Тахион среди теней

Цикл «Повелители мечтаний»
                Повесть четвёртая:
                «Тахион среди теней»


                - 1 -


            Разность - элементарная математическая процедура. И оперон, понятный нам, пожалуй, со школьной скамьи. Но как же глубоко может быть слово? Мы вычитаем яблоки друг из друга, чтобы придать этой самой разности рационального смысла, получая тот самый результат. Но в то же время разумеем ее как отличие одного и другого. Вы скажете мне: элементарщина. Таким образом, количество переходит в качество; и обратно. Но до чего мы странные люди? Иногда даже в самых этих различиях находим сходства. И есть ли вообще эти разности?
      Влюблённый мастер однажды выйдет к темноте звезды. «Мы такие с ней разные!» - заключит он, изучив серебрянные очертания ковша. «Где они тут нашли медведицу?» Незаметно возникнет его подруга, тихо шепнёт: «Всё там же». И мастер, покивав, нежно обнимет ее.


    Диадема ее отливает в свете дальних звёзд: восстановленной из пепла Омеги, проснувшихся от вечной смерти Бангуле и Толимане. 15 камней заключены когтями и руками великих хранителей этой Вселенной в ольвериновом ободке этого украшения. В волю первого регента Луны, хранителя сонного лунного камня, Опал. Ее шерсть, идеально белая, блестящая, закована в мраморную кирасу, украшенную базальтом. Сама она сосредоточена. И думает, о чем-то думает.
       Когда-то здесь, среди солнечных ветров и холодного солнца говорил со Вселенной великий генерал лунных войск, Эмеральд. В одиночестве он описывал дугу падающих прочь астероидов. У того камня, где до сих пор курган Причины хранит его золотое копье и вечно растущие здесь лилии.  Теперь же Опал была вечным спутником этого места. Сюда первый регент пребывал в минуту своих собственных сомнений. И хотя небо Луны давно затянула плотная атмосфера. И ночь наступала на ней, подобно братской Земле. Место было волшебным, помнящим, значимым.

- Ты уже думаешь я совсем стара? Я заметила твою мордочку ещё у сонного дворца. Выходи, - смурная, сосредоточенная мордочка Опал сменилась на бодрые зубки.

     Рубин играючи показала ушки из-за камня, помаячила ими и прыжком достигла его высоты, усевшись напротив Опал.

- Редко у меня получаются сюрпризы. Может, я тоже немного постарела.

     Опал оказалась в том состоянии благоговения, что редко посещало ее теперь. Как же она красива, Рубин! Вытянулась, выгнулась. Каков стал длинный ее хвостик, как засверкал на нем аурум. Так пышна ее выя. И предстало все так, кажется, что Опал никогда не замечала никаких в ней изменений. И вдруг. Какое же приятное чувство в груди всколыхнулось, назвать бы его каким-то образом. Первый регент рассматривала Рубин точно шедевр непревзойденного в мире художника.

- Ты чего? Смотришь как Удача на пульсар? - обиделась Рубин, скомкав с детской злобой ушки.

- Ничего, - кивнула Опал - вспомнила тебя котёнком.

      Рубин грустно потёрла зубками. Как ей не хватало папы. Столько прошло световых лет, как папа пожертвовал собой ради жителей Луны. Столько утекло лунной воды, столько прошло лунных дождей. Но грусть и боль внутри кошачьего кристалла никогда не спадала.

- Прости, - Опал опустила голову, поняв, что сморозила глупость, немного помолчала и продолжила, - Знай, что ты мой самый драгоценный камень.

- Я знаю, мама, - ответила Рубин.

- Как? Как ты меня назвала?

     «Мама…» - повторила Опал.

      Опал не успев ни о чем подумать, приняла на себя горячий язычок Рубин. Та принялась ее лобызать и гладиться. Она прижалась к Опал так близко, что та не смогла сдержать вздоха, и голубые глазки ее налились слезами. Волшебное, это место волшебное. «Чувствуешь ли ты Эмеральд? Там? Что чувствую я?». Рубин, осторожно поправив скошенную ей диадему, вместе с Опал удалила взгляд в космос.

- Папа всегда с нами. Он наблюдает за нами оттуда, - Рубин указала ей в бесконечность темного космоса.

     Опал согласно подергала мордочкой. Если бы ещё Вселенная подсказала Опал ответы и на ее вопросы. Тяжесть сомнения не освобождало ни ее солнце, ни ее луну. И где-то вилась под килем кристалла. Теперь  Рубин заставила ее хотя бы ненадолго отвлечься от съедающих мыслей. От тяготы решений, что неизбежно лягут на плечи первого регента и единственного правителя Луны. Пусть так, пусть эта ночь останется неизменной. Она найдёт на это время позже, когда Рубин устанет и уйдёт. Чуть позже. Рубин не расставалась с кирасой Опал, тихо опустив на неё лапки.
         В эту минуту появился изрядно постаревший Печаль. Следы битв на его теле давно отжили, заросши белой седой шерстью. Он передвигался грузно в золотой, ещё военной своей кирасе с кошачьем копьем за спиной. А подле волочился хвост, который был шире, толще, длинен. К тому же пророс чистым железом, подобно когда-то величественному Забвению. Суровый его взгляд непрерывно глядел в одну точку, напоминая шестиконечный бур. Он медленно продвигался к первому регенту и Рубин, поднимая в воздух лунный гравий. Когда он заговорил, среди пустынных камней и вновь разросшихся папоротников запела вибрация.

- Я желаю Вам здравствовать, первый регент, - он чинно поклонился Опал, - И Вам, досточтимая Рубин.

    Опал с легкой улыбкой оглядела Печаль. Как же он по-доброму бывает невыносим со своими приветствиями.
    
- Печаль, друг мой, зачем ты так со мной? Неужели, ты просто не можешь назвать мое имя? - Печаль в это время назидательно для Опал покосился на диадему.

- Прости, Опал, - мордочка его смягчилась -  Я пришёл же с докладом. Подданые волнуются. И ждут часа, когда вы примете решение.

     Опал всячески боялась, но уже прогнозировала такого развития событий. Тянуть было дальше невозможно. В этом Печаль был прав.

- Они мне не подданные, Печаль. Мы больше не подчиняемся регентам, - Опал говорила это серьезно с укором - Каждые лунная кошка или кот или лунный человек в праве принимать за себя свою жизнь в этой Вселенной. И мою волю может оспорить каждый, кто не согласен. Эти решения мы вырезали когтями на лунном дворце. И каждый темный кот скрепил договор лимфою.

      Печаль и так понимал все, что говорила ему первый регент. И почему это она решила провести ему лекцию? В это время Рубин, освободив кирасу Опал, внимательно слушала их разговор. И как порядочная - не встревала, улавливая суть происходящего.

- Что говорят темные коты? - наконец, остыв сказала Опал.

    Печаль предсказал вопрос и потому важно возвёл хвост вверх.

- Они считают, что вы расправитесь с ними кровью за все страдания, причинённые Вашему… твоему камню, - Печаль все еще путался - Как бы это сделал Эмеральд.
   
- Папа бы так никогда не сделал, - не выдержала Рубин, вставив слово.

- Рубин, тебе ещё многому стоит научиться, - по военному осек ее Печаль, - Впрочем, Опал, мне повезло. И твоё бремя разделят и другие. Делегация с Омеги, Бангулы, Андромеды и Земли прибудут к утру.

    Опал взяло облегчение. Она с надеждой поглядела на Печаль, поправлявшего теперь свою кирасу и копье.

- Ты незаменим, Печаль!

- Волей первого регента. Я жду Вас в дворце на исходе ночи, - с этими словами он удалился прочь, вновь разогревая шагом лунный гравий.

    А Рубин осталась с Опал. Наблюдая за падением новых и новых звёзд. В этом месте точно с ними говорила Вселенная.
И точно когда-то здесь существовала боль и тревога. А теперь первый регент знает - здесь существует гармония и любовь. «Рубин назвала меня мамой!»


- 2 -



    «Мы - противоположности в этой Вселенной» - говорил мастер ей, считая падающие звезды. Его же не слышали, но мирно сопели - здесь, ощущая красивый сон под этими звёздами. И думал мастер вот о чем: от чего так бывают, что две самые разные души. Не похожие, невозможные друг другу, странные друг другу могут однажды заключиться в объятья. «Мне нравится чай, ей - кофе. Я терпеть не могу рок, она мой джаз. Ей собаки нравятся, мне - кошки». И по-стариковски он бы теперь спросил звезды. Если бы они, конечно, говорили с ним. Но те предательски молчали. «О чем ты думаешь? Неужели думаешь где там в медведице ковш?» - спросит она его, проснувшись неожиданно на плече. Мастер нежно коснётся ее лба, но ничего не ответит.

    Маленький комочек, что свернулся калачиком среди кусочков темного руна лунного козерога, сопящий и иногда посвистывающий от вибрации солнечного ветра. Совсем крошечный золотой хвостик припорошен пылью лунного базальта, спрятанный в тепле. Закрытые глазки и с удовольствием высунутые зубки. С беленьким пятном на рожице и шутливые ушки.
        Старый генерал без звука наблюдал за сном котёнка. И если бы он мог дышать, то обязательно бы затаил дыхание. Он тихо нагнулся к котёнку, проклянув звенящую свою кирасу и копье. И скинул аккуратно их прочь. Осторожно он дотронулся своей израненной, изрытой лапой до ее шерстки. И попытался нежно погладить. Он быстро оторвал лапу, почувствовав что-то странное внутри его кристалла. Разливающееся тепло; будто лунная касатка лизнула его парализующим своим ядом.
      Котёнок встрепенулся, высунул язычок и завернулся опять в плотный кружок. Старый генерал тоже без привычки отпрыгнул. Лишь бы не разбудить этот сладкий комочек. И впервые на его грозном лице появилась улыбка.

- Спи, мой драгоценный камень, Рубин, а я - вечно буду хранить твой сон - проговорил он, положив рядом ей белый астральный камешек, что однажды подарила ему Причина.

- Папа, - Рубин очнулась от сна.

       Но не обнаружила Эмеральда. Но точно чувствовала, что недавно он был рядом. Так близко, так рядом. Но исчез во тьме, тьме, что предстала перед Рубин. Она никогда не чувствовала это -  исчезала картинка ее реального мира, как исчезала энергия внутри ее киля. А все происходящее сплюснутое призмой. Что это было? Папа, Эмеральд. Что же Рубин наделала? Все правильно - папа не придёт, она предала его. Кто бы вернулся за такой как Рубин?
        В глазки ее мощно светило сразу несколько ламп искусственного света. Она подняла мордочку на убранство квартиры и, наконец, обнаружила себя в незнаком месте. Она попробовала подняться на лапы, но получилось едва ли. В ярком свете ламп появилось лицо человека, который явно ждал ее пробуждения. Он с какой-то тревогой все это время помещался за стулом, нелепо придвинутом к подоконнику. И когда Рубин пришла в себя, он бодро воткнулся в неё, с интересом, трепетом и облегчением. Вовсе незнакомый человек заставил попятиться Рубин назад, от какого-то страха неизвестности. Она уперлась мордочкой в стекло и скрепилась своим золотым хвостиком.

- Стой, Рубин! Не бойся меня. Я не причиню тебе зла. Я - человек, друг тебе, не враг.

     Кусков пытался жестикулировать, не зная как говорить с Рубин. И хотя в недавнем его времени Опал и Эмеральд были его прекрасными собеседниками, с лунным котёнком, он, кажется, пока ещё не обрёл нить. Да и не знал, что сказать. До этого момента ему и вовсе казалось, что она умерла. Он трогал ее - теоретически там, где должно располагаться кошачье сердце. Но ударов пульса он не чувствовал. А дышать - она не дышала вовсе. Но это Кусков знал и так. И ждал единственного похожего на человека свойства - пробуждения сознания.
       Рубин с недоверием к своим лапам передвинула на них вес. И поднялась, описав несколько пьяных пируэтов. Она сморщилась, почувствовав внутри киля жжение. И тихо выплюнула что-то сквозь зубки. Кусков наблюдал за всем этим - будто за пробуждением человека после операции. Вслед за ним это делал и Мурзик, оставаясь вдалеке, на диване. Он странно косился мордой то на Рубин, то на Кускова, будто те были звенящими шариками или мишурой.

- Не могу сказать, что с тобой произошло. Но понимаю, что тебе не очень комфортно. Не бойся, я друг, - почему-то повторял ей Кусков.

    Рубин, опьяненная и дезориентированная, остановилась вкопанная у окна. В окно бессовестно смеялся лунный свет. Потерянной навсегда в кровавом восстании культа первого регента Луне. Той, на которой разразился крик раненной прямо в киль Опал и тихий вздох ушедшего во Вселенную Эмеральда.
     Рубин разрывами, обрывками памяти восстанавливала внутри возвращающейся дымки сознания цепочку прошедших событий. И вновь ощутила жжение в своём кристалле, но сильнее, больнее и яснее. Как-то вроде камень внутри ее ударило электрическим током.
       Кусков в это время судорожно продумывал: что же ему сказать, чтобы разговорить лунного котёнка хотя бы на одну фразу. И обычно (как это и бывает) когда не надо, зазвонил мобильный телефон.

- Кусков, - холодно ответил тот, поглядывая на Рубин.

- Это вирус тебя, я его переносчик, - сразу появился бодрый девичий голос, - на концерт пошли завтра.

    Ну, здравствуйте, радость, когда не надо. Кусков, встретивший так внезапно пришельцев с Луны, совсем забыл о подругах и друзьях. Где-то в голове прошерстила мысль о Ботяге, который мог нагрянуть в пьяном желании высказать уважение и глубокую признательность. А ещё выпалить на него какую-нибудь новую инвестиционную концепцию или новое своё возлияние-приключение. Как же не вовремя она позвонила. Кусков напряжённо вздохнул.   
       А Рубин, заметив странное устройство и приятный голос оттуда, подняла свои ушки. Она немного освоилась и пришла к выводу, что опасности здесь ей не грозит. Это была Земля, все та же Земля. Только место другое. И человек совсем другой. Какая-то странная чуйка заставила ее подчиниться ожиданию. Ещё немного сосредоточившись, она в смуте сравнивала: похож или нет человек на Альберта. Камень же ее предчувствовал тревогу человека, находящегося рядом. Похоже, он всем сердцем переживал за Рубин. Как интересно ей было, прочесть сенсы инопланетянина. «Друг» - знакомое, такое ей знакомое. Что же о них повествовал ей земной мальчик?

- Я не очень могу, у меня тут по учебе немного долгов. Не обижайся, - принялся отговариваться Кусков.

    Вот о чем Кусков сейчас. Как же случайность меняет жизни. Но не нужно считать его заложником случая: он был горд, что стал участником прошедших событий. Все это было тем же сюрреализмом, но в тоже время настолько реально. Там на Луне целая цивилизация существует (целая!), скрытая от людей. Цивилизация лунных кошек. Он со значением обернулся на Мурзика, который чинно нализывал шерстку. Кускову же повезло встретить их: непохожих, разных. Этих жителей Луны. Его обручили со странной миссией: защищать этого котёнка, ровным счётом о котором ему было ничего неизвестно. И даже поклясться всеми камнями этого мира. Знать бы: что это за камни всего мира. Бесконечности что ли? Да и что собственно рассуждать о лунных котах? Про эмоции, про телепатию, про полеты, про их зависимость от света. Но ровным счётом - волшебство какое-то, которое он пока никак не мог объяснить научно. И о какой войне говорила Опал? «Человек, ты знаешь только то, что тебе оставила эта реальность» - о чем это Эмеральд. И дочь его не должна никогда познать войны. Но как это сделать? Когда у нас каждый день на дворе война? Уж люди так устроены. То Ирак бомбят, то взрывают что. Позвонила бы Лера на пару дней пораньше, может быть - и не было бы никакого Эмеральда и Опал. Он бы не пришёл домой тогда после занятий и не обнаружил Эмеральда в лотке с острыми когтями. И не слышал бы никогда добрую и милую Опал. А пошёл бы в кино, послушал бы ее гиперэмоциональные речи обо всем. А потом бы думал: что это - шаг к отношениям, или шаг пристроить его к себе подушкой. Уж лучше первое, хотя. О чем он вообще тут разрыхляет?

- У тебя? Да у тебя за год вперёд все сделано. Пошли, затворник, - парировали там.

    Кусков неосознанно прислонившись с телефоном к окну, грустно уставился на Луну. Мобильник рухнул из его рук, Кусков схватился за живот со страху. За окном появилась искореженное гневом лицо знакомого им Семена. Он мертвил свои чёрные брови, разрушенные зубы просверкали сквозь прозрачное стекло. На реакции он кетчерски забрал в полёте телефон. Рубин, похоже, испытав тоже самое - одним прыжком достигла объятий Кускова и задрожала у него от страху.

- Ты чего молчишь? - звенело в трубке.

    Кусков, будто агент национальной безопасности, прислонился щекой к окну. Семена нигде не было. «Что это с ним такое сегодня? Вот страху наводит. Говорил же: возьми мелочь. Может, похмелье замучило? Или, может, мне уже мерещиться все подряд! Но Рубин же тоже видела?». Пробурчав что-то невнятное, Кусков вспомнил о трубке.

- Прости, телефон выпал из рук.

- Растяпа! Так идёшь или нет?

    Рубин уже пристроившись на плече, разглядывала окно. «Какие все-таки страшные эти люди! Папа был прав. Но этот человек - ничего. Ох! Папа! Ведь я… Где Альберт?». Рубин выдавив из себя остатки слизи, принялась ерзать по человеку. А затем вовсе исчезла вместе с ним в его казуальном действии. Эх, котята! Все интересно, когда неизвестно.
       Кусков же в этом время занимался сочинительством тысячи отмазок. И ни одна пока не срабатывала.  Может, сказать, что кошка рожает? Он снова обернулся с надеждой на Мурзика. Но тот, покрутив ушами, дал понять, что совсем не рожает, даже не собирается. А если бы собирался, то явно не в этот день. Рубин с радостью изучала громкую связь на телефоне и впервые познакомилась с изображениями. С наслаждением она показала зубки. Куда там собрался человек?

- Человек, согласись, - весело выпалила она и завертела ушками, так ей понравился поток энергии, что исходил кругом.

     Кусков невольно выпалил согласие, сам не обозначив причины почему. В трубке дали рекомендацию завтра одеться поприличнее и с радостью закончили разговор. Он финализировав все, цокнул. Ну хоть, разговор теперь будет спориться с Рубин.

- Меня Рубин зовут, - в Рубин начала просыпаться бойкая радость исследователя, она танцевала на плече, перебирая золотым хвостиком по волосам Кускова.

- Я рад, что ты проснулась, - ничего лучше не нашёл сказать тот.

    Его же сердце взяла жестокая вина; почему он не выпалит ей всю историю - все что произошло? Про Эмеральда, Опал, про поиски. Как же он может так лицемерно поступать с ней? И стоило ему только об этом подумать, как Рубин опустила вниз мордочку. И слёзы предательски потекли из ее рта. А сам Кусков чувствовал их - холодные, твёрдые, как сталь, и обжигающие как радиация.

- Это все правда? - воскликнула Рубин сквозь слёзы.

     Кусков - дурашлеп! Они же кошки лунные! Телепаты! И вина теперь поедала не только его сердце, но и душу. И теперь было бессмысленно что-то говорить лунному котёнку. Рубин быстро прыгнула к окну, туда, где все сильнее и сильнее увеличивалась в размерах красавица Луна. Теперь заместившая солнце на ночном небосводе.

- Ты поможешь мне вернуться? Обратно к папе? - она прислонила лапку к запотевшему стеклу.

 «Каким образом?» - печально заметил про себя Кусков, а сам:

- Клянусь всеми камнями этого мира.

    Тогда Рубин, утерев лапой слёзы, резко повернулась к Кускову. И зубки ее снова оскалились в улыбке.

- А ещё скажи мне? Что такое «концерт», «растяпа» и «затворник»?

- Хах, - Кусков подергал головой; все надо непоседе.

   В это время в коридоре - в подъезде происходил небольшой, как бы мы сказали экшн. Папа Альберта в окружении Маши и самого Альберта утонули в вечном молчании. Немая сцена, что теперь разливалась вне и внутри квартиры повергла их в неописуемый юмористический шок. Жена его, бодро одевшись в рыбацкий папин комбинезон, гарцевала среди косметики и ванной. Недовольно ругаясь на удерживающих ее в дверях.

- Ну, скажи мне, почему я не могу пойти на дежурство? - она была совсем не в духе, как бывают дети у которых отобрали конфету.

- Что с ней, папа? - Альберт дергал папу за рукав, совсем не зная что за сыр-бор здесь.

    Сводная его сестра была, что называется вообще в мейк-ауте. Маму совсем подменили на кого-то нового. Вот скажите: отчего она в 12 ночи позвонила в дежурную часть в полицию и напросилась на стажерство. Какое нафиг стажерство? От шутки что ли ей там дали согласие. Весь отдел, наверное, там смеялся. И до сих пор эту байку рассказывает. А она ведь твёрдо намерена туда идти.

- Маша? Какая дежурная часть? Какой ты мент? - выдавил из себя ещё ошарашенный папа Альберта.

- Вы не понимаете! Это моя мечта! Это so good! У тебя фуражка есть какая-то? - она где-то откопала рыбацкие сапоги.

     Альберт, освободившийся от шока, теперь злорадно и ехидно улыбался. Но только тихо, чтобы папа не увидел. Папа же Альберта, осознав всю безысходность ситуации на выдохе произнёс:

- Я курить на улицу.

- Я тоже, - случайно произнесла младшая Маша, за что получила заслуженный щелбан.

   И лишь Альберт радовался, наблюдая как его мачеха наводит полицейский марафет.


- 3 -


        Гиацинт на цыпочках вместе с принцессой прошмыгнули мимо тронного коридора. А где-то здесь среди лунных камней бродит Азурит с приготовлениями к венчанию. И, поверьте, нужно, чтобы тот ни одной жаброй не повёл - иначе Гиацинт за такую выходку навечно заставят перебирать эти камни. Усыпить того не получится, этот старый научен всякими там сонными кошками с их хитростями. Гиацинт перемещалась как настоящий разведчик; а за нею Страдание - вроде хвостика (если у таковых бывает хвостик). Ох! Не поверите, от чего сердце девушки так заранее хочет знать своей судьбы. Наверное, странные бабочки в животе ведут их или сам лунный свет, разбери их попробуй в юности. Наконец, кампания их достигла успеха. И заветная фрамуга в тронный зал - подай лапкой.   

       Страдание, закусив губки, заделала полы своего черно-бриллиантового платья, приготовилась высунутся в шёлку. Прямо на чуть-чуть. Взглянуть на принца одним глазком. А пушной хвост Гиацинт мазнул ее по горячим, красным щечкам. Во фрамуге появился с вертящимся хвостом Медь. Трехлапый, мощный, грузный, весь покрытый купоросом, он всегда пугал Гиацинт. Похожий больше на лунного тороса, чем на лунного кота, он был самым некрасивым из сонных котов. Он недовольно прорычал, увидев Гиацит и принцессу, собирающихся пробраться в тронный зал.

- Принцесса, - начал он своим привычным металлическим голосом - Я надеялся, что Вам разъяснили правила венчания. Вы не должны подводить своего отца.

    Страдание сморщилась, спрятавшись за Гиацинт. А Гиацинт, кажется, хотела спрятаться за принцессой. Вот невезение: сейчас Медь уничтожит ее своими голубыми глазами.

- Медь, дорогой! Не злись! - Гиацинт в надежде на обаяние распустила хвостик и сомкнула ушки.

    Медь же скривил мордочку в странной улыбке. Будто Гиацинт так делала в сто тысячный раз. Он покивал ей в знак того, чтобы Гиацинт отошла от фрамуги. Гиацинт покорилась от греха подальше. Медь скучно зевнул, раскрыл рот со своими медными зубами, так же скучно дыхнул к фрамуге. И окошечко, что раньше бы показало во всей красе тронный зал и принцессе и Гиацинт зарос толстой медной пластинкой с окисленным на поверхности оксидом. А Медь исчез за ней.

- Отправляйтесь в свои покои, принцесса! И не смейте их покидать, пока Вас не попросит об этом отец, - сказал Медь это так грубо, что если бы принцесса не сдержала слез, то это бы вполне было понятно.

- Вечные эти, автократы и тираны! Медь с Тоской! Карма, настоящий кот, должен воспитать когда-нибудь этих хамов! - неистовала Гиацинт! - Ну, погодите у меня!

       Медь же прогнал принцессу, не потому, что был тоталитарным издевателем над девичьем сердцем. Старый металлический этот кот уже чувствовал наступление часа Х. И защитить принцессу было первоочередной задачей. Внутри стены покоев святейшей Страдание призраком уже притаился Тоска; он и будет хранить принцессу от восставших. Медь был согласен, он бы и мог самой принцессе объяснить настоящую цель, но сердце его сжималось от этого. Что Страдание все это время проведёт в страхе. Уж пусть Медь покажется тираном, чем настоящим мучителем. По крайней мере, пока с ней Гиацинт, она сможет попросить на помощь. А Тоска - надежный воин, разделяющий взгляды сонных кошек. Медь был готов к бою - с темными котами и воронами, с любым отродьем из этого культа первого регента. Мастер Карма оставил достаточно сведений и знаний.
     Сонные коты готовы к бою, все должно получится - Керамзит, Базальт и Пирит с лунными стрельцами разбросаны по дворцу. Ни одна душа не пройдёт мимо них. Сам великий Забвение тренировал их. Лишь бы мастер Карма и мастер Печаль вернулись целыми со своей миссией. Медь покивал и вернулся в тронный зал.
      Медь вошёл в освещённый тронный зал, по привычке сменив обычную свою трехлапую хромоту, на шаг придворного лунного кота. В ряд у алмазно-рубиновой дорожки, выстроенной специально для принца и принцессы уже выстроились придворные сонные кошки в белых церемониальных кирасах. Здесь же и темные кошки со своими жабрами и чёрными навесками. Медь медленно ступил на дорогу, на пути к самому Миру. Он чинно поклонился Пион, а затем послал скоромную улыбку и своему камню - Розе. Она подмигнула ему, склонив ушки и Медь поднялся по ольвериновому пьедесталу к регенту светлой стороны Луны.
     Что касается самого лунного короля, его мыщцы лица едва дрожали в лунном свете и блеске лунных камней. Внутри него боролась ненависть и тревога. Он разделял поздравления и почитания от сонных и тёмных котов, улыбаясь и снисходительно кивая. Но душа его не имела покоя, знавши о скором нападении. Он подумал о чёрном своём войне Карме, отдав ему в голове последние почести и попросив Вселенную принять ее сына. Медь образовался у его правой руки, подтверждая, что принцесса в безопасности. Слева у больших ворот тронного зала - засеменили кошки и тельцы. Повозка принца достигла тронного зала. По тронному залу зажглись приветственные камни из тёмных пещер Тёмной стороны Луны. Тогда Мир привстал, опустил вниз руку. Сонные и темные кошки запели приветственную молодоженам песню.
     Принцесса немного грустная уже помещалась в своих покоях. Она раскинулась в красивых раздумьях о будущей жизни. Я придётся покинуть отца. А каково это жить в темном дворце? Говорят там кошки и люди смурнее, чем лунные тельцы на тяги. А какой принц? Может, он чувственный, заботливый, красивый. Настоящий защитник, а вдруг нет. Гиацинт же недовольно вертела хвостом, ещё припоминая обиду Меди.

- И что ему? Невинная шалость. Нашёлся Азурит в купоросе. Тоже мне.

- Хватит, Гиацинт, - принцесса, освободившись от дум, наклонила к ней голову - Скажи мне, Гиацинт? Я красивая? Принц влюбится в меня?

- Вы бесподобны, принцесса - послышался голос во тьме.

     В покоях принцессы появились Соль и Серебро. Низкий голос принадлежал Серебру. Принцесса поднялась в ложе, обняв почему-то Гиацинит. Соль и Серебро для неё были нежданными гостями. Прежде всего потому, что никто из сонных кошек и лунных людей никогда не видели их здесь среди Алмазных садов. Гиацинт недоверчиво поставила лапу на принцессу. Внутри покоев принцессы водрузилось молчание, которое прервала Соль.

- Мы пришли высказать Вам честь, ваше Высочество, - кажется, принцесса немного успокоилась, перед свадьбой это уже было тысячное поздравление.

- Я рада, - сказала принцесса.

    И только Гиацинт от чего-то не нашла себе место. Что-то екнуло в ее кристалле, она почувствовала энергию, которую доселе даже никогда не обнаруживало. Что-то злое, негативное, что-то обманное. Она выпрыгнула вперёд, и без своей обычной фамильярности и простоты принялась говорить.

- Прошу Вас, если вы высказали свои пожелания, то принцесса бы хотела бы подготовиться к церемонии. Мы выразим почтение Везению в лунном письме, - проговорила это Гиацинт.

     Соль понимающе кивнула. Переглянувшись с Серебром, молча развернулись к выходу. И раздался электрический разряд, поразивший Гиацинт. Она упала здесь же, прикрыв свои глаза. Ее лапки поехали по мраморному полу, и она без памяти паша наземь.

- Вы пойдёте с нами, принцесса! - приказал Серебро.

     Принцесса, будто не замечая, положение, в котором оказалась бросилась к Гиацинт. И принялась обнимать ее, без слез. Она погладила ее, ушедшую во Вселенную, смело защищая ее - простую сонную кошку, что с самого детства была приставлена к ней. И тихо без стенаний простилась с ней, понимая что с ней произошло невообразимое. Кристалл ее энергии погас - принцесса чувствовала. Такой холод не спутаешь ни с чем. Ни с солнечной бурей, ни тенью Алмазных садов. Она выгнула в гневе по детски губки и принялась кричать:

- Отец Вас покарает, - ее глаза изменились, она бросилась к выходу - На помощь! На помощь!

     Серебро одним прыжком оказался у выхода. Его решительная лапа готовилась к удару. Удару, который свяжет руки принцессы серебром. Принцесса бросилась назад - за ней уже притаилась Соль. И принцесса рухнула на полу - ей больше некуда бежать. Теперь ей остаётся только покориться Соли и Серебро. Предателям! Она в голове помолилась Вселенной и принялась, кричать, что есть мочи: «Папа! Папа!»
      Горло Соли в это время вывернулось наружу, Соль в удушающем захвате высунула язык. И выя ее щёлкнула в переломе. Из пустоты образовался Тоска с решительной мордочкой и поднятой вверх выей. Уже в кирасе и с копьем за спиной. Невидимый этот кот появился вовремя. Он ближе притянулся к принцессе. Страдание не переставала рыдать, наблюдая за тем, что происходит. Все рушилось; рушилось в ее голове и судьбе. Беспомощная она повторяла слова спасения. Тоска прикоснулся к ней лапой, чтобы та успокоилась. Что он с ней. Но принцесса… Не могла…
       Серебро увидав Соль лежащей мертвою двинулся к принцессе.

- Ни шагу, Серебро. Или кроме твоего камня, лишишься жизни и ты, - Тоска вытаращил наточенные когти.

