#Рассказы_XXI_века
Если отец повелел, надо исполнять. Дело, конечно, щекотливое, но обязательное. Ему необходимо увидеть невесту, а если получится, то познакомиться с ней. Оседлав гнедого, Цэдэн-Иш выехал ближе к полудню.
Летник, где сейчас жила семья хорошего и крепкого хозяина Аштуу, отца невесты, находился не очень далеко, на склоне сопки, в пади Салхитай или Ветренная, на берегу Буусийн гол. Июльский день грозился стать жарким, но название пади обнадёживало и звучало многообещающе. И речка рядом.
Ещё издали он заметил, что возле изгородей и юрт летника привязано несколько коней, а дальше, в степи – сидящих возле овец людей. Догадался: стригут овец, там и должна быть Дэжид, старшая дочь Аштуу, на которую указал отец. В этой местности, действительно, дул приятный ветерок.
Вообще, отец Цэдэн-Иш Бадмын Базар – свободный человек. Земляки его называют Шара Базар, то есть Рыжий Базар. Он только сказал сыну, что ему желательно жениться на старшей дочери Аштуу, хотя мог бы и не спрашивать у него разрешения. Ещё совсем недавно буряты так и женили своих детей, но предварительно ездили к ламе или приглашали его. Тот, прежде всего, высчитывал совместимость молодожёнов. Если не подходят, то женитьба невозможна. Таким образом, жених и невеста впервые видели друг друга только во время свадьбы. Но семьи, зачастую, становились крепкими, многодетными и зажиточными. Тех, кто устраивали браки самостоятельно, без ламы, соблюдения традиций и обычаев, молчаливо осуждали.
Шара Базар и сам в молодости женился, не спрашивая никого, но брак оказался неудачным: четверо детей умерли младенцами, выжил только пятый, Цэдэн-Иш. История их известна всем землякам как в России, так и в Монголии.
И вот пришла пора жениться Цэдэн-Иш. Тем более, что ему исполнилось двадцать три года, он уже отслужил на охране границы, но есть слух, что его призовут в армию. Наверное, снова, как и раньше, будет охранять границу, кое-какой опыт нажит, грамоте обучен, а таких ценят везде. Уже сейчас его знают все буряты Улзы.
Подъехав к стойбищу Аштуу и привязав коня к протянутой струной между столбами сыромятной верёвке, куда были привязаны ещё два коня, Цэдэн-Иш направился к людям, которые, расположившись полукругом, стригли овец большими ножницами. Там были взрослые, подростки, парни, девушки, среди них – дочери Аштуу. Цэдэн-Иш сразу выделил сестёр, особенно ту, что справа от старшей, в поношеном синем тэрлике. Шаг его замедлился.
Как гулко и часто забилось его сердце, когда он увидел маленькую и проворную Дулам, среди нескольких парней и девчат. Цэдэн-Иш вообще не ожидал, что у него перехватит дыхание, сердце замрёт, а потом забьётся пойманной птицей, при виде этой девушки. Ведь до этого момента он ничего не знал о ней. Неужели так, мгновенно, пленит любовь?
Невысокая и ладная, Дулам отличалась от всех природной женственностью и притягательностью, за которой угадывалась внутренняя красота, где нежная душа, сильная натура и верность, не способные на мелочные поступки. Таких девушек невозможно обидеть и предать, ибо нет и не может быть для этого никаких причин.
Какие у неё маленькие и проворные руки, подвижное и ловкое тело, что сразу бросается в глаза когда стрижёт овцу, но вот она встаёт и проявляется грациозная стать. Над ней веют ласковые ветры, несущие ароматы степных трав и цветов, она сама, как самый красивый цветок, лукаво наклоняющая голову при виде путника.
