Хозяин бодеги суетился вокруг мичмана, собирая стёкла и пытаясь остановить кровь, которая крупными рубиновыми каплями падала на пол, кусочком чистого полотна.
-А вот что было дальше, извини Федя – я передумал, я тебе не расскажу. Если это мне привиделось, то это моё личное дело. А если это правда, то быть по сему. Проживём, то что нам осталось, честно.
А коли суждено – умрём как жили. Пошли, Федя, -Панин шагнул на ступени, ведущие вверх на улицу.
Я бросил на стойку несколько сольдо и последовал за мичманом.
------------
Леденец на палочке (часть 3).
На улице мы встали в тени акации и закурили.
Я предложил Панину поискать работу в порту.
Но Панин напомнил мне, что у него нет документов.
Как раз это не составляло большой проблемы.
По крайней мере сейчас и для меня.
Я сказал об этом Панину, мы затоптали окурки и двинулись вверх по улице по направлению к моему дому.
Не доходя до него, мы свернули в открытые ворота мануфактурного склада.
Лежащий в тени у стены пятнистый цербер породы гармр, приоткрыл один глаз на левой голове, внимательно оглядел нас, широко раскрыв пасть для зевка и опять застыл в кажущейся дрёме.
Панин с великой опаской, перекрестившись, прошёл в ворота, стараясь держаться так, чтобы между им и цербером всё время находился я.
-Чудище обло, озорно, огромно, с тризевной и Лаей..., -пробормотал мичман, когда мы минули ворота склада с его грозным стражем.
-Ну, ну, - произнёс я успокаивающе. -Сейчас мы быстро справим тебе документы и уйдём отсюда.
Мы прошли вглубь двора, мимо рампы и открытых дверей склада, мимо грузовых подвод, лошадей жующих овёс, сквозь сложно организованное движение грузчиков-людей, которыми распоряжался почтенный гном с седой бородой и железными круглыми очками на большом носу.
В глубине двора, вплотную к высокой каменной стене, отделяющей складской двор от соседнего, стоял сарай жёлтого цвета, сколоченный из досок анчара.
Подойдя к окну прикрытому снаружи деревянными жалюзи, я постучал по дереву костяшкой указательного пальца, выбивая такт: та-та; ТА-ТА-ТА; та-та-та-та; ТА-ТА-ТА.
После чего я произнёс пароль: -Годморгон, Экторп, Исала! Мольгер!
В темноте за жалюзи что-то прошелестело и тоненький голосок ответил: -Мольгер, Торва, Двала, Аспелунд!
-Моему другу срочно нужен аусвайс! -сказал я.
-Тридцать эфириумов и деньги вперёд! -последовал мгновенный ответ.
-Эфириумов с собой нет. Могу предложить сребреники.
-Пей круг! И пусть клиент подойдёт поближе и станет лицом к окну.
Я снял с поясного ремня кожаный кошёлёк, отсчитал в ладонь тридцать тетрадрахм и по одной опустил монеты в нижнюю щель жалюзи.
Потом я подозвал жестом Панина и поставил его так, как мне только что сказали.
-Через полчаса будет готово! -произнёс всё тот же тонкий голосок.
Мы уселись прямо на землю, упершись спинами в горячие доски, пахнувшие горько и, вместе с тем, сладко.
Так пахли капли яда в склянке, которую я нашёл на песке, рядом с тонкими пальчиками Аэлиты.
Мы достали папиросы и закурили.
Панин спросил, что это всё значит, при этом указав большим пальцем левой руки за спину.
Пока делать было нечего и я кое-что рассказал мичману.
Дело в том, что изготовление поддельных документов дело не только прибыльное, но и стабильно прибыльное.
В наши неспокойные времена люди (и не только люди) нуждались в удостоверениях личности, которые они либо теряли по рассеянности; либо, что происходило значительно чаще, эти документы у них были украдены; либо, документы сгорали или пропадали в ходе боевых действий и стихийных бедствий.
Ребята из "семейства" моего знакомого Дона Мишки моментально освоили этот бизнес.
Из-за своих небольших размеров они легко проникали в строго охраняемые помещения типографий, где печатались разного рода официальные документы и выносили из них специальные чернила и тушь, мастику для печатей, бумагу с водяными знаками, скрепки.
В результате очень тщательно разработанной операции, из фотоателье Померанца, что на Малой Касательной, был вынесен фотоаппарат с запасом фотоплёнки и фотобумаги, вместе с химическими реагентами для проявки и фиксации.
Печати и штампы изготовляли искусные гравёры.
В этом ремесле особенно преуспели члены "семьи" Блаттидае.
В наших краях они более известны под кличкой "пруссаки".
Слушая мой рассказ Панин лишь качал головой.
С его лица не сходило выражение недоверия, вероятно к конечному результату.
Что ж, ещё минут через десять из щели в жалюзи просунули бумажный конверт из коричневой крафт-бумаги.
Конверт тяжело плюхнулся на землю под окном.
Панин резво вскочил на ноги и поднял конверт.
Из конверта он вытащил новенький, ещё пахнущий свежими канцелярскими запахами аусвайс.
На плотной тиснёной корочке обложки красовался имперский трёхглавый орёл с раскинутыми в сторону крыльями.
Над орлиными головами с раскрытыми крючковатыми клювами и хищно высунутыми языками красовались (слева - направо) кипа, кепка и тюбетейка, олицетворяющие то, что они должны олицетворять.
В когтистых загребущих лапах орёл держал, соответственно, жабу и розу.