- Убей ты хоть всех моих дочерей, проклятый красным драконом невидимый кот, ты не помешаешь нам, - Серебро продолжал приближаться к принцессе, - Свой камень Соль отдала Вселенной  во имя первого регента. Думаешь я сделаю иначе?

    Тоска, соорудив пируэт, перелетел рыдающую и кричащую принцессу. И когти его вонзились у самого носа Серебра в холодный мраморный пол.

- Предателя ждут только когти, - проговорил Тоска.

    Серебрянные колья пролетели мимо выи Тоски; он быстро обернулся назад - не задело ли принцессу. Принцесса была цела. И Тоска, выхватив лапой копье, набросился на Серебро. И раненный Серебро исчез рядом с уничтоженной Солью.

- Моя миссия исполнена, - Тоска навалился на него лапами, направив когти под киль кристалла. Серебро сказал это с последним своим вздохом.

- Ты станешь прахом этой Вселенной, - заключил Тоска, вонзив когти ему в шею.

     Последнее, что видел Тоска - как камни накрывают его тело. Как рушится потолок в покоях принцессы. Как его драгоценная Страдание исчезала в его дымке сознания. «Что? Что произошло?» -   проскользнуло внутри смелого воина Тоски.
 

- 4 -


    Печаль прибыл в свои покои быстрее, чем ожидал. Гранат ещё не было, а потому Печаль позволил себе ненадолго отдохнуть от разговоров. Он ослабил свою кирасу; и она свалилась позади лежанки вместе с острым копьем. И старый воин расправил свои скрюченные плечи, поднял лапу и слегка потёр свою рану, оставленную когда-то Солью электрическим ударом. Затем тяжело вместился в козерожью шерсть, аккуратно взвалив свой железный хвост. Печаль повернулся набок от возникшей боли в груди, и почесал киль, в надежде, что она пройдёт. Но томительное ощущение внутри никуда не исчезло. Ионный кот с тоской повернул голову на стену базальтового своего кабинета. На стене помещался портрет с нарисованным чёрным лунным котом. Этот портрет был в новинку тысячу лет назад Печали. Когда-то на Земле он выучил, что люди умеют рисовать и фотографировать. И однажды он сам задумался: может, и я смогу также? Перенести свои собственные глаза на бумагу (так считал Печаль). Но когти его предательски рисовали лишь каля-маля. Но жажда его обрести хотя бы один такой не угасла. А спустя много лет, когда окончилась страшная война, вошла в свои права Опал и окрепла Рубин, он и сам решился на просьбу. Тогда в одну из ночей Печаль отправился в Алмазный сад, где часто любила бывать Рубин. Он находил ее там под тягуче связанными серокислородными облаками, наблюдающей за Землей.

- Скучаешь по Земле? - тогда с какой-то досадою спросил ее Печаль, не имея в виду ничего плохого.

     Рубин его с улыбкой поприветствовала, развернула ушки и отрицательно покивала.

- Нет, скорее по людям, которые все это время уберегали меня. На Земле, я чувствую, грустит один человек. Мой друг. Я просыпаюсь и минерал мой сводит от тревоги. Мне кажется, что он сейчас, с опущенной головой гуляет по остаткам старого парка. Где, когда-то мы с ним пытались летать. Задумчиво закуривает! Хотя я ему запрещаю!

- А что такое «друг»? - Печаль присел, забыв уж про свою просьбу.

- Друг? - Рубин задумалась - Друг - это тот, кто лучше всего тебя знает и не скажет слов злости без любви. Друг - это твой камень, только он думает о том, что у тебя в кристалле. Хотя у людей внутри нет этих проклятых красным драконом минералов Андромеды, он у них есть. Они странно называют его «сердцем», оно живое. Но я видела сердца - они не излучают эмоций. И при этом излучают. Друг что-то близкое, как к нам Земля. Но не по расстоянию, а по энергии что ли. У тебя тоже есть друг, я уверена.

    Печаль задумался. Он вспомнил Гармонию, его старого друга, верившего в свет этой самой Вселенной. Если бы не было этой сволочной войны, Гармония был бы рядом, так близко, как говорит Рубин. Он вспомнил и толиманского своего хозяина, которого Печаль бессердечно предал ради успешной диверсии. И мастера Карму. И все с дорогими его камнями сделала эта проклятая красным драконом война.

- Я одинок, - признался Печаль, - я один в этой Вселенной, будто это она меня наказывает за мое неверие в неё.

    Рубин взглянула на него удивленно, понимающе и так глубоко, что Печаль по старой памяти запаниковал (хотя давно уже был холодным войном).

- Хочешь, я буду твоим другом? Любишь прыгать с лунного камня в папоротник - весело протороторила Рубин. - Это не страшно. Если только немного больно. В обязательном порядке нужно падать на четыре лапы!

    Печаль, получавший ранения лазером и холодным оружием рассмеялся. И в голове его, прожженной битвой как на ладони проникли воспоминания о светлой стороне в самом детстве. Тогда, когда ещё Печаль не превратился в лужу ионов, идеального убийцу и шпиона. Как мама нежно вылизывала его шкурку, как он тихо кивал головою за падающими звёздами. Рубин тем временем откинула свой золотой хвостик трубою. Она пересекла Алмазный сад и одним прыжком достигла самого высокого лунного камня.

- Только не используй прыжок и полет, когда летишь вниз! Покорись потоку сероводорода и кислорода! - кричала Печали Рубин и сиганула вниз в папоротник. - Ну, давай! Скорее за мной!

    И ионный кот рванул за ней, рьяно сиганувшей с лунного камня. Печаль впервые такое обнаружил. Можно летать совсем по-другому. Это невообразимо - сам воздух ведёт тебя вперёд, обдувая мордочку. Печаль ощущал свободу внешнюю и внутреннюю. Не нужно было напрягать выю, греть шерсть и передвигать лапами. Он с наслаждением приземлился на четыре лапы и обнаружил Рубин, вымазанную в папоротнике.

- Ну как? Ещё разок? - Рубин исчезла в прыжке, а Печаль без раздумий за ней.

   И Печаль вдруг обнаружил, что старость его пропала пропадом. Тело его налилось приятным ветерком и глаза расслабились от пережитого. Он прыгал и прыгал, все больше думая о том, что не додумался до этого сам.

- Как ты это придумала? - спросил тогда Рубин Печаль.

- Все просто, - немного с гордостью прошептала Рубин, - я мечтала летать. Подобно птицам на Земле, ведь у меня ничего не получалось. И я подглядела за ними.

- Да, - Печаль подумал о том, что он тысячи лет убивал людей, изучая лишь их слабые места, но оказывается; Печаль даже не думал, что такое настоящее наблюдение.

- Когда-нибудь я покажу тебе Землю. Опал обещала отпустить меня, когда окончатся лунные дожди. Надеюсь, мой друг меня ждёт. Нет, не так. Я знаю, что ждёт.

- Мне нравятся человеческие картины, - признался Печаль, его мордочка влилась в краску, будто тот сказал что-то постыдное.

   Рубин по-дружески побила его по кирасе. И обещала, что обязательно одну из них они нарисуют, какую Печаль захочет. И Печаль впервые испытал радость, настоящее чувство, что он когда-то похоронил в себе - среди холодного расчета убийцы и шпиона. Ионного кота, способного превратить головной мозг человека в соляную кашу.
     Теперь Печаль глядел на нарисованный портрет мастера Кармы, подаренный ему Рубин. Для него на холсте он был живее всех живых. И потому ему нравилась картина. Мастера Кармы давно нет рядом с ним, давно он след этой Вселенной, но каждый день с ним, наблюдает за ним.    
 
     Когда солнечный ветер немного утих, и светлые полосы пробрались в его небольшую фрамугу, вошла Гранат. Темная кошка с красной, пышной выей и ярко-коричневыми глазами. Приметив Печаль на лежанке, она скромно улыбнулась и уселась рядом, положив на него свой короткий желтый жаберный хвост.

- Ты сегодня раньше солнечного ветра, мой камень, - она прошла коготочками по его ранам на вые и спине, как делала обычно.

- Скоро нужно будет уйти, первый регент встречает коллегию с Толимана и Бангулы, - непривычно малословный и с чеканной речью он проговорил это горячо и радостно.

    Тогда Гранат тоже оживилась.

- Неужели есть хорошие новости? - она прильнула к нему всем телам, Печаль заметил, что боли в его киле прошли. Он вывернулся: так, чтобы прекрасные глаза Гранат были перед его мордочкой.

- Полетим с тобой на Землю? Мой камень? Когда все закончится? - Печаль глядел на неё котёнком, просящим ласки и понимания.

- Конечно, - Гранат кивнула ему, - Правда, я никогда не была на Земле. Но слышала, что там красиво. Рубин и Алмаз говорили о Земле в саду. А я высаживала лунные лилии. Сказала, что там даже вода не в пещерах. И все зелёное, все яркое.

- Потом спрошу у Рубин самое красивое место, мой драгоценный камень - он закрыл глаза, засыпая.

    Гранат оставила его на пару минут, принесла ему какую-то траву и уселась перед фрамугой. Когда через облака показались оранжевые полосы восходящего солнца, она с нежностью принялась вылизывать Печаль. Ему было пора - первый регент и Рубин ждали его во дворце на исходе ночи. Но Печаль не просыпался.

- Печаль, мой камень, ну чего ты! - она покусала его за выю, но Печаль не шолохнулся.

    Она улыбнулась, лизнула его в лоб. И решила, что он устал. Она подойдёт к нему позже, когда он немного окрепнет. Пусть отдыхает, если что - она поручится первому регенту за него. Опал точно все поймёт. Гранат присела у фрамуги и взглянула в лунное небо. Где-то за оранжевыми запечными облаками была скрыта эта самая Земля. «Придумал же, мое солнце, на старости кошачьих лет. На Землю! Но с ним хоть на край света!» - и она с чувством любви опустила лапку на тонкое алмазное стекло фрамуги. Когда солнечные лучи были невозможно яркими, она решила снова попробовать подойти к Печали.
      Она немного протерла от лунной росы окошко. «Чёрные пятнышки! Ох уж эти сероводородные росы! Теперь придётся идти к Пириту за этими камнями, которые смывают пятна!» Она присмотрелась. Хм… это не пятна, а очертания. С ужасом, она обнаружила отражение железного хвоста Печали. Она сразу бросилась к нему со слезами. И теперь держала в лапах его хвост - чёрный от окиси железа. Она принялась его тормошить. Она уложила мордочку на его холодное тело. И все сразу поняла. Печаль не спал, он ушёл во Вселенную.
        Исход ночи разразил болезненный крик Гранат, потерявшую навсегда самый свой драгоценный камень, своё Солнце и Луну.


  - 5 -

     «Вот к чему ведут эти разности!» - мастер глядел на стопку писем рядом со своим недопитым кофе. В окно бил свет одиноких звёзд под тихий свист медленного ветра. Он, иногда покашливая, рассуждал чего ему жаль больше: потерянного времени, потерянного чувства или собственных страданий, которые вообщем он прогнозировал. «Я же говорил. Это невозможно. Ох, за что же это чувство так затмевает голову!». Он встал и открыл настежь окно. «И вы молчали!» - он причитал звёздам, будто они виноваты во всех разлуках этой Вселенной.


     Кусков сидел в молчании за бумагами, пока Рубин занималась с Мурзиком. Чёрный земной кот бессловесно глядел на неё, выпучив свои глаза, изредка отвлекаясь на то, чтобы переставить затёкшую лапу или хвост. Рубин сравнивала представителя земных кошачьих с представителями лунных. Она повернула к себе золотой хвостик, переглянулась с Мурзиком. У того - прожженный, облезлый. Не было не выи, даже шерсть другая. И уши меньше. Со страхом она обнаружила нос и усы. Она обошла его вокруг, Мурзик вроде того на смотре войск - сгруппировался и вертелся подле Рубин.

- Мяу, - страдальчески произнёс Мурзик, появившаяся прореза позволила ему сигануть на полку, сокрушив бумаги и конспекты по физике.

- Мурзик, ну что ты за зверь, - отреагировал Кусков на звук, но не оторвался от дела.

     Рубин, ни разу до этого не встречалась с чужой боязнью, и сама обнаружила себя на соседней полке. Ее ушки удивленно показались из-за вазы. Мурзик сиганул вниз и пулей исчез на кухне.

- Ты что приперся? Опять жрать? - послышалось в другой комнате - А пенсия знаешь нынче какая? Вот и знай своё дело. Иди гуляй, голодающий Поволжья.

    Через 10 минут несчастное лицо Мурзика уже глядело на Кускова. И с жалобным видом скребло стекло залы.

- Странный этот, не говорит, - заключила Рубин.

- Он и не должен говорить, - открыв форточку сказал Кусков - Хотя, если бы они говорили, может, и старики бы не так были одиноки.

    В развалочку, хромая на одну ногу вошла баба Тамара, и непременно держалась за стену.

- Ты где будешь, друг дорогой! - Рубин скрылась снова за вазою.

    Кусков поздоровался с бабой Тамарой, быстро подбежал к ней, взял за руку и посадил на диван. Она распластала свои ноги, откинулась на диване и задышала. Халат на ней был глубоко расстегнут. Тот, уж привыкший ко всему, вынул из пакета тонометр и таблетки. И принялся к измерению. Доселе пущенный Мурзик впечатался вплотную к Рубин за вазу. Видимо, Рубин была вовсе не страшною ему теперь. Оба скрывались за копией египетского шедевра, только хвосты торчали.

- Да, бывают же люди. А вот от моих ни дочерей, ни внуков не дождёшься.- Кусков внимательно слушал одну и ту же историю в тысячный раз. - Ждут и видят, как в гроб уйду. Квартиру забрать. А сердечко нынче и суставы ни к черту. А глаза вообще ничего не говори. Да и вообще живого места нету. Заловка нынче померла от инсульта, да и поминай как звали.

   «Что это там делает Кусков?« - рожица ее счастливо показалась из-за вазы и сразу спряталась. Тем временем на тонометре 160/90 мм рт.ст. Кусков дал таблеточку из аптечки и попросил немного посидеть, отдохнуть.

- Славный ты, парень, тебе девочку, да получше.

- Будет, будет, - ответил легко Кусков, поискав где-нибудь Рубин, надеясь, что ее вовсе не заметили.

- Да откуда ж такую сейчас найдёшь? Видел какие ходят. К таким на Победе не подъедешь. Одно только знают: ради себя жить. А мужиков-то не видят настоящих. А все почему? Книжек не читают. Да только местом этим думают.

     Кусков, произнеся что-то вроде «Не все ж такие» раздобыл где-то валерьянку. С шумом и запахом откупорил ее. Так что Мурзик, завинтив хвостом, просяще возник из-за вазы. «Что это он?» - подумала Рубин.

- В наши годы, молодости, а мне уж 80-ый годок идёт, мне поверь. Видно сразу - справный мужчина или нет. Скромный ежели, не пьёт, да баб за ним не бегает, с головою, да не с мамкой живет - бери, пока не забрали себе, - Кусков в это время орудовал с каплями валерьянки - А цветы эти все, шампанское - это хахали всякие. Мой то знаешь, всю жизнь на партию, всю жизнь на заводе. А дома всегда и еда, и дети. И рыба. И придёт обнимет. Ради сексу Вашего разве жили? Он у меня и войну прошёл и контуженный вернулся в конце 40-ых. Думал, сгинул, касатик. Так я похудела на 20 кг от горя. А он живехонький. Я ему сразу двойню нарожала. Жалко помер бедный. Вот и навоспитывала я без него невесть что.

   Кусков, покивав с пониманием, подал стакан. И баба Тамара, всхлипывая от слез махнула стакан как за здравие.

- Лучше Вам? - забыли упомянуть, что Кускову приходилось кричать, но он привык.

- Ещё как. И что в доктора ты не пошёл. Эх, ты на меня старую не серчай. Характер у меня старческий скверный. Сама скольки прошла - и войну. И на заводе пахала. И одиночество. И болезни. Ты сам, главное, за здоровье и жизнь свою держись. Она ведь самое ценное. Поэтом не будь, но человеком всегда. А я пойду полежу. И в холодильник загляни, я твоему котёнку молочка купила. Только свет, если жжёшь ночью, потом сам оплати. Нынче пенсия сам знаешь.

- Хорошо, - принял Кусков, проводив в соседнюю комнату свою хозяйку, а затем сразу вернулся к бумагам, о чем-то подмигнув Рубин.

    Кусков все это время читал о полёте, ему хотелось разобраться, найти хотя бы подобие того, что он наблюдал у Опал. Читая о невесомости, левитации и полёте птиц, импульсе и скорости света, он все же не ощущал того же, что показывали лунные кошки. Он читал то научные статьи, то откровенный парапсихологический бред. «Тахион - гипотетическая частица, развивающая сверхсветовую скорость в вакууме. Обладая мнимой массой, выраженной в комплексных числах» - Кусков остановился. Дальше следовала формула, которую он бы никогда не воспроизвёл, будучи под самым мощным психостимулятором. И он, сжав щеки, прочь закрыл вкладки.
      Эх! Попросить бы Рубин попробовать полетать, тогда бы я точно чего-нибудь нашёл. Хватило бы соображалки, до профессора мне далеко. Точно? Может, спросить у профессора? А это мысль! Обретя «Эврику» он быстро покидал свои записи в портфель и быстро набросил ветровку. И зашагал к выходу. Рубин, покинувшая своё укрытие, тут же оказалась у него на плечах.

- Не, не! Рубин ты не должна показываться га людях. Я схожу на кружок и вернусь. Обещаю, - Кусков погладил дотянувшейся рукой шерсть на киле.
 
     Кусков ровным счётом не расчитывал, что Рубин будет ходить везде бок о бок с ним. Нет, показать ее было невозможно, немыслимо. И потому: он подумал о надежном союзнике, что не выдаст ни его, ни Рубин. Его голова совершенно осознанно обернулась в коридор. Нужно пересказать случившееся мальчику в соседях, что обнаружил Рубин. Дай Бог, памяти, как его звали. Альберт? Слишком опасно? А что если тот не поверит? Ведь в детях секрет держится едва ли. Хотя… Не рассказал же он о ней, когда нашёл.

- Не бросай меня, человек. Неужели ты оставишь меня с ним - она направила лапку на Мурзика, который мирно воевал с когтеточкой.

    Кусков, вздохнув, попятился за большим портфелем, где помещались когда-то Опал и Эмеральд. И его перещелкало.

- Вот собака, кино! Я же опаздываю в кино! - выругавшись,  он поставил Рубин к когтеточке и исчез в шкафу, послышался скреб в поисках чего-то приличного.

- Это ты почему меня не хочешь взять с собой, человек? Я ведь хочу с тобой, - Рубин, завертела хвостиком, так что Мурзик настоящей ракетой с космодрома Байконур махнул на диван.

- Так надо, Рубин, - родительскую фразу Кусков опрокинул не зря, ведь было бы злостно оставлять котёнка снова в слезах.

- Что это значит «надо»? Я не понимаю? Возьми меня с собой, человек.

«Если она станет несчастна, я уничтожу тебя, человек» - звучали слова лунного кота в Кускове. Что же у них такого произошло на Луне? А что было на Земле? Если эти прекрасные создания всем сердцем ненавидели людскую расу. И на ум лишь пришло «Война!» Но когда и как? Кусков припомнил. С японцами воевали, с немцами, с турками, с финами. В Европе все друг друга перебили. И монголы были, и османы. Но лунных кошек он не припоминал, как и учебники истории. Так прошло 15 минут в его мыслях; в это время Рубин убеждала его как могла, забрать с собой. Мурзик уж уснул, чувствуя настоящую безопасность здесь на диване. Кускова разбудил звонок в дверь.

- Баба Тамара! - закричал он по привычке, - к Вам пришли, - и по той же самой привычке не получил никакого ответа.

    «И на что я надеялся? Она ведь и слышит через раз». С полным расстройством выкинул он оба портфеля и поплёлся в коридор. За ним Рубин, причитающая, что тот упрям, как лунный торос, «Что ему?», убудет что ли? Кусков, руководствуясь все той же привычке открыл засов, ведь он знал - сейчас появится соседка со второго этажа. Принесла бабе Тамаре хлеба по скидке и тысячу новостей  о том, что жизнь сейчас отвратительна, моральные принципы попраны, а молодое поколение деградирует. С последним же можно согласиться, но все же Кускову подобные разговоры никогда не нравились. Потому, что обладают цикличностью: тоже самое говорили сто лет назад и тысячу лет назад. А уж разговоры про «раньше и мороженное дешевле и мамонты вкуснее» вовсе его раздражали. А почему? Потому что, как разумный человек имел в виду - «Сам человек - виновник своего положения». Он мощно откупорил застревающую дверь и приготовился указать на соседнюю комнату, где почивала баба Тамара.
      И каков был шок, когда он увидал в подъезде - у самой двери Семена в его первозданном виде. Кусков, ещё ощущая вчерашний страх, прикрыл дверь. Но тот нарушил процесс ботинком и твёрдо вступил на коврик. Его глаза опустились вниз - к дрожавшей от страха Рубин. В Кускове же непременно проснулась смелость, он отпустил дверь и сжал кулаки.

- Тебе чего надо? Не уйдёшь, милицию вызову!

    Семён от слова милиция, вовсе не смутился. Его рука тихо скользнула по шее Кускова, и тот упал без памяти.

- Ты пойдёшь со мной, Рубин, - Лунная кошка же попятилась назад, от сжигающего ее ужаса.


- 6 -

     Тоска с жжением в шерсти ждал падения этого солнца на Толимане; до чего безжалостна в это время звезда Альфа-Центавры. Если он стонет до самых ионов, то поди Медь вообще должен был превратиться в гидроокись. Что за безнадёга, Тоска взглянул на пещерный грот, где тихо журчал горячий гейзер. И среди его вод плескались с наслаждением Толиманские козероги, облепленные у хвоста скорпионами.

- Брр, это же надо, - дребезжал Тоска - тут в парилке хотя бы чуть-чуть лунного холода. Держаться еще подальше от горячих источников! Так бы и окунулся в воды одной из наших пещер.

- У тебя ни жабр, ни касачьего хвоста, куда бы ты окунулся Тоска, - промяукал Гранит, его качнуло в повозке, ведь Базальт повернул тороса куда-то резко вправо.

- Будет тебе известно, Гранит, что я такой же темный кот, как и ты. И служу воле первого регента.

    Тоска горделиво поднял вверх выю.

- Помолчали бы, сонные и темные коты. Мешаете мне смотреть за торосом, - прошипел Базальт

- Сонный кот считает себя темным, - скривил мордочку в ехидной улыбке Наказание.

   Наказание и Гранит переглянулись с Медью, намекая ему, что тот тоже никчемный сонный кот. Медь же распушил свой живот и с наслаждением грел выю и грудь, выставленную из кирасы.

- А ты металлический кот? - заискивающе начал Наказание - Не вступишься за брата?

   Медь лишь зевнул, инсинуации его не волновали. Здесь на Толимане он был Толиманской рыбой в горячей воде, на родине его матери и отца. Солнце Толимана не только не доставляло ему дискомфорта, но наоборот - здесь он ощущал жизнь в собственном кристалле. Та, которая питает вечный свет солнечных котов Толимана и Бангулы. И питает его вечный кристалл, что преобразовывает ионы тяжёлых металлов в энергию.

- Прекратите перебранку, - грубо подал Карма - Иначе скормлю Вас Толиманским червям.

    Карма был всегда короток, ясен и понятен всем. И потому солдатские подтрунивания прекратились. Повозка с шестью лунными котами медленно перескакивала по песку и граниту раскалённого Толимана. Песочные дюны переминались с длинными карстовыми оврагами с наросшими раскалёнными докрасна солями местных тяжёлых металлов. Пары их на самом рассвете, когда Альфа-Центавра горела, нет, даже выжигала, поднимались вверх. И песок, от того становился фиолетовым. Что вообщем-то не мешало местным козерогам, скорпионам передвигаться среди песков.
        Кое-где повозка останавливалась у руин Толиманских людей, чтобы торос мог отдохнуть от жара в карстовых наростах и пощипать растущие здесь сухие водоросли. А затем дальше следовала по грязно-фиолетовой тысячелетием проторённой дороге. У города Риу, что даже во времена светлых котов был населён Толиманской расой, Карма объявил привал.

- Здесь самое яркое солнце, здесь и зарядим минералы, - приказал Карма, и четыре разжаренные кошачьи моськи рванули под щелочно-земельные навесы руин города Толиманской расы.

   Базальт же остался на торосе, аккуратно заправляя ольвериновые полозья. Он остался здесь - коготочками из повозки слопал какой-то камень и принялся поливать тороса водой. Остальные лунные кошки завистливо бурчали у дороги. Наверное, это то, самое наслаждение, которое им бы тоже не помешало.

- Жара, прокляни ее красный дракон, - Тоска прислонился к стенке песочных руин в надежде на небольшое охлаждение, но от горячего песка отпрыгнул прочь, сбив с ног прозевавшего среди дорожных камней Наказание.

- Побрал бы тебя красный дракон, ты что, касатки не видишь? - Наказание поднялся, оказавшись со скорпионом на ухе; завертев хвостом, он избавился с презрением от него прочь.

- Наконец-то ты, лучший темный кот, нашёл себе Луну и Солнце по заслугам, - посмеялся Тоска.

- Чей бы лунный конёк мычал, - Наказание почувствовав на себе ещё одну жгучую щупальцу взвизгнул и исчез среди навеса.

    Медь заботливо снял с него скорпиона и отправил его снова к камням. А потом объяснил, наконец, Наказанию, чтобы тот не топтался на их жилище. Он же бы тоже был против, если бы в его пещере кто-то жил.

- Зачем мы именно здесь остановились, мастер Карма? - Гранит нашёл мастера за кормлением тороса.

    Карма ожидал в молчании, и пока не ответил ничего. Следующий миг должен и был ответом для лунного кота. Фиолетовая синева, что недавно сопровождала шесть путешественников растворилась в тьме. И Альфа-Центавра скрылась за плотными радоновыми облаками. И чёрный дым водрузился над пустыней. Лишь маленький кусочек звезды оставался среди неба. Температура так сильно скакнула вниз, что доселе страдавшие от горькой жары лунные коты задрожали от холода. Наказание и Гранит так и вовсе вытаращили свои глаза от мороза по шерсти. Медь, медленно двигая своим металлическим хвостом, интимно прилепился к Наказанию.

- Ты что-то хотел сказать о сонных котах, темный кот? - Медь скучно зевнул, расслабленно и покачиваясь устремился к Тоске, вовсе не тронутый морозом.

- Бррр., ну и планета! - Тоска обнял себя лапами. А мастер Карма вообще не боится ни жары, ни холода. А чего он вообще боится?

- Держись меня! - Медь приветливо потянул ему одну из своих живых лап.

   И в кромешной тьме возник ослепляющий медный свет. И теперь внутри него вновь проснулись фиолетовые тысячелетние насыпи Толимана. Тоска впервые обнаружил такое свойство у металлического кота. Медь! Неужели это Медь? Он точно второе солнце! Гляди на него и ослепнешь!

- Порви меня в пещере лунная касатка, да ты драконья звезда Андромеды! - восхищенно кричал Гранит, глядя на переливающуюся среди тумана медную шерсть лунного кота.

- Заткни пасть, - прошептал ему на ухо Карма и приказал его внимательно послушать.

    Чёрный магнитный кот, обычно молчавший или говоривший отрывисто, сделался с выражением тем мерзким и невыносимым для подчиненных, что вменяло не только страх и подавление, но безотговорочное выполнение того, что он скажет. Каждый из лунных солдат знал, мастер Карма - последний, с кем он бы хотел встретиться на поле брани. Его чёрная нефритовая кираса возвышалась над их головами, а чёрный внушительный хвост, пожалуй, был сравним только с хвостом великого Забвения. К Карме нельзя было испытывать гнев или скорбь или жалость, ведь он непременно создаст из него самое мощное оружие. Карма был самым опасным среди светлых котов, получивших темное регентство. Даже сами Удача и Гордость боялись бы его, если бы остался живы.

- Дальше нам придётся идти лапами. Торос не пройдёт во тьме. Даже не думайте своими дурными хвостами использовать полёт или вас пожрут Толиманские черви, - Карма побрел медленно вперёд.

- И лунному коньку понятно, - обидчиво пробузил Гранит и медленно побрел за Кармой и Медью.
   
    Толиманская пустыня переливалась в желто-оранжевом медном свете. И похожие на мотылька у фонарного столба перебегали от бархана к бархану наши герои, изредка страдая от дрожи в лапах. Наказание, наученный горьким опытом, наблюдал за лапами, лишь бы не встать на камни. А Гранит и Базальт молча рассматривали руин древнего города Руи. Карма и Медь вели их через кромешный туман и холодный фиолетовый смог. И казалось, что температура с каждой минутой ночи не только не собирается щадить, но ударяет сильнее - хлыстом по шерсти тёмных и светлых лунных котов.

- Кажется, это схрон города Руи, это здесь, мастер Карма, - Базальт остановил его хвостом и рванул вперёд.

- О, затяни меня жерло красного дракона, сейчас будет неприятно! - Тоска сконфузился и закрыл уши.

- Базальт, давай только ни как в прошлый раз! - кричал ему Гранит, закрыв лапы ушами.

- Я же говорил заткнуть твою проклятую красным драконом пасть, - Карма со злобой ответил ему удар по уху, так что Гранит исчез в песке.

   Базальт, водрузившись на бархан, надул щеки, напрягся. Воздух, песок, туман и смог принялся колебаться так сильно, что все пятеро почувствовали это. Волна колебаний прошла и по Граниту, которого вовсе зарыло в песок. Карма, раскрыв широко глаза, бросился к Граниту и быстро вытащил его прочь. Затем отрывисто приказал: «Бежать!», а сам остался на месте. Следуя за Медью, все остальные исчезли за барханом вместе с Базальтом. А Карма выставил над головой хвост. И встретился с тем, чего больше всего боялся.

- Говорил же тебе, проклятый красным драконом, ты лунный червяк, помолчи, - ругнулся Карма и отпрыгнул прочь.

     Перед ним водрузился с широкой пастью огромный кольчатый червь, что звался Толиманским. Уж Карма-то знал, что звездный кот для них наиполезнейшая пища. В пасти кольчатого Толиманского червя образовался скользкий язык и зубки. Карма же не спасовал,  и вот он уже впился когтями в его спину. Все пятеро лунных солдат наблюдали с бархана.

- Нужно ему помочь, - говорил Тоска, волнуясь за мастера.

- Базальт, лунный твой ольверин, какого проклятого красного дракона, ты призвал Толиманского червя, - ругался Гранит.

- Пустосолнечный ты лунный червь, сожри тебя двенадцать лунных касаток. Я, наоборот, пытался их отогнать и передать сообщение. А призвала твоя краснодраконья пасть. Тебе же сказали молчать, - гневно ответил Базальт.

- Нельзя брать на миссии лунных котов, чьё солнце размером с лунного светлячка, - заключил Наказание.

- Он же там один против червя, - Тоска рванул на помощь к Карме, но того быстро схватил когтями за хвост Медь.

- Стой! Мастер справится. И его ждёт уже помощь. Твоего кристалла Андромеды здесь не будет достаточно. Не губи себя, - Медь втащил его за бархан.