Белые и пушистые облака, мягко плывущие по синему небу к горизонту, сливающемуся с зеленеющей степью, где поблёскивали глади озёр и излучины Буусийн гола, вдруг остановились. Замолк говор людей, блеяние овец и ржание коней. Вместе с Цэдэн-Иш замерло знойное лето 1929 года. Он смотрел на Дулам. Сколько это длилось, не помнит, но уже знал: женится только на ней...
* * *
Во всех событиях всегда есть главные.
Из мглы времён смотрят глаза девушки по имени Дулам. Читатель понял, что для того, чтобы встретиться с её взглядом, необходимо пройти через живые события времени. Жить там. Не её ли судьба поведала нам об этих событиях, дополнив и насытив быстрые, разноцветные, мазки истории недостающими впечатлениями и чувствами, которые и являются основными в общей панораме?
Настоящая живопись – это когда люди оживают во всех временах. Биографии их не умещаются в таблички, где даты жизни и смерти, став официальными строками в некрологах и мемуарах, они обретают узаконенную и безжизненную неправдоподобность, в которой нет, не было и не может быть человека. О чём могут рассказывать живым бессмысленные строки, где авторы пытаются в хронологическом порядке рассказать о карьере и так называемых достижениях людей, выпятить рельефно так называемые заслуги, ослепить современников чешуёй орденов, медалей и значков на парадных мундирах? Не в этом память и смысл жизни, совсем не в этом.
Не сомневайтесь, во мгле минувших времён живут самые разные люди. Они всегда смотрят на нас. Надо только видеть, встретиться с ними взглядами, полными смысла. А там – жизни поколений и судьбы людей, обитающих только в своих временах, где в каждом нюансе свои особенности, свои печали и радости, своя любовь и мечты, то есть – всё уникально и неповторимо.
Не сомневайтесь, в нашей памяти, в любое время, живут многие буряты в национальных одеждах, они смотрят и будут смотреть на нас из 1920-1930-х годов России, Монголии, с предгорий Хэнтэя и берегов рек Онон, Эг, Барх,Тургэн, Буусийн гол, Улза, Жарахай, Сэвсул, Дучин, где проходит их жизнь, которая никуда и никогда не исчезает. Ведь люди всегда напоминают о себе, иначе ни к чему и память, и смысл, и, вообще, любой человек со своим опытом любви к ближнему, который является его главным приобретением для потомков на пути к вершинам человеческой эволюции.
И чем больше людей с настоящей памятью, тем устойчивее народ.
Среди многих живущих в том, далёком, времени, –двое влюблённых – Цэдэн-Иш и Дулам, родители которых ушли от бед и трагедий России в Монголию в годы бессмысленной гражданской войны. Их любовь оживает в памяти людей не просто как чувства или трагедия одной семьи, но как напоминание о судьбах поколений бурят Монголии так называемого социалистического периода.
О чём нам хотят сказать глаза, смотрящие сквозь мглу времён?
У Цэден-Иш чрезвычайно сложное начало жизни. Родился в 1906 году. У отца и матери – он пятый ребёнок и сын, а четверых его братьев, рождённых до него, унесла нечистая сила, насылающая болезни. Он выжил только потому, что его выкрали из родной семьи, спрятали от нечистой силы в другой семье, в другом месте, обратно вернули только в семь лет, когда он был уже крепким и недосягаемым для болезни.
События эти последовали после советов и наставлений ламы, который совершенно изменил жизнь семьи. Отец Цэдэн-Иш – высокий и сильный Базар и мать Сэрэмжид, видимо, не уступавшая мужу в здоровье, вынуждены были расстаться: не подходили друг другу, а единственный, оставшийся в живых сын, до семи лет рос в другой семьи. Впоследствии мать вышла замуж за другого человека, родила мальчика и девочку, которые выжили, а отец женился на другой женщине и удочерил ребёнка своих родственников. Назвали её Долгорсурэн. Кстати, её семья и содержала Базара в старости. В жизни нет ничего, что не имело бы значения.
Память отдельных людей и семей – общая память народа.
