Глава 210
Прибыв в Сен-Жан-де-Люз, Фуке застал там кардинала и ловко изобразил оскорблённую невинность.
— Ваше Преосвященство, я поручил господину Кольберу расследовать злоупотребления по финансовой части, поскольку у него, кажется, был талант копаться в старых счетах и ордерах, — заявил Фуке. — Я надеялся использовать его иногда чрезмерную активность в мирных и созидательных целях, поскольку исправление мелких погрешностей всегда идёт лишь на пользу дела. Но он решил развалить всю систему, которая вот уже несколько лет успешно снабжает разорённую войнами и междоусобицами казну своевременными и достаточными денежными поступлениями. Ещё совсем недавно вы, монсеньор, проезжая через Во-ле-Виконт, осчастливили меня остановкой в моём скромном жилище на ночь. Вы знаете, что мой дом всегда открыт для вас, монсеньор! Вы в нём – хозяин, а я на время вашего пребывания в нём – лишь ваш покорный слуга! Вы дали мне ряд поручений, которые я поспешил исполнить. И что же я вижу в это время? Господа Эрвар и Дени Талон и без того постоянно чинят мне всяческие препоны. Но я никак не ожидал подвоха от господина Кольбера, которому всегда содействовал в решении вопросов управления вашим имуществом и пополнения ваших средств из тех прибылей, которые извлечены не столько мои старанием и упорством, сколько вашими гениальными идеями и распоряжениями! Неужели же этому замечательному сотрудничеству придёт конец? Ведь то хрупкое, но весьма плодотворное согласие в наших совместных усилиях, которого достичь было, поверьте, весьма трудно, и которое, ко всеобщему благу, наконец-то установилось, может рухнуть в одночасье вследствие всего лишь недопонимания или мелочных обид! Я со своей стороны готов забыть все нанесённые мне обиды, и вернуться к этому сотрудничеству, но я прошу у вас не заступничества, а справедливости! Да что там говорить, я требую, наконец, наказать меня, если у вас найдётся хотя бы малейшая причина для этого, но пока все обвинения строятся лишь на голословном толковании не вполне точной, или даже вполне неточной информации, я не могу оставаться спокойным! Отправьте меня в отставку немедленно, если я своими действиями заслужил утрату вашего доверия! Я бы уже и сам попросился в отставку, если бы видел среди окружающих меня финансистов того, кто мог бы взвалить на свои плечи непосильную задачу управления финансами в столь запутанном состоянии, в каковом они пребывают нынче!
Мазарини задумался. Фуке, действительно, удалось в этом монологе и проявить обиду, и изъявить покорность судьбе, и намекнуть Мазарини, что для него лично отставка Фуке была бы невыгодной, и предложить высокие мотивы для того, чтобы проигнорировать меморандум Кольбера. У суперинтенданта было достаточно времени по дороге в Сен-Жан-де-Люз не только составить эту изумительную речь, но и выучить её наизусть, и отрепетировать интонации и жесты. Черновик этой речи Фуке потом показывал мне, и я запомнил её слово в слово.
Мазарини понял, что ещё не пришло время расстаться в Фуке, но и с Кольбером ему расставаться не хотелось. Он осознал, что это разбирательство было бы в нынешней ситуации нежелательным. Поэтому он решил разыграть из себя миротворца.
— Господин Фуке, вы всё совершенно неверно поняли! — воскликнул он, сладко улыбаясь. — Кто, как не я, осведомлён в полной мере о той преданности, работоспособности, трудолюбии, с которым вы выполняете свои нелёгкие и столь важные для государства обязанности! Уверяю вас, что и господин Кольбер восхищается вами не меньше, чем я. Вы, безусловно, ошибаетесь, видя в нём своего недоброжелателя. Он, быть может, завидует вашему таланту и вашей работоспособности, но по-доброму, стараясь учиться у вас, но никак не намереваясь навредить вам. Напротив, вы судите о нём, по-видимому, по содержанию того документа, который он мне привёз, и копию которого вы, по-видимому, каким-то образом заполучили, но устно он весьма и весьма заступался за вас, и даже сказал, что хотел бы уничтожить этот меморандум даже прежде, чем я его прочту, но лишь долг перед Отечеством заставляет его не делать этого и позволить мне лично ознакомиться с ним и самому решать, как поступить в дальнейшем.