   Среди тёмных барханов, где среди паров тяжёлых металлов происходит сражение Толиманского червя, наши пятеро героев слышат свист. И в кромешной тьме появляется красно-рубиновый, розовый и зелёный свет, подобный Меди. Металлический, но такой прекрасный, озаряющий. Мастер Карма едва державшийся на черве и грызший ему позвонки, чувствует как мыщцы червя слабеют. Мастер Карма чувствует свои когти уже не в мягком теле червя, но в настоящем камне. И Карма вместе с громадным червем устремляется вниз. И с облегчением опускает выю вниз.

- Вы в самое солнцестояние, - произнёс вспотевший Карма, - иначе я бы превратился в лунный камень.

    Он, наконец, увидел троицу своих спасителей - выживших на мертвом Толимане солнечных котов.

- Карма, Толиман, приветствует тебя. Пусть не так приветливо, как Алмазные сады, - с ним начала говорить Сапфир, с непогасшим ярким зелёным светом.

   Карма в знак признательности покивал. И дал знак, что он здесь не один.

- Выбирайтесь из песков, трусы, - шутливо говорила Роза, искря иссиня-розовым свечением.

     И тогда доселе ушастый бархан принялся к движению. И в смешанном, похожем на северное сияние свечении, появились - грязнокорисневые Базальт и Наказание, за ними - Медь и Тоска. И последним, ещё боясь того, что червь или Карма уничтожит его, грязнозеленый Гранит.

- Тоска, - представился лунной кошке с ярко-красным свечением лунный кот.

- Гранат, - последовало от неё, - Надеюсь, вы больше не будете кричать в Толиманской пустыне?

   Гранит виновно скривил рожицу. Мастер Карма, осмотрев окаменевшего червя, задумался. Странная природа этого мертвого Толимана. Опасная и загадочная. Ведь мастер чуть не попал в лапы Вселенной, если бы не свирепая злость этого существа. Тоска никогда не был знаком с настоящими солнечными кошками (он и про Медь не знал), а потому диковинно рассматривал их, как архитектурный памятник или вроде того. И истинным лишь считал когда-то жившего среди сонных котов - Гармонию, как последнего. Да и откуда ему было видеть. Война на Омеге, Бангуле и Толимане дело прошлого для Кармы, Эмеральда и Печали. Медь, кажется, занимался тем же самым. Только занялся он впрочем одной - Розой. И свечение его вроде стало ярче. В общем и целом, Тоска ничего не понимал в этих самых светлых котах.

- Так зачем тебя прислал первый регент, Карма? - наконец, принялась к делу Сапфир, - Обычно Война не отправляет своего субрегента на Толиман, который ему плевать.

- Первый регент отправился во Вселенную, - коротко проговорил Карма.

- И кто же его отправил во Вселенную? - Гранат удивленно вытаращила глаза, это новость почти немыслима в голове светлых кошек.

- Эмеральд, - ответил за Карму Базальт, - Земля очищена от людских захватчиков. Теперь на Луне первым регентом стал Мир. И его воля всецело воля Вселенной.

    Светлые кошки о чем-то переговорили на языке Толимана между собой. А затем внутри них воцарилось молчание. Тем временем кусочки рассвета запрыгали на небосводе Толимана. Скоро Альфа-Центавра вернётся в свои горячие права.

- Ты пришёл получить наше согласие? - спросила серьезно Карму Сапфир.

- Нет, - ответил ей Карма, - мне нужно, чтобы вы в решающий час помогли мне.

- Смотря о какой помощи ты говоришь, негативный кот! - с недоверием поглядела на меня Роза.

- Там, над нашей Луной снова водрузилась Тьма. И культ первого регента набирает свои обороты, - взял слово Медь.

- И нам, как никогда нужны ваша верность Вселенной, - Карма решительно хлопнул лапой по своей чёрной кирасе.

- Если вы поможете нам, - Сапфир с тревогой взглянула сначала на мастера Карму, затем на Медь.

    Дав согласие, светлые коты, побрели лапа к лапой в последний оплот Толиманских людей и светлых кошек - город Апри, где и должна была закончится миссия Кармы. Где выжившие боролись за жизнь и выживание. Светлые коты сослались, что объяснят Карме все на месте. И наши герои покорились, вновь испытав на себе Толиманскую жару. Настоящее свечение Альфа-Центавры. Во время пути Карма лишь спросил у Сапфир пару вопросов, которые волновали его также, как и восстание на Луне.

- Скажи мне, она ещё жива?

- Я покажу тебе, - скривила в грусти зубки Сапфир.

- А он?

Сапфир не ответила ему.



 - 7 -

   Удача будто пребывал внутри этого бездонного космоса под светом самый красивой в галактике звезды - Андромеды. Занесенный и затерянный в этой галактике, он чувствовал - где-то здесь он уже был, но объяснить себе это ни коим образом не мог. Может, Гордость теперь за его спиной, такой же взятый светом этой звезды, ответит ему. Но слепой кот лишь иногда потирал свои пропавшие навсегда глаза от пули пульсаров. В бесконечной круговерти космических валунов и свете сверхновых звезд бурлили газы и тысячецветное сечение. От скорости частиц и вовсе захватывал дух, а киль двигался быстрее. «И почему? Там на Луне нам достается лишь кусочек этой красоты» - думал Удача.

- Они размышляют о том, опасен ли ты теперь, раз вновь пришел, чужая звезда, - прервал молчание слепой кот, говоря о Глубине и Грусти и других звездных котах, которые полемизировали между собой в своих звездных кобальтовых норах.

   Глубина, звездный кот, назвал Удачу отцом. Того, кто вовсе никогда не был среди этих прекрасных звезд. Ошибки быть не могло, ведь кот не назовет своим отцом, кого попало. Смущенный и поглощенный красотой, Удача пребывал в странных своих думах.

- Раз тебя зовут, Гордость, и ты здесь очень давно, - Гордость выставил зубки, речь вернулась к его мастеру, он более не говорил односложными отрывками - то почему защищаешь меня? Ведь эти звездные коты ненавидят меня. 

- Время и пространство недоступны слепому, чужая звезда - пошутил Гордость, - Вселенная давно знает твое место в ней. Наблюдай и слушай, чужая звезда.

    Кобальтовые скалы облепили звездные коты с котятами. Здесь среди заснеженных рифт с серьезным видом Предел и Значение, Кровь и Боль со своими котятами, Железо и Магнетит. А между ними непоседливый - Андромеда, перетекающий ушками и хвостиком из одной кобальтовый норы в другую. И Грусть и Глубина со странными мордочками, подавляя ненависть и смятение.

- Так значит, это Удача, - Предел уставился на Значение, буто тот точно знает, что среди них снова магнитный кот.

- Быть не может, - озвучил мысли всех Магнетит, - он исчез столько рухнувших звезд назад. Это невозможно.

    Андромеда, услыхав имя Удачи, всколыхнул снежок, и образовался из кобальтовой норы у самой Грусти. Он прикрыл свой один глазик и вытаращился на сморщенного от размышления Предела. Тот лишь фыркнул от непосредственности котенка, Андромеда состроил ему за это рожицу и исчез в кобальтовой пустоте.

- И почему проклятый красным драконом, изгнанник защищает Удачу, - Магнетит покивал в знак согласия Железу.

- Изгнанник предателя щит, - заявил решительно Предел - верить им нельзя, лучше пропасть пропадом среди магнитного поля.

    Глубина не завидовал своему отцу. Прежде он предал их с матерью, сбежав прочь. Оставив их одних среди бесконечной Вселенной думать: что с ним, где он. Маленького котенка, Андромеду, что теперь лепил когтями снежный комок, играясь с ним и швыряя ввысь. Есть ли оправдание такому поступку как оставление? Глубина не знал: но чувство его ненависти так смешивалось с трепетным осознанием того, что он, наконец, снова рядом с отцом. И какая-то часть его мечтала поговорить с ним, сказать простое: «Отец!», но гордость его и скорбь вытесняла это из себя, невидимыми ножами пронизывая Глубину. Он ясно понимал: тоже испытывает и Грусть. И вот сейчас, слыша других звездных котов, следы его злобы исчезали как старые звезды под тенью Андромеды. В нем просыпалась трезвость и сочувствие, грусть по былым дням и необходимое признание Удачу - неудачным отцом.

- Он не знает ни единого пульсара здесь, даже дороги домой - думал вслух Глубина; он вскинул голову, теперь его мысли вслух слушали внимательно все - Он не узнал никого, даже Гордость. Его мысли, энергия. Мне казалось, что она разорвана пополам.

- Ты не должен так быстро проникаться к предателю, даже если тот твой отец, - наставительно говорила Боль.

- Что если, Глубина прав? - Предел решил попробовать поразмыслить и над этим и уже построил какую-то вполне стройную теорию, если бы не Андромеда, который ухватил его тайком за ушки. - Ай!

- Ты ему, кажется, нравишься, - Кровь залихватски стукнула лапой Боль.

- Единственный кот во Вселенной, которому он нравится, - сморщился Значение, когда речь зашла о Пределе.

Среди пустот космоса разразилась гроза. И черные точки бескрайнего космоса воспламенились. Среди многоцветного сияния образовался настоящий огненный шторм из астероидов и камений. Без массы здесь они рухнули якорями, зарыв в снегу звездных кошек.

- Быстро в норы, - Предел ухватил за шкирку игравшего с ним Андромеду и исчез в дыре.

- Спасайся! Опять магнитная буря! - кричал кто-то из из звездных котов.

    Металлические глыбы обрушились на Астероилы Андромеды. Цельные куски отбивало в кобальтовые и ферромагнетитные скалы. Удача и Гордость будто и не боялись этого шторма. Удача все думал: где же он встречался с подобным явлением? На Луне он такого не припоминал, но в совершенстве владел методом противодействия против него: распределения своей магнитной энергии по шерсти. И потому мелкие металлические осколки, горящие породы обходили его стороной. Лишь иногда вода и снег попадали в глаза.

- Они позвали тебя и меня сюда, чужая звезда ради этого. Здесь на несколько световых лет от Андромеды зреет черная дыра, что однажды поглотит навсегда эту чудесную звезду, - Гордость говорил это убедительно, с грустью и сожалением.

- Откуда ты знаешь, - огненный шторм заглушал его слова, - Откуда ты знаешь все? Прошу скажи мне, Гордость.

    Гордость помял лапами, опустил хвост. А затем с уверенностью поднял свою мордочку со слепыми поврежденными своими глазами.

- Ведь вы меня научили,  мастер. Вы, чужая звезда, - Гордость переполняли чувства.

    Настал тот момент, когда, он может, назвать Удачу мастером и не боятся, что Луна по его недосмотру могла быть уничтожена. Если бы его глаза еще были живы, он бы заплакал в столь трогательный момент. Момент, когда его мастер вновь обретет свое сознание. Он ждал этого столько тысяч лет. Столько ему пришлось перетерпеть, пережить в одиночестве и горе.

- Мастер? Чужая звезда? - Гордость обнаружил Удачу застывшего, неживого, бледного.

   Удача же остолбенел от поразившей его магнитной энергией. Он чувствовал, как лимфа наполняется его энергией, как крепнут лапы и выи. К нему снова возвращалась его Луна и Солнце. Как только его лапы снова почувствовали мощь и былую силу, хвост его напрягся, искривился, а затем сжался. В небе Андромеды затянул писк и куски металлы исчезли в звуковой волне. Удача поднял вверх мордочку с уверенными своим глазами. Теперь решительность его передалась и Гордости.
      Теперь магнитный кот точно знал: источник волнений его энергии там в глубине космоса. Бесконечное искривление пространства, затягивающие среди своих измерений тысячи существующих других пространств. Черная дыра, что уничтожает кванты света этой Вселенной. Он сочувственно взглянул ввысь вечной Андромеды. И воинственное его, грубое лицо сменилось на привычную приветливую для Гордости улыбку.

- Она жива? - спросил его серьезно Удача, думая о Шелке.

   Гордость не смог сдержать своей радости и бросился а мастеру в лапы. Удача покивал ему в знак почтения их встречи, но просил его ответить на вопрос.

- О ком вы говорите, мастер? - Гордость не понимал его.

- У нас много дел, - важно ответил Удача, и хвостом указал в направлении звездных котов - Пойдем, мастер Гордость.


   - 8 -

   Он плыл кровавой рекой среди поглощенного войной людского города. От горла к горла перетекали его острые когти. Только черная его кираса мелькала среди дыма и электрического тока. И черная точка - последнее, что узрели люди, повстречавшие его перед смертью. Самый опасный кот на Луне, чья шерсть вырабатывает энергию из чистой эмоции. Ненависть и страх, что питают люди, обращенные к нему оружием, он превращает в мощные потоки лимфы в его черном кристалле. Его хвост, наполненный полярными ионами способен разрезать и скафандр,  и бетон, и металл. А что, если его Солнце и Луну поглатит его собственный гнев и потеря? Он превратится в самое мощное оружие этой Вселенной - его имя на Бангуле, Омеге и Земле - Карма, приносящий смерть, великий генерал темных лунных котов.
     Его разум сейчас уничтожен местью, чистой местью от горя, которое он испытал. И любой, кто прикоснется к нему, получит лишь одно следствие - покинет эту Вселенную. А причина тому - битва, что унесла навсегда его драгоценный камень.
     Эмеральд наблюдает за ним издалека. Среди ярких вспышек баллистических ракет и ядерных ударных волн, только он один понимает его - хранителя черного камня. Уничтожающего проклятого красным драконом человека, выжигающего все дорогое и любимое лунным котам. Карма, достиг ее - погибшую в огне Нефрит. И битва для него надолго остановилась. Он припал черной своей выей к пробитому ее килю. Чувство вины и несправедливости вытесняло все - ненависть, гнев, здравый смысл.
      Он убивал больше и больше, защищая безжизненное тело лунной кошки. Силы оставляли Карму, но не потому, что он больше не мог поднять свое копье, или перерезать стекло скафандра. Из его тела уходила последняя жизнь, похожая на таковую у Нефрит. Пребывающие войска человека, наконец, решат его судьбу, одинокого война Кармы. И он исчезнет во Вселенной вместе с ней. И так будет справедливо для Кармы. Так сойдутся его причина и следствие. Так он освободится от проклятия поглощения энергии.  И когда когти его уже не могли удержать черное свое нефритовое копье, появился Эмеральд.

- У тебя будет время скорби, Карма, - проговорил Эмеральд - Сражайся! И докажи, что твой камень важен тебе.

- Оставь меня, Эмеральд, - отвечал ему Карма, - Я только что лишился смысла своей Вселенной.

    Внутри белых руин схронов Руи показались первые разрушенные пещерные поля, где однажды выращивали свои минералы люди Толимана. «Оставь меня» - повторил внутри себя Карма. Он вернулся в реальность и обнаружил рядом с собой всех остальных здесь. Гранит спорили с Медью: быстро ли того сожрал бы Толиманский червь. Тоска, проникшийся способностью световых кошек аппелировать поляризацией и свечением, расспрашивал об этом Сапфир. Базальт шел молча, наблюдая за каменьями, оставленным поселением толиманской расы и диковинными местными минералами, что отливали этим самым фиолетовым светом на жарком полотне песков Толимана. Редко его отвлекал Наказание с какими-то дурацкими вопросами про Луну и скорпионов. Роза и Гранат были молчаливыми спутниками Кармы.

- Бьюсь об лунный камень, ты бы не выстоял и минуты против Забвения, - хорохорился Гранит.

- О чем ты? Я - его лучший ученик, - отвечал ему Наказание.

    Гранит, конечно же, ему поверил. С Забвением даже опасно рядом постоять, а если довелось глупому лунному сверчку поглядеть ему в глаза, то пиши:  «Пропало!». Забвение - один из 12 хранителей, чье сонное мастерство не превзойдено. Что там этот Наказание? Ему ни за что не изучить и долю того, чем владел Забвение.

- Да, вы преувеличиваете, камни темной Луны. Забвение бы прочел ваши мысли об атаке хвостом с первой буквы, которая у Вас зародилась в вашем безрассудном Солнце, - согласился с Гранитом Тоска.

     Наказание, обидевшись,  отвернулся прочь от Тоски и Гранита и демонстративно перешел на сторону к Меди. Он наспесил шерсть с выражением мордочки: «Что вы там о себе возомнили?»

- Будете на темной стороне, светлые коты, найдите Печаль, - в нос прогудел тот - Он докажет Вам о моих способностях. Вы простые сонные камни не понимаете, что может мастер передать своему камню.

   Гранат, доселе молчавшая, оглядела Карму. Возможно ли его теперь беспокоить? И убедившись, что Карма в бодром духе, решила завести с ним непринужденный разговор. В отличие от Розы, которая вполне выносила беспробудное молчание, Гранат была иная. Прежде всего потому, что ей было приятно говорить с лунными кошками. Казались они, немного странными, иными, воинственными. Но при этом таким неотесанными, простыми что ли.

- Они всегда такие? - она улыбнулась зубками Карме.

- Да, - Карма сменил привычный воинственный тон на нейтральный - Им дай волю, до самых недр Луны дойдут, пока не сравнят чей камень больше. Но прошу не воспринимайте их просто хвастунами. В них покоится мощная сила, которую они не раз доказывали в битве с проклятым красным драконом человеком.

    Гранат и сама об этом подумала. Поразительно, что на Луне проживают такие разные кошки. Светлые, подобные Толиманским и Бангульским, звездные магнитные, подобные погибшей Андромеде и Омеге, сонные - зависимые от света солнца и темные, проживающие среди тьмы черных вод Луны. Гранат немного сконфузилась и продолжила:

- В прошлый раз Вас было одиннадцать. Неужели ушли во Вселенную в войне, - Гранат всегда была несчастна, когда война уносила жизни.

    Карма холодно сомкнул брови, этот вопрос его задел, колыхнув боль и слезы, что он испытал тысячи лет назад. И холод этот, поверьте, достался и Гранат.

- Не совсем, - дребезжа ответил Карма - Любовь и Ненависть затеряны на Земле. Их не видели несколько тысяч лет. Печаль выполняет одну важную темной стороне миссию, а Нефрит унесла война.

   Надежда омывала свои окровавленные когти в небольшом пещерном ручье, что раскинулся среди сталактитов черной пещеры. Ее жабры маршировали, засасывая горячий пар, что пробирался среди камений базальта и ольверина. На небольшом карстовом пьедестале покоилась Следствие, распушившая свои ящерские уши и хвост. Пещера эта была со скудным убранством - пожалуй, отличная от всей Темной цитадели, где каждая щель освещалась темными голубыми алмазами и желтыми сапфирами. В небольшой арке, образованной древними сплавами железа, магнетита и титана покоилась чрезмерных размеров глыба, служившая анатомическим столом. Здесь же аккуратно в карбофитных ложах покоились инструменты - щипцы, скальпели и пинцеты. Обдуваемый паром спертый воздух здесь вытягивало мощной струей на поверхность - там, где темная цитадель возвышается над уровнем подземного моря. Омыв свои лапы, Надежда с сожалением обнаружила новые порезы. Там, где капельки лимфы выходили наружу, неприятно зудело. Когда дело было окончено, Надежда обернулась к Следствие. Надежду теперь отличала значительная задумчивость; нет, даже погруженность в себя. Такая, которая отличает думающих сразу одновременно в нескольких направлениях. Следствие следовала за ней по пятам.
     Среди карбофитных сосудов покоился окрававленный погасший минерал Андромеды, раскрошенный напополам. Именно его Надежда подняла над головой. Поместила в небольшую струйку света в потоке воздуха. И чему-то покивала. Минерал был мертв, в этом не было сомнений. Закрыв жабры, она всунула мордочку в поток воздуха и оказалась среди каменного пьедестала, что образовывал металлическую арку. Среди осколков минералов, металла резаков и пролитой лимфы покоилось мертвое тело Нефрит. Среди пробитого его киля обращался оголенный аккуратно препарированный главный лимфатический проток со сгоревшим навсегда кристаллом Андромеды. Надежда дернула лапой и перед ней оказался взятый ранее кристалл. Сомнений быть не может - оба минерала уничтожены. Поражения Нефрит были несовместимы со Вселенной, а замена кристалла не смогла вернуть ее энергию в прежнем обьеме. Этой показалось интересным: только, источающее энергию способно жить с чем-то другим источающим энергию.
     Следствие было подумала протиснуть чешуйчатые лапы через воздух, но получив долю горячего пара, бросила эту затею и уткнулась в купоросовую стену, где когтями Надежды была начерчена какая-то схема, похожая больше на трубопровод. А среди труб этих проглядывали очертания кошки.

- Вы закончили, Высокопреосвященство? - Следствие, хоть и представлена к Надежде хранителем, никогда не могла найти здесь себе места.

   Все дело в том, что ее камню всегда мерещилось, что здесь пахнет самой бездной Вселенной, хотя и не чувствовали запахов темные чешуйчатые коты. Здесь она испытывала постоянное отвращение - от вида ушедших на войне котов: с закрытыми и открытыми глазами, с пробитыми выями и сожженной шерстью. И если бы она могла свободно ослушаться первого регента, то убежала бы прочь - готовить новых котят к войне. Ведь военное дело у нее получалось, получалось наблюдать, как люди и кошки уходят во Вселенную на войне. Но другое дело осквернять их, испытывая судьбу с самой Вселенной. Да и Надежда - она будто и не боялась эту самую Вселенную, проводя бесконечные опыты. С холодным, как свет Омеги выражением мордочки. И как она не боится ее кары. Надежда же, потянув ушками, промолчала и в когтях ее оказалось мелкое копье. Она где-то покыварялась им внутри протока и в когтях ее оказалось что-то желтое.

- Лимфатические камни что-то оплетает желтое, - думала вслух Надежда.

   Она поковыряла еще, дернув за желтую нитку и нога Нефрит сократилась. От неожиданности Надежда вылетела сквозь пар, сбив следствие с ног. Следствие едва удержала ее. Надежда прикрыла глаза, растащила свой хвост и уселась протирать свои глаза. Что-то брызнуло в глаза.

- Пожалуй, на сегодня хватит, - заключила Надежда и кивнула Следствие.

- Мне позвать его? - взволнованно спросила Следствие, но на всякий случай отошла от Надежды, вымазанной в лимфе.

- Я выйду к нему сама, ты на сегодня свободна, - Надежда указала ей на выход, а сама направилась к небольшому лазу, что вел в одну из тронных пещер.

    Следствие сдуло пулей из этого скверного места. Надежда грустно улыбнулась умывальне, но свернула к лазу, не омывшись. В тронном зале среди алмазного света в гордом одиночестве не находил себе места Карма. Он то перепрыгивал с колонну на колодец, то прислонял свои уши к раскаленному от гейзеров карсту, то окунал голову в холодные подземные воды, то мертвевшим сидел у фрамуг, что вели на поверхность Луны. Он впервые обращался к этой Вселенной - вернуть ему Нефрит, и он был готов заплатить за это любую цену. Карма то страшно кричал, то надрывно плакал. То разгрызла свои когти в кровь, то проклинал человечество красным драконом.
       Чистая струйка света показалась из катакомб, ведущих в залу Надежды. И ее белая шерсть показалась в тени карбофитных колонн. Карма сошел с колонны, но не полетел встречать ее. Его камень содрогнуло в тревоге; он тут же прислонился черным своим хвостом к колонне. Хранитель черного камня всматривался в тени лунного тронного зала. Что выражает лицо Надежды? Она всегда холодное, безжизненное, как воды этого источника. Верни, верни ему Нефрит Надежда. Надежда, обнаружив Карму в самом расцвете его веры в лучшее, просто и ясно процедила:

- Я сделала все, что могла. Она ушла во Вселенную, - Надежда, не дожидаясь Кармы оставила его в тронном зале и принялась за свои дела здесь же.

       В этот миг и сам Карма, кажется, навсегда омертвел, он был тем безжизненным камнем, что выложены у темного дворца. Без света и минерального блеска.
      Город Апри скоро предстал перед нашими путешественниками огромными сцепленными в поднебесные разрушенные пещеры с поросшими сухим мхом фрамугами и лазами. Исчезнувшие в самом свете Альфа-Центавры их шпили были раскалены до тла. И силикат, образовывавший его подплавливался образуя стеклянные вычурные фигуры. Среди фиолетовых бледных камней попадались единичные железные поросли и пропесоченные дороги; все же прочее вымощено белым магнезиальным камнем или ураном. За шпилями в низине сапфировым блеском ширились еще недобитые жарким солнцем хибары, покрытые скорпионьей чешуей или покрытием Толиманского червя. Среди бледных расплавленных улиц попадались единичные козероги и кошки. Сапфир скомандовала идти только за ней.

- Где же Толиманские люди? - Тоска озирался кругом, теряясь в цветах и каменном паре.

- Ушли во Вселенной или скрылись в глубоких пещерах, - ответила сожалея Роза - После Землян Альфу-Центавру будто подменили. Едва ли мы насчитаем теперь с десяток светлых кошек. Вселенная забирает нас каждое столетие, не слыша наши молитвы.

    Карма здесь был несколько пятисотлетий назад, но изменения Апри были явны. Город этот был расплавлен, изменен какой-то климатической катастрофой. Исчезли шумы людских игрищ. Больше не было шумных поясок козерогов среди гротов Толимана, да и козерогов не было видно. То же можно сказать и о воде. Этот город сжигала несправедливая звезда Альфа-Центавры. «Поступки Вселенной бессмысленны» - подумал про себя Карма. Он обратил внимание на Медь, который, кажется, больше не думал о своей Родине. Кажется, она где-то теперь потерялась в его камне.

- Вряд ли это похоже на великий Толиман, - говорил про себя Наказание.

- У тебя сегодня цель? Говорить наибольшее количество глупостей? - Базальта неожиданно обидело едкое замечание Наказания.

- А что? Это же сущие развалина? Посмотри на небо? У нас так лунные слизняки выглядят, - доказывал Наказание.

- Вы правы, мы лишь след бывшего  Толимана, - вставила Сапфир, - и потому я прошу Вас помочь. Только Ваше регентство имеет дело с энергией. Наши светлые кошки умирают. Но жара ли это Центавры.

    Карма прогнозирующе кивнул. Кажется, он знал ответы на многие вопросы, что мучили светлых кошек. У разрушенного храма регента Толимана Сапфир и остальные остановились. Среди безжизненных камений лишь рамплавленный металл. Когда-то Карма помнил это место самым густонаселенным. Не было и свободной лапы, что не попасться на встречу Толиманскому человеку или коту. Куда-то исчезли торосы, с бесконечной тяготой известного на всю Вселенную Толиманского золота.

- И еще, - Сапфир остановила всех путешественников, собирающихся войти в лаз храма - Он хотел бы видеть тебя одного, чёрный хранитель.

- Что ж, - согласился Карма, - Медь, расположи наших камней, где это возможно. Зарядите кристаллы и остудите лимфу.

- Вы точно хотите пойти к нему один, мастер? - Тоска явно был обеспокоен.
 
   Карма холодно стянул свою выю.

- Не волнуйся, Тоска, я уже давно ушел во Вселенную. Его гнев мне не страшен.

    Он, нисколько не убедив Тоску, направился вместе с Сапфир в храм.      
    Карма со слезами закладывал базальт за базальтом в курган Нефрит. С бессовестной ненавистью он глядел на черное солнце, что противно разрывало лунную поверхность ветрами. Проклятыми красным драконом ветрами. Он уничтожит, уничтожит всех этих двуногих до одного. Их ничтожные тела почувствуют ту же боль, что и Карма. Вложившего последний камень, его встретил Эмеральд. Они с Кармой очень долго молчали, устремив свой взор в бесконечный космос. Изредка они поглядывали друг на друга - белый сонный субрегент, генерал лунных войск и чёрный хранитель темного камня. И что-то их одновременно разъединяло и обьединяло. Что-то стремилось разорвать их между друг другом и что-то соединило.

- Ненависть, только она осталась у меня, Эмеральд, - говорил ему Карма.

    Эмеральд молчал, осматривая звезды, падающие там, где-то на Земле. Враждебной луной котам Земле. Почти разрушенной лунными котами.

- Моя Вселенная - это была она, - наконец, сказал Эмеральд.

- Вселенной больше нет, красный регент.

    Эмеральд протянул ему руку.

- Мы причиним им ту же боль. И заставим дрожать их камни, - уверенно говорил Эмеральд.

    Карма подал ему лапу.


- 9 -

     Дымка освободила Тоску. Он проснулся от того, что ольвериновая глыба сдавливала ему шею. Боль его была так страшна, что он закусывал зубками губу. Он попробовал пошевелить лапами. Не слушались обе задние. Что произошло? Веки его предательски не расширялись, он сделал усилие - и туман ворвался в его сознание; может, это сама вода из темных лунных пещер залила его глаза? Нет, это его лимфа вытекает из ушек. Когда скверная полоска реальности соблаговолила появится перед Тоской, восстал кусочек бесконечного Лунного неба - над разрушенным тронным залом, с бесконечными звездами выше - умиравшего невидимого кота. Прекрасное звездное небо космоса. Тоска впервые такое обнаружил: как бегут звезды по небосводу, точно бегут, а куда? Как и все мы - ближе к Вселенной. И это небо, этот космос был перед самым Тоской. Почему он не замечал всей его глубины? Всей его красоты? «Я не хочу уходить» - шептал разбитым голосом Тоска. Но, кажется сами звезды звали его с собой. И он больше не мог им отказать. «Нет! Принцесса!» И космос ненадолго исчез.
      Лунный кот с трудом высвободил переднюю лапу со сломанными когтями и уперся в глыбу. Не за что не снять. Задние лапы его, вероятно, превратились в пульсаровый пепел. Без сил его голова упала на каменья.
       Там, среди завалов его безжизненное тело в последний раз смогло ощутить еще большую боль, чем разможенные лапы и обезображенные уши. Там, где раньше камни освещали выход в коридор двенадцати хранителей безучастно свисал хладный труп лунной принцессы. Теперь в ней не было ни любви, ни надежды, ни жизненной запалы. Угасшее будущее лунной нации, Страдание. Ее рука опущена на тело бедной Гиацинт, в последний раз сжавши ее белую пушистую шерстку. Они могли бы еще тысячу лет вести разговоры о каменьях и солнечном ветре.  Ее локоны побелели, а кожа посмертно шелушилась. Она бы могла и дальше гулять в Алмазных садах, пока не знает о ней отец. И засыпать под взглядом Опал или Пион. О чем она думала в последний миг, посвященный этой Вселенной? Знали ли она, что, может быть, самое радостное событие в ее жизни станет трагедий без обратимого?

- Страдание… Смерть, - повторил Тоска, и горло его заполнила лимфа. - Так назвали ее люди. Прости меня, великий генерал, я - плохой воин. И еще худший отец. Вселенная накажет меня, но пусть вернет к дочери, - с этим словами Тоска больше не открыл своих обезображенных глаз. 