Недалеко от стойбища новой семьи Базара, которая находилась в местности Загдачей, где шумит тайна и начинаются солнечные предгорья большого массива Алханай, бежит чистейшая речушка Тулутай. В этих местах и рос Цэдэн-Иш.
Рядом жила русская деревня, которая тоже называлась Тулутай, по преданиям, там обитал богатый человек и друг отца Цэдэн-Иш Семён Донцов, имевший много самых разных животных. Этот человек нанимал пастухами и подпасками семьи бурят, а также их ребятишек. И Базар отдал ему в работники семилетнего Цэдэн-Иш: пусть закаляется и учится зарабатывать себе на пропитание. Каждый человек должен уметь выжить, выучиться, добывать средства на жизнь себе и семье. Конечно, семья Базара не бедствовала, но в этой затее есть и настоящая выгода: мальчик выучится русскому языку, что необходимо каждому буряту России, для которых главное – грамота и образование, а физическая работа – необходимость, здоровье и закалка.
Босоногим мальчишкой, Цэдэн-Иш пас по утренней росе овец и коров, скакал на конях, учился жить и выживать среди самых разных людей.
Ему было тринадцать лет, когда его семья, вместе со многими другими семьями бурят, перекочевала в Монголию, обустроилась на новых пастбищах. Они стали гражданами Монгольской Народной Республики, сохранили свою веру, язык, традиции, обычаи. Ведь их мир был теперь здесь. И незамедлительно взялись налаживать хозяйства и размножать скот в долине реки Улза, окружённой протяжной цепью синеющих гор.
В 1924 году Шара Базара избрали главой общины, а грамотный Цэдэн-Иш стал делопроизводителем. Потом его призвали на службу в Хух-Ишгэнтуйский караул, и он стал охранять границу, которую перешёл подростком вместе со многими другими бурятами совсем недавно.
А когда, окончив службу, Цэдэн-Иш вернулся домой, то в июле 1927 года земляки избрали его секретарем сомона Баяндун, который располагался в лесной местности Сарлаг напротив реки Улза. В памяти народа осталось предание, сохранившее обстановку далёкого собрания, на котором один из уважаемых старых людей сказал: «Среди бурят долины Улзы есть человек, который может возглавить нас. Вы помните, что в прежние времена наших коней, служивших в караулах, возвращали хромыми и худыми. Но свой парень – настоящий хозяин. Посмотрите на его коня – он цел, невредим и сыт. Мы должны избрать этого человека своим руководителем».
Так Базарын Цэдэн-Иш стал лидером многих бурят. Объединял общества бурят Улзы в сомонах – Баяндун, Дашбалбар. А в 1931 году его призвали на пограничную службу, как имеющего опыт охраны границы. Так началась его военная, дипломатическая и юридическая карьера, за время которой он достиг невероятных успехов, о них можно узнать из его официальной биографии…
Но не об этих датах и событиях напоминают глаза, смотрящие из мглы далёких времён. Сегодня панорама миграции и обживания бурят в Барге и Монголии более или менее отчётлива, хотя некоторые детали всё ещё размыты, но они прояснятся со временем и при приближении. Понятно, что было и стало с бурятами Китая и Монголии, слившимися со своим миром, сохранившими, насколько это возможно, язык, веру, традиции, обычаи. Видно, в кого или во что превратились и неудержимо превращаются буряты России. Везде и всюду – свои причины и следствия. Но за этими историческими кадрами оживают другие, пробуждая в современниках угасающую память и человечность.
* * *
Оцепенение проходило медленно. Наконец, качнувшись, снова мягко поплыли над степью белые облака, послышалось блеяние овец, ржание коней. И Цэдэн-Иш не спуская взгляда с наклонившейся над овцой Дулам, направился к месту стрижки.
