей - в разных местах называли по разному. Сундучок скрипел и раскачивался, и было понятно, что внутри вовсе не инструменты, мензурки и всякие порошки, а что-то другое, что - оставалось догадываться.
   Девушка держала фонарь.
   - Что же они во всё лезут? - спросила она, - я имею в виду хранителей.
   - Хранители хотят знать, - ответила женщина, - всё. Знать и контролировать. Когда знаешь всё, можешь строить прогнозы. Наверное, так. А если строишь прогнозы, можешь что-то менять - чтобы прогнозы стали желательными.
    Первая стала думать.
   - Кажется, я понимаю. В их прогнозах что-то пошло не так. И это связано с нами. Вдруг появился Остров, и мы. Вылезло что-то, а что - непонятно. Поэтому они и хотят нас убрать, - девушка сделала жест, - чтобы мы не входили в прогнозы.
   - Я бы сказала мначе. Они хотят нам помочь. Наши интересы и интересы хранителей находятся близко.
   Первая фыркнула.
   - Ваши интересы, - уточнила она.
   - Ну, скажем так, - рулевая не стала спорить, - и ещё хотят знать, зачем же Создатель так поступил. Такие ребята. Дотошные. Им хочется видеть причины. Поиск причины они называют "прогнозом наоборот", или "обратным прогнозом"... Ну вот, смотри, - сказала она, чувствуя, что Первая не понимает, - появился Остров. И люди. А почему? Может быть несколько объяснений. И только одно будет правильным. Это как карета будет двигаться по одному только маршруту. Мы знаем, кто управляет, знаем какие планы - и строим прогноз. Но можно думать обратно. Карета могла выехать из Приморья, могла выехать из Длиннолесья. С десятка мест. Но выехала из одного. И мы строим прогноз наоборот - откуда карета выехала.
   - Ненужные сложности. "Прогноз наоборот", - девушка усмехнулась.
   - Вот они построили свой прогноз. И выяснили, что Остров, а с ним и людей поместил в этот мир Создатель. И построили предположение, что Создатель находится здесь. Вернее, его воплощение. А легенды крылатых предположение подтвердили.
   - Что же они сами то не пришли? - спросил Мутный.
   - Этого я сказать не могу. Возможно, у них не очень хорошие отношения. Я имею в виду с Создателем.
   Парень присвистнул.
   - Ну, или они думают, что не очень хорошие, - продолжила Любящая, - Может, Создатель вмешивается, а им это не нравится.
   - А у нас какие отношения? - спросила девушка, - никакие, - ответила она на свой же вопрос.
   - В легендах твоих пестрокрылых Бог любит нас. Просит принять, как собственных братьев.
   Первая фыркнула:
   - Странная всё же любовь. Я, конечно, не читала "Дневник", но примерно знаю, о чём там написано. Возможно, он такой же несовершенный, как мы. И тоже иногда ошибается.
   - Да, - согласилась Любящая, - совершенно верно. Но ошибки можно исправить...
   
   Кто-то стоял на широкой дороге.
   Кто-то смотрел в темный саван небес.
   Кто-то сидел, обхватив свои ноги,
   В танце костра ожидая чудес.
   - Да, не спешит таки чудо
                свершиться, -
   Грузный мужчина тоскливо сказал.
   Кто-то вздохнул:
   - Чуду до;лжно случиться,
   Так, между прочим, мудрец прочитал.
   Мудрому мудрость дана от природы,
   Видит знаменья, знает закон.
   Сквозь бесконечные выходы-входы
   Словно змея пробирается он.
   Искорки прыгали, пламя трещало,
   Дым от костра превращался в туман.
   А над каретой все так же сияла
   Белая Россыпь - ночной талисман.
   Где-то за речкой саммаки зевали.
   Над головой стрекотал острокрыл.
   Шляпки у зонтиков мило мерцали:
   "Чудо придет, так мудрец говорил".
   Грузному путнику что-то взгрустнулось.
   Пламя потухло, костёр догорал.
   Вот уже солнце на небе проснулось
   И осветило застывший привал.
   - Да, неудача. Чудес не бывает.
   Люди вздохнули:
                - Ошибся мудрец.
   Этой побасенки глупый конец
   Словно песок между пальцев стекает...
   Только добавлю я - чудо свершилось.
   Но, не смотря на прекрасную ночь,
   Взору людей ничего не открылось.
   Если не видишь - сложно помочь.

   Это стихотворение Темнобрового Первая знала наизусть. Хорошее было стихотворение, лёгкое, запоминающееся. И главное, в тему. Сейчас точно в тему.