    Мы же с Вами вернемся на некоторое время назад, в тронный зал, ведь нам это с Вами позволено, дорогой друг.
      Сонные кошки и темные кошки гремели приветственной песней. Карбофитные камни вибрировали - и потому их сладкая канонада наполняла тронный зал, пробирающим и точечным металлическим переливом. Скоро врата тронного зала отворили и внутрь устремились жители Алмазных полей, Кристального леса и Сонных полей в торжественных шерстяных кирасах и ольвериновых диадемах. Они с котятами, целыми прайдами, в карбофитных ложах несли подношения - каменья, соли и сброшенные рога лунных козерогов. Здесь же в темных чещуйчатых стеганных кольчугах вышагивали и темные коты, мордочка их закрыта темными платиновыми наушниками от солнечных ветров. Они несли рыбу, шерсть козерогов и тельцов, золото и редкие карстовые минералы.
        Когда песня дошла до первого припева, налестничный коридор заблестел новыми огнями. Внесли дымовые камни темных полей из недр самой Темной цитадели, где только тьма баюкает их в самых недрах воды темной Луны, а согревает лишь только гейзеры подводных течений. Скоро через налестничные входы в черных военных кирасах прибыли субрегенты в сопровождении матери принца, держась позади - на серебряном торосе -  Надежда, Следствие и Везение. Позади помещались приставленные к ним Пирит и Базальт. Замыкал колонну старый вовсе облезлый кот Сердолик, что значился в темной цитадели дворецким, подобным Эмеральду. Карбофитные колонны задрожали от имен принца и принцесса.

- И вместе с Вселенной, Луна к Луне, мы чтим память наших камней. И вечный союз мы дарим тебе! О звезды, о свет, тебе Солнце! - воспевали сонные кошки (придворные и жители).

- Принц и Принцесса! - отвечали им темные кошки.

    Мир аккуратно привстал, ему помог Медь лапою. Не удивительно, что ему станет дурно - невообразимо, что происходило сейчас в его сердце. Но позвольте сказать, подобной выдержки еще никогда не видел Медь. Его величественный стан содрогнулся от едва видимой тревоги. Придворные же слепы, они, конечно, посчитают это волнением - за судьбу его великого сокровища, дочери. И имели бы они ввиду - жители Луны, что именно так и происходило. Жизнь его дочери была неприкасаема и священна. Медь тихо лапой создал тонкую пленку меди под ногами короля, чтобы металл гасил его дрожь. Медь же помещался с опущенной головой, теперь он ощущал, что Сердолик интересуется им. Старый дворецкий, конечно, надеялся встретить у трона, рядом с королем, Эмеральда, великого субрегента белой Луны. Лишь бы этот проклятый красным драконом облезлый кот не заподозрил ничего. Почему об этом думал Медь? Его солнце еще беспокоило: кто начнет огонь, что погасит Луну? Эти, да сожги их Андромеда, последователи первого регента. Медь же не чувствовал себя на месте Эмеральда: но чувствовал войном, достойным своих мастеров. Рубин и Эмеральд, наверное уже на Земле. И почему мастер Карма повелел таким образом? Разве не пригодилась ли бы нам теперь мощь великого поработителя человека? Но мастер Карма, он будто чувствует эту Вселенную! И Медь был уверен в нем, больше, чем в себе. «Роза движет хвостиком» - подумал Медь, увидев свою возлюбленную в отливающем свете белого мрамора.

- И вечная любовь пусть достанется наследнику нашему, - затянули последнюю строчку кошки, Медь же давно застыл на Розе, запевающей строчку, он и не думал, что ее голос так прекрасен. Но быстро вернулся к жизни, придвинувшись ближе к Миру.

     Черное регентство разместилось на своих ложах. Во фрамуге, что выглядывала на Алмазный сад восстало черное оперение лунных ворон, что по традиции появилялись на венчание в канон самой последней строчки. Дружба, их наставник, почистив оперение, направился к Миру. И согнувшись в два раза, передал королю драгоценность, что хранили лунные вороны тысячелетиями - самый редкий минерал, что родила, когда-то Андромеда - «Повелитель вечности». Реликвия оказалось в руках Мира, и он показал рукой затихнуть песне. Голубой свет этого кристалла показался над рекою лунных темных и светлых кошек.
      Тронный зал мгновенно опустел. Кошки присели на задние свои лапы, растопырив во внимании ушки. В сам зал же входил принц в сопровождении ящероподобных черных пещерных темных кошек Плача и Моря.
       Принц, обычно заносчивый и избалованный, был взоволнован. Не на шутку трясло его руки, а кожа вырабатывала зеленей секрет. Он оглядел тысячную толпу кошек. Все они собрались на праздник к нему, величайший из праздников этой Вселенной. Принц никогда не боявшийся толп подданных, вдруг сконфузился. Только сейчас до него дошло, что венчание для него это что-то важное. А его народу сакрально. На несколько секунд ему стало стыдно. И пару секунд он подумал о принцессе. Будет ли со мной она счастлива? Может, я ей не подхожу? А, может, она сама как лунная гидра? Сварлива и заносчива? Он с надеждой нашел мать среди ольвериновой ложи. Искал ее одобрения, но та лишь сухо подмигнула ему. И принц спотыкающей поступью двинулся к пьедесталу короля светлой половины Луны. Оставаясь в собственных думах, запутавшись и не зная, куда теперь держит путь.

- Не бойтесь, великий темный принц, это все в Вашу честь, - проговорил ему Плач.

- Что с мамой? - ему казалось она сегодня выглядела более жестокой, чем обычно (грубость и чопорность отличала темных людей).

     На самом же деле принц теперь сам не понимал, где ему искать поддержки. Он куда-то уходит! Но к счастью ли или прочь из дому. И потому ему хотелось почувствовать тепло матери, лишь щепотку ее одобрения. По-детски не понимая, что мать его прежде всего регент, а потом его мать.

- Не волнуйтесь, материнский камень всегда будет с Вами, - успокоил его Плач и подал руку к пьедесталу.

    Медь сосредоточенно наблюдал за тысячной толпой. Чьи глаза, лапы или уши выдадут ему предателя? Кто из них убийца лунного счастья? Может, среди жителей, что несут рыбную хвальду в честь вечной жизни и любви принцессы? Или сами регенты, что бились бок о бок в священной войне против человека? Может, придворные темные коты, что недавно испевали «Вечную» принцу и принцессу. В Меди проскочила и та мысль, что, быть может, Карма был неправ и все обойдется. «Нет, он не мог ошибаться» - старый воин отмел эту мысль. Но не дай тревоге сломить твой вечный свет, Медь. Ты теперь ждешь всего, что угодно. Покой и выдержка - твое орудие перед битвой.
    Мир проглотил сухой комок, что так и перекатываться внутри него и, наконец, собрал всю свою волю в кулак. Он величественно продефилировал к принцу, оставив в руке минерал Андромеде. Кошки зашептали приветственное слово сонному царю, благодарности и слова гордости за счастье их вечных детей. Плач и Море вложили диадему на голову к принцу, проговорили: «Всеми камнями этого мира» и откланялись в ложу к регентам.

- Именем данным мне моим отцом, - начал Мир.
 
   Карбофитные колонны содрогнулись в мелодичной игре голоса с резонансом и толпы кошек снова оживились, хлопая лапами по 9 раз, в знак вечной этой Вселенной.

- Именем данным мне моим отцом, - повторил Мир, а затем продолжил - и волей 12 хранителей Луны: темными Аметистом, Удачей, Гордостью, Кармой, Родонитом и светлыми - Эмеральдом, Забвением, Любовью, Ненавистью, звездными - Нефрит, солнечными - Гармонией и вороном - Лучом я вверяя Вселенной счастье своего сына и дочери.

   Солнечный ветер проник во фрамуги и вошел над тронным залом. Сонные кошки перешептались между собой: «Знак! Прекрасный знак! Солнце пришло и несет счастия принцу и принцессу! Во славу Луне!». Мать принца покинула регентское ложе, получив от Надежды реликвию, она продвинулась в середину зал - в толпу жителей и гостей. Она вознесла к небу чёрный кристалл, что выращен в утробе нефтяных пещер за Темной цитаделью в Карбофитных склонах; «Повелитель бесконечности» - так звали его древние темные коты. Она читала что-то на древнем языке темных Котов и темные кошки повторяли за ней. Мир подозвал жестом Пион и велел ей в ту же секунду, когда камень попадет в руки принца привести принцессу. Пион повиновалась и исчезла среди радостных лиц гостей венчания. Когда мать принца оказалась подле сына, солнечные ветра осели, заливая ее черное платье желтым призрачном светом.

- Именем данным мне матерью, - говорила она, передавая принцу «Повелитель бесконечности» - Пятью звездами светлой - Луной, темной - Андромедой и светлыми - Омегой, Бангулой и Толиманом. Тьмою лунных пещер я вверяя Вселенной счастье моего сына и дочери.

  Мир и мать принца, поклонившись, торжественно вложили принцу в руки оба кристалла. Принц повертел их в руках, и с лицом боязливого ягненка огляделся за спину. Плач принялся объяснять ему:

- Когда принцесса войдет в тронный зал, чтобы завершить венчание вы должны будете передать ей чёрный кристалл. Таким образом, лунная нация поймет, что вы навсегда вверяете ей свой камень, а камень ее забираете себе в свою Луну.

- Не бойся, мальчик мой, - сказала ему неожиданно мать - Ты справишься.

    Лунных кошек настигла безграничная радость. Снова треснула песня, и последовали их одобрительные прыжки.

- Прими ее Луну, наше солнце. Прими ее звездой, пульсаром или астероидной пылью! - жители и поданные обнимались между собой.

    Медь же утопал в паранойе. Везде ему казалось - в каждом косом взгляде на него, в каждой более высоком, чем нужно прыжке, в каждой более чем расплывшейся в улыбке мордочке диверсию. Его тело то и дело колебалось в полете. Принцесса задерживалась, но народ не волновался - он переживал те, счастливые моменты, которые, пожалуй поймешь только тогда, когда у тебя будут лунные ушки и хвост.
      Мир же, кажется, успокоил внутреннюю бурю и спокойствие вернулось к нему. Но за ним пришли странные ощущения в животе. Он осознал все тогда, когда увидел внезапно опустевшие глаза принца и его матери, которые попадали перед его персоной замертво. Мир от тяжести в ногах опустился на колени - и рука его вонзилась во что-то острое - разбитые кристаллы Андромеды.

- Медь, - вскричал он как мог.

   Но Медь уже дрался. С темными котами и воронами, что пришли из толпы жителей. Внутри сонного тронного зала возник хаос. Слышен лязг копий и хрипы ушедших во Вселенную кошек. Реки мирных жителей вытекали к фрамугам, где их настигало или спасение или смерть. Сонные коты сражались с темными котами, не понимаю почему это произошло. Раздирались выи, отрывались хвосты, и лимфа проливалась на мраморный пол дворца, что недавно хранил праздничный свет лунных минералов. Медь, уничтожив пару солдат - рванул вперед к Миру. Он бы достиг его одним прыжком, если бы его не сбило что-то с полета. Он повалился ударившись мордочкой о пьедестал. Но тут же поднялся, быстро открыв свои глаза. Его морда противно искривилась. Его шею пригвоздило копьем.

- Это ты, проклятый пульсар, Базальт! - Медь презренно плюнул в его сторону медной стружкой - Керамзит, Дружба. Я слеп как Гордость.

    Медь впервые осознал, что предатель рядом. И если вы думаете, что дух Меди был сломлен. Это не так, копье никогда не остановит великого металлического кота. И он одним плевком меди уничтожил, направленное на него копье.

- Я, - говорил он так жестоко, как мог, он восстал на своих трех лапах - я каждого из Вас оставлю гнить в забвение среди металлических решеток.

- Твоя Вселенная будет окончена, металлический кот. Но мы не хотим убивать честных воинов, что защищали наши кристаллы от проклятых двуногих, - говорил Дружба - Присягни первому регенту на верность и мы вместе станем повелителями мечтаний этой Вселенной.

   Медь быстро схватил его когтями за перья, и точно бы убил. Если бы не почувствовал что-то горячее. Он прочь отринул свою лапу и обнаружил ее пораженной коррозией. Дружба отряхнулся, поклевав клювом раненное крыло. Медь свернулся от горячей боли.

- Ты убивал людей, мастер, - Базальт подошел к нему вплотную, - но ничему не учился у них. Наша нация страдала, но ты продал ее воззрениям глупого Эмеральда. Поклянись верности первому регенту и встань на путь истинный.

    Медь свободной лапой создал пластинку меди, которой намеревался отрезать Базальту его скверный язык. Но и вторую лапу его обожгло. Только тогда Медь увидел странное устройство в когтях Керамзита, что источало странный белый дым. Именно он обжигал его лапы. Что это такое?

- Заметил, мастер, - Керамзит поклонился.

- Такие как ты, - продолжал Дружба - разрушают наши мечты в крепкую лунную нацию. И поверь первый регент закончит начатое. И люди поплатятся за все. За грехи своих отцов. Ты чувствуешь, как свет Толимана гаснет в тебе, металлический кот. И все еще веришь Эмеральду и поганому сонному трусу, что носил корону. Или этому принцу, что в горшок не умеет ходить? Я научу тебе смирению и вере. Это устройство создал человек. А Надежда повторила его.

- Ты превратишься в гидроокись, Медь от кислорода внутри сжатого дыма, в лужу. И только лужи заслуживают защитники двуногих, такие как ты, - Медь слышал знакомый голос, но в тумане сжатого кислорода не мог разобрать его.

- Роза, закончи его путь в его проклятой Вселенной, - наконец, приказал Дружба.

- Роза? - сквозь жгучую невыносимую боль произнес Медь, не веря ни своим словам, ни глазам.

     Роза появилась перед ним, пройдя белый туман. Она холодно водрузила над Медью копье. И вонзила его под киль металлическому коту. Медь проживал последние свои секунды, когда в троном зале возник мощный взрыв, и куски мрамора и свадебных украшений разлетелись по экрану этой реальности.


   - 10 -

      Если теперь башня Толиманской столицы Апри представляла собой лишь кусок оплавленного безжалостной Центаврой стекла, то когда-то она внушала благоговение всем, кто смог на нее однажды взлететь и взобраться. В черном небе цветущего садами Апри, гуляли яркие разноцветные огоньки звездных кошек. На древние каменистые долины Толимана опустились зимние ветра. В это нехитрое время, когда взрывы и шумы битвы ненадолго стихли, а температура рухнула до минуса, Забвение проветривал свой накалившийся на солнце металлический хвост на самой вершине этой башни. Огромный, грузный - на балконе башни сонный этот кот и вовсе показался бы каплей. Но даже сейчас, имея за спиной все опасности этой непокорной звезды, Забвение не мог отказать себе в удовольствии почувствовать холодок на истрепанной битвами шерсти. Где-то далеко - за тысячу световых лет существовала его самая чудная звезда - Луна. И, может, он не отдыхал вторую ночь только ради этого - почувствовать ее маленькие частицы света, что исходили в космос. Он широко раскрыл рот и вкус едких кустарников ударил ему в голову. Забвение знал: еще немного и колонии Толимана покорятся, им удастся изгнать землян прочь с братской звезды. Печаль нашел мастера Забвение среди поглощающих его мыслей о войне и Луне. Он не слышно появился на балконе, Забвение оглянул его и вытянул хвост в знак приветствия, пригласив того присоединиться. Печаль, по-привычке опустив голову и прикрыв глаза, расположился у мастера.

- Ты задумывался, Печаль - начал мастер хриплым, грубым голосом, таков он стал от проглоченного запаха кустарников - Почему мы любим вот так смотреть - туда в космос на звезды?

- Я полагаю, мастер! Нас тянет туда наша история, - серьезно ответил ему Печаль, все еще отворачивая голову.

     Забвение пожал выей и принялся ходить по балкону, хвост его со скрипом тянулся за ним, переминаясь неприятным шкрябаньем по стеклу.

- Да, - смеялся Забвение - толки про Вселенную не для тебя, что ж и ты поверишь во Вселенную в минуту несчастия. Особенно, когда она заберет твой камень, воин. Ты вспомнишь о ней, точнее о том, что забыл о ней.

- Я видел покинувших Вселенную кошек. В этом они похожи на людей. Все, что от них останется - лишь тело, которое больше не способно говорить и источать энергию. И они никогда не вспоминали Вселенную.

   Забвение с пониманием кивнул. Среди неба гуляли голубые огоньки, смешиваясь с фиолетовой дымкой каменистых лужаек. Среди черной ночи выли вышедшие с водопоев и пещер козероги. А на Толиман опустилась настоящая тьма.

- Если бы Вселенная одарила тебя, тем, что есть у меня. И ты бы мог взглянуть внутрь самого камня, что внутри каждого человека или кошки, перед самой смертью, ты бы обязательно увидел, что Вселенная всегда будет смеяться последняя. Перед уходом она вложит в твои уста мечту, которую ты жаждал исполнить. И ты исчезнешь с ней, исполненный последим трепетом, - Забвение остановился. Наконец, он заметил, что Печаль опустил свою выю вниз; тогда он прекратил свои рассуждения и коротко и ясно объявил - Зачем ты теперь пришел на Толиман, воин Печаль? Что тебе нужно от меня?

    Печаль прикинул в голове, как ему перебороть свои мысли, сконцентрировать их в одну фразу, холодную и добитую. Так, чтобы Забвение не смог прочесть ни единой из них. Но энергия его будто вышла из под контроля и тысяча слов путалась в голове. И оставалось последнее - никогда не поднимать своей выи. Забвение, привыкший никогда не видеть глаз лунных кошек, лишь глупо улыбался, изредка перемещая свой чугунный хвост туда и обратно.

- Вы обманули меня, мастер, - наконец, начал Печаль, - и не сохранили жизнь человека, за которого просила последняя принцесса Омеги.

    Забвение не покоробило не слово «обман», тем более, невыполнение обещания Омеганской принцессы. Забвение в другой бы раз убил бы на месте, заяви чей-то камень такое. Но Печаль - это другое. И к такому стоит привыкнуть - Печаль, глупый котенок, отказывавшийся понять законы этой войны. И потому у Забвения возникали к нему лишь теплые отцовские чувства, и ему не хотелось наказать его, но лишь наставить. Он по доброму поглядел на него, улыбнулся, показав свои устрашающие зубища.

- Зачем ты пришел, Печаль? - снова спросил его мастер.

- Я пришел убить Вас, мастер, - Печаль поднял на него тяжелые свои, заплаканные и гневные глаза.

    Забвение тяжело вытянул хвост, выгнул спину так, что металл его хвоста выгнулся.

- Тогда не стоило говорить со мной, ученик, - все с той же улыбкой наставлял его Забвение - И тем более показывать мне лицо.

   Забвение мощно ударил хвостом, размозжив стекло великой башни Апри. В осколках стекла исчез Печаль. И, оказавшись на краю самой башни, уже ждал, тихо подступающего огромного, мощного, непобедимого Забвение.

        Кусков с огромным рыбацким портфелем скрывался из виду. И Печаль в теле Семена грустно провожал его взглядом, думая о том, где найти ему старого генерала и его дочь на бескрайней Земле. И вот ушки Опал, что появились из щелки. Опал, конечно же, помнила первого человека, встреченного ей на Земле. Человека, которому она стёрла память. И когда Печаль увидел очертания ее мордочки, он естественно подумал, что ему показалось. Но потом, взяв себя в руки, сопротивляясь полиневропатии и похмельному шатанию, Печаль отправился за Кусковым.

     «Что это за тело такое?» - про себя думал Печаль - «Лапы совсем не идут, будто на них три тельца наступили. И что это за странное чувство творится у этого человека в голове. Я чувствую, что в желудке колышется какая-то странная отравляющая субстанция. Нет, это настоящий яд. Именно он и отравляет его. Мне необходимо идти быстрее»

    Печаль шатнуло, - он вышел в парковые кусты, перевалившись через небольшой заборчик кубарем. И человек исчез у него с виду. Печаль, сам не ожидая для себя изрек «Б…», сам не понимая, что означает это слово. Он рассудил, что из-за электрического ранения контроль над ионами этого тела пока неполный. И подобные автоматизмы возможны. В тоже время стоит признать, что он упал головой на что-то очень твердое и очень смачное, но боли не было. Печаль почувствовал, как по штанине потекла струйка жидкости. И он с презрением уткнул голову этого отвратительного тела в траву. Неудачник Печаль, мастер Карма зря доверился ему. Не лучше ли теперь Печали вернутся на Луну и сообщить о предательстве Соли и Серебра? И Печаль, убедившись в тепершней своей правоте, согласился с собой. Он позволил усилие над собой покинуть это тело, но ионы его не слушались. Неужели Соль разрушила его кристалл? Своим ударом тока. Печаль в теле Семена подтянулся, схватился за заборчик трясущимися руками. Он оперся на забор, выдыхая от пережитого, попробовал перекинуть ногу на забор, но едва ли получилось.

«Что я чувствую? Мне нужно какое-то средство, чтобы подавить желание этого тела. Ему что-то нужно, но не могу понять. Как же бьется его сердце и как горят его органы» - Печаль слушал это тело, и если бы Семен сейчас бы был с ним с союзе, он бы обязательно ему сообщил самую важную вещь - лунные коты, лунными котами, а похмелье - похмельем. Пока Печаль свыкался с палитрой странных чувств и ощущений, у кустов образовался дядька с метлой и ушанкой в старой поношенной куртке.

- Это что тут за п…р, мне кусты топчит? - местный дворник в это время обходил свои владения, и медвежий треск вновь посаженных туй он, конечно же слышал. И не мог не отреагировать.

   Печаль сейчас выражал выражение удивления и досады, что придется снова контактировать с человеком. Правда, он не знал - что для дворника это очередная пропитая рожа Семена, которого он видит здесь сто тысячный раз. Именно теперь у дворника возникло стойкое желание поквитаться с ним - пьющим и гадящим в его парке. А у Печали было одно желание - найти Опал, Эмеральда и его дочь. Он бы даже предательски признался, что он лунный кот, попавший в неудачное тело. Но что-то ему подсказало: тактика явно неудачная.

- Тебе, б…, не надоело н…, алкашина? - кричал на него дворник - Я тут е… твою мать, убираюсь е… в рот. А ты? Тут с… туи ломаешь. Шел бы н… к дружкам своим.

   И первый удар метлой отправился в Печаль. Тот не понимал как расценивать этот акт агрессии? Космический или местный? Он был первым лунным котом, который получал метлой по загривку. Он припоминал лазеры, ядерное оружие, пушки, но метла никак не укладывалась у него в голове. Про насильственные воспитательные меры ему было вряд ли известно. Печаль еще и не имел понятия о значении всего, что говорил ему этот странный враждебный человек. Кто такой «алкашина?». А телепатией в этом теле он не владел. Что сказать, не тело, а тюрьма. Печаль гонимый метлой, своей разрушающей походкой повалил туи и ретировался за забор. Его торжественно преследовал дворник, яко Буденный махновцев.

- Иди, иди, б… Найди себе место получше, - победно кричал ему дворник.

   Печаль все еще не понимая собственно произошедшего рассудил, что мысль этого человека дельная - найти себе место получше. Он оказался у выхода парка. Мимо проходили люди, гулявшие здесь. Печаль странно отметил для себя, что все жившие здесь интервенты старались держаться от него подальше, презренно смотрели на него или старались не обращать внимания вовсе. «Отвратительные люди» - говорил сам с собой Печаль - «Дернуло же Карму отправить сюда старого генерала. Что Толимана или Омеги не было?». Но потом он вспомнил про старого своего хозяина - он был не таков. Может, потому, что не жил никогда на этой проклятой красным драконом Земле.  Печаль обдумывал план действий, куда бы мог скрыться этот человек с Опал. И удача была на его стороне. За сквером он увидал жилой комплекс, где собственно и жил Кусков. Печаль, конечно, твердо не знал, что Опал там. Но идти здесь было больше некуда. И он, растопырив ноги, принялся пробовать идти. Лицо его затмило что-то красное с надписью на неизвестном языке, видимо, человеческом. А из-за корки появился человек в фуражке и черной форме. По-нашему, господин милиционер. А с ним еще один. Печаль, наученный дворником, сразу приметил в руках у них по  дубинке. И вроде бы твердо решил в этот раз пойти пан или пропал, драться за свою честь. И ответить проклятым красным драконам людям. Ведь терять Печали было нечего - нужно найти Эмеральда и Рубин. Но поразмыслив и до кучи обратив внимание на кобуру. А огнестрельное оружие Печаль не спутает ни с чем, покорился ситуации.

- Майор Петренко, - представились ему.

- Печаль, лун… - чуть было не выпилил Печаль, но потом, покопавшись у своего порабощенного тела в разуме, ответил - Семен.

- Смотри как на Билана похож, - послышалось от напарника жгучее «Ха-ха-ха»

   Печаль отметил для себя, что он хуже, чем неудачник. Он проклят этой самой Вселенной. Обречен на проваленную миссию. И бесконечная вина накрыла бедного лунного кота. Тем временем, покуда стражи порядка подтрунивали над ним, пропели какую-то странную песню, принялись к расспросу.

- Вы гражданин, почему в общественном месте, пьяный в 10 утра? - начал милиционер, который представился ему Петренко.

- Да еще и обосанный, - добавил напарник и указал ему на штанину.

   Печаль был в том положении, что не спросить ничего не мог. Да и ответить. Он не знал: почему он похож на Билана, как песни связаны с ним, что значит быть пьяным и обосанным. И потому он ответил правду.

- Я ищу двух котов : белого и черного.

   В нем вдруг прокралась мысль о том, что вдруг человеки помогут ему.

- А почему не белок? - снова послышалось «Ха-ха», и даже Печаль, что не знал ровным счетом о современных людях ничего - понял, что над ним издеваются.

- Нет, котов, - отрезал Печаль.

    Милиционеры о чем-то посовещались.

- В отдел повезли? - спросил напарник Петренко

- Да ну, проток заполнять, - лениво ответил тот и махнул рукой - Ты где живешь? А?

   Печаль ухватился за спасительную соломинку. И молча, пальцем указал в сторону домов. Миллиционер ему указал ступать прочь, пока не увезли в отдел. «В отдел», подумал Печаль, «Знать не хочу, что это и где это. Но мне надо быть осторожнее в этом теле». Спустя сорок минут Печаль в теле Семена, к тому же страдавшего от похмелья с грустными и безжизненными глазами глядел на Земное голубое небо. Он выбрал место подальше от людей, чтобы не повторилось ранее испытанного. И теперь будто одиночество захлестнуло его снова. Как тогда, на Толимана. Вина, одиночество и ощущение предательства смешались в его камне. Он поднял к небу голову - где-то там мертвая по его вине Омега. Почему так получается? Все, что делает Печаль? Обречено на провал. Он с грустью признал, что единственное, что у него получается это причинять боль тем, к кому он хоть что-то испытывает в этой Вселенной. К красному дракону эту Вселенную. Что можно ожидать от шпиона и убийцы? Он, разбитый, уставился в первое попавшееся окно. С надеждой освободиться от захватившего его Солнце позора и презрения к себе. Почувствовав боль в животе, он закрыл глаза. Это тело устало… Он впервые ощутил человеческий сон. И заснул на старой детской площадке.
      Сколько проспал Печаль неизвестно, но над небом горело утро. И поднималось солнце. Печаль признал, что тело это исковеркано и искарежено. И, пожалуй, в этом они были близки с этим телом. Ночью ему снилась пустыня, но такая, как Толимане. Он понимал, что находится она на Земле. Но так похожа своими горными ущельями и жарой. А среди этой пустыни война. И он Семен убивал других людей. Видел, как подрываются фугасы, стреляют из винтовок. Больше всего Печаль запомнил, как человек, чье тело использовал Печаль, отрубал своему брату по оружию ногу из-за большого ранения. А тот кричал, неистово кричал. Он нес его под обстрелами через ущелья и сам получил пулю. И после всех размышлений Печаль осознал - это не сон, а настоящее воспоминание. «Война, война. Она уничтожает все, что внутри твоего камня. И меня она уничтожила». Печаль опять уставился в окно, с угасшей навсегда для себя надеждой. И свет Вселенной вернулся к нему. В окне он увидал очертания золотого хвостика. И Печаль, будто не было у его тела похмелья, ПТСР, нейропатии и недержания мочи бросился к окну. И припал к стеклу лицом. Рубин! Рубин! Это Рубин! Он улыбнулся уничтоженными пародонтозом зубами. Среди горевших ламп показался человек, которого он недавно видел с Опал. Печаль испугался и покинул окно, расстроивший, что его заметили. Но теперь он точно знал, где искать. Лунный кот кружился вокруг дома, пытаясь найти вход. И через некоторое время обнаружил дверь подъезда с дымофоном.

- Как на зиккурате, кодовый замок, проклятый красный дракон, - вслух сказал Печаль.

   В прошлый раз, чтобы пробраться в зиккурат ему потребовалось тело человека, который знал кодовый замок. Только Семен его не знал. Он шерстил его сознание в поисках знаний об этом месте, но приходили отрывочные и что-то про самогонку в пятой квартире. На автомате он принялся нажимать на кнопки. Хотя и не знал, что они означали. Дозвониться в квартиры у него, конечно, не получилось. И он занял позицию наблюдения: он обязательно скрытно заметит как это делают люди. А вдруг это военный объект? И ему примется драться? Что ж! Печаль готов отдать свой камень за Луну и миссию.
      В это время Альберт, немного приплясывая и подкидывая портфель, возвращался из школы. А радовался он веселому факту - мачеха его устроилась в отдел полиции на патруль, чем вызвала жесткое ха-ха в своем инстаграмме. И теперь злой дьяволенок внутри него радовался судьбе, что таким образом наказала ненавистного василиска. Увидав Семена, он приветливо помахал ему ручкой.

- Семен, ты в пятую что ли рвешься? Позвонить не можешь? - Альберт с ним говорить не боялся, Семен был самым безобидным существом в этой Вселенной. И нередко за простую бутылку помогал папе на уборке снега. А самое главное - никогда не гадил в подъезде. Потому Альберт часто пускал его в пятую квартиру, а зимой погреться.

- Пошли, заходи, - он набрал код и отворил дверь - Папа, хотел субботник собрать завтра. Ты придешь?

  Печаль быстро шмыгнул за дверь и исчез во тьме подъезда. Альберт, пожав плечами, поднялся к себе. «Наверное, похмелье! Спешит в пятую квартиру! Ну да ладно, потом папа сам спросит!» Альберт повернул свой ключ с улыбкой и исчез в своей квартире. Все он это делал с неимоверным предвкушением - скоро вечер, а значит придет мачеха с первой смены в милиции. И обязательно нужно будет послушать ее рассказ. Жаль, ему не хватило на чипсы. Какое намечается представление!
       Печаль же по-шпионски скрылся за мусоропроводом. И убедившись, что человек исчез принялся к изучению этого места. Было близко и он без труда почувствовал энергию, исходящую от Рубин. «Это там» - он показал на квартиру Кускова.

    Кускова разбудил звонок в дверь. Он бросил портфели в зале и прошел в коридор. Открыл дверь - там Семен. Кусков, ещё ощущая вчерашний страх, прикрыл дверь. Но тот нарушил процесс ботинком и твёрдо вступил на коврик. Его глаза опустились вниз - к дрожавшей от страха Рубин. В Кускове же непременно проснулась смелость, он отпустил дверь и сжал кулаки.

- Тебе чего надо? Не уйдёшь, милицию вызову!