Что тоже вполне понятно без специальных знаний о геральдике.
Мичман осторожно раскрыл аусвайс и с некоторым изумлением принялся рассматривать отчётливую фотографию своего лица, аккуратные округлые буквы записей и отчётливые оттиски печатей.
-Солидно! - воскликнул мичман, аккуратно засовывая аусвайс за пазуху ватника.
Я ладонью хлопнул его по плечу и мы быстрым шагом пошли к воротам.
Цербер не обратил на нас внимание - настало время обеда.
Он звучно лакал и хрустел сразу из трёх мятых алюминиевых мисок - точь в точь таких, как были когда-то у нас в солдатской столовой.
-Когда я ем, я глух и нем! -процитировал классическую поговорку осмелевший мичман и мы оказались на улице.
-В порт или на вокзал? -спросил я у Панина.
-Я, конечно, пошёл бы в порт, но краем уха в бодеге от матросов слышал, что Проливы закрыты и в море ходят только каботажники. Оно, конечно, тоже... Но, по мне, лучше бы куда подальше... -ответил мичман.
-Слушай, чего я только не наслушался в бодегах! Давай сначала сходим в порт. Тем более, что идти не далеко, а там сами обо всём узнаем, -я потянул мичмана за рукав.
Оскальзываясь на гладких торцах базальтовой брусчатки, мы перебежали через улицу, буквально "под носом" у очередной колонны демонстрантов.
Впрочем, как оказалось, это были вовсе не демонстранты.
По улице, под конвоем вооружённых матросов передвигавшихся верхами на саванных зебрах, ковыляли беженцы из Трансильвании.
Все они, конечно прошли через специальный фильтрационный лагерь на 13-й станции Большой Жирандоли, но для пущей безопасности, каждому из них к наножнику на правой ноге прикрепили цепью двенадцатифунтовое чугунное пушечное ядро.
Большинство беженцев держало ядро в руках, но некоторые тащили с собой сумки с нажитым или награбленным скарбом и, потому, ядра волочились за ними по брусчатке, издавая невыносимый для слуха грохот.
Матросы на зебрах были вооружены магазинными винтовками Бердана, которые висели на ремнях у них за спинами.
В руках же они сжимали поводья и длинные боевые осиновые колья, на поверхности которых были вырезаны рунические знаки.
На нас самое сильное впечатление произвела не толпа потенциальных вурдалаков и не боевые осиновые колья, а самый вид матросов в тельняшках, верхом на зебрах.
Мы немного полюбовались на непередаваемое обычными словами сочетание в движении чёрных и белых полос на всадниках и зебрах, но нам надо было спешить.
Время давно перевалило за полдень и мы пошли неспешно беседуя дальше.
Двигаясь то в густой тени деревьев, то выходя на палимые солнцем перекрёстки по Мастеровой, по Кошерной, мы свернули на Швартовую и вышли, наконец, к Чумной гавани.
По бокам высоких и широких стальных ворот, перекрывающих въезд на территорию порта, стояли две бронированных "Лисицы" с тактическими значками 6-й бронекавалерийской бригады Иностранного Легиона.
Стволы их 7,62 "рейнметаллов" тут же повернулись в нашу с Паниным сторону.
Мы приостановились и оба подняли руки вверх.
Я был в рубашке, а вот Панину пришлось расстегнуть свой ватник и ещё издали показать , что на нём не надет "пояс фидая".
Пару раз мигнули фары броневика, того, что справа; чуть приподнялись стволы "рейнметаллов" и мы приблизились к машинам.
Я протянул наши аусвайсы в полумрак за приспушенным бронестеклом боковой двери и разглядел на рукаве комбинезона сидящего внутри зелёного цвета галон аджюдан-шефа.
-Куда направляетесь, камрады и зачем? -спросил нас аджюдан-шеф по-русски, с заметным южнорусским акцентом.
Видать "бывший наш", -подумал я. -Главное, чтобы Панин не сорвался...
-Направляемся в порт. Ищем работу, шеф, -поспешил ответить я, дотронувшись рукой до плеча Панина.
-Пусть скажет "паляныця"! -донеслось из полутьмы боевого отделения.
-Да, пошёл ты! -не выдержал, всё-таки Панин и плюнул под колесо "Лисицы".
-Ладно, валите! -в бронемащине "заржало" несколько голосов и из окна мне в руки вылетели аусвайсы.
-А чего мимо-то? Промахнулся? -спросил я у Панина, когда мы прошли на территорию порта, после ещё одной проверки документов, но уже в бетонной проходной и со стороны двух "чоповцев", вооружённых древними, но до сих пор востребованными понимающими людьми, "сучками".
-Да, неохота связываться! -отмахнулся Панин. -А "ксиву"-то твои знакомцы хорошую сделали, -признал он нехотя.
-Что ты! Меня один раз с их документами даже в Форт-Нокс пропустили, -ответил я.
-Так чего ж ты такой бедный? -съехидничал Панин.
-Ну, Вася... Если человек, будучи в моём возрасте ещё не живёт на собственной вилле в Фамагусте, а ищет работу в порту, значит... Значит, это уже может сойти за философию, -усмехнулся я.
На грузовом причале кипела работа.
Огромные краны поднимали из глубоких трюмов кораблей, стоящих у причальной стенки, всевозможные грузы.
Эти грузы плыли над головами роботов-грузчиков, снующих у крановых опор как муравьи, и опускались на платформы разнообразных транспортных средств.