   Поэтому, наверное, она его и вспомнила.
   Ведь они приближались. К тому, что казалось чудом. Чудом из чудес...
   Девушка оглядела собравшихся.
   Представители каждой стаи, в том числе радужнокрылые.
   Она искала глазами Луы, но не нашла. Зато заметила Коэ. И прищурилась в молчаливом приветствии.
   Коэ ответил тем же.
   Все пестрокрылые казались серьёзными и озабоченными. "Не удивительно, - подумала девушка, - я тоже слегка озабочена". Шутка ли - существо, создавшее мир, собирается проснуться. Чтобы беседовать.
   Её вновь окатило сознание чего-то большого и важного. И закружилась голова. Как будто в полёте.
   Девушка остановилась.
   Очнулась она от понимания того, что что-то упустила.
    - Свет, - подсказал Мутный, видя её замешательство, - здесь очень светло.
   И Первая вдруг поняла, что сумела разглядеть пестрокрылых, даже опустив свой фонарь. Про него она забыла, да и надобности в дополнительном освещении не было. Всё вокруг как будто светилось.    
   Изнутри.
   Вначале она думала - это пещера, свет исходит оттуда. Но Мутный светился сильнее, хотя стоял ещё дальше. Так же светилась и Любящая. Члены стаи горели сильнее. Но в целом светилось всё, даже камни.
   - Это чудо, - сказала женщина, - мы не должны светиться.
   - Но всё-таки светимся.
   - Да.
   - Долго нам ждать?
   - Мы пришли вовремя. Спасибо Трёхглазому.
   - Когда-нибудь ты ему это скажешь, в глаза. Он встретится, и не раз, - Первая помолчала и после добавила, - точно. Я думаю, встретится.
   - Очарованный шкодник, - Любящая сама казалась очарованной и говорила вполголоса, чтобы случайно не навредить. Не вспугнуть то, что уже намечалось. Она всё время поглядывала на сундучок, и казалась сосредоточенной и в то же время спокойной. Максимально спокойной и максимально сосредоточенной.
   "Как же она владеет собой, как же умеет создавать нужное настроение" - думала девушка. И кусала от зависти губы. "Никогда не завидуй, - говорила ей бабушка, - иначе забудешь себя". Эх, бабушка, бабушка, как же тебя не хватает.
   Достойна ли она того, что случится?
   Первой казалось, что нет.
   Есть люди гораздо более цельные, более уверенные, более добрые и более отзывчивые. А выбрали её, ту, которая ни в чем не уверена. Даже в том, кого любит. Теперь не уверена.
   Она вдохнула.
   И выдохнула.
   Неудивительно, что такие мысли возникли сейчас, перед самым ответственным моментом. Удивительно то, что они возникали и раньше. Возникали, чтобы потухнуть. Она ничегошеньки не делала, чтобы стать лучше. Просто жалела себя - ах я такая-сякая, и всё. И оставалась всё той же капризной девчонкой.
   Да. Уж.
   Ей захотелось узнать, о чём сейчас думает Мутный. Залезть в его мысли. "Ты, девушка, засунешь свои пальцы в любое тесто" - говорила ей бабушка. Но девушка лезла. Пытаясь понять другого.
   Но с Мутным было не так. Понять, о чём же он думал, непросто. Этот человек постоянно от неё ускользал. "Этот человек". Ей стало плохо от собственных рассуждений. Но парень никогда не казался открытым. Он был простым и сложным одновременно. Простым - потому что соглашался и  редко противоречил. А сложным - потому что когда соглашался, впечатление было такое, как будто его заставили.
   Ещё несколько суток назад она над этим и не задумывалась. Почти не задумывалась. Но последнее время что-то её беспокоило. И девушка знала что.
   Мутный смотрел на любимую.
   И любимую передёрнуло. Настолько чистым казался ей взгляд.
   Они сели рядом. 
   - Что чувствуешь, - спросила она, - перед встречей?
   Мутный пожал плечами:
   - Как ни странно, почти ничего.
   - А я вот чувствую. Обними.
   Парень  обхватил её сзади и сильно прижал.
   - Теперь и я тоже чувствую, - сказал он негромко.
   Первая улыбнулась.
   Но это была не улыбка, точнее, улыбка, но улыбка натянутая. Ах нет, не улыбка, скорее, усмешка.
   "Всему виной предстоящее, - сказала она своим мыслям, - потом всё вернётся, как было".
   Но всё ли вернётся?

   Коэ всё-таки подошел.
   И протянул руку. По человечески.
   Первая пожала запястье.
   - Я рад, - сказал пестрокрылый, - что ты снова с нами.