    Семён от слова милиция, вовсе не смутился. Его рука тихо скользнула по шее Кускова, и тот упал без памяти.

- Ты пойдёшь со мной, Рубин, - Лунная кошка же попятилась назад, от сжигающего ее ужаса.

      Печаль обессиленный лежал на вершине башни Апри. Его шея была сжата чугунным хвостом Забвения. Он восседал над ним, не теряя улыбки на зубках и отцовского доброго взгляда. Забвение не собирался его убивать, глупого воина, что запутался. Печаль глядел ему прямо в глаза - самое опасное оружие этого сонного кота. Сколько людей поплатились за простой этот жест. И Печаль думал, что заплатит сходную цену. Он лишь только гневался, что Забвение узнает - Печаль боится его.

- Убей меня, Забвение. Окончи мою историю, - Печаль хрипел, искренние его болезненнные глаза хлопали от слез.

- Не в моем это праве, лунный кот, Печаль. Твою историю однажды окончит Вселенная, в которую ты не веришь. Но знай, лунный кот, не все во что ты не веришь, - не существует.  Тебя мучает твое предательство человеку, который излечил тебя от ран. И преданность ему соперничает с преданностью Луне. Но если бы ты знал, воин о том, что было внутри камня принцессы, более бы мы не столкнулись в битве. Принцесса была обречена на плату этой Вселенной. И она решила бы уйти без тебя или с нами. Твой хозяин, Печаль, потерял себя давно и никогда бы не нашел. А ты житель собственной иллюзии, что совершил ошибку. Их любовь, Печаль - это случайность, граничащая с ошибкой.  И тебе предстоит, сын мой, решить - готов ли ты верить себе и в себя или жить собственной иллюзией.

- Проклятая война, - Печаль высунул язык вперед - она забирает у меня всех.

- Война никогда не закончится, Печаль, - грубо ответил ему Забвение, - она будет всегда. Знай, где бы ты ни был, Вселенная навсегда отдала тебе самое мощное оружие.

   Печаль поднял голову, Забвение же отпустил хвост и серьезно глядел на Печаль. Повелитель сонных котов хотел убедиться, что Печаль слышит его и понимает. И теперь он слышал.

- Это оружие, лунный кот - сам ты, - проговорил Забвение.

    Печаль с виною поджал хвост. Мастер просил ему предательство. И не стал убивать. Выслушав Забвение, Печаль почему-то поверил ему. Чего же бедный лунный кот хотел от Вселенной? Что творит кровопролитную резню между людьми и лунными кошками. И в чем виноват Забвение? Ведь дал обещание принцессе Печаль, а значит и он нарушил его.

- Простите меня, мастер, - Печаль попятился назад.

   Но мастеру уже не было дело. Он вытянул свой хвост вниз. И снова его побитую и расплывшуюся мордочку обдувал ночной Толиманский ветер. И он закрывал глаза от наслаждение. Печаль, молча, присоединился к мастеру. И оба они глядели на звезды.

- Почему вы не убили меня, мастер? Ведь я предатель и поднял руку на учителя, - наконец, не вытерпел и спросил Печаль.

- По той же причине, что и ты пообещал принцессе жизнь ее возлюбленного, - Забвение был счастлив, что мог искренне это сказать - Ты не веришь Вселенной, потому, что тебе кажется, что она сложна. Но она проста, мой дорогой воин. Она никогда не позволит тебе причинить вреда тому, что ценишь.

-  А как же гнев, мастер?

- Мы часто даем ему волю, твоя правда. Но что если я скажу, что чувство, возникающее в тебе - дает тебе подсказку, что ты поступил супротив Вселенной. А дальше дело за тобой. Ценить в стороне или вместе с камнем.

   Печаль провел за беседой с мастером всю ночь. Под небом Толимана, где правила вечная звезда Альфа-Центавры.


- 11 -


      Он глядел туда, где вечерние звезды уничтожают остатки вечернего неба. Казалось, те съедают сам закат. Мастер думал, что так погасают и чувства, что когда-то испытывал человек к человеку. Он пытался найти в лице человека, что раньше признавал родным, что-то знакомое, но найти не мог. «Мы просто ошиблись» - говорили ему раньше милые уста. Мастер же наблюдал как красный закат укатывала тьма, а звезды поджигались будто церковные свечи. «Мы просто были разными» - он потерял то, что ему когда-то нравилось в этих глазах. Он не ответил не слова, но со всем согласился. «Никто не виноват» - подумал он - «Ни разности, ни звезды» - он обнаружил как погасла звезда; а закат, наконец исчез. «Просто и не было ничего» - подумал он. «Ты меня, если что не забывай!» - с ним простились. Мастер наблюдал - гаснут и возрождаются звезды и с бледной грустью для себя признал: «Как мне забыть того, что не было?»

       Альберт остановил припрыжку, оказавшись в коридоре квартире. Он швырнул портфель прочь в проем шкафа и бодро прокричал: «Папа!» - никто не ответил, тогда он жестоко и ехидно свернув брови проговорил тише: «Василиск!», а потом «Младший Василиск!» Дома никого не было. Альберт посчитал это странным, разулся и прошел в кухню. По привычке выпить стакан воды и промыть руки. На холодильнике красовались записки налепленные друг на друга. «Я уехал по работе, срочно. Буду завтра. Папа». Альберт надул губу от ощущения, что он проведет еще одну ночь в окружении серпентария. И грустно опустил глаза на следующую. «Я на дежурстве, буду завтра. Василиск старший». Конечно же, про Василиска там ровным счетом написано не было, но мальчик поспешил это добавить, что б записка была настоящая, а не формальность. Альберт только пожал плечами: серпентарий отменяется, посмотрим только на земноводных. И хотя день уже был и выигран и проигран, он все же переместил глаза и на третью: «Мама, я уехала в поход. Прибудем завтра. Младший Василиск». Ну ладно, подумаешь - Альберт присел за папино окно, поставил свой стакан воды и дернул шторку окна, брезгливо отодвинув прочь папины сигареты. Он открыл окошко и холодный ветерок брызнул ему в лицо. Чем бы ему теперь заняться?
       Он забыв о стакане поплелся в комнату, уселся на диван. Папин кабинет был открыт. Он с предвкушением продумал, что вновь попадет сегодня туда, но его оттдернуло. Он уже сломал там стул; а потом был наказан. Вдруг он опять что-нибудь там сломает. Но признаться честно - там, в папином кабинете, всегда хорошо мечтается. Столько прекрасных мыслей в голове.
     «Однажды и у меня будет кабинет. И самый прочный стул в нем. Я буду в нем важно восседать за кипой самых важных в мире бумаг. Буду нахлобучивать вот так вот щеки и смыкать вот так вот брови» - он показал это самое смыкание щек и бровей - «И подписывать их нежной перьевой ручкой. Как самый древний писатель расписывает свои мемуары. Буду напрягать лоб - и думать как правильно сформулировать какое-нибудь слово. Например, девальвация» - почему ему пришло это слово на ум, Альберт не знал, но признал, что звучит он классно, жаль, нам то известно - ничего в нем хорошего нет. Под этот замечательный полет грез, диван тихонько потрещал. Альберт прыжком покинул нагретое место, и проверещавший, что, видимо, это его судьба ломать то, на чем он сидит отряхнул его и принялся дефилировать по комнате. «Посмотри! Уже и фуражку выдали» - он стащил с полки мачехину фуражку и водрузил на голову, отправился к зеркалу.

«Может, и мне? Пойти в смелые и добрые милиционеры. Как Дядя Степа? Или инспектор гаджет. Буду ловить воров и негодяев. И наставлять их, что делать так нельзя. Пистолет дадут, но убивать из него не буду.

- Жарко, - проговорил Альберт и в фуражке поплелся на кухню, открыть окно настежь.

   «Ну, если делать нечего, то, пожалуй, надо перекусить» - логично заключил Альберт. Отворил холодильник и высунул язык. Тофу, рукола, редиска, творожный сыр, какой-то салат. Опять Горгоны готовили себе Гиперборейскую трапезу. Папа ничего не готовил. Теперь примется голодать. Он опрыскал что-то в холодильнике - отыскал одинокое яблоко и с шумом откусил его. «Фу, кислятина!»

- Все равно жарко, - он с обидой посмотрел на открытое окно, будто оно было виновато в этом.

    Альберт не долго думал над этим вопросом. Обнаружив расческу младшей горгоны на столе, он вложил ее в руку, буто то было скифский меч. И поднявшись на табуретку, перед окном, где обычно сидит папа громогласно, изображая ацтекского жреца начал дребезжать:

- О, Великая Вселенная! Подари мне ветер! И еще лекарство от скуки! - он тряс в руках расческой.

   И хотя Альберт точно знал - волосы горгоны должны быть волшебными. Ни ветра, ни лекарства от скуки Вселенная ему не прислала. А вот руки потом помыть надо, вдруг обратятся в камень. «Лучше попробую сквозняк» - заключил Альберт и поплелся к двери. Попутно он немного подумал, что он яко Персей смог прикоснуться к волосам горгоны без всякого ущерба. И с мыслью, что сейчас в дверь ворвется частичка холодного воздуха, он отварил ее. Сжал лицо - очень уж он жаждал этого наслаждения. Это как йогурт поесть. Но вместо ветра, которого теперь ждали как минимум двое человек - моряк и Альберт, влетела Рубин. Она перескочила Альберта, оставив ему на плече больной след от когтей.

- Ай, - выругался Альберт, но зла на котейку не держал, от чего-то она явно бежала.

     Лоб в лоб в прихожей Альберт столкнулся с Семеном, который преследовал бедную кису. Семен влетел в коридор. И опешил, увидав Альберта вооруженного поднятой от неожиданности расческой.

- Ты чего, Семен? - Альберт улыбнулся, зачем ему кошка, проголодался что ли.

    Печаль в теле Семена, увидав человеческого ребенка опешил и остановился вкопанный. Впереди была Рубин, он не мог ее теперь потерять. Но мастер Эмеральд запретил даже лапой касаться человеческих детей. И потому Печаль применил не свойственное для себя - импровизацию.

- Я за кошкой пришел, она от меня убежала, - проговорил Семен, Альберт выдохнул от жестокого перегара, вот он, значится, как выглядит ветер, что посылает Вселенная.

- А ты не обидишь ее? - Альберт серьезно спросил его, даже для пущей серьезности прищурил один глаз.

    Печаль не знал, что значит обидеть. Но ответил: «Нет». В это время Рубин с трепещущим от страха камнем в ее киле, высунула ушки из-за двери полуоткрытого кабинета. Она могла уйти во Вселенную от настоящего страха. Но потом мордочка ее наполнилась счастием: в грузной спине и причудливых ушках она узнала знакомого и приятного ей человека, что встретила при прилете сюда на Землю. И если бы у нее теперь было время на нежности, она точно бы бросилась приветствовать его. Но пока - тот, с красным лицом и черными густыми бровями со странной походкой, похоже желал ей зла. Но она знала, что это маленький человечек ее не отдаст. И тут же расстроилась: он охотно поймает ее для Семена. Как же так? Он что совсем все забыл? И тут Рубин смекнула? А что если и в правду забыл. Ведь с папой была Опал. Рубин бодро вышла вперед из-за двери.

- Не отдавай меня ему, человек! - Альберт уже опустивший руки с присказкой «Киса-Киса!» застыл на месте.

- Не слушай ее, она не знает ничего, - говорил ему Семен.

   И что теперь смущало Альберта? Говорящий кот с ним, бомж говорящий с котом или бомж, говорящий с ним. Нет, надо расставить все по местам. Итак, говорящий кот - явление ясное, но странное и вроде бы невозможное. Говорящий бомж - ну, это нормально, но только в том случае, если он не понимает, что говорит с котом. А если его, этого котенка, одновременно понимает и бомж, и сам Альберт? Он совсем запутался в этих межличностных коммуникациях.

- Что тебе от меня надо? - Рубин рычала на Семена.

- Прошу идем со мной, ты будешь в безопасности - Печаль не мог раскрыть ни своего секрета, ни ее, а потому вынужден был говорить общей абстракцией, которой владел на сегодняшний момент.

   Альберт, закусив ноготь, наблюдал за ходом диалога, находясь еще под впечатлением от социального взаимодействия бомж-Альберт-кот. Все же Вселенная не обманула - принесла лекарство от скуки.

- Рубин, прошу, мой камень, ты должна мне поверить, - Печаль более не мог терпеть - Что мне сказать Эмеральду, если ты не пойдешь со мной.

    Рубин подняла ушки вверх. Человек знал ее имя, и имя ее отца. Но недоверие вещь такая - просто так оно никуда не пропадет, хоть подарков надари, хоть самых тысяч слов наговори.

- Эмеральду? - Рубин подумала; может, это те самые враги на Земле, о которых говорил ей папа, надо быть осторожнее.

- Эээ, - пытался что-то вставить Альберт в происходящее, но кроме междометий ничего не получалось.

- Это я, Печаль, - опустил голову вниз Семен, у которого закончились аргументы.

- Печаль? Это ты? - ну уж удивление, удивлением.

- Печаль? - если бы Альберт мог выкинуть свою голову, он бы так и сделал; он с досадой посмотрел на расческу в своей руке; может, это яд горгоны.


    Кусков очнулся в коридоре с головной боли. Как его, однако, четко выключили - он такое только в кино про спецназовцев видел. Не зря Семен афган прошел. Он еще лежа, окинул взглядом квартиру: вроде ничего не пропало. Кроме! Кроме Рубин! Кусков зацепился за старый полушубок и поднялся на ноги. Тут же зазвонил телефон. Кусков взялся за голову: столько всего в один день ни один трезвый разум не может выдержать. Кино уже прошло как несколько раз, судя по часам. И это, конечно же, звонит ему Лера. Поднять трубку означало фатальность, но он все же это сделал.
В трубке сначала протянулось долгое молчание; и Кускову пришлось сказать «Алло!»

- Алло? И все? - совсем недовольно ответили там, - Ты тогда скажи нет, если не хочешь идти.

   Кусков, действительно, дурашлеп. Послушал лунную кошку. До чего же он дошел в своем одиночестве? Если слушает лунных кошек: идти ему в кино или нет. И впервые ему бы нечего сказать на это. Да и как бы это выглядело? Прости, к нам впервые прилетел лунный котенок, о котором я ничего почти не знаю, но почему-то должен вернуть на Луну; иначе прилетит еще один лунный кот. Да, кстати котенка зовут Рубин, а того, кто если что заберет его жизнь - Эмеральд, ну это, помнишь, который, если что прилетит. И вот я пообещал котенку вернуть его на Луну. Ты что? Сейлор мун? Что ли? Сразу спросят меня. Но пришел бомж, которому я обычно мелочь даю и в магазине хлеб покупаю и вырубил меня спецназовским приемом. Я до того, как вырубился опаздывал минут на 15, но пролежал потом два часа с лишним. Веришь мне? Ага, ответили бы в трубке.

- Ты мне хотя бы скажи чего-нибудь? - говорили в трубке - А то понимаешь? Мне обидно.

- Я в обморок упал, на два часа потерял сознание, - сообщил Кусков частичку правды.

   В трубке помолчали. Пожалуй, не поверила.

- Сейчас все в порядке?

- Да, - виновато ответил Кусков.

- Ну ладно, - заключили в трубке, - не болей.

   И бросили. Кусков облегченно вздохнул. Кошки легонько поскребли по совести, и он принялся решать более сложную проблему - где Рубин. Но как и любая проблема - зачастую она решается очень просто, стоит только оглядеться. И Кусков в открытой своей двери нашел это самое решение. Дверь Альберта была открыта настежь. А в коридоре было легко различить Семена. Кусков подумал: он же сейчас навредит мальчик. Нашед костыль Бабы Тамары, он принялся крадущейся походкой подбираться к двери. Кусков даже был готов нарушить все свои постулаты о человеколюбии, если того потребуют обстоятельства. Однако, судьба освободила его от этого. Там в коридоре двигалась лишь мирная беседа. Альберт тер подбородок в раздумье.

- Значит ты, - он указывал на Рубин - Лунная кошка. И мы с тобой уже знакомы.

   Рубин кивала мордочкой. Печаль в теле Семена состроил мину, которая тоже в чем-то пытается разобраться.

- А ты, - он показал на Семена - тоже лунный кот. «Больше, конечно, похож на лунного бомжа. Интересно, если кошки бывают, то бывают ли лунные бомжи? Они тоже живут на лунных скамейках? Пьют лунную водку? И греются в лунных подъездах?» Альберт случайно позволил себе это рассуждение, за что поезде сильно осудил себя.

   Семен покивал. Кусков в это время стоявший в подъезде, наконец, решил обратить на себя внимание.

- Пожалуй, раз наши замечательные истории объединились в одну главу, нам стоит поговорить, - он зашел к Альберту, плотно закрыв за собой дверь его квартиры.



        - 12 -

       Карма наблюдал как зарево померкло. Вспышка света озарила предрассветную тьму. И ядерная волна, что однажды постигла Луну, возродилась на Земле. Этажи и касты Лимба были в одночасье стерты взрывом ядерного зиккурата. Металлические осколки и пыль взвились в небо, разлетаясь по тысячам ярусов. Да и сами ярусы с их плотными металлическими воздушными подушками рушались, падая вниз или повисая на осколках своего крепления. Ударная волна достигла долины, пробежав по усам лунного кота. Он слегка зацепился лапами за копье, заблаговременно воткнутое в землю. Теперь же хранитель черного камня подбородком ловил вспышку ядерных зарядов - будто те были солнечными зайчиками или лазерной указкой. И город утопал в зеленом отравленном газе с каждой вспышкой и каждым кивком его подбородка. Теперь можно было вести отсчет движущемуся падению людской нации. Последний кирпич, сохранявший их от мести этой Вселенной, был истерт в порошок. И имя этого мстителя - Карма, с вложенным в его лапы чёрным копьем.

- Гори сильнее, - кричал Карма, - Гори, что есть мочи!

   И сама Вселенная услышала его - все новые взрывы помещались среди лощины, уничтожая все живое за собой. Сметающим вихрем, сметающим смерчем. Смерчем, в котором, увы, никому не выжить. Карма поднял голову к сложенному небу. Едва ли теперь кометы или звезды падали с небес. Нет, это черные точки, что спускались с неба в чёрном дыму - темные коты, пришедшие небесной карой людям. Вот падают Соль и Серебро, за ними Базальт и Наказание, тут же Медь и Тоска. В карбоновых своих кирасах, с копьями и полированными когтями они пришли завершить начатую Родонитом диверсию. Без жалости: так, как когда-то напали на них люди.

- Убейте всех выживших, - кричал им Карма в долину, и пусть не слышали от взрывов его пребывающие коты; они все знали и без хранителя чёрного камня; они пришли стереть этого город с лица Земли.

   Город, не источавший жизни и ранее, теперь становился навечным Некрополем людского рода. И лунные коты уверены - этот рассвет запомнится им навсегда стонами, криками и воздаянием. За все обиды, что пронесла сквозь тысячелетия Луна. За кровь их котят, что пролили мерзкие люди.

- Прошу не надо! - это Тоска уничтожил кого-то из стонущих под железными перекрытиями бетона и стали.

    Город наводнился криками и чёрной убийственной рекой, безжалостной, запачканной кровью и ведомой самой сущей ненавистью. Карма, когда стихли взрывы, одним прыжком достиг долины. И присоединился к кровавой этой реке. Нет, люди не увидят рассвета, лишь только последнее отражение черного камня в его глазах.

     В дыму и взвеси дейтерия и трития Эмеральд наблюдал за уничтоженной его надеждой на мир с людьми. Сгоравшей в пожаре цивилизации людей. И сгоравшей в этом пламени будущем его нации. Исправить уже было ничего невозможно. И он опустил свою рожицу к ногам, к радиоактивным отходам, омывавшим его ноги. Почувствовав позади, нападавшего на него человека, Эмеральд сжал свои брови, будто сожалея, что сделает. И битва забрала его - он один с копьем сражался с остатками сопротивления человека. И если бы после всех войн и предательств Эмеральд мог плакать - это самое время. Ведь, когда рушатся надежды, слёзы сами просят выйти наружу. Покончив с нападавшими, он прикрыл их глаза. Оглядев черное от взрывов небо, он принялся за Печаль. Он аккуратно извлёк сначала его тело из-под обломков, затем тело Архитерры. Они умерли несчастными влюбленными. И будто в насмешку кровь с его копья капала вниз - туда, на их упокоенные лица.

- Пусть Вселенная воздаст вам за все, когда окажетесь вместе, - тихо проговорил Эмеральд и также прикрыл им глаза.

        Чтобы не делал и не предполагал Эмеральд, война была быстрее него самого. Он быстрым движением исчез на втором ярусе Листа, уже поглощенного пожаром. Его щеки разделились, а брови сомкнулись в гневе: в Лимб прибыло темное воинство. Проклятый красным драконом Родонит продумал все. Его мечта о мире - была фарсом, приманкой.  А сам Эмеральд глупым эмиссаром этого всего. И теперь лунный кот заключил: он убил бы его еще сотни раз.

- Я должен остановить это, - в его же колено вонзился кусок железа, он от боли присел.

- Сучий лунный мешок с усами, - проговорил ему кто-то умирающий из людей, и тогда Эмеральд в гневе пронзил ему горло копьем; он сурово вынул противный осколок и исчез среди ядовитого ядерного тумана.

- Стой, проклятая красным драконом, скотина, - кричали в дыму; Эмеральд почувствовал на себе энергию бластера; а затем очертания шерсти.

     Это Карма появился перед ним; и энергия эта была отражена его гневом - и превращена в стон нападавшего. Он появился перед Эмеральдом с кровавыми зубами и черной от смога выей, выжженной и раненной. А глаза его горели кошачьей ненавистью. Это был тот самый Карма, в котором не осталось ничего, кроме пустоты и боли, нанесенной ему людьми. Жизнь же Эмеральда проехала мимо него вместе с черной карбоновой шерстью кармы.

- У тебя будет время скорби, Эмеральд, - злостно проговорил он - Сражайся. И докажи, что твой камень важен тебе.

    Эмеральд обреченно кивнул, сжав свое копье в руке. Карма улыбнулся ему очень хитро, а затем принялся за дело - он лихо спустился на ярус ниже и достиг развалин бывшего убежища Архитерры и Печали. Карма, как и ожидалось, нашел их мертвыми. Эмеральд нагнал его тут же.

- Мертвы, - заключил Карма и обернулся к Эмеральду, чтобы удостовериться.

   Генерал кивнул ему.

- Он говорил что-нибудь тебе? - Карма в последний раз оглядел мертвую принцессу Омеги.

- Нет, ничего, - Эмеральд глядел на истекающее кровью свое колено.

- Мы причиним им ту же боль, заставим их камни дрожать, - говорил ему Карма, а Эмеральд глядел в черное от копоти небо. И молчал.

     Карма с Сапфир оказались под куполом храма. Настоящая тьма царила здесь в самом древнем строении города Апри. Будь это Тоска или Наказание у них бы точно затряслись выи от холода и задувающего здесь ветра. Карма в подтверждение своих мыслей покончил рот - отвратительная температура. Сапфир объяснила ему, что еще недавно здесь располагался ледник. Один из самых важных источников воды на мертвом Толимане. И они иногда думают, что источник их бед именно здесь. Вселенная повелела ему пересохнуть. С последней льдиной умер и сам Толиман. И осталась лишь безжалостная Альфа-Центавра. Сапфир и Карма шли около получаса, пока среди пещерной тьмы не появился яркий свет. Здесь Сапфир оставила его:

- Дальше мне запрещено сопровождать тебя, лунный кот. Он ждёт тебя лишь одного, - и Сапфир исчезла среди тьмы.

   Карма брел среди освещенных нацарапанных надписей и рисунков. Древние коты оставили здесь невозможные к расшифрованию послания. «Точили когти» - подумал Карма. Проскочив несколько суженных коридоров, он оказался, наконец в просторной зале. Вошед в нее, он сразу опустился на лапы и прикрыл свои глаза.

- Карма, - ответили ему хриплым голосом, - чем обязан я лунному воинству, раз прибыли проведать старика?

- Да благословит тебя Вселенная, Забвение, - ответил ему Карма не открывая глаз и не поднимая головы.


          - 13 -

    «Вы, наверное, думаете - я, как, Бездомный, бесконечно наблюдаю за светом Луны, чтобы они однажды вернулись? Они - Рубин и Печаль. Вы правы, я молю Вселенную, чтобы так и произошло!»

     Кусков по обыкновению ковылял к торговому центру, что находился на месте старого парка. Там, где теперь ларек с сигаретами раньше был фонтан, а где лифт - лавочка, на которой обитал Семён. Время оно неумолимо. Наши ошибки могут простить нам люди, мы сами можем себя простить, но время не щадит нас. И все прошлое нависает над нами тяжким грузом. Жалеет ли Кусков, что однажды построил для Рубин генератор импульсной энергии? Нисколечко. Он выполнил свое обещание: так, как и должен это делать настоящий мужчина; да что там! просто настоящий человек. А за этой каланчей поверьте не видно настоящего звездного неба, космоса, Вселенной и Луны. Кусков оперся на поручень, взвалил свое тело, по обыкновению присоединил свою трость к ноге и вытащил из кармана пачку сигарет. И тягуче закурил.

- Все смотрите на небо, - охранник настиг его в этих вышесказанных мыслях, он часто заставал Кускова здесь, наблюдающим за ночным звездным небом.

- Да, жизнь потому скучна, что ничего не меняется. Но потому и настоящая, что вечность можно ждать и вечность верить, - сказал Кусков, выдавив из себя колечко дыма.

   Охранник покорившись атмосфере, прикурил свою и тотчас уставился туда же, куда и наш герой. Минуту они помолчали, будто ждали одного и того же. Небо затягивали редкие ночные облака, похожие на пух. Ночь наседала, мешаясь в фонариках и редких стрекотах кузнечиков. Вот уже свое место заняли и медведица и альфа-Центавра. Кусков слегка зевнул, достал привычный себе ингалятор, дернул два вдоха. Зачесал свою седую голову, а затем проверил ногу- готова ли она к ходьбе.

- Сейчас все в космос стремятся, - начал охранник - Слышали про Луну? Там недавно кошек открыли. Вот и я говорю - врали всякие американцы, не летали они никуда. Как же столько живности просмотреть?

    Кусков, пожалуй, о них точно слышал. Потому и тягуче улыбнулся. Там - на Луне среди карстовых оврагов, алмазов и минералов - его самый дорогой друг. Каждый здесь, на этом месте он передает ей «привет», надеясь, что она слышит его и помнит.

- Я вот, - продолжал охранник - всегда верил в пришельцев. Мне однажды, когда еще в парке работал, Семен рассказывал про этих кошек. Я-то подумал белка его, ну того… Семена-то, может, помните? Царствие небесное!

- Как же, - улыбка не сходила с его уст.

    Кусков многого знал. И дай бы ему Вселенная тех знаний, что имеет он сейчас. Когда-то люди и лунные кошки вели кровопролитную войну. И раса людская была уничтожена, если бы не Эмеральд, сохранивший детей от огня дальнейших разрушений. Чего ему это стоило? Кто знает? Вряд ли кто-то понимает: откуда мы это самое человечество? Почему самое светлое чувство мы называем «любовь», а темное - «ненависть». Имена лунных кошек, что стали для нас людей нарицательными. Почему «печаль», «тоска» и «наказание» среди наших слов. Откуда названия наших камней и цветов. И почему мы вновь живем на свете, истребленные и покинутые разумом. Учили бы нас наши предки своим просчетам. Мы же человечество и теперь стремимся истреблять - животные виды, друг друга, стремимся напакостить в любви или на работе. Война, деньги и страсти - это наше. А что такое Вселенная? Это тепло, свет и понимание. Это вечные звезды и бесконечная энергия во всех нас.

- Скоро летать будем на эту Луну, с экскурсией. А, может быть, охранники там нужны будут, - загудел в хохоте охранник - Тогда и переедем с Вами. Ведь профессора там тоже нужны?

- Они нигде не нужны, - горестно отметил Кусков - Вот наркоторговцы и гомосеки, пожалуй.

   В храме Эмеральда на Луне повисла тишина. Лишь только всхлипы Гранат были слышны. Десятки лунных кошек пришли с поминальными камнями сюда - отдать честь последнему генералу лунных войск Печали и отнести соболезнования его дорогому камню. Мастер Опал помещалась у статуи Эмеральда, прижавшись к нему горячей щекой, истекая слезами. А рядом Рубин, которая аккуратно потирала мордочку о кирасу своей матери. Представительство Толимана, Омеги и других планет расселили по лунным кельям в ямах на Алмазных садах. Они должны были вознести почести последнего генералу после прощаний. А затем остаться здесь в храме Эмеральда для Вселенческого суда - над преступниками «Воли первого регента».
    Сердце же Рубин вовсе превратилось в камень, она от горя теперь то приходила к Гранат, то возвращалась к матери. “Почему же Печаль покинул нас сейчас? Почему Вселенная забирает у нас все?»
Киль Рубин затрещал, и она, сомкнув когти, твердо решила - вернуть Печаль силою Повелителя мечтаний. Это Печаль научил Рубин всему, что повелел ее отец. И пусть был холодным войном, Рубин считала его важнейшим в своей жизни. Она грустно вспомнила, как они прыгали со старым шпионом в папоротники со старой Алмазной скалы.
    Печаль помещался в алмазной усыпальнице - пролитой темными водами пещер Луны. Его огромный железный хвост аккуратно сложен к лапам. Он уснувший у себя в келье, уснул навсегда - и теперь, кажется, спал.


- Не хочу, не хочу! - сказала Рубин, а шерсть ее принялась меняться; лапы ее выросли до настоящих конечностей, напоминающих лунного человека, лицо ее приняло суровые антропоморфные черты, а золотая выя обратилась в мощный позвоночник.

      Опал, увидев эту трансформацию бедной Рубин бросилась к ней. Но яркий рубиновый свет остановил ее. Она остановилась истуканом - и повод был, Рубин была так похожа на живого Эмеральда.
     Да! В тени 12 статуй Хранителей, Рубин теперь напоминала Эмеральда, грозу человеческих захватчиков. Не хватало ей только золотого отцовского копья. Киль ее пищал красным ярким светом, точнее кристалл, что был там. Когда ее рука-лапа решительно возвысилась над телом Печали, Рубин услышала едва слышимый шелест ветра. Это Эмеральд позади нее останавливал ее. Старый генерал аккуратно обнял ее позади и шепнул на взъерошенное ее ушко:

- Повелитель мечтаний - не игрушка, мой камень. Печаль теперь находится там, где повелела ему Вселенная, - кажется, это первый раз когда мы видели Эмеральда с чистыми добрыми глазами, лишенными тягот войны и бремени власти.

  У Опал колышилась лимфа внутри - каждая фибра ее чувствовала знакомую до боли энергию. Она только шептала «Эмеральд!» Эмеральд же, сказав все это, вернулся к статуе, на прощание кивнул. И рубиновый свет исчез. Рубин осталась в человеческом виде. И неподвижно глядела на Печаль. Опал, как только появилась возможность обняла Рубин за ногу, а затем обратив морду ввысь поглядела на ее заплаканное лицо.

- Что ты, что ты, Рубин!