Среди различных моделей эР-людей выделялись могучие фигуры специализированной модели "Амбал", детище всемирно известной компании "U.S. Robots and Mechanical Men, Inc."
Чуть подальше от нас загружался железнодорожный состав с полувагонами, хопперами и думпкарами.
Пыль, шум, свист пара, лязг вагонных сцепок, когда маневровый паровоз подавал пустые вагоны на погрузку.
Между грузовыми автомобилями сновали юркие электрокары, тоже управляемые роботами.
Мы, стараясь не попасть под колёса многоосной платформы, влекомой похожим размерами на мамонта "Ошкошем", трусцой перебежали к зданию портофлота.
На серой оштукатуренной стене возле входной двери была прикреплена большая грифельная доска объявлений, исписанная надписями мелом.
Мы с Паниным достали папиросы, закурили и стали рассматривать что написано под надписью, сделанной большими буквами: ТРЕБУЮТСЯ/ERFORDERLICH/REQUIRED/REQUIS/ПОТРIБНI.
Кроме меловых разводов на поверхности доски можно было прочитать только: ЮНГА/SCHIFFSJUNGE/SHIPBOY/MOUSSE/МОЛОДШИЙ МАТРОС.
Пока мы с Паниным озадаченно переглядывались, из дверей портофлота вышел невысокий полноватый человек в белом кителе, чёрных брюках, белой же фуражке с позеленевшим "крабом" над козырьком и с пенковой трубкой в зубах.
Он степенно подошёл к доске объявлений, встал на цыпочки, потянулся вверх правой рукой и рукавом кителя стёр надпись ЮНГА/SCHIFFSJUNGE/SHIPBOY/MOUSSE/МОЛОДШИЙ МАТРОС.
Потом он отряхнул рукав и обратился к нам со словами: -Не найдётся ли у вас огоньку, молодые люди?
Панин, как морской офицер, тут же разобрался в количестве и ширине галунов на рукавах кителя незнакомца.
-Извольте, прикуривайте, пан капитан! -Панин поспешно достал из кармана ватника коробку спичек.
-Можно ли устроиться на работу, пан капитан? -спросил Панин, протягивая коробок незнакомцу.
Тот принял коробок и принялся раскуривать свою трубку, испытующе поглядывая на нас поверх большого дед-морозовского носа.
-Я капитан дальнего плавания Врунгель, Христофор Бонифатьевич, -представился капитан, выпуская изо рта клубы ароматного дыма. -А вы, кто такие будете? Какое, скажем, имеете к морю отношение?
Панин коротко рассказал о своей морской службе, а я, о своей давней любви к морю и о специальности.
-Опоздали вы ребята, -огорчённо произнёс капитан и, посапывая своей трубкой, стал рассказывать.
------------
РАССКАЗ КАПИТАНА ВРУНГЕЛЯ.
После моего крайнего кругосветного путешествия, решил я, что пора мне бросить якорь у берега.
Не подумайте только, что капитан Врунгель устал и решил отдохнуть.
Нет, почувствовал я, что надо мне передать свой огромный опыт практического мореплавания молодому поколению.
А, как же, навигация по портуланам и по звёздам; лоция; управление судном; работа с такелажем и машинами; радиосвязь; управление судовым экипажем; гидрометеорология...
Сошёл на берег, огляделся, снял комнатку у вдовы капитана Немо, в доме на Абрикосовой.
Потом устроился преподавателем в мореходку.
Славное, просто золотое время.
В стране строился огромный военный и торговый флот.
Наши корабли ходили по всем морям и океанам, гордо реяли на мачтах флаги Родины.
После Соглашения в 91-м флот распродали, а, точнее, отдали даром всяким жуликам-барыгам.
Множество кораблей, которым бы ещё плавать и плавать, продали "на иголки", на металлолом, значит.
Некоторые суда поставили на прикол, устроили на них бордели и казино.
Да что, казино... Океанский военный флот весь уничтожили своими же руками.
Тот флот, который вся страна строила, не жалея для того ни сил своих, ни средств...
Теперь под своим флагом ходить не выгодно стало.
Новые хозяева предпочитали под чужими флагами свои корабли держать.
Да и с экипажами особо не церемонились - не хочешь выполнять условия контракта - сходи на берег.
А тут и "новые" времена подоспели.
Заговорили об "искусственном интеллекте" и как при нём хорошо жить будет.
Может, оно и хорошо жить будет, но, как водится не всем, а только хозяевам-барыгам.
Ведь что такое этот искусственный интеллект?
Это - безработица для простых людей. Так оно и вышло. Сначала заменили капитанов, штурманов и радистов на приборы с искусственным интеллектом.
Зачем, скажем, карты уметь читать и по ним курс корабля прокладывать?
Или вот, зачем надо учиться и практиковаться в определении широты по Солнцу, Луне и звёздам, а долготу высчитывать по показаниям хронометра и секстанта?
Вместо всего этого - электронная картографическая навигационная система и система глобального позиционирования.
То же и с радистами... На ключе никто работать не умеет, да и не нужно. Радиотелеграф, спутниковые телефоны...
Так и не стало у меня учеников и меня из преподавателей мореходки уволили, так сказать, по собственному моему желанию.
Это, чтобы не платить выходное пособие, тому, кого уволили.
Ну, да не пропал старый капитан Врунгель.
Тут, в управлении портофлота, оказалось, работает менеджером по кадрам мой бывший матрос Фукс.
Он -то меня и пристроил сюда на работу "аварийным директором".