   - И я, - ответила девушка, - я тоже рада, Коэ.
   И она действительно была рада. Они стояли в окружении гор, где всё светилось, торжественность момента зашкаливала, а к ней относились так, как будто она королева.
   Королева...
   Как в "Приключениях Листика". Именно оттуда она и помнила это слово. Королева Солнечной страны. Самая могущественная женщина Заморья. Самая умная, самая красивая и прочее. Девушка склонила голову набок.
   Коэ сузил взгляд.
   - Это великий момент, - старейшина Синей Стаи говорил тихо, чем только добавлял весомости сказанному, - ты видела картины, ты помнишь.
   Первая помнила.
   Момент встречи Ээфа, пестрокрылых и загадочных существ, пришедших из неведомого мира, был излюбленной темой местных художников. "Встреча" - так назывался сюжет.
   Все картины, что были посвящены этой встрече, тянулись вдоль одной из стен длинной, очень длинной галереи.
   Ранние работы выглядели необычно. Тогда люди еще не пришли на равнину, да и Острова, судя по всему, ещё не было. И художники фантазировали. Существ из другого мира они рисовали так, как подсказывало воображение.
    На одной из картин это были те же пестрокрылые, даже, скорее,  радужнокрылые, в пестрой окраске, но с ушами более длинными, глазами более крупными и ртом, широким, как у саммаки. Другой художник изобразил маленьких веселых ээфов, наверное, полагая, что существа придут из того же самого мира, что и Создатель. Ну или Создатель их создал по своему образу и подобию. Были саммаки, но только большие, и стояли на задних лапах. А одна картина так и вовсе изобразила хранителей. Наверное, были те, что считали хранителей тем самым народом.
   На более поздних уже были люди.
   Кто-то стоял, опустив свою голову. Кто-то протягивал руки. Ээф то лежал, то поднимал свою шею, то просто летал.
   Картины её поразли.
   Теперь, перед входом в пещеру, девушка понимала - это случится. И в будущем появятся новые. На которых будет она. И Любящая. И Мутный.
   Первая затаила дыхание.
   Чтобы потом задышать, часто-часто.
   - Я хочу рассказать историю, - сказал Коэ утвердительно.
   - Рассказывй, -  девушка знала - старейшина спрашивает. Пестрокрылые всегда таким образом задавали вопросы.
   - Последний раз Ээф просыпался сорок ночей назад, - Коэ поднял голову, что означало особую значимость всего, что он скажет, - это было днём. "Я покажу вам Остров, - сказал Господь, - нам придётся лететь над равниной". "Как же мы полетим? - спросили слушающие, - мы боимся лететь над равниной". “Не бойтесь, я с вами” - ответил Ээф. И никто не боялся.
   Члены всех пяти стай окружили Создателя, сомкнулись кольцом, и летели. Пересекая равнину, наблюдая те земли, откуда ушли. И скоро увидели Остров. Большой, необычный. Увидели города, увидели дороги. Увидели повозки, которые тянули небывалые животные. Увидели самый большой и самый красивый из всех городов, и в центре этого города увидели дом. Великолепный, как Зал Исскуств, и огромный, как Зал Гармонии. А вокруг этого дома, посаженные ровно и аккуратно, в несколько рядов, росли высокие пушистые растения.
   "Аллеи Дворца Стратега" - вспомнила девушка.
   - В этом городе жили существа. Много существ, - продолжал Коэ, - мы летели высоко, всё казалось маленьким. Но дом большим. Даже сверху. "Это и есть тот народ, о котором ты говорил?" - спросили слушающие. "Да, - Ээф выдохнул, - любите их, как любите братьев ваших. Примите их, когда наступит тот час, о котором я говорил. Но не сейчас. Время ещё не пришло". "Когда же оно придёт?". И создатель сказал: "Я вернусь к этому времени. Приходите сами и приводите тех, кто пришел из другого мира, чтобы помочь".
    Коэ замолчал.
    - Спасибо, Коэ, что всё рассказал, - ответила девушка, - это так вдохновляюще. Непонятно одно - что же нам следует делать? В чём заключается помощь?
    - Не знаю, - пестрокрылый задумался и опустил свою голову, - я думаю, знает Он. И Он скажет.
   Первая фыркнула. Но в этот раз скорей по привычке. Предстоящее не вызывало у неё беспокойства. Только волнение. Приятное, как предвкушение встречи. С любимым желанным другом.
   Возможно, если бы не было этого сна, в котором она гладила шёрстку и чесала за ушком, она бы переживала. И беспокоилась. А так...
   Девушка оглядела собравшихся.