    Надо признать, именно энергия лунных кошек напомнила Кускову, что человек способен на многое. И то, что он несовершенен и слаб. Вселенная же для человека изведана лишь как маленькая щелка в двери. Телепатия, полёт, способность не дышать и не питаться несколько тысяч лет, перерабатывать любой род энергии, развивать скорости большие звука и света, а судя по всему и менять природу вещества - вот то малое, что недоступно человеку. Им не чужда была и способность к симбиозу - энергетическому симбиозу с живыми минералами. Ведь как могли люди упустить это? Имея целые коралловые поля перед своим носом. Быть может, и в человеке где-то закопан ключ к его энергии. Его инь и янь. И познав его, человек, наконец излечиться от насилия и ненависти. Внутри Рубин он несколько десятков лет изучал странный килевой минерал, что источал и забирал колоссальное число энергии. Он кропотливо исследовал его ультразвуковым датчиком, но смог увидеть только в поляризационном свете на долю секунды. Ультразвуковая, волновая и лучевая энергия исчезала внутри Рубин. Интересное дело - Кусков идет на флюорографию - пожалуйста, лёгкие, Рубин идет на рентген - пожалуйста, пустота. Не правы ни Шредингер, ни кто бы то еще. Свет и не частица, и не волна. Свет - это энергия, как и каждая материя. Дай им один раз посмотреть в микроскоп на частичку шерсти лунного кота и формулы бы их исчезли в небытии. Видит ли световой микроскоп что-нибудь? Нет. Хотя на вид шерсть покрыта карбоном с выей, а со стороны хвоста золотом. Потому и не существует у человека методов постижения самой Вселенной. Кажется, шерсть лунных кошек состоит из позитронов и антинейтронов, раз потоки наших частиц исчезают при их запуске. Может, сама лимфа их содержит тахионы? Да, собственно, плевать на физику. Его тахионом, тахионом среди беспросветной тени была и останется навсегда Рубин. И он мечтал увидеть ее не для опытов или познаний. Но обнять как самое дорогое. Самое сокровенное.
Жизнь на Земле была прежняя, только больше стало космического и невообразимо бредового. В телевизоре, когда же это трепло запретят, лидеры наций спорили о враждебности пришельцев, сектанты строили свои теории об их то святости, то лукавости; идиоты и вовсе предлагали истребить их. Кругом то и дело громыхали войны или конфликты за космическую сферу. И только Кусков знал - ничем это не закончится. Человечество проклято оставаться в одиночестве, пока не поймёт: настоящий путь - создавать связи, а не разрушать их.

- Вы бы полетели на Луну, если бы стали повелителем Ваших мечтаний? - охранник похлопал того по плечу.

   А Кусков уже быстро схватил свою трость и быстро поковылял к проспекту. Среди неба и глухих звёзд он заплаканными глазами встречал рубиновое свечение. Глаза охранника быстро ушли на лоб от увиденного. Среди проезжавших машин, ночных гулявших и вывесок в чёрных украшенных минералах плащах появились лунные кошки. С желто-оранжевой рожицей и бело-зелёной выей к нему вперёд вышел массивный лунный кот. Он поднялся перед Кусковым на задние лапы и протянул ему руку:

- Мое имя, Принцип, я явился к Вам, мастер по просьбе нашего субрегента, - Кусков подал ему руку и его лунный друг в знак признательности промурлыкал, - со мною, могу Вам достопочтенно представить, Пирит и Понимание.

    Пирит и Понимание в знак учтивости кивнули мордочкой.

- Опал приглашает Вас погостить, - продолжила Пирит, - Она и ее дочь хотела бы Вас видеть на Празднике Мечты.

- Надеюсь, вы согласитесь, - добавил Понимание.


 - 14 -

    Тогда какими же причинами сочетается огонь и камень? лёд и пламень? жизнь или смерть? Если настолько все различно. От чего, когда сочетаются материя и антиматерия происходит аннигиляция, а вода и огонь - дым? Вряд ли любовь между разными людьми имеет ответ в природе материи. И искать ли его в природе духовной? Мастер не знал. Но с тех пор обещал себе найти этот ответ. От чего необходимо любить своего врага? а ненавидеть его до дрожи? Почему когда испытываешь к кому-то тепло, он источает жестокий холод? И зачем так устроена жизнь, что жаждущие мира получат только войны. Ничего не получится извлечь из книг: они лишь противоречат сами себе, но никак не характеризуют разности и различия. Сама физика притягивает положительные частицы к отрицательным. Электроны, заряженные «минус» притягиваются к «плюс» позитронам, и образуют нулевой заряд, навсегда исчезая в этой Вселенной. В то же время ионы металла с ионами неорганических кислот, теряя заряд, образуют соль. И вот, что понял мастер. Разные люди непременно похожи на ионы: притягиваются. Но чтобы, собрать что-то новое, единое, нужно непомерно пожертвовать чем-то. И, может, потому любовь таких провальна? Людей разных? Что отдаёт кто-то все, а получает вовсе ничего. Звезды тягуче свесились под окном мастера. Он привстал, открыв фрамугу. «А как ты думаешь?» - спросил он, Луна же спряталась, от мастера и от его вопроса.
    Эмеральд редко посещал кристальные сады, здесь на сонной лощине. В последнее время приходилось многое переживать. То и дело Любовь и Ненависть возвращались с Земли с опасительными донесениями. Оставленные в живых человеческие дети были той оскоминой, что просто притягивала убийц и мстителей с Луны, Толимана и Бангулы. Императивный мир, что был установлен Эмеральдом на разрушенной Земле то и дело намеревался рухнуть, не будучи построенным. Поэтому он разрывался между светлой и темной стороной Луны, Землею и собственным домом. Здесь в садах кристаллов он надеялся найти Пион. Эмеральд глядел на кристальные завесы. Пусто.

- Пион! - отрывисто буркнул генерал лунных войск.

- Приветствую Вас, генерал Эмеральд! - где-то отрывистое и громогласное эхо провертелось среди минералов.

- Где ты? - Эмеральд неосознанно обратился к небу. Пион там не было.

- А Вы найдите меня, генерал! - шутливо где-то озвалось и послышался залихватский смех.

   Эмеральд пофыркал. Это точно не входило в его планы - гонятся по кристальному саду за Пион. И он было решил чего-то там возразить, но Пион прервала его:

- Хочу лично убедиться, что у самого жестокого генерала лунных войск, доброе сердце, - просвистела Пион, а тень Эмеральда замельтешила среди кристаллов.

    Если вероломные думали, что Пион так легко отдать Вселенной живой, они ошиблись. Она, одна среди всех этих предателей в совершенстве владеет полетом.
      Когда взрыв возник в тронном зале, Пион почти добралась до покоев принцессы. Услышав свист падающих с неба минералов, тело Пион извилось несколько раз, лапки безмятежно издали около пятнадцати быстрых движений, и лунная кошка избежала сдавление каменной материей. Скоро, когда дым осел, ее мордочка высунулась через фрамугу, запечатанную некогда медью. На одном коготке она сальтом перелетела сетку и, наконец, стала свидетелем настоящих трагедий лунного народа. Принцесса и Тоска покоились среди руин. Здесь же Соль и Серебро. Пион, перевернувшись в воздухе, ушла вверх в потолок, чуя опасность.

- Здесь была битва, я должна быть осторожна. В тронный зал, пожалуй, возвращаться вдвойне опасно, - пробормотала Пион и не прогадала.

    Ровно спустя небольшое время среди руин возник Базальт в сопровождении еще двух котов. Пион не чувствовала ни страха, ни сомнений, если Базальт заметит ее - она будет непременно уничтожена. Звуковые волны, источающие шерсть Базальта опасны и способны быстро парализовать. Но Пион быстрее звука. Базальт, навострив ушки, пробирался сквозь завалы. Чёрная его шерсть вздыбилась и пульсировала, походя больше на музыкальную колонку, врубленную на самый минимум. Темный кот злобно поднял морду вверх - Пион скрылась за прогалиной, затаив потоки своей лимфы. Он покрутил хвостом и обнаружил заваленного плитой Тоску. Базальт остановился перед старым своим товарищем. Его зубки скользнули по каменной плите, и звуковая волна разнеслась по некогда бывшим покоям принцессы Страдание. Каменно-алмазная плита исчезла в жестоком писке, обратившись в пыль. Базальт осторожно извлёк Тоску и еще долго помещался у его мертвого тела.

- Ты выбрал неверную сторону, великий мастер, - Базальт резко обернулся и прыжком достиг потолка, он заметил прячущуюся Пион.

    Новая звуковая волна уничтожила купол покоев принцессы. Пион исчезла во тьме опавших кристаллов и алмазов. Несколько тысяч маневров ей понадобилось, чтобы в совершенстве и без урона для себя облететь каждый  разрушающий пространство дериват. Ее тело ангелом взмыло вверх и достигло бесконечной башни Лунного дворца, уходящего в небо. Она летела среди перекрытий и этажей, пока не достигла звездного неба. На самом высоком шпиле дворца Пион остановилась.
     Ямы сонных кошек горели огнём, которого никогда не существовало в разуме молодой Пион. Черный смог занял прежнее место солнечных ветров и бесконечных звезд. Там, где раньше она бы нашла Алмазные сады, текла река. Но не вода тёмных пещер Луны это была. А сонные кошки, закованные в металл шли под копьями темных котов. Розовая выя Пион исчезла во взрывной пыли, тело ее не послушалось, и лунная кошка исчезла среди кристаллов нижнего яруса дворца.

- Тебе не скрыться, мастер полета, не скрыться от гнева первого регента, - Базальт появился грязно-зелёной тенью перед Пион.

    Пион смело поднялась, зацепившись когтем за украшавшие парапет минералы. Нежная и лёгкая Пион не струсила, она обнажила свои отточенные до блеска коготочки и вздыбила вычесанную бело-голубую шерсть.

- Трус, - жестоко говорила Пион - Нашел бы себе противника достойнее лунной кошки, - звуковая волна с взрывным жужжанием уничтожила парапет.

   Пион бежала легкими своими лапками по разваливавшимся минералам, Базальт же подбитою птицей ничком летел прочь в бездну. Такому куску красного дракона, ни за что не приручить гения полета. Пион, скривив зубки в улыбке, тонко приземлилась на лунный ольверин. И остановилась. Куда же теперь ей бежать? Остановить темную реку плененных кошек? Столько копий ей не отразить. Дворец исчез во взрывах? Ни тёмной, ни светлой Луны более не существовало. Лишь дикая жестокость неясного для Пион восстания. Пион не нужно было объяснять, что во всем виновны предатели. Ведь война невозможна среди истинных лунных кошек, что верят в силу самой Вселенной.

- Это конец, Пион, - Базальт, лишенный уха, подобрался к ней близко, вложив за выю лунной кошки коготь, - тебе не скрыться просто потому что, бежать больше некуда. Покорись воли первого регента и я оставлю тебя среди кошек этой Вселенной.

- И давно ты покорился воли первого регента, Базальт. Скажи мне, перед тем, как я уйду во Вселенную, давно ли мир на Луне стал дешевле чей-то воли? - Пион не собиралась сдаваться, хоть и ясно осознавала, что эти слова ее последние.

- Ты? На грани своего ухода собираешься драться? - Базальт теперь наблюдал, как Пион в страхе опустилась на лапки и прижалась к ольверину. Она закрыла свои глаза и покаянно опустила мордочку. Базальт замешкался, не понимая, что произошло.

- Позволь мне ответить на твой вопрос, Пион, - раздался тяжелый металлический гул; и теперь Базальт сжался от страха, подобно беззащитной Пион.

    Среди черного смога и тумана, появился он, грозный, мощный и страшный. Великий владыка сонных котов, чей металлический хвост страшнее рапиры самого умелого в мире война. Он тяжелой поступью приближался по ольверину к Базальту, больше походя на бронетранспортер.

- Мастер, - проглотив что-то, выдавил Базальт, его затрясло от ужаса.

- Он, как и другие, утоплен. В ненависти, жажде войны, - Забвение растягивал устало каждое слово - в слепой вере, что его жизнью кто-то управит. Его преследует ореол ушедшего, что делает его счастливым убийцей. Тебе не хватает покаяния и веры, Базальт, чтобы понимать, когда война должна быть закончена.

    Базальт рванул прочь. Железный хвост настиг его быстро, замкнув петлю на шее. Он встретился глазами с Забвением.

- Тебе страшно умирать, воин Базальт. И воля первого регента не помогает принять тебя с честью уход во Вселенную? - Забвение тягуче высунул свой железный клык, - Но ты без сомнения казнишь невиновного? Я подарю тебе тот мир, что ты даешь другим.

  В глазах Базальта исчезла жизнь, в них появилась пустота. Он застыл, будто наблюдая бесконечный сон. Забвение аккуратно посадил его на лапы, тот присел на задние и принялся бормотать нелепицу. Пион не поднимала своей головы. Забвение заботливо поднял ее за подбородок кончиком железного хвоста.

- Ты можешь открыть свои глаза, дитя мое, я не причиню тебе зла, - мастер сонных кошек кивнул себе в знак серьезности его обещаний.

- Мастер, великий мастер, - прошептала Пион, - я не достойна говорить с Вами.

   Забвению не нужно было объяснять, что Луна разрушена восстанием культа первого регента. Именно об этом ему говорил Карма. Забвение знал обо всем: по дороге он уничтожил несколько шпионов, получив своим даром всю необходимую информацию. Известно ему было и о гибели принца, принцессы и великих владык.

- Мой кристалл в Вашей власти, великий мастер, - Пион все еще не открывала глаз и не поднимала головы.

- Ты выросла достойным котёнком своего отца и матери, Пион. Вселенная не забудет тебя. Я задержу предателя, насколько хватит моих сил, - Забвение обернулся на Алмазные сады - Отправляйся на Землю. Найди ионного кота и положите конец войне, в который виновны ваши отцы и праотцы.

   Забвение исчез в небе, оставив Пион рядом с исчезнувшим разумом Базальтом.

- Прости, прости, Медь… Прости, прости, Тоска… - шептал бесконечно тот.

     Пион в последний раз презрительно поглядела на него. И голубая ее шерсть исчезла в серо-голубом космическом пространстве.

- Выходи уже, - старые кости Эмеральда уже ломило в бессовестной погоне среди кристальных насыпей.

- Нет, так неинтересно, - обиделась Пион, - но однажды ты поймаешь меня, генерал! Если будешь твердо верить в то, что делаешь.

   Эмеральд от скучной тяготы опустил свою голову. Игры - это то, чем теперь генерал хотел заниматься в последнюю очередь. Но куда уж деться от Пион, такова ее сущность. Эмеральд смирился с тем, что ему придется провести здесь еще минимум час, а потому он устроился под тенью кристалла. Он грел надежду, что если хотя бы он не найдет Пион, то хоть заморит ожиданием и скукой. Долго же отдыхать ему не пришлось. В саду появились Принцип и Понимание, они несли какую-то срочную весть. И потому Эмеральду пришлось спешно удаляться.
Генерал с расстроенными чувствами поплелся к Кристальной арке, что вела к дворцу. Он остановился у самого выхода и тягуче свел усы:

- Так доброе у меня сердце или нет, Пион? - он спросил это серьезно, сам не зная зачем.

- Пожалуй, - Пион появилась прямо перед ним, легко спустившись, будто лунный экран был ступеньками лестницы, - Я выполню твою просьбу, Эмеральд! Что ты хотел от скромного мастера полета?

   Эмеральд воспрял духом:

- Научи мою дочку летать, ее зовут, Рубин!

   Пион покивала в знак согласия. Но прежде всего тому,  что не ошиблась в своих словах. А долее - его просьбе.


- 15 -

      Мы и сами однажды станем звёздами. И больше не будем никогда разными. Не нужно будет искать точек соприкосновения. Строчек из любимых книг и любимых песен. Мастер, наконец, освободился от размышлений. Они больше не томили его разум. Ведь нечего думать о несбывшемся. Но если где-то там во Вселенной есть место, где разности сочетаемы, мастер бы хотел, чтобы его мысли не пропали даром. Он тихонько поднялся на предгорье, где он впервые задался этим вопросом. Огонь звезд все также не утихал. «Мы - разные» - говорил им мастер - «Но обязательно для нас есть что-то подобное. Ведь не зря придумали созвездия?». Он еще немного простоял на ветру, звезды мигали ему в белой дымке; и мастер заключил - «Они с ним согласны!»

     Тоска не находил себе место, перебираясь от храма к старой башне и обратно, мастера Кармы так давно не было. Ожидание уже не походило на томительное, но больше на беспокойное, тревожное. В духоте того, что  кто-нибудь  среди темных войнов произнесет хотя бы крупицу данных о Карме, он подбирался то к Меди, то к Базальту, то к Наказанию.  Естественно, они знали столько же, сколько и Тоска. Особняком от остальных помещался Гранит, занимавшийся волом, прибывшем в Апри по его следам. Кот обрадовался ему, был крайне удивлён его целости и сохранности, и тут же вручил ему водную капсулу и запасы сухих лунных жучков. Медь бессовестно рассматривал изящный в вечерней тьме рисунок Розы. Она показалась ему какой-то необычной, загадочной и нежной. Хотя, впрочем, успел медный кот перекинутся с ней лишь несколькими словами. Роза, не замечая, стыдливо-пытливого взгляда металлического кота о чем-то говорила с Гранат, изредка показывая зубки в улыбке. Базальт, прежде охотливый до влезания в чужие дела, тотчас обратился позади Меди, просчитав того за пару ставок:

- Тебе нравится этот камешек, Медь? Да, та еще горяченькая звезда, - Базальт лизнул по-позерски с наслаждением лапу.

Медь набух как красный бангульский помидор:

- Обратись к красному дракону, Базальт, если твое солнце плохо помнит, мы - войны. И нет… - Медь попытался изобразить серьезность, но получился ребенок, уличенный в чем-то противодейственном.

- Да брось, металлический кот, - улыбнулся Базальт, - это дело такое. И я бы непрочь отдать ей свой камень. Глаз у тебя настоящий алмаз, хоть и кот ты металлический.

- О чем пересуды? - появился Наказание, возникший из-за песочного бархана вместе с поникшим головою Тоскою.

- Да наш, великий воин, кажется, запал на Толиманский камень, - без издевки, даже с какой-то гордостью сказал Базальт.

   Медь, обычно привыкший сохранять самообладание, покрылся окисью с хвоста. Он бы посчитал лучше быть вкопанным теперь в песок Толимана и тут остаться навсегда. Среди его партнеров прошли ободряющие и одобряющие обсуждения.  Гранит, заставший всех за приятным подтруниванием лишь сухо улыбнулся.

- Будь осторожен, такому камню отдашь свой камень и больше не вернешь, - и потерялся среди песков Апри.

   Роза нашла лунных темных войнов за безрассудной, почти доброй игрой. Где Медь раздавал медные оплеухи, а остальные со смешинкой удалялись в прыжке или скрытые в ионной шерсти. Роза, промурчав, присоединилась к игре сторонним наблюдателем.

- Как вы дивно для светлого кота управляетесь с ионами металла, я бы тоже так хотела, - легко проговорила Роза и тонко сомкнула свои брови, а носик уткнула в выю.

- Я… - пропал Медь.

    Довольные кошачьи морды водрузились сначала над Медью, затем над Розой. И тотчас расползлись по Апри, оставив тех по нелепым причинам наедине. Тоска же, опустив хвост и грустную морду, расположился у Толиманского храма. Кармы не было уже больше полусуток.

       Тихий свет брезжил среди огромного выреза в скале. И освещал он старый Толиманский трон, что когда-то занимал здесь повелитель людей этой планеты. Теперь же место это было заброшено, разрушено. Лишь черепа и древние тексты напоминали о прошлых жителях. Карма ждал появление Забвения, не поднимая головы и не открывая глаз. Скоро старый храм заполнило металлическое эхо, что представляло собой голос повелителя сонных котов.


     «В старом храме на планете Толиман должно было это случится» - говорил Забвение - «и потомок магнитного кота встанет на путь своего предназначения. Знаешь ли, ты Карма? Для чего пришел к великому Забвению? Я чувствую как лимфа твоя и черный твой кристалл переполнен гневом и жаждой мести. И шерсть твоя за каждую причину готова отдать нужное следствие. Но прежде чем выполнить намеченное, слушай внимательно опыт старого война. Когда-то наши лапы сполна воздали человечеству и весь их род мы практически стёрли, остались лишь малые крупицы. Камешки от их городов и следы былой их славы. Наша война потребовала крови всей Вселенной - каждой звездной кошки, что обладает вечной нашей энергией лимфы. Мы дрались с ними на Толимане и Бангуле, на Омеге и Луне. Мы уничтожили целую расу наших собратьев - живших на звезде великой Андромеды. И не хотя принесли войну на мирный Толиман и Бангулу. Чем же мы отличились от людей, хранитель чёрного камня? Если Толиман и Бангула теперь пусты? Стёрты из истории веков Омега? И Луна почти уничтожена восстанием. Те, кто тебя послал, хотят вновь заселить чужую зеленую планету. И миссия их очевидна и праведна. Уничтожить тех, кто допустит новых кровопролитий. Мне Забвению неподвластно излечить болезнь, что поразила темных кошек - насилие и алчность. Не в моей власти лечить болезни. Но в моей власти заставить  тебя передумать, черный Карма!»

    Карма ошалел от сказанного. Как Забвение узнал, зачем пришел Карма? Неужели кругом шпион. Нет, он хранил свою затею только внутри себя. Может, на Луне? Среди тех, кто поддерживает первого регента? Это они не поверили его верности, и с помощью Забвения хотят уничтожить его. Все это кажется вздором, Карма напряг шерсть и черный ионный блеск водрузился над ней. Он с закрытыми глазами, обнажил свой хвост. Ему предстояла самая сложная битва, вероятность выиграть, в которой практически сводилась к нулю.

    Забвение появился во всей своей мощи среди руин старого храма Апри. Его черная шерсть отливала блеском в жарком падающем свете Центавры. Он подтянул свой железный острый хвост и спустился к Карме. Послышался грохот камней. Карме показалось, что это его лапы ушли в песок Толимана.

- Энергия внутри тебя, хранитель чёрного камня, не той природы, что предполагает твое сердце, - он подошел к нему вплотную, Карма почувствовал его пристальный взгляд.

  «Победить Забвение» - думал Карма - «Задача невозможная. Он не источает никаких эмоций. Холод, гнев и тревога оставили его. Мне нельзя надеяться на черный кристалл». Карма напрягся.

- Мне нужна твоя сила, мастер, чтобы положить конец моим страданиям. Твой уход во Вселенную освободит Лунное царство и меня от вечного одиночества. И я смогу спокойно заснуть.

    Карма дрожал от страха и поглощающей ненависти. Оставался последний шаг между невообразимой силой и выполнением его последнего желания - уничтожить навсегда проклятых людей, что отняли у него его самый драгоценный камень, Нефрит. Неужели Забвение, самый мудрый из светлых повелителей, не поймёт его? Когда-то Забвение сам был независимым и расчетливым войном, что не потерпел бы сомнений и неподчинения. Его холодность была сравнима с айсбергом, а опасность с самой большой во Вселенной черной дырой. Что с ним случилось? Почему он говорит со мной? Почему не попытается открыть мои глаза - подчинить разум Кармы. Ведь достаточно маленького уголка его взгляда, чтобы оказаться в бездне бытия. С ним ли он говорит? Покорившим Омегу и Центавру?

- Кто они такие, Карма? Что обещали они тебе, магнитный кот, за уничтожение землян? - Забвение знал, что такие как Карма ни за что не станут предателями ради слепой веры в догматы.

    Карма потупился. Неужели Забвению не требуется открытых глаз, чтобы знать о чем спросить? Карма всячески сжал свой кристалл! Лишь бы крупица его чувств, маленькая фибра не просочилась в экран. Нет! Забвение не должен ничего узнать. Тем временем, Забвение с улыбкой обошел Карму, осмотрев его с лапок до мордочки.

- Я бы хотел, чтобы ты ответил мне сам, Карма! Ты должен всецело доверять врагу, как себе. Как убийца исповедует свою жертву, так и жертва отпускает деяние убийце. Иначе как ты собрался победить меня? - Забвение уселся на задние лапки с грохотом опустив свой массивный хвост.

    Карма отправился в воздух, и первый удар его шерсти пришелся на Забвение. Он слышал мощный грохот позади себя - Забвение, конечно, увернулся. Карма попятился прочь и ввысь, перебирая лапами старые камни храма Апри. Он чувствовал, как железный хвост Забвения следует за ним. Он обратился кругом, и с силой, что есть вцепился в выю Забвению. Карма почувствовал во рту вкус лимфы. Забвение точно смертельно ранен - когти прикончат повелителя сонных котов. Карма поднял лапу вверх,  и сознание его помутилось. Он покрутился вокруг себя. Лары его покосились. Лимфа была его. Карма исчез на полу старого храма Апри. Хватило секунды мастеру чёрного камня понять, что он смертельно ранен. Он открыл свои глаза. Тень Забвения и его железный хвост наседали над ним.

— Поставь точку, мастер - Карма открыл глаза, понимая, что проиграл.

    Забвение опустил хвост. И с грохотом вернулся к трону. Замотанный, тяжело переваливаясь от лапы к лапе.

- Что они обещали тебе, Карма? - повторил свой вопрос мастер сонных котов.

    Карма долго молчал. Но затем, когда ненависть его оставила, а жизнь едва ли теплилась, сердце его не выдержало. И хранитель чёрного камня посчитал бессмысленным не отвечать на вопросы. Пусть эта исповедь станет последним, он отправится во Вселенную с честью. Так, как и желал себе мастер чёрного камня.

- Надежда обещала мне Нефрит. Вернуть Нефрит, - слезы залили мастера чёрного камня.

    Забвение молчал.

- Уничтожь меня, мастер, - молил его Карма - Мое существование бессмысленно. Мне будет отрадно уйти во Вселенную от руки великого мастера сонных кошек.

- Ты запутался, сын мой, - Забвение грохнул лапой по стене и свет вошел еще мощнее и больнее на каменный помост старого храма.

    Забвение далее говорил Карме о Толимане, что поражен болезнью. Забвение предположил, что люди, принесшие сюда неизвестный вид энергии что-то изменено среди флоры и фауны планет.

- Люди умирали в мучениях, их кожа показывала мясо, кристалл их угасал стремительно. Если они касались острых камней, кровотечение уносило их жизни во Вселенную. Сапфир и я боремся за души выживших. Их осталось так мало. И я бы готов был положить их уход во Вселенную на алтарь жертвы за нашу войну. Но и светлые кошки пошли тем же путем. Моя дочь исчезла во Вселенной, сгорела, подобно пульсару за считанные звезды. Если на Луне ты имеешь ответ, хранитель чёрного камня, то ответь мне. Мой уход во Вселенную вернёт мою дочь к жизни?

    Карма впервые почувствовал горе. Горе, что обратило сознание мастера сонных кошек. И шерсть его наполнилась ионами. Забвение был снова перед ним, но уже открытый, беззащитный. В этот момент Карма мог нанести свой последний удар. Забвение же продолжал.

- Ты хочешь того же темный кот. Войны, которая уничтожит еще сотни планет. Думаешь, пройдёт твоя боль или ненависть? Тот, кто повелевает тобой, счастливо будет смотреть на зелёные заросли на Земле и мертвых сонных кошек. А ты - будешь страдать, вспоминая свой камень. И если не веришь мне, магнитный кот, моя выя к твоим когтям. Нанеси удар. Ведь ты знаешь, что я беззащитен.

    Карма поднялся на лапы, полный сил. О смертельной ране напоминала лишь запекшаяся лимфа. Что-то дрогнуло внутри повелителя ненависти, под килем.

- Нанеси удар, магнитный кот, если веришь, что снова увидишь Нефрит? А я - мою дочь.

   Карма беспомощно пытался найти в себе веру. Но кроме горя и боли от потерянного дорогого камня он ничего не находил. Забвение терпеливо ждал ответа.

   Сапфир вышла из храма Апри к самому вечеру. Тоска приободрился и поднялся на лапы, он надеялся услышать хорошие новости о мастере. Сапфир вышла с тревожной и серьезной мордочкой.

- Нам пора в дорогу, - отрывисто объявила она.

- Как мастер Карма? - все еще надеялся на что-то Тоска.

- В какую дорогу? - Медь напрягся.

- На Луну, глупышка, - игриво ему сообщила Роза, так что Медь опять покрылся окисью.

- А мастер? - Тоска так близко подошел к Сапфир, что та взъерошил ашерсть.

    Она лапкой оттолкнула Тоску, злобно поглядела на него. Тут же вальяжно подтянулась Роза. Повисло безмолвное напряжение. Медь покивал Тоске, чтобы тот успокоился. И тогда Сапфир смогла немного объяснить.

- Воля мастера Забвения, чтобы мы все вместе покинули гибнущий Толиман, мы должны сделать это незамедлительно.

- Мы не подчиняемся Забвению, - сухо сказал Гранит.

- Тогда скажи ему об этом сам, глупый пульсар, - Гранат даже запрыгала на лапках от такой ереси.

- Где Карма? - злостно спросил Сапфир Медь.

   Сапфир молчала.


 - 16 -

- Пожалуй, если Эмеральд без сомнений доверил тебе свою дочь, - Печаль глядел на Рубин, обращаясь к человеку,  такими глазами, будто должен ей за что-то очень и очень много, а вина съедает его изнутри, - Я могу говорить с тобой открыто и честно. Ведь и ты вправе знать что происходит. И во что повелела вступить тебе Вселенная.

- Стой, - перебил его Альберт, - сначала расскажи как вы летаете. Ведь вы ни в коем случае не сможете улететь, если Рубин не получит способность к полету, а твой… Э… Почему ты в теле… э… ну ты понял.

    Кусков многозначительно повернул голову в сторону юноши. Тот явно был не промах. И задал самый дельный вопрос, тот который бы и спросил Кусков, если бы знал, что спрашивать.

- Я полагаю, - продолжал Печаль - два этих события связаны, но по совершенно разным причинам. Как бы Вам объяснить. В теле каждой лунной кошки под ее килем, где главный лимфатический проток спаен с периневрием. Здесь я не знаток, было бы проще Вам связаться с Надеждой, заключен особый минерал.

    Семен, содержавший в своем теле Печаль теперь и вовсе превратился в приличного человека. Он был заботливо вымыт и вычесан (а потом и вылизан) Альбертом и Рубин. На удивление Альберта воду темный кот воспринял нормально. Не шипел и не ругался. Вовсе не так, как Мурзик, подпрыгивающий рядом от разной капли. И пулей с громким мяуканьем исчезавший на диване. Веселое это действо сопровождалось игривым: «Сейчас пощиплет глазки!», «Умой личико!». И вот темный убийца Печаль помещался в ванной, вооруженный мочалкой и крякающей уточкой, которую он с любовью гонял по пенной глади (еще по кошачьи торкая по глади воды). Хоть иногда и Печаль порывался по старой привычке полизать у себя что-нибудь, получалось едва ли. Единственное - когда пенка подпрыгивала вверх,  он всем телом выпрыгивал за ним и бомбочкой отправлялся в ванную. И Альберта и Рубин с ног до головы заливало пеною. Рубин до того понравилось это действо, что и сама она как-нибудь намеревалась помыться. Печали же выдали старую папину футболку «Пивной мастер» и дачные шаровары, в придачу дырявые, но чистые носки. Только научили его одеваться.