Не обращая ни на что и ни на кого внимания, люди продолжали переговариваться и стричь овец, серая и не остриженная часть которых толпилась в изгороди. Руки людей быстро работали ножницами, белые руна с чёрными и коричневыми разводами ниспадали волнами с животных, у которых были привязаны ноги. Время от времени освобождённые от шерсти овцы один за другим убегали к белеющей недалеко от места стрижки отаре, скучившейся в зелёной степи, пряча друг под друга свои головы.
Подойдя к людям, Цэдэн-Иш отметил, что они, в основном, знакомые. И о нём знали на всех летниках и зимниках, и он был знаком со многими своими земляками. Во время обеденного перерыва люди оживлёно разговорились. И Цэдэн-Иш говорил какие-то слова, которые никак не складывались в стройные ряды в его голове, занятой только Дулам.
Многие, конечно, особенно родители девушек, давно догадались о цели приезда сына Шара Базара, которого уважали все буряты долины Улзы. Вполне возможно, что он давно договорился с главой семьи Аштуу о женитьбе сына на его старшей дочери Дэжид? Но кто может предположить пути-дороги настоящей любви?
Все были рады Цэдэн-Иш, родители девушек особенно ласковы с ним, а их отец – осанистый и добродушный Аштуу, говорил с парнем, как с равным. Видя такое отношение Цэдэн-Иш выразил желание остаться у них на ночь. А в мыслях билось: «На всю жизнь!» Как он мог теперь расстаться с Дулам, которая тоже украдкой посматривала на него, а Дэжид даже не обращала внимания. Бурхан и судьба привели Цэдэн-Иш на этот летник…
В суете и разговорах миновал день, а вечером семья Аштуу устроила обильный ужин всем работникам и гостю.
Тёплыми летними ночами многие буряты спят в степи, возле юрт, некоторые располагаются на телегах, а молодёжь, выбрав удобное место, устраивает настоящие праздники и гуляния под иссиня-чёрным небом, усыпанной яркими золотящимися звёздами и луной, льющей таинственный и серебрящийся свет на степь, озёра, реки, на глади которых мерцает лунная дорожка.
И Цэдэн-Иш родители Дулам постелили на телеге. А ночью, когда молодёжь собралась у весёлого костра, пела песни и собиралась танцевать ёхор, он осмелился и увёл Дулам в темноту, где и признался в своей любви.
- Будь моей женой, Дулам! – Сбивчиво заговорил он, – отныне без тебя жизнь моя теряет всякий смысл. Я сейчас поскачу своему отцу и попрошу, чтобы он немедленно попросил тебя у твоих родителя мне в жёны.
Он положил руку на плечо милой Дулам, и сердце его забилось так сильно, что ему показалось – он вот-вот умрёт, если не дождётся ответа. Так рассказывал об этой летней ночи, Цэдэн-Иш гуай через много и много лет…
- Да, да! Я давным-давно знаю о тебе, мечтала о твоём приезде. Скачи к своим родителям, мои согласятся. – Радостно выдохнула девушка, и звёздное небо поплыло перед глазами Цэдэн-Иш.
Неподалёку взвивалось ввысь, бросая в темень красные искры, жёлтое пламя костра, при свете которого молодёжь, взявшись за руки, то отдаляясь, то приближаясь к друг другу, вела задорный ёхор с припевками. Обнявшись, в своих старых тэрликах, Дулам и Цэдэн-Иш стояли, счастливые, в ночной степи и смотрели из тёплой мглы в своё смутное будущее. Что они могли увидеть?
Было тогда Дулам шестнадцать юных лет, а Цэдэн-Иш – двадцать три года. Он – почти зрелый мужчина. Она – совсем девочка, которая всё ещё играла со многими детьми у реки Буусийн гол, прыгая с берега в тёплую воду и смеясь в алмазных брызгах воды.