   И почувствовала.
   Все это почувствовали.
   И все повернулись к пещере.
 
  Он был таким, каким она его представляла. Тем самым Ээфом, что посещал сновидения. Тем самым, что был изображён на картинах в Зале Исскуств.
   Большая голова, густая серая грива, покрывавшая шею, макушку и отчасти лицо. Тело, длинное, гибкое, как у ящерицы. Или змеи, из приключений того же Листика.
   Ну или дракона.
   Возможно, Ээф был драконом. Возможно.  Тот тоже большой и длинный. И обитает в пещере.
   Но только дракон охраняет сокровища, и просыпается в самый ненужный момент. Ээф же не спал на богатствах, а просыпался когда было нужно.
   - Аааахв, - зевнул проснувшийся Бог, вытягивая голову и оглядывая собравшихся своими большими глубокими глазами, - как управлять этим телом? Отвык.
   Говорил он негромко, и тем, что стояли подальше, приходилось прислушиваться.
   - Что же так тихо? - спросил Ээф, скорее себя, чем других, и, уже более звучно, добавил, - давно это было. Прошло столько времени.
ВЫ? - он посмотрел на людей, и, как показалось девушке, улыбнулся (скорее глазами, но она поняла) -  вы правильно сделали, что пришли. Хочу извиниться. Простите. Зря я, конечно…
   Наступило молчание. Это событие ждали сорок ночей, и опасение сказать что-то не то, или сказать это что-то не так, или вообще сморозить какую-нибудь глупость, чтобы о ней потом говорили и передавали из поколения в поколение - это опасение удерживало даже самых болтливых.
   Наконец нашёлся смельчак.
   - Народ Холмов приветствует тебя, - произнес радужнокрылый, - мы ждали твоё пробуждение.
   И Первая удивилась - радужнокрылых она не учила своему языку. Но не учила она и Ээфа. Теперь девушка понимала, почему то, что говорил ей Коэ, казалось ей странным - он употреблял слова, которые не должен был знать. "Здесь все понимают всех, даже не зная чужих языков - и люди, и пестрокрылые, и Создатель. Если есть одно чудо, - подумала Первая, имея в виду свечение, - то почему бы не быть и другому".
   И улыбнулась.
   Ээф заметил улыбку. Он молча кивнул пестрокрылому и повернулся к девушке.
   - Как вам живется? - спросил дракон. Будто хозяин, который интересуется у остановившихся в его гостинице постояльцев.
   - Неплохо, - ответила девушка, словно она проживала в гостинице, - довольно неплохо.
   - Я рад, - дракон положил рядом голову.
   Потом посмотрел в глаза.
   И замурлыкал.
   Такой картины не было, ни в Зале Исскуств, ни в какой другой галерее.
  - Я боялся, что сделал вам плохо. Но вижу, что вы не сердитесь.
   - Не все, - ответила Любящая. Голос хрипел, как будто она боялась.
   Первая удивилась - у неё самой нервы были послабже, но страха она не испытывала. Совсем.
   - Не все, - повторила женщина, - мы хотим вернуться в тот мир, откуда пришли.
   "Вот так, сразу за дело, - девушка была недовольна, - не даёт нам с тобой пообщаться".
   Ээф приподнялся и с грустью воззрился на небо.
   - Довольны не все, - повторил он за женщиной, - я совершил ошибку. Но я хотел спасти ваш народ, - дракон оглядел пестрокрылых, - и спасти этот мир. Я так хотел спасти этот мир.
   Он вновь положил свою голову и грустно вздохнул. Потом прикрыл свои веки и будто задумался.
   - Всё можно исправить, - почти прошептала Любящая. Как будто давала подсказку.
   Первая слышала, как она дышит. Слышала и удивлялась. Так вырывается воздух из приоткрытой кастрюли. Казалось, всё то спокойствие и уверенность, которые та копила к одной единственной встрече, могут сбежать за пару мгновений.
   Ээф прикрыл свои веки.
   - Такие проблемы. Я так оплошал, - он посмотрел на Первую, - и там, откуда я родом, всё тоже непросто. Все ставят друг другу подножки и ожидают падения. Здоровая конкуренция - так они говорят. А я хочу дружбы, хочу понимания, хочу поддержки. Я много чего хочу? - спросил он у девушки.
   Та не ответила.
   - Ты говорил об опасности, угрожающей миру, - продолжил радужнокрылый, - мы ждали сорок ночей, чтобы узнать. Ты привёл их народ, но они даже не знают, зачем. Что же должны они сделать, чтобы свершилось пророчество?