— Монсеньор, мне не известно содержание меморандума, или как этот документ называется, — солгал Фуке. — Я лишь знаю, какую задачу я поручил господину Кольберу. Застав вас в нехорошем расположении духа, и зная уже о том, что в последние дни господин Кольбер стал не слишком дружелюбен с многими моими друзьями, а, следовательно, это недружелюбие подпитывается, по-видимому, его неприязнью ко мне, я приблизительно восстановил суть его ложных выводов и поспешных предложений.
— Этот меморандум вполне безобидный, и он никак не задевает вас! — солгал в ответ Фуке. — Я бы дал вам его прочесть и убедиться в том, что я прав, если бы уже не бросил его в огонь. Вероятно, господин Кольбер был чем-то расстроен, когда составлял этот документ. Он и сам сказал мне, что собирался использовать его лишь как черновик, с которым планировал ещё поработать, убрав все недостаточно обоснованные выводы и поспешные заключения, но приехал со мной лишь чтобы посоветоваться, что именно следует вычеркнуть в этом документе, а что можно, по-видимому, оставить. Так что видите, вы горячитесь совершенно напрасно, поскольку причиной этого является документ, который и документом-то собственно не является, а лишь проба пера, черновик, избыточно радикальный вариант того, что, быть может, следовало бы сделать при других обстоятельствах. И поскольку этого черновика уже нет, то вам и вовсе не о чем беспокоиться.
«— Вы знаете, монсеньор, что некоторые виды расходов не могли быть занесены в обычные реестры, с которыми может ознакомиться любой член королевского совета и много других лишних лиц», — сказал Фуке. — Некоторые виды расходов не подлежат огласке. Для примера я могу напомнить…
— Вы правы, господин Фуке! — поспешил перебить его Мазарини. — Всё именно так, как вы говорите! Отсутствие некоторых ордеров является государственной необходимостью в интересах сохранения спокойствия и согласия.
— Если монсеньору будет угодно создать Палату правосудия, я должен буду представить этой Палате и те документы, которые хранятся у меня в личном сейфе, — продолжал Фуке, — и которые, разумеется, полностью оправдывают меня в отношении самых серьёзных обвинений, но они могут бросить тень на…
— Никакой Палаты правосудия создано не будет, это решено! — воскликнул Мазарини. — И у меня к вам личная просьба. Примиритесь с Кольбером. Он не враг вам, так не будьте же и вы ему врагом. Мне нужны вы оба! Я прошу вас не как первый министр, а как духовное лицо.
— Отчего же, монсеньор вы считаете меня врагом господина Кольбера? — возразил Фуке. — Напротив, ведь это я поручил ему заняться вопросами проверки некоторых сделок. Я сам занимаюсь в настоящее время тем же. Я прибыл сюда, в Сен-Жан-де-Люз, поскольку имею сведения о том, что господин Жером де Котийяр на вверенном ему таможенном посту допускает оплошность, по недомыслию, или же умышленно, что наносит ущерб казне, а также уменьшает вашу законную долю от таможенных сборов здесь, в порту. Если сведения подтвердятся, это лишь докажет, что моё поручение господину Кольберу было сделано не напрасно. Но одновременно с этим вы сможете убедиться, что и уже существующих средств контроля финансовой деятельности более чем достаточно для наведения порядка, следует лишь более регулярно и более решительно их применять. И я сам как королевский прокурор обязуюсь больше внимания уделять контролю финансовой деятельности подчинённых мне государственных структур.
«Господин Жером де Котийяр, кажется, клиент Кольбера? — подумал, по-видимому, в этот момент Мазарини. — Ловко же он обошёл меня! Если я ему разрешу снять с поста Котийяра, получится, что он не только устоял против Кольбера, но и сам нанёс весьма ощутимый ответный удар! Если же я велю простить Котийяра, я должен буду прощать и всех прочих, чьи нарушения обличает меморандум Кольбера, который я, по счастью, успел спрятать, так что могу спокойно уверять Фуке, что уничтожил его!»
— Действуйте в отношении Котийяра, как сочтёте нужным, если он, действительно, виновен, но помните, что справедливость всегда лежит на полпути между попустительством и жестокостью. Бывает порой очень трудно держаться середины, не уклоняясь ни в ту, ни в другую крайность. И, кстати, забудьте вы об этом меморандуме! У меня есть гораздо более важный разговор к вам!
(Продолжение следует)