* * *
Конечно, Цэдэн-Иш поскакал на рассвете к своему доброму отцу Базару и, торопливо вбежав в юрту, сказал ему, что он женится не на старшей дочери добрейшего Аштуу Дэжид, а на средней – Дулам. Конечно, Базар согласился, и тотчас начал приготовления, ибо в памяти своих земляков он остался человеком решительным, быстрым и самодостаточным, то есть настоящим хозяином. И конечно, Базар очень скоро поспешил в сопровождении своих родственников в семью своего друга Аштуу ставить хадак. «А что это?» - спросит читатель. О, это целый обряд, сконцентрированный в широкой шёлковой ленте, напоминающей шарф, который преподносят родители жениха родителям невесты с просьбой благословить брак их детей. В этом сакральном обряде множество этапов и уровней, где у каждого участника особая роль. Хадак именно ставят перед божницей родителей невесты.
После хадака сваты договорились, что свадьбу сыграют на следующий год, то есть в 1930 году, когда Дулам исполнится 17 лет. И снова начались приготовления с обеих сторон, о которых мы умолчим, ибо ничего не знаем. Но известно нам, а теперь узнают и читатели, что таких волнующих проводов невесты, организованных добрым Аштуу, такой громокипящей, весёлой и обильной свадьбы, устроенной Шара Базаром, никогда до этого не было на берегах реки Буусийн гол, где буряты, перекочевавшие сюда из России, только начинали обустраиваться, родниться, объединять хозяйства.
Шара Базар подарил своему наследнику серебряный бурятский нож, сделанный по специальному заказу самым искусным мастером. Говорят, что ныне этот нож хранится у потомков Цэдэн-Иш. Всё в жизни бурят имеет значение, и серебрянный бурятский нож – один из главных атрибутов жизни. Изготавливают его умелые мастера, вкладывая в сакральную вещь мощь души и мысли, чеканят на рукояти и ножнах сложнейшие узоры, в каждой из которых огромный и непреходящий смысл, облака и драконы, владыки неба и земли приносят дожди и травостой, надёжно охраняют домашний очаг.
Так началась их семейная жизнь. Дулам и Цэдэн-Иш были безмерно счастливы. Ведь люди испытывают счастье в любое время и в любом возрасте, в любой ситуации. Годы жизни бурят Монголии, как мгновения неумирающей новеллы, пробуждающей беспамятных читателей, живущих не в своём мире, которых разъедает и растворяет в себе чуждая питательная среда.
Напомним, что в те годы на берегах рек Онон, Эг, Улза и их притоков, которые раньше относились к владениям династий Цэцэн-ханов и Тушету-ханов, устанавливались хошуны и сомоны бурят-монголов, которые сотнями и тысячами семей бежали из России, где полыхала гражданская война и продолжались бессмысленные и беспощадные, массовые убийства, разбои и грабежи. Казалось, что их семена буйно срослись с побегами марксизма на благодатной для них русской почве, которая, как будто бы, и ждала этого момента, чтобы явить миру ужасающий и невиданный доселе менталитет. Нет, он не родился, но всегда живёт в этой почве, вырываясь наружу в благоприятные для него моменты. На этот раз вирус «всё поделить» инфицировал половину наивного населения планеты.
Ни одна черта этого ядовитого менталитета, воспетая позже в литературе и любом информационном тексте, не была известна монголам мира и, конечно, бурят-монголам, бежавшим в Китай и Монголию. Это была самая устойчивая и самодостаточная часть не только бурят-монголов, но и всех монголов мира.
Потому и сохранилась. Хотя вирусы этого ужаса догнали их, пробудив дремавшую веками Монголию, где также начались массовые истребления людей по самым разным признакам, в том числе и по признакам племенной принадлежности, возбуждавших низменные инстинкты недоразвитых групп населения. Только они – самый удобный и управляемый инструмент диктаторов и тиранов. Первыми, на кого обрушились репрессии, были бурят-монголы, которые несмотря ни на что продолжали оставаться очень устойчивыми и самодостаточными, умножали свои хозяйства, открывали больницы, ветеринарные пункты, школы, учили и воспитывали своих детей.