   Ээф выдыхал через ноздри. Первой казалось, что вместе с дыханием вырывался и пар, как у дракона из "Приключений".
   - Я виноват, - сказал он так грустно, так тихо и так обреченно, что не простить его было нельзя, - когда я творил этот мир, многое было упущенно. Я спешил, желая закончить в срок, и не сделал прогноз развития. Спешка никогда ни к чему хорошему не приводит, - Ээф приподнял свою голову и огляделся, - темно. А небо должно гореть. Ээх, - он прикрыл свои веки и снова прилёг возле девушки.
   - Хочешь, тебя пожалею? - спросила та нежным и чувственным голосом, настолько нежным и чувственным, что Мутный нахмурился.
   Дракон не ответил.
   Первая грустно вздохнула. "Какая печальная встреча".
   Она посмотрела на Любящую, и поняла, что та пребывает в растерянности и даже не знает, как подступиться. С какой стороны. Нет, не того она ожидала. Она хотела седлать прыгуна, но тот оказался прыгунчиком.
    - Ээх, - продолжал сокрушаться дракон, - когда я привёл ваш народ, то думал, что спас этот мир. От тех, что пришли ещё раньше. Они осторожны. Они щепетильны. Всё делают наверняка. Никогда не спешат, не совершают ошибок. Я не такой - я спешу, и я ошибаюсь, - Создатель вздохнул. Всё так же печально.
   - Почеши, - попросил он у Первой. И поглядел на неё снизу вверх, как ребёнок, желающий ласки.
   "Приятно" - подумала девушка, перебирая густую и мягкую гриву.
   - Вот здесь… Ещё… Ещё… - шептал дракон.
   - Те, что пришли в этот мир, не совершают ошибок. Ты не такой, - подсказала Любящая, надеясь хоть как-то продолжить беседу.
   - Да, - ответил Ээф, - они старательно изучают предмет, и только потом что-то делают. Такие они получились. Тоже мои созданья, - он вздохнул, но потом опять замурлыкал, чувствуя прикосновения, - изучают н. у., строят прогнозы. Архивируют то состояние, в котором остался мир. А после меняют. Время для них не имеет значения, они могут ждать. Они не такие как я, - он снова прикрыл свои веки, - есть ниши, которые уже архивированы, и по которым началось обновление. Так называют они свои безобразные эксперименты. Где-то процесс запущен, где-то уже завершился. Когда-то красочные миры превратились в тусклые и заброшенные.
    - Причём здесь люди? - спросила Любящая, - люди то здесь причём? Мы же не можем остановить то, что уже происходит.
   Ээф приподнял свою голову, и девушке показалось, что эти большие красивые глаза как-то по-особому заблестели. Стали ещё более глубокими и ещё более влажными. "Слёзы" - подумала Первая.
    - Вы многое можете, - ответил дракон, - Вы остановили обновление. Жаль, что только на время, - он вновь опустился у ног,  - Те, что пришли в этот мир, изучали его. Долго и тщательно. И приготовились к архивации. Архивации... хм... Зачем? Для чего это им? Ну, может быть совесть, кто знает... Но совесть - определение неопределенное. Так говорил мой учитель, - Создатель задумался, - возможно, они считают, - сказал он, нахмурившись, - что, если переписать целый мир, то он не погибнет. Ведь если ты что-то опишешь, оно остается. Записанным… Когда я об этом узнал, то сильно расстроился. А потом сделал то, чего делать нельзя.
   Ээф замолчал. Первая гладила его по загривку и чесала за ушком.
    - Но как же мы можем помочь? Теперь то, наверно, того. Не можем, - Любящая изобразила недоумение. Она глядела на Бога и удивлялась. Тот, кого она считала могущественным и всесильным, выглядел таким обычным, закомплексованным, со своими ошибками и недостатками. И всё же слегка успокоилась, понимая, что э;того можно добить. Убедить.
   - Создатель не должен вмешиваться в развитие, - продолжал говорить Ээф, - пятое правило. А я вмешался. Потому что не видел выхода. Если оставить как есть, вселенная превратиться в кучку тусклых невзрачных миров. А всё потому, что я не доработал начало и не сделал оценку развития.
   - Всё можно ещё исправить, - ответила Любящая. Так, будто знала решение. "Невозмутимость этой женщины - блеф, - подумала Первая, -  Интересно, если убрать напускное, всю эту уверенность и доброжелательность, что же останется?"
   - Кто эти пришельцы и зачем им исследования? - спросил радужнокрылый, - скажи нам прямо. Может, мы вместе найдем решение.