Это когда у нашего Капитана морского порта в проге баги начинают ползать и его надо срочно дебажить. Вот, как его программисты дропнут, чтобы прочекать, тут я сразу становлюсь всем очень нужным.
А так, пока у Капитан порта с "мозгами" всё в порядке, мне платят одну шестую ставки "аварийного директора" и я работаю в портофлоте прислугой за всё.
В порту скоро ни одной живой души не останется - одни искусственные интеллекты, да роботы.
Этих вот, простых матросов, ещё недавно набирали в экипажи.
А почему? Потому, что у эР-матросов первого и второго классов частенько случались необъяснимые сбои программы.
Это когда они внезапно переставали выполнять команды электронного Капитана корабля, останавливались на палубе около леерного ограждения и стояли без движения, глядя на волны.
При этом туловище у них постепенно наклонялось вперёд, пока эР-матросы не теряли равновесие и не падали за борт.
Компании из-за этих "утопленников" несли большие убытки, потому и вынуждены мы были набирать живых матросов.
Но тут, кто-то из "яйцеголовых" пофиксил программу и эР-матросы перестали падать за борт.
Так что, ребята, в порту для вас работы совсем уже не осталось.
-----------
Мы сердечно распрощались со старым капитаном, пожелав ему по старой морской традиции "семь футов под килем", на что он только махнул рукой и не очень понятно выругался: "Web их мать, этих больших начальников!"
Мы оставили за спиной суету и шум разгрузки-погрузки на причалах; лес мачт огромных грузовых клиперов; зычные переговоры по громкой связи их кибер-капитанов; белую свечу маяка на конце крутоизогнутого каменного, изъеденного морскими волнами мола; cинюю, сверкающую солнечными бликами, уходящую в небо полосу воды.
-Ну, что - на вокзал? -спросил у меня Панин, когда мы вышли из ворот порта, пропустив перед собой колонну нагруженных кожаными ранцами и короткими штурмовыми "клеронами" зуавов в широчайших белых штанах.
Вероятно, в Аспидной гавани выгружался какой-то из десантных "Мистралей", прибывший в порт с людьми и техникой.
-Идём, -повторил вопрос Панин, когда замыкающий колонну флажковый-зуав, с зелёным флажком в руках, протопал мимо нас рубчатыми подошвами своих "палладиумов" модели "пампа".
Я только кивнул головой в знак согласия.
Но, прежде, мы заглянули в кантину на Спуске, ту, что рядом со старым мостом.
Ну, вы знаете её, конечно, кантину "Боржч"...
У ступеней, ведущих в заведение, стоял старый носатый грек в грязном килте и в выгоревшей, когда-то красного цвета, засаленной фарио на голове.
Грек крутил ручку электронной шарманки фирмы "Stradivarius and son" с резонаторами Гельмгольца, извлекая из недр инструмента, стоящего на традиционно-одинокой опоре, шемяще-грустную мелодию "Ночь светла":
"Ночь светла, над рекой тихо светит луна,
И блестит серебром голубая волна.
Тёмный лес... Там в тиши изумрудных ветвей
Звонких песен своих не поёт соловей."(c)
Ну, кто такое выдержит, не зайдя в питейное заведение?
Скорее всего, этот грек работал на хозяина заведения, воздействуя на подсознание потенциальных клиентов звуками.
Кто знает, издавали ли резонаторы Гельмгольца звуки только в слышимом диапазоне?
Вы же в курсе, о том, как воздействует на психику человека инфразвук...
Перед тем, как спуститься по стёртым мраморным ступенькам вниз, в питейный зал кантины, я бросил в кожаный мешочек, висящий на груди грека, двухпенсовую монету.
Белый попугай, сидящий на плече у хозяина, тут же вытащил из деревянного ящичка, стоящего на верхней крышке шарманки листочек бумаги, свёрнутый в конвертик.
Я выдернул из клюва попугая конвертик и, развернув на ходу, прочитал несколько слов, написанных от руки сепией.
Мне не стоило этого делать, спускаясь по ступеням, потому, что я чуть не упал, прочитав "предсказание судьбы".
Чуть, конечно не считается, да и кто верит в подобную чепуху, написанную где-нибудь в портовом притоне обкурившимся хаврой шохо?
Тем не менее, тем не менее... То, что я прочитал, явилось для меня полной неожиданностью.
Впрочем... Поживём - увидим, доживём - узнаем, переживём - учтём.
После яркого солнечного света в кантине царил приятный для глаз полумрак, в котором плавали всякие запахи.
Пахло разнообразно. Пахло: пивом, брагой, сидром, тодди, квасом, кумысом, вином, медовухой, глинтвейном, грогом, саке, пуншем, шампанским, водкой, виски, джином, самбукой, ликёром, коньяком, бренди, ромом, абсентом, разными настойками.
К запахам спиртных напитков, разной степени воздействия на организмы живых существ, примешивались запахи закусок и заедок.
И, совершенно неожиданно, чувствовались резкий запах "царской водки", "хромовой смеси", бензина и машинного масла. Впрочем, всё скоро объяснилось...
За высокой стойкой, как всегда, перетирал бокалы бармен Эрнест. Эрнест уже давно в этом бизнесе, а потому он, перетирая бокалы, успевал просматривать "Календарь скачек" и поглядывать на девочек-официанток.
Девочки в коротких фартучках, чуть выше подолов мини-юбок, разносили по столикам подносы с напитками и закуской.
Заведение, было заполнено наполовину.