В этих условиях ярко разгорелась и погасла большая любовь Дулам и Цыден-Иш. Счастью этих людей было отпущено десять лет сурового ХХ века.
* * *
Правдивые предания донесли до нас, что один за другим у них родились два сына – Базаргур и Базаржав. Крепкие и красивые дети. В основе их имён, вероятно, было заложено имя отца Цыден-Иш – Базар. Они жили в те годы между Улан-Батором и Баяндуном. Цэден-Иш служил начальником штаба Главного училища пограничных войск Монголии.
Первая трагедия семьи случилась в 1939 году. Умерли оба мальчика: один от болезни, второй, поздней осенью, провалился под лёд Улзы, заболел сильнейшим воспалением лёгких и умер. Злой дух появился из ниоткуда и витал над семьёй и любовью молодых, красивых людей. После долгих и мучительных дней без сна и отдыха заболела Дулам. В тяжёлых снах она звала детей, таяла с каждым днём. Ей было всего двадцать шесть лет. Цэдэн-Иш повёз Дулам в Улан-Батор и обратился за помощью к врачам одного из подразделений советской армии. Дулам положили в госпиталь Зайсане.
Но когда через семь дней Цэдэн-Иш пришёл навестить её, Дулам сидела во дворе госпиталя и, прислонившись к забору, горько, безутешно и беззвучно, плакала. Её даже не выписали, а выгнали, не вылечив. Цэдэн-Иш ринулся в госпиталь, но получил чёткое и безжалостное объяснение, которое зачитали ему, заглянув в какую-то бумагу:
- Всё правильно, эта девушка – дочь врага народа, который значится в списках. Вот, посмотрите. Мы не можем её лечить.
Русские врачи назвали Дулам девушкой. Видимо, даже после рождения двух сыновей, болея, она выглядела так молодо и миловидно, что никому в голову не приходило называть её женщиной.
Но в словах врачей звучал жестокий приговор. В те годы все молодые бурят-монголы оказывались детьми врагов народа. Вполне возможно, органы госбезопасности МНР заранее составили списки всех бурят страны, которые с 1922 года находились в бывшем бурятском хурале, составленные при создании хошунов и сомонов. Учёт людей, имущества и животных вели сами буряты, грамотных среди них было довольно много.
В это время добрейший Аштуу, отец Дулам, находился в тюрьме Улан-Батора. Его арестовали по известному и сфабрикованному «Делу Лхумбы». Это известное сегодня первое дело органов госбезопасности МНР против бурят-монголов, эмигрировавших из России. Все они, в том числе 15 000 тысяч эмигрантов, обустроившихся вдоль берегов рек на территории Дорнод и рек Хэнтэй аймаков, были объявлены контрреволюционерами и врагами монгольского народа. Заметим, что уже в те годы бурят-монголов искусственно отделяли от монголов мира. А название Бурят-Монголия, данное в спешке бурят-монголам России в 1923 году, тяготила власть до 1958 года, когда слово «Монголия» было начисто стёрто из документов, а потом и из памяти народа, которое пытались полностью лишить своего мира.
Думаю, что отца Дулам звали Ачитуу, такое имя значится в списках репрессированных жителей сомона Баяндун. Возможно, бурятская артикуляция преобразовала Ачитуу в Аштуу. Но, может быть, я ошибаюсь… Известно только, что после многих попыток Цэдэн-Иш так и не смог встретиться со своим тестем. Но до современников дошли сведения, что когда Дулам пришла вторично навестить своего отца, она узнала его с большим трудом. Несчастный был настолько избит, что, казалось, его распухшее лицо сплошь залито синими и багровыми чернилами. Тогда же он прошептал потрескавшимися и багровыми губами плакавшей Дулам:
- Больше, доченька, не приходи. Меня уже не будет в живых. Береги себя.