   - Они пришли из соседнего мира, и вы их знаете. Я создал их мир точно так же, как создал и ваш. Но создал последним. Они мне казались умными, добрыми, славными, но однажды вдруг изменились… Я запустил оценку развития, но было поздно. Мне не стоило вмешиваться. Создатель не должен влиять на создание. Пятый закон проявления. Но я полюбил этот мир, и не мог не вмешаться.
   - Но причем же здесь мы?? - Любящая решила действовать прямо, -  верни нас назад. Туда, откуда забрал.
   Дракон прикрыл свои веки, влажные от проснувшихся переживаний, и снова выпустил пар.
   - Это невозможно, - ответил он женщине, - вы вросли в этот мир, и если я выдерну вас, я выдерну всё остальное.
   Наступило молчание.
   Наконец радужнокрылый решился и вышел вперед. Он протянул большой сияющий шар, такой же, как тот, что однажды дарили и Первой, но больше и ярче.
   - Мы ждали, и ты к нам пришёл, - сказал он Ээфу, - прими этот дар. Будь с нами столько, сколько ты сам пожелаешь. Что бы теперь не случилось, мы верим в тебя. Верим в силу и верим в могущество.
   - Спасибо, - ответил дракон, и вздохнул, - жаль, что я ничего не могу для вас сделать. Увы, я бессилен.
   - Кто эти черви, Господь?
   - Вы их знаете. Вы... 
   Ээф не продолжил.
   Любящая открыла ящичек и что-то видимо сделала. Свет, что вышел оттуда, словно невидимой сетью поймал говорившего.
   Воздух вокруг задрожал. Само существо стало прозрачным.
   И тут же исчезло.
   То, что случилось потом, станет сюжетом для многих картин. В Зале Исскуств ему будет выделена отдельная стена. Сюжет "Расставание". Среди пестрокрылых, которые присутствовали у пещеры, будет тот, что первым его нарисует. Нарисует так, как запомнил.
   Первая держит ещё свою руку, продолжая гладить того, кого уже нет. Любящая присела над ящичком. Руки её повисли, тело прогнулось назад и, кажется, падает. Мутный нахмурился и молча смотрит на действо.
   Сами же пестрокрылые как будто ещё не поверили. Радужнокрылый, что беседовал с Богом, держит протянутый шар.
   Мгновения было достаточно, чтобы оно запомнилось навек.

   Любящая сжалась в комок и что-то шептала.
   И девушке стало жалко. Впервые ей стало жалко эту высокомерную и обычно невозмутимую женщину.
   Она изменилась. От бывшей уверенности не осталось и следа. Да что там следа - даже очертаний от этого следа уже не осталось. Казалось, будто из Любящей вынули стержень.
   Или она сама этот стержень сломала. Своими руками.
   - Что я наделала... Что я наделала, - голосила испуганная горожанка.
   И если у Первой до этой поры ещё оставались сомнения о связи между открытием ящичка и исчезновением Ээфа, то теперь она поняла.
   Да, виноват в этом ящичек. Бог исчез, и, возможно, уже не вернется.
   Мутный склонился над женщиной:
   - Пойдём, - сказал он негромко.
   - Пойдём, - повторил он опять, понимая, что здесь оставаться опасно. Пестрокрылые ждали встречи с Ээфом, из года в год, из ночи в ночь, и непонятно, как они отнесутся к тем, кто её оборвал. Точнее, понятно.
   Поэтому надо идти.
   И он пошёл той дорогой, которой они пришли, предложив свою руку Любящей.
   За ними отправилась Первая.
   Она была ошарашена происходящим, настолько ошарашена, что даже забыла, как пестрокрылые выражают эмоции. На лице появилась улыбка, виноватая и какая-то глупая. Мол, что поделаешь, извините, но мы уходим.
   Только потом, когда они приближались к укрытию, её озарило, что именно таким чуть заметным поднятием уголков своего рта и сближением век и Коэ, и Луы, и другие её ученики выражали победные чувства, когда во время учебы у них получалось то, над чем они упорно работали и чему отдавали все силы.
   Первая фыркнула.
   "Ладно, потом разберемся, - подумала девушка, -  в конце концов это не столь очевидно, что Ээф исчез из-за ящичка".
Но тут же вздохнула. Конечно, конечно же очевидно, не надо себя обманывать…
   Висмут лежал, отвернувшись от входа и положив под голову руки. Кобальт что-то точил.
   - Фиалка... -  мужчина встал, собираясь приветствовать. Но замолчал.
   - Что я наделала... - Любящая даже не посмотрела на провожатых. Она медленно опустилась на камень, заботливо поддерживаемая спутниками, и опустила голову, - что я наделала...