Ничего, поближе к ночи тут будет не протолкнуться.
А, хорошо, ребята... Душевно так.
Из колонок "Klipsch Klipschorn" над барной стойкой, с батареями разноцветных напитков в разнообразной формы посуде на полках, тихо звучат мелодии.
Есть там одна песенка... "Don;t come back if you;re not sure", называется. Очень она на меня действует...
"Не возвращайся, если не уверен, что ты останешься живым..." поёт своим низким голосом Шер, а у тебя внутри, в груди, всё прям так и переворачивается... Кто из нас возвращался назад таким, каким он уходил из дома? Да и, сколько вернулось обратно из тех, что ушли?
Мы прошли мимо специального столика, усиленного стальными уголками, за которым сидел уже изрядно заправленный робот.
Это был кто-то из местной "триады". Судя по рисункам на его руках, ногах и туловище, выполненным из латунной проволоки приваренной к стальному покрытию, это был не простой "солдат", а кто-то из "бригадиров".
Перед ним столешнице выстроилась целая шеренга маслёнок из-под машинного масла "Castrol" и "Shell", и пустых канистр-мерзавчиков, в которых, судя по этикеткам, находился бензин с октановым числом 100.
Среди лужиц масла на столе валялись в беспорядке заправочные воронки, пипетки и шприцы различной емкости и диаметра.
Судя по всему "бригадир" как начал отмечать неизвестное нам событие вчера вечером, так до сих пор и не остановился.
Он сидел на стальном трёхногом табурете, подперев локтями кубическую голову и уставившись поблескивающими красным светом фотоэлементами на дно стакана с недопитой масляно-чёрной густой жидкостью, в которой мы с Паниным узнали нигрол. Крышка на заправочной горловине на его стальном животе была сорвана и криво висела на одной крепёжной петле.
Из динамика на его лице, скрытого защитной решёткой доносились слова песни "Параноид":
"Finished with my woman ;cause she couldn;t help me with my mind
people think I;m insane because I am frowning all the time...
Бросил женщину — не может увести от черных дум.
Сам не свой, — считают люди, — вечно мрачен и угрюм..."(с)
Понятно, конечно, но чтобы так расстраиваться из-за баб?
Мы прошли мимо этого "страдальца" к стойке и Эрнест сразу налил нам с Паниным по стаканчику "Джека Потрошителя".
Я бросил на стойку кредитку в 10 рэндов и мы осмотрелись в поисках свободного столика в таком месте, чтобы не сидеть спиной к входной двери. Сами понимать должны, почему...
Такой столик нашёлся под окном у стенки справа. Очень удобно - видно и кто входит в заведение, и что на улице происходит.
За соседним столиком, над одиноким пустым бокалом, грустно жуя ломтик вяленой каракатицы, скучал пожилой человек в форме "старого" Космофлота. Ну, той, чёрного цвета с золотой эмблемой космолёта и Солнца на рукаве... Судя по цветным планкам на груди комбинезона, перед нами был капитан-лейтенант.
Я ещё подумал, что нам сегодня просто "везёт" на пожилых капитанов.
Мы уселись за свой столик и, для разгона, хорошо отхлебнули из стаканов "Джека Потрошителя".
"Д.П." начинает действовать мгновенно, за что мы его и уважаем.
Внутри и вокруг нас сразу стало сухо и тепло.
Неудача с устройством на работу в порту моментально забылась.
Взамен появилась уверенность, что всё обстоит прекрасно, в этом прекраснейшем из миров.
Даже, когда старик кап-лей без разрешения пересел к нам за столик, со своим пустым стаканом, мы не стали возражать, а спросили, что ему заказать.
-"Особый Транайский", -ответил старик, рука его потянулась в карман за носовым платком и он смахнул с ресниц набежавшую слезу.
Мы на пальцах объяснили Эрнесту - повторить, и вскорости молоденькая хостэс поставила на стол перед стариком высокий бокал с золотистой искристой жидкостью.
Приподнял бокал и жестом поблагодарил нас, после чего прикрыв от наслаждения веки, он сделал большой глоток.
Его глаза открылись и в них засверкали золотистые искорки радостного возбуждения.
Не иначе, этот "Особый Транайский", как и абсент, содержит аналог "туйона", подумал я.
А, старик, между тем начал бесконченый рассказ о своём путешествии на этот самый Транай, расположенный на краю обитаемой Вселенной.
Старик рассказывал вдохновенно, в другое время и при других обстоятельствах я бы с удовольствием выслушал его рассказ.
А потому, когда он упомянул о полёте по Прогнутой Стрелке, я прервал его повествование, сказав, что не раз летал по "Gebogener Pfeil", и что нам пора заняться делом.
Мы допили остатки "Д.П." в бокалах, оставили старику пять червонцев и, расплатившись с Эрнестом за бокал "Особого Транайского", покинули "Боржч".
Робот-бригадир уже лежал передней панелью в луже масла на столе. Вокруг валялись опрокинутые маслёнки, канистры и прочая дребедень.
Теперь из его динамика еле слышно доносились звуки марша "Erika":
"На лугу цветет маленький цветочек,
Он называется Эрика.
Сотни тысяч маленьких пчелок
Роятся вокруг Эрики,
Потому что ее сердце наполнено сладостью."(c)
-Блин, что с нами делают эти фрау? -подумал я.
К вокзалу мы пошли по Итальянской, стараясь держаться в тени гигантских платанов.
Рядом с нами и навстречу нам двигался пёстрый поток горожан, приезжих, беженцев.