Из этого случая следует, что она и раньше навещала отца в тюрьме, которая находилась на Зайсане, что не очень далеко от госпиталя 17-й армии ВС СССР, дислоцированной в МНР с 1940 года. Кроме того известно: 125 бурят, арестованных по политическим мотивам, отправили этапом в тюрьмы СССР, конкретнее в город Улан-Удэ. Был среди них и Аштуу, но избитый и больной, он падал и харкал кровью и его оставили на границе. Там, возможно, на какой-то станции и умер, обессилев, добрейший Аштуу. Наверное, перед глазами умирающего вставали пейзажи Улзы, череда синих гор Баяндуна, семья, может быть, – и роскошная свадьба его милой дочери Дулам.
Что плохого сделали Монголии и России Аштуу и тысячи других бурят?
Цэдэн-Иш, будучи военным человеком, организовал возвращение больной Дулам в Баяндун, а сам продолжил службу. Осталось предание очевидцев о том, что в суровом 1943 году до Цэдэн-Иш дошла весть, что Дулам изо дня в день становится хуже и хуже. С трудом выкроив свободное время, он приехал в Баяндун навестить свою Дулам. За семьсот километров на несколько часов! Она была в больнице сомона. Когда Цэдэн-Иш вошёл в палату, его милая Дулам, ставшая в тридцать лет маленькой, жалкой и сгорбленной, посмотрела на него горящими глазами и тихо рассмеялась каким-то безумным смехом.
Так умирала большая и прекрасная любовь двух молодых бурят, первых потомков невероятно сильных духом людей, пытавшихся слиться со своим миром, сохранить его и жить счастливо.
Жестокое военное время не оставляет человеку лишних минут, но щедра на трибуналы и расстрелы. Цэдэн-Иш торопился обратно и, прислушиваясь к звуку мотора машины за стеной больницы, не мог оторвать взгляда от своей ненаглядной Дулам, которая, в бреду, шептала в белеющем сумраке больничной палаты, слабо шевеля бледными губами:
- Двоих наших сыновей нет. Их нет, они умерли, не познав счастья. Мальчики мои... В юрте моей тепло, еда моя вкусная. Приходите и кушайте. Так было и будет всегда. Если есть душа человека, то, умерев сейчас, я снова появлюсь в родной юрте. Снова и снова... – это были последние слова милой и нежной Дулам, которые слышал Цэдэн-Иш.
Она умерла на третий день после его отъезда. В тридцать лет. Похоронили Дулам недалеко от центра сомона, на левом склоне горы. С годами приметы затерялись, и когда Цэдэн-Иш приехал через тридцать лет, то и вовсе не мог обнаружить место захоронения своей Дулам. Синие горы Баяндуна – сплошь в зелёных лесах и пёстрых зарослях кустарника.
Базарын Цэдэн-Иш в 1948 году женился вторично, прожил 103 года, о чём я уже писал в одном из рассказов, служил на высших командных и руководящих должностях Монгольской Народной Республики, участвовал в проведении границы, работал дипломатом, юристом, звания Герой Труда МНР удостоен в свой 100-летний юбилей, говорят, что во время церемонии был в добром и бодром здравии, награждён многими орденами и медалями МНР... Но это другая, совсем другая, история, описанная много раз в энциклопедиях, книгах, а теперь и на сайтах, где нет упоминания о большой любви двух молодых людей, первых потомков бурят, ушедших в Монголию во время убийственной гражданской войны населения России.
В 1973 году Дулам должна была отметить своё шестидесятилетие. В тот год шестидесятисемилетний генерал-лейтенант Базарын Цэдэн-Иш приехал в родной сомон Баяндун, поставил на старом кладбище памятник в честь своей незабвенной возлюбленной, на которой написал её последние слова: «Если есть душа человека…» И каждый раз после этого, приезжая в родные края, он, как и положено, обходил три раза памятник и, молясь, повторял слова Дулам, смотрящей из мглы времён.
10 декабря 2023 года
На снимке: Дулам