   Висмут поднялся и посмотрел на вернувшихся.
   Но ничего не сказал.
   Всё было понятно и так. Цель путешествия провалилась.

   Сидели молча, каждый в собственных мыслях.
   Висмут и Мутный сами по себе были неразговорчивы. Кобальт слишком хорошо чувствовал настроение, и потому молчал, не желая взорвать тишину. Тишина была напряженной, настолько напряженной, что, казалось, любое слово будет подобно удару кремня о кресало и зажжёт этот воздух, сухой и плотный, как трут.
   Первая просто не знала, что ей сказать. А Любящая... Любящей рядом не было.
   Это была другая женщина, слабая и испуганная. Женщина, у которой забрали всё, забрали её же руками.
   - Они обманули, - сказала она наконец. И посмотрела на Кобальта, - хранители нас обманули.
   Кобальт кивнул.
   - Нет, ты не понял. Они ОБМАНУЛИ. Они сделали это специально. Всё кончено, - женщина сжала губы, чтобы не зарыдать в полный голос, - ОН ушёл из этого мира.
   - Но он вернется, - ответила Первая.
   - Нет, не вернется. Хранители сволочи аккуратные.
   И зарыдала.
   - Хранители, - Кобальт нахмурился и снова начал строгать.
   Первая склонилась над женщиной и попыталась утешить. Но тщетно. Та завизжала, как будто на неё напали и отмахнулась, чуть не ударив Первую по зубам.
   - Они обещали, - сказала она, после того, как проплакалась, - они говорили, что этот прибор просто чудо. Чудо… расчудесное, - и зарыдала, на этот раз тише.
   - Они говорили, - женщина вытерла слёзы и попыталась взять себя в руки, - они говорили, что с помощью этой коробочки Бог сделает всё, о чем мы попросим. Вот всё. Вот буквально.
   "Как Бог из бутылки" - подумала Первая, вспомнив "Приключения  Листика". Там из найденной в море бутылки вылезал Туманный Бог, и выполнял всё, о чём пожелаешь. Листик тогда пожелал вернуться домой. Впрочем, этому парню повезло дважды. Кроме бога, ему повстречался и демон, который исполнил его самое сокровенное желание.
   - Они обманули, - продолжала страдать рулевая, - он просто исчез. Исчез… - она пропищала последнее слово и снова расплакалась.
   Первая попыталась её успокоить:
   - Я думаю, мы приживёмся, - сказала она, - зачем покидать этот мир?
   - Ты не поймёшь, - ответила женщина и улыбнулась самой безумной из всех возможных улыбок, - ведь ты же не знаешь…
    Девушка заморгала.
   - Моргает она, - женщина заморгала в ответ, - Думаешь, тронулась?.. Этот мир уже обречён. Уже. Обречён. Будущего нет, ни у людей, ни у кого-то ещё. Помнишь, как в этом, пророчестве - "черви прогрызут тело земли". Ведь так же? Так? Воот, - сказала она и зашипела, - прогрызли. Всё изучили, измерили, описали. Всё. Осталось за малым - погасить это солнце и посмотреть, что же будет. Ну просто из любопытства. Сбудутся их предсказания или нет. И снова всё записать... Они такие. Они чокнутые, - сказала она тихо, - эти хранители. Да, да, хранители - те самые ЧЕРВИ. Но я то думала, они не врут. Я то думала, такие честные негодяи. Вот негодяи, но честные. Что-то там архивируют, честно так архивируют. Я думала, врут только люди. А хранители нам помогут… Но как же я ошиба-ааалась, - Любящая снова расплакалась. Какая-то беглянка решила оплести её ногу и медленно подымалась по голенищу.
   - Теперь нам никто не поможет, - женщина вытерла нос, - теперь мы одни.
    - В банке с пауками, - шепнула чуть слышно Первая.
   И только тут поняла, что жалеть эту женщину нечего. Она знала всё, но молчала. Она одна виновата в случившемся.
   
   - Сынок, мой сынок, - старик склонился над телом. "Жив. Слава Верхнему".
   Он подбежал к выключателю и обессточил системник. Потом аккуратно, чтобы случайно не навредить, отсоединил гарнитуру.
   "Как долго он здесь лежит?" - подумал отец, - что же случилось?"
   На быстрый разряд не похоже. Обморок? Нет, это не обморок.
   Хотя кто его знает?
   Выпадение из реальности. Бывает. Но редко.
   Он нащупал медальон. Пульсирует, значит, в порядке.
   И это не выпадение.
   Ни крови, ни ссадин, ни заметной припухлости. Слава Верхнему, ничего.