Среди людей попадалось довольно много нелюдей, как местных, так и инопланетных, а также роботов различных конструкций и фирм-изготовителей.
Все они куда-то спешили, переговариваясь на ходу на чудовищной смеси языков, а те, кто не имел органов речи, обменивались жестами, принимали различные кодовые позы или меняли цвет наружных покровов в соответствии со своими азбуками.
Что уж говорить про то, что несмотря на лёгкий ветерок с моря, который едва шевелил густую листву платанов высоко над головами прохожих, проползающих, перекатывающихся и проистекающих мыслящих существ, на этой невообразимой улице довольно сильно пахло.
Запахи издавали существа, для которых обоняние и органы тела издающие запахи, являлись единственными для разговора друг с другом.
Кроме того коммунальные службы города не успевали убирать с проезжей части города продукты жизнедеятельности движителей разнообразного гужевого транспорта, запрудившего в обе стороны проезжую часть улицы.
Кто там только не волочил за собой коляски, тачанки, фиакры, фаэтоны, дилижансы, телеги и волокуши...
Лошади, быки, волы, дромадеры, бактрианы, слоны, антилопы, опутанные упряжью хитроумной конструкции, ржущие, ревущие, блеющие, бьющие копытами и взбрыкивающие на ходу задними ногами...
Особо нас поразила огромная четырёхколёсная колесница отлитая из бронзы и серебра, запряжённая четвёркой белых длинноногих медведей.
Управлял колесницей рослый тип в железном ржавом нагруднике, надетом поверх меховой длинной, до колен, рубахи.
Рубаха была подпоясана широким кожаным ремнём, на котором висел длинный меч в деревянных ножнах, скреплённых серебряными кольцами.
Голову и лицо неизвестного закрывал стальной шлем с опущенным забралом.
Сквозь щели забрала яростно сверкали глаза незнакомца и раздавался зычный голос, подгоняющий бег медведей:
"Эй, Снарлер! Но, Рендер! Но, Гроулер! Быстрее, Лонгклоу!"(с)
Через десяток городских кварталов мы подошли к зданию "Мюр и Мерилиз".
В одной из огромных витрин магазина находился оркестр, состоящий из маленьких роботов в виде мартышек-музыкантов.
Дирижёром у них был рыжий четырёхрукий орангутанг с дирижёрской палочкой в руке и с пенсне на вогнутой переносице.
Музыканты азартно дудели в трубы, тромбоны и саксофоны; от души били в барабаны; бренчали на банджо и дёргали струны контрабаса, ухитряясь при этом ещё вилять задами и подпрыгивать на одном месте.
Этот оркестр лихо исполнял то, что обычно играют оркестры на похоронах негров из Южных Штатов:
"О, когда труба призывно зазвучит,
О, когда труба призывно зазвучит,
О, Боже, я хочу быть в их числе,
Когда все святые зашагают маршем.
Некоторые говорят, что этот мир, полный бед,
Это все, что нам нужно,
Но я жду того утра,
Когда родится новый мир..."(c)
Мы стояли около витрины, разглядывая происходящее за толстым витринным стеклом, пока за нашей спиной не раздались гулкие удары колокола.
Мы обернулись. Слева, через дорогу, высились белые стены и синие купола храма Св. Азимова.
Когда-то в детстве мы с дедушкой приходили в этот храм. Не знаю, был ли дедушка верующим? Скорее всего он был читателем книг Азимова и его почитателем, причисленного к лику святых после рассмотрения на Конгрегации по делам святых.
Сие знаменательное событие произошло в декабре 1997 года, сразу после принятия соответствующего решения папой Иоанном Павлом II.
Дедушка и меня приохотил к чтению книг Азимова, сделав человеком, если не верующим глубоко, то осознающим всё величие и глубину Трёх Законов, которые ввёл в этот грешный и суетный мир св. Айзек Азимов.
Текст этих Законов выложен золотыми буквами на фронтоне главного входа в храм.
Всяк входящий в храм может прочитать их. Все помнят священные тексты Трёх Законов. Вот они:
"Первый Закон. Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинён вред.
Второй Закон. Робот должен повиноваться командам человека, если эти команды не противоречат Первому Закону.
Третий Закон. Робот должен заботиться о своей безопасности, поскольку это не противоречит Первому и Второму Законам."(с)
Некоторые говорят, что исполнять "Тризаконие" подобает только роботам, и написано оно, якобы, только для роботов.
Но это глубочайшее и трагическое заблуждение, поддерживаемое Врагом рода человеческого и его присными.
В какой ещё религии догматы Веры уложены всего в несколько строчек, понятных любому человеку и любому не человеку?
Не надо рыться в толстых книгах, длинных текстах, искать среди сентенций, наполненных тёмным смыслом, нанометры Света Истины.
Вот смысл Трёх Законов, коими должен руководствоваться каждое разумное существо:
"Никому не причиняй вреда сам.
Слушай и соглашайся с мнением других, если это никому не причинит вреда.
Подвергай свою жизнь опасности, только если что-то может причинить вред другому."
У меня до сих хранится скромный символ Веры.
Тогда, давно, дедушка надел мне на шею серебряную цепочку с подвеской в виде семигранной гайки.
С тех пор я ношу её не снимая.
Звуки колокола смолкли.
Это показалось мне очень символичным, ведь мы уже почти пришли на место - храм св. Азимова стоял рядом с огромной вокзальной площадью.