- Как коралл что ли или рак-отшельник? - выпалил Альберт, которому, наконец, пригодились дурацкие папины атласы про симбионтов. Кусков же продолжал удивляться интеллекту мальчишки, а с виду и не подумаешь.

   Печаль почесал избавленные от фтириаза волосы, но толком не понял о чем ему говорят. Телепатия - дело сложное, особенно когда не знаком толком с современными обычаями людей. Кусков же серьезно задумался о черных и красных кораллах, сорбирующих энергию света на дне мирового океана. Почему бы подобное возможно на других планетах? Да и почему невозможное это дело на Земле? Вот еще недавно в школе - на кружке Астрономии ему рассказывали: Венера, Луна и Марс не обитаемы. Хотя, например, до некоторого момента надежда на это была жива. Как же выкопанные каналы марсиан? А настоящие моря на Луне? А бактерии, окаменевшие в астероиды на Марсе. И вот тебе на - лунные кошки собственной персоной. Со своими биологическим особенностями, которые известны едва ли. Пикник на обочине какой-то. Только без бесцельных алкашей, слоняющихся по зоне отчуждения.

- Мне плохо знакомы Ваши жители. Единственное о чем можно сказать - этот минерал защищает нас от избытка энергии. Наши предки сознательно приняли его в свою Луну…

- Это сердце что ли?

- Вероятно, но не перебивай, - Кусков рукою показал Альберту снизить исследовательскую пылкость.

- Этот минерал защищал нас в борьбе от людей, с их неведомой энергией. Древние люди, которые жили до Вас..

- До нас, че? Еще кто-то жил?

    Альберт поднялся на диване, всполошив Мурзика, изрядно сегодня понервничавшего. Он перекочевал на окно, виляя хвостом. А затем горделивой походкой вернулся на диван. И тут же присел на задние лапы, будто разговор ему был тоже интересен. Его мордочка скакала то по Печали, то по Кускову. И иногда на Рубин, но только вскользь и наискося.

- Ну, друг мой, ты дашь ему хоть одну фразу договорить, - интересно, что Рубин и Мурзик теперь вместе покорно на диване слушали, что обсуждали мальчики с Печалью.

- Да, много десятков тысяч дет назад…

- Еперный театр!

      Кусков сразу смекнул, что речь идет о ядерной энергии. Поразительно, Курчатов в своем смертоносном изобретении не был первым. Если существовала ядерная энергия, то позволительно предположить, что в древности существовали машины, техника и настоящее общество. Что же значит? Эволюция обман? Что сделает с лунными кошками современная наука, если получит их к изучению? А самое главное, что не постижимо уму - межпланетные цивилизации контактировали друг с другом. Как в «Третьей планете» или «Повелителях бурь». Кускову от чего-то стало грустно.

- Они производили эту энергию в железо-бетонных домах, заряжали ее в металл и ударяли по нам. А затем огонь уничтожал наши города и наших кошек. Мои родители погибли от железного красного дракона, что запустили люди. Большинство лунных кошек, что выжили тогда очень быстро ушли во Вселенную. Их шерсть поразил жар, а лимфа быстро сворачивалась. Мастер Удача - единственный, кто нашел способ противостоять этой энергии. Он защитил Луну от Тени и подарил нашей нации минералы. Минерала под килем позволяет нам управлять потоками энергии внутри нашей лимфы. В зависимости от типа шерсти и родительской лимфы мы имеем тот или иной способ преобразования….

- Ух ты, и так ты значит, в людей можешь вселяться как призрак, - Альберт с радости вонзил Рубин в свои объятия - А ты так можешь?

   Рубин надула мордочку от скрепленных рук. Но завертела головой - во всяких призраков она превращаться не могла.

- Мне кажется, вы уже встречались с Опал. А если так, то вероятно так случилось, что уже встречались с «сонными повелителями».

- С кем? - Кусков прищурил глаз, от того, как это звучало устрашающе - «сонный повелитель». Впрочем, он понимал, что речь о стертой памяти.

- С сонным повелителем, - вставила Рубин - Папа говорил, что раньше сонные кошки использовали сонную траву, росшую в Алмазных садах на Луне, чтобы их ионы могли помочь заснуть в солнечный ветер. А когда появились минералы, они стали не нужны. И у меня внутри минерал - она с гордостью водрузила себе на киль лапу, а затем поникла головою, - только я не знаю, что он умеет.

    Печаль с пониманием покивал. Помолчав, он обозначил и то, что все эти знания все равно бесполезны. Без Надежды, что сейчас на Луне, и неизвестно еще на чьей стороне она, никто не поможет им восстановить энергию их кристаллов. На Земле слишком мощный магнитный щит и очень мало солнца. А потому - пользоваться этими кристаллами затруднительно.

- Я наблюдал странное явление, Печаль, - начал Кусков.

- Называй его - «мастер», - поправила его Рубин, но Печаль жестом показал, что не нужно.

- Так вот, мастер, - продолжил Кусков, - недостаток солнечного света, негативно повлиял на Эмеральда и Рубин. Они своего рода потеряли сознание… Ну перестали говорить и реагировать на прикосновения.

    Кусков объяснял очень томительно. И не знал поймёт ли его Печаль. Но Печаль рассказал ему, что понимает эмоции, что тот отдает в экран о состоянии человека. Так как лунные коты в годы войны охотно изучали их. В числе прочего Печаль подчеркнул, что раньше на Земле ночи практически не существовало; она лишь была коротким промежутком в течении года. Эмеральд и Рубин же потомки сонных котов, и уязвимость к недостатку света и энергии вообще у них высокая - им просто необходим любой источник энергии, чтобы существовать. Печаль похвалил и тот факт, что человек подготовился к этому. И источников света в его яме более, чем достаточно. Опал же этого не требовалось - внутри нее нервные ганглии, что легко генерируют фотоны. Кусков лишь только изумлялся - такую кладезь знаний он не подчерпнет нигде.

- Откуда вы так хорошо знаете биологию? - Кусков потом сам сетовал, что задал странный вопрос.

- Кого? - закономерно переспросил его Печаль.

- Биологию! Фу! - Альберт прокомментировал с перчинкой презрения и в знак еще большего отвращения посмотрел на Рубин. Кажется, ничего плохого здесь не видели в биологии лишь Мурзик и Кусков.

    Ионный кот сообщил, что причиной дезорганизации его кристалла стало жизнеугрожающее ранение внутри чужого тела, изменившего заряд его ионов. И дестабилизация вызвала дефицит энергии внутри него минерала. И зарядка с нынешним уровнем света займёт несколько десятков лет.

- А зимой? Он же вообще не будет заряжаться, - грустно сказал Альберт, - Как же быть?

- Наоборот, зимой будет заряжаться хорошо, - почесав подбородок ответил Кусков, - Позвольте, мастер, вы сказали, что были ранены. Но кем? Неужели Вас били люди.

- Увы, - поскрежетав зубами ответил Печаль, - Я был ранен заряженными ионами темных котов.

   Он глядел на Рубин и думал: говорить ли ей всю правду. Или молчать, пока сам мастер Карма не объяснит ей все. Вина же Печали снежным комом увеличивалась и нависала внутри его сердца. В чужом теле - он с большей степени чувствовал тревогу, так что болело в груди и колыхалось. Если бы он еще понимал, что внутри делает это сердце человека, что тоже испытывает его сомнения и страдания. Печаль с серьезным взглядом обратился к Рубин.

- Это я… - и уста его прикрылись, слова съело. И если бы у него был теперь хвост, он бы его тотчас подогнул его от трусости. Перед его глазами появился жестокий образ мастера Кармы.

- Чтобы зарядить свой телефон, я ставлю его на зарядку в розетку, - размышлял Альберт, поковыривая у себя в ухе - Значит, нам нужно сделать также. Зарядим Вас и все. Вы вернетесь на Луну.

    Печаль покивал в знак согласия. Только вот сделать это было вовсе непросто. И физиком не надо быть, об этом размышлял Кусков, чтобы точно сказать: чтобы зарядить летающие корабли нужно столько топлива. А лунных кошек? Проще выстрелить в них ядерной бомбой, - рассуждал уже вслух Кусков.

- Это я и собираюсь сделать, - протянул Печаль - Есть ли у Вас, где можно разрушить ядерный зиккурат? - просто и легко ответил Печаль.

     Кусков и Альберт потупились. Альберт просто говорил о том, что так делать нельзя. Кусков же был более дипломатичен, сообщив, что на Земле воцариться настоящая война и катастрофа. И унесет жизни миллиардов людей. И на это они и не пойдут.

- Да куда нам идти? - сказал Альберт, - мы только на проходную подойдем, нас уже со снайперки застрелят.

    Мурзик странно кивал, будто и сам наблюдал такое дело воочию. Рубин задумчиво погрызывала свой хвостик.

- Ведь я не прошу, человек, помочь мне, - говорил Печаль, - моя миссия должна быть исполнена.

    Рубин впервые обнаружила испуганных в комнате людей. И испуг этот был на грани с безумием, в которое было трудно поверить. Рубин на секунду прикинула: сколько стоит ее проделка, покинуть Луну. К ней же должны были добавиться и камни ни в чем неповинных людей. Нет, Рубин уже должна повзрослеть. Она решительно встала и подняла морду на Печаль.

- Мы должны найти иной способ!

- Иного способа нет, - холодно ответил Печаль - Ты, Рубин, полагаешь, что война - эта шутка. Там, на Луне, вероятно, кошки проливают кровь друг друга. И чем быстрее мы вернёмся, тем больше у нас шансов спасти их. План мастера Кармы уже провалился, - Печаль, конечно же, думал об уходе Эмеральда во Вселенную, но Рубин не сказал - Ты должна сделать выбор.

- Не буду я делать никаких выборов, Печаль - Рубин даже отвернулась.

    Кусков и Альберт помалкивали. Детское знакомство с лунными кошками, перерастало на глазах во что-то планетарное, серьезное. И страшное. Кусков понимал, что без взрослых они более не смогут ничего. Глаза Печали изменились, брови его скривились и улыбка исказилась его. Но не смейте далее его упрекать в том, что он сделает сейчас. Так повелел ему мастер Карма, если Рубин не последует за ним.

- Ведь ты сама, Рубин, покинула Луну. И отец отправился за тобой, оставив Луну без защиты. И ты смеешь ценить свои камни больше этих людишек?

    Рубин покорилась, опустив мордочку. Слезы съели ее. Она попятилась к Печали, сопровождаемая взглядами Кускова и Альберта, уже погрязшего в страхе. Альберт тихонько привстал на диване, готовясь бежать.

- Если я уйду с тобой, не трогай людей! - сквозь слезы смело сказала ему Рубин, она поняла, что Печаль убьет их, как только она покинет Землю.

- Клянусь камнями этого мира! - с облегчением ответил он, а кристалл его изъела жаба и писк.

     Печаль следует помнить, что он прежде шпион и убийца, мастер, что служит на благо лунной цивилизации. И лишь потом сам Печаль. Он холодно оглядел комнату глазами (кажется, даже Мурзика парализовало). Далее он усадил на плечо Рубин, и не прощаясь, привстал с кресла, на котором до этого помещался. И сел тут же обратно. Со свистом раздолбилось окно. Занавеска вспыхнула, от чего Кусков тут же забегал. Он сорвал с дивана одеяло и на скоро его потушил. И лишь, покончив с пожаром, принялся выяснять причину произошедшего. А причина произошедшего уже покоилась на руках ошалевшего Альберта.

- Пион! - воскликнула Рубин, узнав ее по обгоревшему хвостику.


- 17 -

     Мы бесспорно готовы отдать за что-то свои жизни. В зависимости во что мы их ценим. Хотя так странно, оценивать какой-то монетой бесценное сокровище. Потому мастеру казалось, что и каждая жертва бесценнее всего - ради чего бы она ни была сделана. Бросьте, если считаете жертвы бессмысленными. Нет ничего бессмысленного. Что значит отдать все ради чего-то? Каким бы ни был плохим человеком, жертва всегда очищает его. Ведь плохой человек не способен отдавать, а лишь забирать. От чего же отвратительные люди идут на жертвы? Мы иной раз путаем подъезд, пытаясь попасть домой. Думаю и в жизненном пути есть что-то подобное. Мастер был теперь точно уверен, чтобы что-то получить нужно было отдать. Нет, он позже передумает. Ничего не надо получать. Нужно отдавать. А если так будет делать каждый - без злобы, корысти. Быть может, и жизнь станет самым ценным в мире.

      Удача быстро передвигал лапами, перепрыгивая туманности и астероиды. На его плечах покоился зеленый минерал, прекрасное сокровище Андромеды - зеленый изумруд. За его хвостом, догоняя летел и Гордость с подобным черным минералом. Пульсары, газы и древний дым менялся с огромной скоростью, превращаясь в Северное Сияние. Через несколько световых лет Удача остановился. Шерсть его забурлила - он почувствовал горячий свет самой прекрасной звезды этой галактики. Он повернулся на Гордость - он был рядом и почувствовал тоже самое. В белой дымке корона древней звезды исчезала в чем-то бездонном, бескрайнем, вьющемся в черно-красном торнадо. Космический мусор, астероиды и осколки кобальта исчезали без вести внутри этой воронки. Но назвать ее чем-то страшным не повернулась бы лапа. Газы, пульсары и космический вакуум умирали здесь в разноцветном вакууме. Тогда Удача и заключил, что ионизирующее излучение, что переполняет его ни что иное, как энергия этого неизведанного места. А черная обугленная точка, где подобно стиральной машинке, исчезали частицы - и есть черная дыра. Удача затормозил лапами, тоже сделал и Гордость.

- Наш путь оканчивается,- Удачи приходилось использовать телепатию, перекричать бурные, похожие на горные реки энергетические потоки было невозможно.

    Что-то похожее звуковое - на шестеренки, скрип и гарцующие рычаги приближалось к Удачи и Гордости. Он ощущал и то, как пустота здесь смешивается с материей. Пространство перед черной дырой смыкалось возеной бумагой, и тут же с громом расправлялось. А время застыло в скрипучем шуме, что поразил уши лунных котов.

- Сколько энергии здесь! - Гордость оглядел колеблющиеся листки космического пространства.

- Дальше мне придется приблизится одному. Однажды, в прошлом, - Удача на секунду задумался - или в будущем эта черная дыра уничтожила звезду великой Андромеды. Она будет сжата и уничтожена с такой силой, что не снилось ни коту, ни человеку.

- И вы собираетесь исправить все, мастер? - Гордость, готовый на любые жертвы не страшился этих грозных розовых облаков, что вертелись а бесконечном смерче.

    Конечно же, ничего невозможно исправить. И черные дыра навсегда отберет у Вселенной самую красивую звезду. Но Удача попытается спасти звездных кошек от уничтожения. Разве Удача промах? Что ни говори, черная дыра - противник серьезнее ядерных ракет человека. Шерсть и кристалл Удачи будет вмещать столько энергии, сколько сможет - и, быть может, ему повезет - он создаст волну растяжения внутри черной убийцы звезд. Гордость мирно ждал его приказа, а Удача жалобно придумывал, как сохранить жизнь своему преданному ученику. Он еще долго обдумывал все, отбрасываемый колеблющимся пространством. Удача вытянул хвост и в последний раз улыбнулся Гордости.

- Друг мой и верный ученик. Я обрек тебя на ту же долю, что и себя. И ты преданно служил мне и Луне. А мне нечем отплатить тебе. Я желаю тебе счастья.

- Мастер, - Гордость слушал прощальные слова мастер.

- Когда почувствуешь, что я не энергия протекает сквозь меня. И больше я не могу ей сопротивляться, беги. Я укрыл в соседней галактике остальных. Они примут тебя. Прощай!

     Гордость кивнул. И растворился взглядом в бесконечной черной дыре. Удача лапами снял с себя минерал и выбросил хвостом прочь сначала зеленый изумруд, затем черный камень. Его лапа смело вступила в разворошенное пространство и пустое время. И магнитная шерсть Удачи превратилась в розовую. Розовые облако, что образовывал черная дыра обратились в песочные часы. И поток воздуха, газов и свечения и самого нутра черной дыры ворвалось в Удачу. Шерсть его горела, каждый участок его периневрия разбивала боль. Он казался себе переполненным. Через несколько минут его килевой кристалл треснул, Удача свернулся калачиком. И космическое пространство прочнее вошло в его горячую шерсть. Гордость исчезал в магнитном свечении, среди сплюснутого времени и сознания. Там же исчезали очертания и бедного Удачи. Пространство начало выправляться и розовые газы побрели вновь мимо магнитного кота. И Гордость почувствовал пропущенное ионизирующее излучение. Это означало его сигнал бежать, бежать прочь. А черная дыра будто разрасталась вновь, ураганом, бесчисленной спиралью.

- Мастеру не хватает мощи, - заключил Гордость.

    Удача в это время прощался со Вселенной. И шепотом просил прощения за все им содеянного - у Эмеральда, Шелк, Гордости, Глубины и Грусти, всех чья луна и солнце было разрушено глупым Удачей; у своих учеников, что пали жертвами его амбиций и лунной нации, что утопала в войне с людьми.

- Нет, - говорил Удача - моей шерсти не хватает. Что же делать? Так не может быть.

    Позади него появился Гордость, он схватил Удачу за лапы. И черная дыра задрожала вновь от колебаний. И струйка бесконечной, неуправляемой энергии вновь обратилась к Удаче.

- Гордость, - шептал с сухим языком Удача - Зачем? Ведь ты.

- Я рад, мастер, что я впервые сделал что-то правильное, - он поднял вверх свой хвост.

   Черная дыра и корона звезды Андромеды исчезла среди белого пустого шара, где помещались доселе Гордость и Удача. И шар этот непомерно сжался - еще, еще и еще. Миг и космическое пространство озарил взрыв, рассыпавший по небосводу тысячи звезд и планет. И северное сияние водрузилось среди вновь образованных туманностей и газов. Следов черной дыры больше не было, прекратилось колебание пластов пространства и потекло доселе холодное время. Великая звезда Андромеды была уничтожена. И тысяча ее осколков теперь миллионы сверхновых звезд.

- Эмеральд, - разнесется среди тысячи планет и галактик.

      Лунное небо осядет ночью и ночь упадет на сонные ямы лунных кошек. За лунными сверчками забегают лунные котята. А позже небо и вовсе покажется голубым - это Андромеда взошла вдалеке бескрайнего космоса. У лунного дворца в зарослях папоротника проснётся ото сна Гордость, лишенный глаз. Он вдохнет тяжелый сероводородный воздух.

- Еще немного мастер, тысяча лет, как одна секунда. И мы снова и снова увидим ее. Я не прощаюсь с тобой Андромеда - говорил Гордость, зная, что жизнь его в этой Вселенной бесконечна, пусть петляет, проклятый красный дракон.



           - 18 -

   Рубин помещалась рядом с раненой Пион, под длинной и мощной лампой, что припер сюда  по распоряжению Печали Кусков. Иногда Пион вздрагивала сгоревшим хвостиком и переворачивала лапки, дергая ушками. А Рубин? Она будто получила послание с Луны своему неблаговидному поступку. Изящная и нежная Пион, ее учитель и непревзойденный мастер полета, казался ей загнанным, измученным и страдавшим от ужаса. Что же теперь творилось там на поверхности Луны? Она в исступлении осмотрела всех в комнате. Альберт тихо сидел, подрагивая ногами или проедая в своих ногтях рядок. Изредка он вставал и уходил на кухню, а затем возвращался - быстро заглядывая в комнату. Кусков расположился за его ученическим столом, орудую судорожно карандашом. Рядом задумчиво качался Печаль в теле Семена, изучая содержание листочков Кускова.

- Что ты делаешь, человек? - Семен тыкнул пальцем в бумагу, насколько ему позволила дрожь в оных.

    Кусков, немного обернулся на него, вздернул плечами и коротко ответил:

- Рисую, меня это успокаивает, - он покусал карандаш и продолжил.

- Похожа на Рубин, как это возможно? - Печаль скривил свои брови, обычно теперь он это делал от гнева или тревоги, и впервые от удивления.

- Это же рисунок, обычное дело, - Кусков на секунду задумался - А ну да… У вас разве нет рисунков на Луне?

   Печаль отрицательно покивал. Ионный кот продолжил следить за пальцами Кускова: как он выводит линию, еще одну, еще одну; и вот он, получается хвостик. Чернота, чернота - и получилась рожица Рубин. Как это вообще возможно, думал Печаль. Из неживого создать живое? Без энергии, воды или ионов? Неужели это еще одна форма проявлений Вселенной?

- А я также могу? - Семен невольно потянулся к карандашу, но опешил.

  - Пожалуй, - помахал Кусков и вручил Печали карандаш и листок.

    И ионный кот замер. Он не умел также водить этим инструментом, волшебным инструментом. Он вопросительно уставился на Кускова. А тот лишь ласково улыбался. Объяснил, что берёшь из головы образ и водишь по бумаге, то та и всего. Печаль вспомнил Гранат, что, быть может, ждёт его там среди Кристальных садов. Закрыл глаза, поводил карандашом. И открыл. Бумага приняла его круги в кругах, без даже близких смутных очертаний, похожих на лунную кошку. Гранат на бумаге была посмешищем и ему стало стыдно.

- Первый блин комом, - Кусков тихо улыбнулся.

   Печаль насупился. А Кусков взял его руку и пальцы, и немного подмог. Он немного расспросил его, какой надо хвостик, какое личико. И вот образовался хвостик. И вот образовалось личико. И Печаль засверкал глазами. Гранат наблюдала  за ним с листа бумаги.

- Ты отдашь мне его человек? Я тебе привезу алмазов с Луны за этот шедевр! Прошу! - Печаль вцепился в него руками.

- Да, да, и просто так отдам. Чего вы, мастер! - говорил он, боясь, что он его задушит.

   Пион тихо двинула ушком, внимательно прислушиваясь о чем говорят Печаль и Кусков, но не выдала себя. Когда Рубин покинула ее, Пион аккуратно открыла один глаз.

- Вы что? Делаете вид, что ничего не случилось? - Рубин появилась на столе, прямо на рисунке Гранат, разорвав когтями его напополам.

    Глаза ее были полны гневом и исступлением. Шерсть ее была разьерошена, хвост волочился вентилятором, показались зубы и киль едва светился красным. Она была полна непонимания: как можно сохранять спокойствие, пока Пион ранена,  и им ничего не известно. Заниматься чем-то, когда мир рушится, обрушаерся почва. И все уходит в бездну? Что там произошло на Луне? Как? Зачем? Кусков даже не ожидал видеть Рубин такой. Он немного осекся на стуле, а затем выражением лица извинился перед мастером Печалью за то, что рисунок потерян.  Печаль же холодно сомкнул брови и таким же образом произнёс:

- Она не проснется раньше, чем ей позволит адаптация. Она летела сюда всю ночь. Это может занять время. Если тебе, кажется, Рубин, что в моей воле разбудить ее, я спешу разочаровать тебя, - он переместился с этими словами на диван, мелкая обида проскочила у него, но он быстро сохранил лицо в прежней железной стойкости.

- Нам всем плохо и тревожно, Рубин, - заключил Альберт.

- Ты, Печаль, самый противный из лунных касаток, что я видела. В тебе нет чести. Что ты там о себе думаешь? Где мой папа? Где Опал? Наберись смелости и говори! Почему Пион прилетела сюда? Почему она вся в ранах? Почему? Говори, проклятый лунный жук!

    Печаль долго молчал.

- Ты хочешь ответов, Рубин? - его брови снова образовали холодное кольцо.

- Рубин, - Альберт попробовал погладить ее.

- Прочь, - она зашипела и красный кристалл ее воспылал в киле.

    Увидев свечение, Пион открыла в изумлении второй глаз. И тут же прикрыла оба, лишь бы Печаль не заметил ее.

- Что ж, - заключил Печаль, - Здесь на этой Земле, ты находишься по моей воле. Мастер Карма, Тоска и я, обманным путем отправили тебя сюда. Твой отец, красный регент обязательно бы оказался здесь. Чтобы вернуть тебя и защитить. Иначе испарился бы войне, которая уничтожила Луну. Я вернулся за тобой, чтобы сохранить наследие. Но скоро они придут, предатели, что, вероятно уже не оставили камня на камне. Там. Думаешь только Пион ранена? Если бы твои глаза хоть раз увидели хотя бы тень войны. А не лунных жучков в саду.

    В этом момент Печаль сам себе показался излишне жестоким. Рубин принялась бранить его и кусать, Печаль молча терпел ее, а силы ее только прирастали. И футболка Печпли уже превратилась в истертые полоски, показалась кровь на его груди.

- Забрать ее? - кричал Альберт Кускову.

   Кусков покивал очень быстро и сильно. Альберт отчаянно захватил ее. И Рубин покорилась, заплакав. Она прижалась к листу бумаги со своим изображением. И теперь карандаш и этого рисунка поплыл. Альберт обнаружил все свои руки оцарапанными и обожженными. Он обратился невольно к окну и заключил: «Пофигу. Батя уничтожит его за окно, похлеще, чем лунная кошка. А если раньше вернутся василиски, то стоять ему здесь вечно камнем. И почему я подумал в такой момент про окно? Что происходит?».
      Печаль долго молчал, оставаясь в самом себе. Нахождение на Земле последнего мастера полета для него означало крах всех его надежд и стараний. Ее раненая шерсть несла на планету людей трагичную весть о гибели его миссии. И своим непобедимым спокойствием Печаль боролся с неизбежностью его собственной смерти. Ведь они придут за ним, Пион и Рубин - предатели, что подчиняются первому регенту. Его холодная, парализующая маска была необходима и для того, чтобы сохранить последние следы его энергии для финальной битвы. Он больше не ионный кот, а лишь его слепок. Беспомощный и заключенный в теле человека. Ведь темные коты прибудут сюда очень и очень скоро. И хотя Печаль достоверно никого не знал среди предателей, кроме проклятого красным драконом ворона Дружбы, он четко осознавал, что быть им может любой из тех, кого он знал, а быть может, и ценил, как война. Печаль был поглощен своим «часом Х», и всецело готов был отдать свое существование во Вселенной ради Рубин, ради воли его мастера Кармы. И теперь он думал то о людях, что окружали его в комнате, то о Пион, то о Рубин, то о судьбе его бедной Родины. Он выложил Рубин все, холодно, жестоко, но нисколько не сожалел. Но разум его был полон, разорван и сломлен.  И все его мысли мешались в голове. Будто миксером - с мыслями человека, в которого он был помещен. А тот будто стучался к нему в его камень, стремясь о чем-то ему сказать.
     Печаль оказался внутри халупы. Тянул горный запах, и в груди от озона сохло, рот затягивал чем-то железным, а спина его была тяжела, казалась мертвым бесчувственным местом. Его глаз застилал рот, кровь и слезы.

- Нравится, собака советская? - и он слышал стук плети по своей спине. И мертвая эта спина разрушалась от прилива, переполнения и горячего истязания.

    Печаль же в теле Семена повис на цепях с подкошенными ногами. По спине текла струйка крови. И он бесшумно плакал, желая собственной смерти.

- Пить небось хочешь, - нагло обратились к нему и сунули что-то в рот, он подчинился. И горло его наполнилось ожогом и горечью, он высунул язык от адских иголок, что возникли во сне, и по губам его побежал скипидар, - Пей, пей, неверный.

     Он открыл свои красные глаза. А перед лицом его уже вилась отрезанная голова, с неприкрытыми глазами, требухой и высунутым языком.

- Узнаешь, - и Печаль узнал, узнал в нем сослуживца, что нёс он в руках с раненной ногой под обстрелом.

    Печаль резко встал с кресла, поправился и быстро подошел к человеку. Его неизбежность нарастала, но приобрела какие-то новые, строгие черты. Он бесчувственно оглядел комнату и с мактубом принялся повествовать:

- Мне придется просить Вас исполнить и мою просьбу, люди, - недоверчиво начал Печаль, - Скоро здесь появятся и те, кто жаждет порабощения, подобно Вам самим много тысяч лет назад. Я знаю, это не ваша война. И не ваша забота. Вы случайность, что подбросила Вас в историю, в которой вы не должны учавствовать. И не в моем праве просить Вас искупать грехи Ваших предков. Я лишь прошу сохранить наследие моего народа. Выиграть мне времени.

    Рубин от чего-то поняла к чему вел ионный кот. Почему? Его слова звучали музыкой. Музыкой уверенности и волевого решения, подобной голосу ее папы Эмеральда. Лунная кошка поникла мордочкой и образовалась на коленке Печали. Печаль невольно погладил ее по шерстке, сдержав потуги человеческого тела на следы. Глаза его заморозило краснотой, он чуть всхлипывал.

- Прости, Рубин - горько процедил Печаль.

- Ты… - Рубин потупилась

- Мастер Эмеральд пожертвовал собой, почему же и я не могу? - он горячо улыбнулся, снял Рубин с колена, отдал ее Кускову,  и легко кивнув на прощание, вышел прочь по-французски.

    Пион задумчиво проводила его. Печаль же в своих мыслях, в полинейропатической походке спустя пару минут брел к скверу. Он бедно оглянул запустившийся фонтан в старом сквере. А затем, подобно Семену присел на лавочке - к фонтану. А затем смотрел на Луну. Кажется, за проведенное здесь время, Печаль осознал, что значит быть человеком в другом смысле. Не тем, кто на войне обокрал его и пытался убить. Двуногим зверем в скафандре, с бластером, с ядерной энергией и стремлением посадить в клетку. А тем, кто не виноват ни в чем. Как Архитерра или Печаль. Странное его тело каждоминутно делилось с ним чем-то невыносимым, но в тоже время научающим, живым, но и самым страшным. Он тягуче закрыл глаза от усталости; и оказался, где-то у двери, такой же как была у Альберта. Он в чистом мундире, с тяжелой, робкой улыбкой. И запахом дома в голове - картошки и белых булочек. Его палец нажал на дверной звонок. И дверь эта отварилась со скрипом.

- Здравствуй, милая! - проговорил Печаль - Я вернулся живой.

    Его лицо осветила улыбка. И он так был рад видеть перед собой чье-то родное лицо. Женское, мягкое, любимое. Он еще более робко подал цветок, который содрал где-то тут же. А лицо, что появилось в двери покрылось мертвой испариной. Его явно здесь не ждали. Водрузилась неловкая пауза. А из-за двери появилось еще одно - грубое, небритое, волосатое.

- Э, ты тут кто, а? А ну, дергай, - и Печаль дернул, оставив что-то навсегда там у двери.

   И рот его наполнился горечью от алкоголя, ощущением одиночества и вечным холодом от презренной скамейки, на которой проживал всю жизнь Семен.

    Его мысли разорвали метеоритные броски, что появились в небе над сквером. Печаль привстал - они летят, летит его окончание. Забвение ему говорил: тебя встретит мечта, покидая Вселенную. И он, как настоящий воин смиренно ждал ее. Но и она покинула его. И покинутый одинокий Печаль скрепил свой кулак. И в бледном дыму он теперь видел тех, кто теперь должен забрать его во Вселенную. Гранит, Наказание и Роза прибыли за ионным котом. Роза быстро обнаружила Печаль готового ко всему. Она быстро почувствовала остатки его энергии в человеческом теле. Она вязко что-то проверещала и выгнула спину. 