   Значит, обморок. Первый раз в жизни. Вот это да.
   Может, давно не ел, вот и упал, бедняга. Заработался, и забыл про покушать.
   "Сынок мой, сынок. Что я наделал. Пришёл бы пораньше, принёс бы тебе облатки. Ты так любишь облатки. Поел бы, сынок".
   Какой затхлый воздух.
   Старик подошел к окну и открыл створки настежь.
   Теплый ласковый ветер ворвался вовнутрь, внеся свежесть ночи.
   - Отец, - лежащий прокашлялся и посмотрел на вошедшего своими влажными глубокими глазами, - прости, отец.
   - Сынок, да что ты говоришь? Я так испугался, - старик присел над лежащим, - пришёл, а ты вон… лежишь.
   - Отец, я кое что сделал. Кое-что очень плохое. Я сделал что-то, что делать нельзя, - лежащий присел, - я нарушил пятый закон.
   Старик нахмурился.
   - Что же, бывает, - сказал он наконец, - если говорить начистоту, я тоже иногда проникал в созданный мир. Творить с любовью и не проникать в предмет своей любви могут немногие.
   - Нет, отец, я не просто бывал. Я вводил в него семя. Нового мира.
   - Проникновение с зачатием?
   Сын виновато потупил взор.
   Старик молчал.
   - Отец, у меня не было выхода. Ты же сам говорил - когда что-то любишь, не будешь смотреть, как оно умирает.
   - Как оно умирает, - повторил еле слышно старик и присел рядом с сыном, - понимаешь, сынок, твой мир потерял свою девственность. Он не сможет участвовать в конкурсе.
   - Я знаю. Я знаю, отец. Но послушай. Не об этом я переживаю. Верхний с ним, с этим конкурсом, - сын опустил глаза, - солнце гаснет, от мира к миру, цветущие ландшафты становятся безжизненными, а те, кого любил, погибают. И я не могу их спасти.
   Наступило молчание.
   - Ты не сделал оценку развития? - спросил наконец отец. На этот раз строго.
   - Не сделал. В самом начале. Я сделал потом, когда было поздно.
   - И ты ввёл туда семя. Или...
   - Прости, отец, - сын отвернулся, - я вмешался в твой мир, в твою лучшую работу и забрал её часть.
   - Так это был ты?? Это ты забрал остров? - старик задумался, - а я то всё думал, куда же он делся. Думал, вирус или какой-нибудь сбой.
   - Прости.
   Старик вздохнул. Но потом улыбнулся:
   - Прощу. Ведь  я тебя знаю, сынок. Вряд ли просто желание победить заставило тебя нарушить закон. Ты это делал с любовью. Правда, кое-кому ты всё-таки навредил. Знаешь, в том самом мире случилось цунами. Волны поднялись и смыли прибрежные города. Больше других пострадал континент, самый близкий от острова. Солнечная страна. Погибло много народа, в том числе королева. Дальний город, к примеру, не пострадал, потому что он дальний и там правят чародеи. Но... что поделаешь? Верхние не всегда считаются с нижними.
   - Я не знал, отец, - сын посмотрел в глаза, - я действовал осторожно. Точнее, хотел. Не получилось...
   - Я знаю, сынок. Поэтому и существуют законы. Четвертый, пятый.
   - Отец, но ведь есть исключение, при котором вмешательство считается необходимым. И не наказывается, - юноша будто воспрял.
   - Ну это...
   - И всё же.
   - Ну. Если бы кто-то нарушил четвертый закон, да так, что потребовалось вмешательство. Тогда бы нарушение пятого признали необходимым.
   - Ладно. Теперь ничего не имеет значение.  Я не могу вмешаться физически. Уже не могу, - сын прислонился к отцу, - они выключили меня. Полностью. Они сожгли мой аватар.
   - Они?? - старик нахмурился, - кто?
   - Мои создания.
   - Ты уверен?
   - Отец...
   - Может быть, всё-таки проблема на этой стороне?
   - Отец, ты же знаешь, у меня сухой диплом. Я всё проверил, - юноша помолчал, потом добавил, - аватар сгорел. Я пытался его восстановить, но... бесполезно. Возможно, вход замкнут на выход. Или они поменяли ключи.
   - То есть нижние отрезали верхнего??
   - Представь себе, да.
   - Такое трудно представить.
   - А вот попробуй. Я попытался проникнуть, но меня снова выбило. Поэтому и упал.
   - Верхний всемогущий... Да об этом можно написать диссертацию!
   - Не смейся, отец.
   - Я серьезно.
   Сын сделал вздох, другой, третий.
   И тихо заплакал.