Можно было бы пройти накоротко - через круглый садик, но обе двери в ажурной чёрной чугунной ограде были закрыты.
Фонтан в садике не работал, скамейки вокруг него пустовали.
Только на одной кто-то лежал укрывшись с головой газетами - нам были видны только грязные голые пятки, торчащие из-под развёрнутых мятых газетных листов.
Больше всего нас удивило, что вокруг чаши фонтана нарезал круги на трёхколёсном зелёном велосипеде симпатичный пухленький мальчишка в чистеньком сером пальтишке.
Под подолом пальто мелькали чёрные шорты, ноги в вязаных чулках и в коричневых ботинках.
На кудрявой голове мальчишки имелся лихо заломленный берет с пимпочкой, похожей на хвостик огурца.
Мальчишка азартно крутил педали, на ходу громко распевая странные слова:
"Валя, Валентина, Что с тобой теперь? Белая палата, Крашеная дверь." (*)
Мы обошли садик по кругу, вдоль ограды.
И пока мы шли пацан всё пел:
"Рухнула плотина - И выходят в бой блузы из сатина в синьке грозовой. Трубы. Трубы. Трубы Подымают вой." (с)
Мы поспешили перебежать дорогу перед приближающимся трамваем номер V, который звоном своего сигнала заглушил странное пение.
Пройдя всполье, мы поднялись по длинным ступеням входа на первый этаж вокзала.
За дверями в зале нас встретила своеобычная вокзальная суета, которую создавали снующие во всех направлениях отъезжающие и приезжающие, а также, соответствующие запахи.
Пахло крепко: креозотом от пропитки шпал; хлором после дезинфекции общественных туалетов; человеческим потом; нечистой одеждой; пирогами с картошкой из буфета; веником от огромного заварного трёхведёрного чайника; горящими торфяными брикетами.
Сквозь броуновское движение человеческих тел; под невнятное, простуженное бормотание репродуктора, объявляющего что-то важное, мы протолкались к высокой двери под лестницей, ведущей на второй этаж.
Рядом с дверью на стене была прикреплена табличка со словами: "Посторонним вход запрещён".
Мы с мичманом уже давно не ощущали себя посторонними в мирах, куда нам довелось судьбой попадать, а потому мы без стука отворили дверь и вошли.
За дверью оказалась приёмная - комната перегороженная пополам деревянным барьером.
За письменным столом по другую от нас сторону барьера сидела и что-то печатала на большой пишмашинке фирмы "Ремингтон" ...
Собственно, когда она, он, оно обернулось на ворвавшиеся, вместе с нами, звуки со стороны открывшейся двери, то стало видно, что за пишмашинкой сидел андрогин.
Я в очередной раз поразился отточенности черт лица андрогина.
Если вы бывали в Ниеншанце, то несомненно видели лица каменных атлантов, поддерживающих балкон над входом в Пантехнион.
Так вот, андрогины очень похожи лицом на них.
Телосложение же у них изящное, не лишенное, впрочем некоей внутренней силы; они все высокого роста, сложены пропорционально; длинные белокурые волосы они укладывают на голове в простую причёску, которую скрепляют двумя длинными деревянными спицами.
Велика фантазия Твоя, Создатель, коль есть на свете подобные существа, и неисповедимы цели, Твои!
Мы с Паниным представились и объяснили цель нашего прихода.
Андрогин молча выслушал нас и тотчас удалился скользящей походкой в соседнее помещение, в которое вела двойная дверь с тамбуром.
Мы огляделись: за широким окном открывался вид на подъездные пути со стоящими на них вагонами и посадочные платформы по которым спешили пассажиры в сопровождении Р-грузчиков с их тележками на электрическом ходу, нагруженными чемоданами и корзинками.
В начале платформ, за всей этой суетой, в воздух периодически поднимались белые клубы пара и, через некоторое время после этого, до нашего слуха доносились сиплые гудки и пыхтящее шипение.
Между тем, дверь открылась и появившийся из нее андрогин произнёс голосом, по звучанию похожим на звуки флейты сделанной по системе Бёма, оповестил, что господин начальник вокзала нас ожидает.
Андрогин придержал дверь, пока мы с Паниным проходили через тамбур, после чего изящно скользнул к своей пишмашинке - перед тем как двери захлопнулись за нашей спиной.
Мы попали в комнату, которая представляла из себя нечто среднее, между машинным залом и кабинетом начальника.
Слева от двери, у глухой стены, две большие счётные машины бойко переругивались между собой на алголе, мигая лампочками на фронтальных панелях и треща цифропечатающими устройствами.
В тот момент, когда наступала тишина им что-то втолковывал человек в чёрном кителе с шевронами на рукавах и шестиконечными звёздочками на зелёных петлицах, сидящий за просторным деревянным столом с резной балюстрадой.
Стол был завален справочниками в кожаных переплётах и стопками служебных бумаг, придавленных к столешнице свинцовыми брусочками, очень похожими на игрушечные гробики.
Заметив наше появление человек в форменном кителе махнул рукой в сторону стульев, установленных в ряд вдоль стены, на которой висела огромная физическая карта страны с разветвлённой сетью железных дорог, показанных линиями красного цвета.
Мы присели на жёсткие сиденья казённой мебели.
Человек всё никак не мог закончить свой разговор со счётными машинами - в чём-то они не соглашались друг с другом, спорили.
От нечего делать мы с Паниным, развернувшись боком и вывернув шеи, принялись рассматривать топологическую сеть дорог на карте.
Наконец разговор с машинами закончился тем, что человек пообещал машинам "дропнуть их от розетки, если они не начнут дебажить".
Из всего произнесённого человеком я понял только одно слово - "розетка".
Но по тону, каким были произнесены слова, мы догадались, что машинам грозит отключение от электросети, если они не исправят какие-то свои ошибки.
Сказанное человеком моментально привело обе счётные машины в рабочее состояние - лампочки загорелись ярче, а цифропечатающие устройства как будто начали стучать на два звуковых тона тише.
Человек промокнул носовым платком, который достал из кармана кителя, пот на лбу, налил в стакан воды из бутылки с надписью "Thick" на этикетке, которую достал с нижней полки большого сейфа, стоящего справа от него с полуоткрытой дверцей.
Пока он пил воду, его глаза внимательно нас осмотрели.
Осушив стакан, он спрятал его вместе с бутылкой в сейф и замкнул поворотом ключа дверцу сейфа на замок.
Затем он произнёс, слегка гнусавя: -Господа, прошу прощения - служба. Вы по поводу работы?
-Да, -ответил Панин слегка привставая со стула. -Мне бы хотелось знать...
-Ну, что же, люди нам нужны. Хотя бы и для того, чтобы наблюдать - вот за ними, -человек махнул рукой в сторону счётных машин.
-Нам сейчас нужны смазчики, обходчики, стрелочники, дежурные по станции, составители программ... Очень срочно нужны машинисты... Среди вас есть машинисты?
-Я - корабельный машинист. Служил на тяжёлом крейсере "Решка"... Паровая машина тройного расширения..., -оживился Панин.
-И что, документы у вас имеются? -осведомился человек в кителе, критически оглядев одежду Панина.
-Так точно! Имеются, -Панин полез во внутренний карман ватника и извлёк аусвайс, который ему недавно изготовили умельцы дона Майкла.
-Нет, нет! Это не мне! В Отделе кадров сами с разберутся с документами. А вам я скажу, что сегодня вечером от нас отправляется на Дальний Восток поезд. Машинистом вас рано назначать, а вот, помошником - вполне. Если документы в порядке и оклад жалованья вас устроит - вперёд!
-А вы кто, сударь?-осведомился чиновник у меня.
Ещё утром мне казалось, что для себя я уже всё решил. Это Панину надо было добираться до Тихого океана. Я же хотел немного отдохнуть. Наняться на какой-нибудь парусный каботажник или паровой пакетбот. Не спеша поплавать вдоль берега, делая короткие остановки по пути, вновь прогуляться по белоснежным набережным и тенистым улочкам Зурбагана, Гель-Гью, Лисса, Покета. Это своё желание я оправдывал для себя тем, что очень давно покинул этот мир, наполненный солнцем, ветром, синевой неба и моря...
Но посещение морского порта поставило жирный крест на моих мечтах. Может быть, я ещё бы попытал счастья устроиться матросом в рыбачью артель или механиком на авиастанции, но предсказание, которое я прочитал на билетике, вытащенном попугаем из деревянного ящичка, стоящего на шарманке грека у дверей "Боржча", изменило мои недавние намерения. Но, сначала, мне надо было добраться до космодрома.
О чём я и поведал хозяину кабинета, объяснив своё появление в нем тем, что был спутником друга в поисках работы.
Он спросил меня о моей специальности и местах работы. Пришлось мне коротко рассказать о себе, естественно опуская подробности моих приключений. Даже такой, буквально "пунктирный" анабасис привёл его в восторг. Тем более, что я предъявил именное Удостоверение №2056 с печатью, о присвоении II квалификационной группы по правилам техники электробезопасности при обслуживании военных электрических установок напряжением до 500 вольт. Удостоверение я получил ещё в бытность мою в Школе младших авиационных специалистов. Всячески извинившись передо мной, он объяснил, что в настоящий момент может предложить мне только совершенно ничтожную должность поездного электромеханика в формирующейся поездной бригаде маршрута на Дальний Восток.
Я тут же согласился, оговорив возможность покинуть поезд на ближайшей к космодрому железнодорожной станции.
Хозяин кабинета вызвал звонком секретаря-андрогина и тот сопроводил нас в Отдел кадров.
Там всё уладилось часа за два, после заполнения всех анкет, договора, страховки.
Потом мы с Паниным получили на складе рабочие комбинезоны, шлемы, перчатки, ботинки, а я ещё и сумку с инструментами.
До отхода поезда оставалось всего несколько часов, которые должны были быть заполнены инструктажем и приёмкой состава поездной бригадой.
Но я отпросился на полчаса у начальник поезда для улаживания личных дел.
На площади перед вокзалом я договорился с молодым парнишкой - чистильщиком обуви.
Я дал ему две рейхсмарки с тем, чтобы он сходил ко мне домой и передал моему соседу - старшему бронемастеру записку и ключ от двери моей комнаты.
В записке я объяснил, что вынужден срочно уехать и попросил Шмаггу, чтобы он закрыл в комнатах окна, перетащил к себе горшки с цветами и отключил димензино (*).
Уж очень много электроэнергии он потребляет во время работы. Да и ни к чему, чтобы дедушка и бабушка ждали меня одни в пустых комнатах. Я же не знаю, через сколько десятков лет опять смогу вернуться домой.
Но каждый раз я возвращаюсь в наш старый дом к дедушке и бабушке.
----------
Димензино (*) - прибор для создания иллюзий. Дедушка и бабушка главного героя - существа иллюзорные.