- Здравствуй, Печаль! - она вальяжно подняла свою мордочку, Печаль ничего не ответил.

      Он героически сделал шаг вперед, и упал - его ноги сковала боль, такую испытывают, когда кровь застывает в пятках. Вероятно, это Наказание остановил поток ионов в человеческом органе. Печаль гордо склонил голову. Он не знал, как отдать свою Луну Вселенной. Как это делали настоящие войны, когда надежды нет? Гранит медленно оплел его хвостом; и Печаль почувствовал как рука его каменеет. Он поднял голову вверх к Луне, принимаясь за прощание. Пусть они сгорают все страдания! Пусть воздастся ему все невыполненные обещания! Он готов к суду этой Вселенной!

- Это умно, ионный кот, скрыться в человеке. Ты провел Серебро, но не нас, - говорил ему на ухо Наказание.

- Прости, Волей первого регента, - Роза появилась перед его лицом с когтями.

- Твоя честь и подвиг навсегда останутся с нами, мастер «Повелителя воды» - говорил Гранит.

    Печаль прикрыл глаза, его поразил мощный красный свет. Вот оно значит как - уйти во Вселенную, последнее, что видишь - это кровавый рассвет, подобный свету над зиккуратом. Кровавый, мёртвый. Рассвет, который забрал у него его единственного честного друга.

- Ничего не кончено, пока последний кристалл светлых кошек горит на Луне, - появилось эхо среди красного зарева.

- Не знала, что с тобой будут проблемы, - шипело где-то.

   Дымка покинула Печаль, рука его освободилась, а ноги покинула тяжесть. И теперь он знал, что стало причиной этого яркого свечения. Это Гранат защитила его своей шерсткой. Теперь в старом сквере мелькал розовый и красный свет, в котором мешались когти и выи. Печаль быстро встал и пнул, что есть замешавшегося Наказания. Как он рад был видеть Гранат. Он махал руками, пока когти Гранита не встретились с его шеей. Силища огромная, непривычно бороться человеком с лунной кошкой. И первая кровавая роса скользнула по его шее. Печаль с мощью поднял его над головой как мог. И почувствовал что тот ослабел. Его ящерские ушки окрасила лимфа, а рядом с головой Печали рухнул массивный камень. Печаль перевернулся на бок. И теперь мог видеть, что происходит. В тени деревьев, среди фонарных столбов помещались решительный Альберт, вооруженный подобным же камнем, что уже был брошен. И Кусков с Рубин и Пион за плечами. Наказание и Роза попятились прочь к фонтану, увидев людей и лунных кошек вместе. Гранит же израненная, присела к нему на грудь. И дивная ее мордочка с выложенными зубками встретилась с лицом Семена, внутри которого помещался Печаль. Она опустила ему лапы на грудь, полоснилась и кротко, воодушевленно сказала:

- Ты жив, я знала. Я чувствовала, - Печаль заплакал человеческой слезой - Я вытащу тебя из этой тюрьмы, мой камень, моей энергии хватит. Мы встретимся с тобой на самом краю Вселенной.

     Гранат засветилась тем ярким свечением, что так прекрасно в Толиманской дымке. Печаль же попытался снять ее прочь. Нет, только не Гранат. Свет ее погас, и Печаль проклянул все, что хотел. Свечение усилилось - и Печаль снова очутился в кровавом зареве.

- Это мой дар будущему нашей Луны, - пропищало в дыму, и Печаль ощутил на себе хладную шерсть Пион.

    Ничего не понимавшая Гранат, выброшенная на скамейку, передвигала мордой то на Печаль, то на наблюдавших за ними Наказанием и Розой. Печаль, растерянно и растроганно прикрыл глаза Пион. И гнев забрал его. Тело его человеческое покрыло испариной. И теперь Печаль образовался лунным ионным котом. Со своим хвостом, мордочкой и ушами. Его когти выпустились. Наказание и Роза взмыли прочь в небо. Печаль в пару прыжков достиг Розы. И в небе образовались лимфатические капли. И свечение Розы навсегда пропало в бледном небе. Наказание он сбил хвостом. И тот рухнул тюфяком в фонтан.

- Стой, стой, ионный кот, пощади меня! - Наказание задыхался от капель воды в фонтане.

    Печаль навис над ним громогласным громом. Он коснулся его киля лапой и Наказание исчез пылью в воде фонтана. Он облегченно обернулся сначала на людей, а затем на плакавшую Рубин. Рубин подскочила к Пион, охватив ее остывавшую выю. Печаль очнулся от всего, что произошло. И лапки несли его к скамейке.

- Гранат! Гранат! Гранат! - он рыскал лапками по скамейке, - Свет! Свет! Он только что был здесь! Гранат!

     Печаль закричал, и сквер разорвало дикое мяуканье. Кусков наблюдавший за всем, что происходило понимал: Печаль звал кого-то, кого-то, кого не существовало здесь и сейчас. И словно гонялся за призраком не существующего.
      Рубин теряла еще и еще; кажется, это ее судьба - терять всех, кто ее любит и ждёт. Эмеральд. И теперь ее учитель. Пион тяжело лизнула свою розовую, но уже желтевшую шерсть. Она подняла улыбчивую, гордую свою рожицу на свою любимую ученицу.

- Рубин, мой камень, - говорила она, - как я счастлива тебя видеть. Правда, я такая растрепа. Что сказал бы Сахар, если бы увидел меня…

- Мастер Пион, - бедный котенок чувствовал, как кристалл Андромеды ее испаряется.

- Я передам тебе последнее знание, мой камень. И моя миссия будет окончена. Наш род с тобой, Рубин, самый древний из лунных котов. Твоя мать, Мечта - последняя из великих котов Омеги.

     Она протянула коготок ей к килю и продолжила:

- Внутри тебя… - она остановилась и дух ее испустился, шерстка ее пожелтела. И последний мастер полета исчез.

    Время остановилось для каждого из наших героев. Зажатые сверху холодной разрушенной Луной, снизу бесчисленными смертями, а с боков горем, они так и остались в этом сквере. Зажатые, бледные, в горе и сомнениях. Не зная, что будет и что было. Размытые самой Вселенной,  сбитые с толком горизонтом событий.  Рубин, оплакивающая Пион, поражённые предатели Луны, люди и Печаль, изменённый и гонявшийся за призраком. Лишь его вновь образованный железный хвост отливал в горячем воздухе отсыревшей битвы. И Семен, что переживал странные ощущения. Он глубоко и задумчиво следил за Луной. Глазами, которые, кажется, навсегда оставило похмелье.



- 19 -


         Надежда теперь пребывала пленницей в том же гроте, что когда-то был ее жилищем. В той же пещерной тюрьма, сломавшей однажды бедную Опал. Одиноко крапало со сталактита и царила тьма. Везение и Следствие - следы этой Вселенной. И проклятые вороны, что жаждали власти стерты пылью, даже не осталось пера. О чем говорила сама с собой Надежда? Жалела ли, что присоединилась к Воле первого регента? Нет, в голове ее циркулировала лишь одно. Разрушено все, что она изучила и сделала. Прошло около часа. И среди тьмы появился едва видимый свет. В нем Надежда различила едва видимую ольвериновую кирасу. Опал вошла к ней под покровом тьмы. И Надежда вздрогнула, заметив ее глаза во тьме.

    Она, склонив ящерские свои ушки, вспоминала последние следы в этой галактике Везения. Тогда он прибежал в ее лабораторию в приподнятом, необъятном настроении. И молча припарковался всей шерстью к Надежде. И, кажется, того не беспокоило, что он весь испачкался в лимфе. Ведь Надежда снова копалась в лимфе сонных кошек, орудуя копьем.

- Я же могла поранить тебя с испугу, - сказала она, так и не убрав копья от секционного стола.

- Пустяки, на мне бы зажило, как на лунном тельце, - Везение просто переполняло что-то, что-то чего ему не терпелось сказать.

      И хотя Надежда почти дошла до мысли, как достигнуть позвоночного протока, чтобы, наконец, прояснить тайну сознания, разум ее колебало. Колебало невидимой волной хорошей новости. Скоро ее захватила эта бесстыдная радость Везение, она сжалась, сдалась - и покорилась измазанной в лимфе рожице Везения. Она тихо обратила тупой стороной копье. И глаза ее уткнулись точно в глаза Везения.  Везение выгнул зубки, а хвост его выгнулся трубой.

- Все завершено, моя Вселенная… - Везение все больше и больше тянулся в первобытной для Надежды неге.

     Она молчала, а затем отстранилась. Что это с ним такое? Раз он так необычно рад. Везение от того потупился и вывернул лапку прочь, жабры его сомкнулись, и он лишь будто нашкодничал отполз чуть вдаль.

- Может, я потом зайду?

- Да, говори. Я же знаю, что-то важное, - Надежда натянула на себя улыбку, так как могло ее лицо, вымазанное серо-серебряной лимфой.

     Везение оживился. И принялся без тормозов выдавать все, что думает и чувствует. Через «ну», «подумал» и «вроде бы» Везение как бы мы с Вами, люди, говорили: объяснялся за признание в любви. Он отчеканил заготовленные слова с тысячью провалов. Но если объединить и сделать вывод, Везение пытался сказать о том, что у него там внутри варилось очень и очень долго.

- Прошу соедини свой камень с моим! - завершил Везение и дыхание его сперло.

     Надежда слушала его долго, ее улыбка тихо и тихо остывала с каждым запалом его горячего признания. И скоро глаза ее лишились чувства и полноты. Лишь бесчувственная ее мордочка помещалась перед Везением. А тот горел, горел, будто самый дорогой минерал на Луне. Пока пустой ее взгляд метался по пещере:

- Везение - сухо ответила она, повертев отсыревшее в ее лапе копье.

    Темный лунный кот, молча, своей лапой стер с ее побледневшего лица лимфу. Второй лапой он прикоснулся к копью, впившегося в руку Надежде и аккуратно извлёк его. А, затем уже медленно проговорил:

- Я буду с тобой до последней капли лимфы, на Луне и Земле. Она скоро будет наша как многие тысячи лет назад… - Везение вложил ей копье в другую лапу и ящерский его хвост, плетясь исчез среди сталактитов лаборатории.

     Надежда, не считая своих драгоценных минут, тихо опустилась на лапы, исчезнув в дыму извергнувшегося кратера. Бледность ее лица исчезла, она подобрала исчезнувшее на ольвериновой поверхности копье и вернулась к секционному столу. Ее лапы потрясло еще несколько минут, а затем она почувствовала как они холодеют, дрожь из них пропадает прочь. И пьяный разум возвращается к ней. Она опустила свою рожицу к мертвой мордочке сонного лунного кота, что помещался на секционном столе. И покинула его тут же прочь, исчезнув за паром кратеров. Казалось, она была чем-то напугана. Она бросилась к фонтану у сталагмита и принялась бесконечно умываться. Но что-то не смогла отпустить с утекающими потоками воды темных пещер. Надежда уткнулась в алмазное покрытие над водами ручья. Лицо ее чистое от лимфы, холодное, безжизненное. Что же она упорно так хотела привести в порядок? Ничего, просто теперь глаза Везения, полные любви и веры преследовали ее. И мешали ей думать. Как и глаза Опал, что теперь проникали сквозь свет, исходивший из ее шерсти. Первый регент теперь могла наблюдать похожее, что было с ней немного времени назад - потухшую шерсть, потухший взгляд, глаза лишенные света. Среди черной камеры среди вечно капающих капель сталагмитов и сталактитов. О чем говорила сама с собой Надежда? Жалела ли, что присоединилась к Воле первого регента? Кого ей теперь обманывать, что она делала? Она создавала мертвое оружие, что порождало только смерть. И здесь среди секционной она сам стала этим самым неорганическим материалом, которому чуждо что-то живое. Что она там смывала со своего лица, оставив раны когтями тогда на своем лице? Она хотела прочь смыть свой разум, свой гений. Чтобы почувствовать то, что что и Везение. Из-за спины Опал появилась Рубин, ее грозный взгляд повис среди тумана внутри ее тюрьмы. И злые ее глаза встретились с обмякшими от слез ящерскими зубами Надежды. Рубин приблизилась к ее клетке. И рубиново-бордовый свет ворвался кровяным заревом среди нежного Толиманского света Опал.

- Теперь и я знаю, что ты чувствуешь, - говорила Рубин, - и знаю, о чем ты думала и думаешь. Так возвращается к оружию его собственная боль.

      Надежда подняла к ней лицо. Повелитель мечтаний, что горел внутри ее киля был неизбежно красив. И то, о чем говорила Рубин пронзило ее, так, что…

     Шерсть Надежды обмывал горячий солнечный ветер. Глубина ракетной пыли и смога поднималась до самых вершин Темной Цитадели. Меркли аметистовые фонари, что окружали входы в пещеры. На каменном парапете, она одна среди всплесков гейзеров и воды встречала текущих сюда темных котов, вернувшихся со светлой Луны. Ряды карбоновых кирас то появлялись в дыму, то исчезали, оставляя за собой бренчание золотых копий. С горделивым холодом среди каменных вкладок ольверина покоились лунные вороны, изредка шипя от лунного планктона, что поднимался с базальтовых равнин темных полей. Надежда неподвижно оставалась здесь до самого утра. На самом рассвете она устало закрыла глаза, чуть сложив свой хвост на парапете. Щелк крыльев разбудил ее; она проснулась от вихря черных ящерских крыльев лунных воронов. Они исчезли с каменной переплети, уступив парапет Дружбе. Надежда, выправив хвостик, презренно оглядела ворона. Рядом с ним важно плелся Керамзит, основанный уже в субрегентской кирасе, подобной когда-то у Родонита. Дружба тихо передвигался на своих куриных ногах, поправляя иногда клювом свое плечо. Когда утро вошло горячим, красным солнцем в свои права, Дружба разрешил себе поговорить с Надеждой.

- Я, надеюсь, Вам приятно созерцать восстание из пепла нашей нации, - Дружба оттянул клюв к Керамзиту, тот потряс кирасой в знак согласия. - Вселенная благоволит нам.

- Пожалуй, - отрезала Надежда, исчезнув в смоге.

- Теперь нам нечего волноваться, - вставил Керамзит - Больше нет препятствий водрузить волю первого регента. Эмеральд, Карма теперь след старых курганов.

     Надежда привыкла к этим речам о мире, будущем и воле Вселенной. Они не трогали ее, мыслящую совсем о другом. О том, что будет далее.

- Что ж прекрасно говорить о мире, что, наконец, воцариться среди планет. О Воле первого регента, что воцариться во Вселенной под присмотром великой нации Лунных кошек. Но прежде земляне понесут ответ за наши страдания, - вновь заговорил Дружба.

- Да приятно говорить о мире, - вставил Керамзит.

     Дружба недовольно посмотрел на Керамзита, что означало ему захлопнуть пасть и начинать действие. Керамзит исчез среди парапетов. И теперь Дружба
остался наедине с Надеждой.

- Время показать наше стремление к миру, Надежда, - проговорил Дружба.

    Надежда сомкнула свои зубки. Сонное лицо налилось краснотой. И трепет разносился по ее кристаллу. Она спрыгнула с парапета вниз, пролетая сквозь дым этажей темной Цитадели. Оказавшись на базальте и ольверине, близ цитадели - она молчала. Наблюдая за тянущими кандалами пленников, она смаковала то чувство гордости и победы разума над невозможным. Она начала кричать, и залп дыхания ее прервался, будто она звала, что-то невероятное.

- Следствие! - прохрипела она.

    Послышался треск и гул чего-то страшного, крупного, это пищало и бросало в пот от одного вида. Пленники доселе плетущие, лишенные веры и всего, что было, застыли в тишине, задыхаясь от пыли и дыма, что несли чудовища, поднимавшиеся из глубин темной цитадели. Базальт лунной поверхности разрушило и его разнесло на несколько километров среди полей темной Цитадели. Из недр темный луны образовались массивные буры. И вот среди этих полей появились эти чудовища - мощные танки с буром и пушками. Подобные устройства, что уничтожают людей на Земле. И теперь воинство темной Луны с пленными сонными котами воочию могли увидеть ту мощь, что создала Надежда. Межагический гений, которому подвластно разрушать и созидать силой кристаллов Андромеды. Надежда смеялась так дико, как могла. И что это было? Это ее смех над этой бесполезной Вселенной, что ничего не решает. И ничего не может противопоставить разуму. А где-то с поникшей головой за ней наблюдал Везение.

- Следствие! - снова вскричала она, прервав смех.

     Вновь послышался писк. И мощная струя кристальной энергии вынеслась прочь из пушки одного из танков. И за триста миль гора, что отделяла темные земли темной стороны Луны от светлой исчезла прочь в пыли. За этим наблюдал Дружба на парапете, важно и многозначительно кивая, с наслаждением, представляя последние дни жизни проклятого красным драконом человечества. Так, как может быть Рубин, представляла последние дни Надежды, разрушивший когда-то и ее мир. Когти Рубин обнажились, и быть может, она самая мирная, лишила бы ее жизни. Но только знала - гнев это не тот путь, который бы выбрал ее отец.

- Именем восстановленного Толимана и Омеги, разрушенной Андромеды, союзной Земли и Луны, мы приговариваем тебя к вечному Забвению, - тихо проговорила Опал.

- Повелитель мечтаний заберёт все твои мечты, мысли и стремления навсегда. Ты превратишься навеки в неорганическую машину, подобную тем, что создавала, - Рубин уже обратилась в человеческий вид.

    Надежда теперь видела перед собой не Рубин, но, кажется, самого Эмеральда, жестокого лунного генерала. С ярким рубиновым свечением внутри его тела.

    - Эмеральд? - пропищала Надежда.

      В глазах ее теперь возникал тронный зал, в котором она пряталась когда-то. В тот день в золотых своих кирасах пришли Эмеральд, Любовь, Ненависть и Тоска. Он сопровождал регентство короля Мира. Надежда встретила их среди коридоров черных пещер, они шли быстро и уверенно среди тренировочных ям. С горячим взглядом и решительным полетом. Надежда с придыханием рванулась к Везению и Следствию, что-то должно было произойти значимое. И она бежала по пещерам, быстро как могла. Ее шерстка блестела среди капель воды. А светлые коты бессловесно продвигались к тронному залу. У поворота к темным гротам лапы ее скользнули по ольверину и рожица ее в падении вписалась в прозрачную стену кристальных шахт тренировочных площадок.
       Эмеральд уже вошел в ямы. И его встречало молчанием тысячное войско темных котов. Красный лунный генерал остановился, дрогнул и водрузился человекоподобным котом. Он осмотрел войнов, дисциплинировано молчавшим.

- Война с людьми будет окончена, - коротко объявил он.

     Темные коты не объявили не слова, тишина помещалась в тренировочных ямах. Эмеральд кивнул Любви и она встала вперед.

- Мы долгое время были рабами уничтожений, унесших наши города и камни. Отныне Земля останется в регентстве Любви и Ненависти. И дети, что невиновны в злодеяниях их отцов отныне будут под моей защите. Луна больше не покажется на Земле, а Земля на Луне.

     Где-то в толпе внимательно слушали его Соль и Серебро, а также Печаль, расположившийся у хранителя чёрного камня. А Эмеральд смиренно ждал. Не услышав ни единого слова, он гордой поступью один направился в тронный зал. Темные коты молча расступались. Надежда нашла Везение в пещере, рядом с кристаллами Андромеды. Он невинно перебирал пробивающие их ростки. Увидев, Надежду, он гулко улыбнулся.

- Это ты? - тихо проговорил он.

   Она быстро схватила его лапы и начало волочь. Везение захватил ее лапами, быстро повернул к себе. И придвинул к себе. Надежда принялась вырываться прочь и кричать.

- Скорее! Они убьют первого регента! Проклятый Эмеральд здесь! - она укусила Везение и тот прочь отпустил ее.

      Она прыгнула к началу пещеры. И приготовилась бежать. Но, увидев, что Везение не спешит идти за ней, остановилась с непонимающим взглядом.

- Везение? - она уставилась на него гневным, обращающим в пепел взглядом.

    А Везение принялся вновь за минералы, чувственно и с улыбкой говоря ей.

- Надежда, это больше не наша Война… Все окончится.

    Он обернулся на нее, его что-то переполняло, что-то невообразимое, странное. Он опустил минерал Андромеды, сделал вперед шаг, но передумал. Надежда, с разрывающей ее ненавистью взъерошила шерсть.

- Теперь ты сможешь заняться исследованиями спокойно, - он проговорил это так тихо и спокойно, а сам горел внутри какой-то мыслью, о которой никак не мог произнести.

     Надежда с презрением кинула ему «Предатель!» и исчезла среди пещер. И лицо этого счастливого предателя она заполнит надолго.

- Я навсегда, останусь с тобой, - крикнул ей вслед Везение, так и оставшись здесь, с побледневшим лицом, с испариной на его ящерском лице.

    С таким же, что глядела теперь на нее Опал, наблюдавшая за ее превращением. Повелитель мечтаний угас. И Надежда медленно застывала. Внутри нее исчезали мысли и чувства, мечтания и стремления. Опыты и секции, танки и минералы Андромеды. И лишь осталось одно - лицо Везения, обещавшего ей с ней остаться здесь на Луне. Опал обернулась на Рубин, плакавшую от того, что совершила.

- Что ты сделала с ней, Рубин?

- Повелитель мечтаний, - она еще плакала, - забрал ее мечты и стремления и дал ей шанс почувствовать настоящее, что дарит Вселенная для исцеления. Но она не послушала его. Не поверила ему.

   Рубин продолжала плакать. Сейчас Опал не понимала ее.

- Теперь она навечно обратиться в камень, - Рубин отвернулась и покинула прочь темную тюрьму Надежды.

     Опал еще осталась здесь надолго. Она наблюдала как доселе самый опасный лунный учёный, обращается в Угольную статую.



- 20 -

   Мастер рвался вперед к звёздам, перепрыгивая через кручи и заборы. Его улыбка самое странное, что можно увидеть среди ночного тумана. Он запыхался - и вот то место, в которое он приходил тысячи раз. «Я не опоздал! Вы еще здесь!» - он дышал так часто, так часто. Он промолчал, довольно повертел головой. А соединял в голове вот о чем: «Разности! Они соединяют, они дополняют. Я теперь знаю, что нужно. Чего не хватало? Вы же меня понимаете?» Интересно? Что такое нашел мастер, чтобы, наконец, соединить разное?

    Забвение бродил по разрушенному тронному залу, наблюдая снова и снова те же картины, что на Толимане и Бангуле. Ему казалось, что невидимая петля вернула его на тысячи лет назад - в безжалостные годы его правления сонными котами. Здесь же ему казалось, что он вот-вот найдет и распластавшиеся человеческие тела, в их скафандре и со злосчастными приспособлениями для убийства - клетками, бластерами и детекторами кошачьих кристаллов, и бесчисленные разрушенные их машины. Но находил только ушедших во Вселенную лунных кошек, как сонных, так и темных. Он тяжело оперся на трон, и поймал себя на мысли - «удивительно, тишина сопровождает и любовь, и смерть, будь последняя вовсе не ладная». Медь, пронзенный золотым копьем, так и остался  при своей миссии - вечно хранить трон светлого регента. Забвение читал последние его мысли - странный вопрос его, обращенный к Вселенной - «Роза?». Забвение едва бы объяснил, что чувствовал Медь, убитый собственной возлюбленной. Он, покрытый окисью, казался Забвению забальзамированным, вечным металлом, за который боролись когда-то древние люди. Да и, вероятно, борются сейчас. Но прокисшим от их варварства и жажды наживы.
      Тысячи голосов мешались в его голове последними мыслями, последними чувствами и последней волей. Он с силой выдернул прочь копье из сердца Меди и что-то проговорив, навсегда прикрыл его глаза. Как когда-то разрушенный храм и башня в Апри, теперь и Алмазный дворец лежал в руинах и крови. Лишь души все еще покидавшие Вселенную кружили над его вершинами. Забвение мыслил: вроде сами руины не пускают их освободиться. Может, Карма и прав был - лишь горе и война ведет эту Вселенную. Забвение исчезал среди дыма и огня. В остатках вершин своего сонного народа.  На осколках кошачьих кристаллов. Что больше никогда не увидят солнечного ветра.
      Железный его хвост поднял ввысь уже хладного принца темной стороны. Его прекрасные глаза давно обгорели и потускнели, едва ли о нем напоминал высунутый ящерский язык, поседели его волосы. Забвение застыл и внимательно слушал его. Принц говорил о том, что не понимает, что это с ним такое. Но он больше не может ни говорить, ни думать. Перед уходом во Вселенную он подумал, что это волнение перед церемонией полностью взяло над ним верх. Принц мечтал искренне полюбить принцессу. И хотя бы раз увидеть ее одним глазком. Говорят, у нее бесподобное платье приготовлено на церемонию. И бездонные чувственные глаза. Как она встретит его? Теперь Забвение преследовали чужие мечты и просьбы, волна непонимания и боли от уничтоженных камней. И та же волна ненависти, что вызвала их - необъяснимая, всепоглощающая. Но были и те, кто не мог объяснить себе - за что он дерется? почему он отдаст сейчас свою лимфу ради воли первого регента? Осматривая, сотни лунных кошек, он слышал их молитвы Вселенной, матери и любимым камням. Осколки их камней еще остывали среди огней разрушения и плавления тысячелетнего ольверина. Скоро Забвение остановился у почившего первого регента, обнаружив в руках того державшим осколок «Повелителя вечности», свадебного камня, что передают родители своим детям.

- Яд, - проговорил тихо Забвение.

    Первый регент говорил ему о том, что ни о чем не жалеет. Лишь бы его дочь была жива и невредима. И он мечтает, чтобы его жизнь стала великой жертвой во имя спасения лунной нации. Забвение промолчал Миру, душа его дочери стенала где-то рядом. Там за завесой дыма, во фрамуге - великий сонный мастер уже предсказал: исчезнувшую Гиацинт, Страдание, предателей Соль и Серебро. Скоро Забвение поднял свою голову. В копоте ему прошептало о враге. Кошачьи когти не тронули его, он мощно свернул шею налетевшей на него Следствие. Он швырнул ее прочь и молча прошел к трону, ждав остальных. Везение и Керамзит уже спешили забрать жизнь последнего мастера сонных кошек. Их и ждал последний величайший мастер сонных кошек в последний час своей жизни.

       Ночной город Апри. В тени фиолетового тумана на вершине расплавленной башни дымку над Альфой-Центаврой встречали Забвение и Карма, обращенные к самому космосу. В эту ночь они застали стояние этой звезды над Толиманом. Скоро небо должно было заполнить первое в этом столетии солнцестояние. Карма и Забвение завершали на Толимане свои дела.

- Пожалуй, что ты рассказал о темных котах, опасно - рассудил Забвение - С твоей мощью они обратят и Луну и Землю в два счета в пепел.

    Карма виновато повернул морду к Забвению. Еще Луну назад он хотел убить Забвение. А теперь пытался разгадать секрет. Где же эта мощная внутренняя сила сонного повелителя? Надежда всегда твердила, что строение и органы определяет ту или иную мощь лунного кота. Потому он задавался вопросом: сила эта в нелепых мелких ушках, что не сочетались с огромным, грузным телом; в смертоносном железном хвосте; черно-серой металлической шерсти; а может, в серых пустых глазах? Подумать только, он внушил Карме свою правоту. И каждое его поползновение - опровергнуть его тезисы, дать отпор, встречалось жестоким сопротивлением его разума. А ведь Карма почти дошел до предела - забрав силу Забвения, он бы уничтожил ненавистных землян и Эмеральда, беззаботных светлых котов и этого труса, что теперь зовется регентом Луны - Мира вместе с его глупой дочерью Страданием. Забвение убедил его в два счета, даже не пользуясь своими парализующими глазами. Может, ненависть никогда не придавала сил Карме, но что-то другое. Что-то, что ему запретно понимать. Уничтожив, толиманских кошек, Карма бы отрезал возможность грозных союзников присоединиться к восстанию. Получается, он снова провалил свою миссию?

- Когда все будет готово, они планируют использовать астероид, чтобы уничтожить Алмазный дворец. И я должен буду стать тем, кто нашлет эту Небесную Кару на лунных жителей.

- А ты? Ты планируешь? - спросил его серьезно Забвение.

- У меня не хватает времени разобраться, кто стоит за этим проклятым красным драконом вороном Дружбой, - Карма потупился - Признаться, я хотел уничтожить их всех. Всех тех, кто погубил Нефрит. И труса Мира, и правильного до колик Эмеральда и всех этих лунных червей первого регентства - Следствие, Везение. Серебро и Соль. Я лишь оставил бы в живых Надежду. Только…

- Нефрит уже не вернешь, - закончил мастер сонного искусства.

- Мой отец, Гордость, говорил мне. Что моя жизнь принадлежит Луне. И теперь я отдам ее без вопросов.

    Забвение залился тяжелым металлическим смехом. Карма вопросительно помахал своим черным хвостом. Хотя и Карма был грозным генералом, хранителем чёрного камня «Повелителя причин и следствий», для Забвения он все равно представлял запутавшегося и неразумного котенка, чье прошлое было стерто, настоящего он не осознавал, а будущее в него кто-то вложил.

- Прости, хранитель чёрного камня, но Гордость не был твоим отцом. Твоим отцом был великий Удача. Ты все еще хочешь убить своего собственного брата? - Забвение не переставал улыбаться своей двузубой улыбкой - Ты должен перестать быть чужим оружием, чтобы стать тем, кем ты являешься.

    Карма вдруг вспомнил об Эмеральде. Удивительно поступает Вселенная, пропали она пропадом. Все же различное притягивается. А притягивается потому, что содержит общую лимфу. Да плевать, общую солнцу и луну. Значит, два сына Удачи - «Повелитель причин» и «Повелитель силы».

- Что ж, - заключил Карма, протягивая лапу Забвению, - научите меня, мастер. Научите меня быть собой, мастер.

     Карма, наконец, поднял своей головы. И его глаза встретились с повелителем сонного искусства. Забвение ободряюще кивал мастеру чёрного камня.

- Нам нужно немного пройтись, в грозный час, сила сонной мощи будет с тобой, хранитель чёрного камня, - его хвост с наслаждением согнулся.

     Забвение молча ожидал здесь, в зале застывших навсегда голосов ушедших во Вселенную лунных кошек. Керамзит и Везение появились спустя час после Следствие. Забвение слегка улыбнулся, их головы гордо поднимались ввысь. Ведь каждый знает, опасно говорить с мастером сонных кошек открытыми глазами. Что же смутило могучего Забвение - те вовсе его не боялись. А презренный Керамзит был уже в субрегентской кирасе. Вот, кого-кого, а только не его Забвение видел вершителем судеб.

- Исчезнувший на Толимане мастер сонного искусства, - Везение поклонился ему, то же сделал и Керамзит.

   Что-то в них изменилось. Запах неживого, его Забвение не спутает никак. Металла, бластера, чего-то человеческого. Мастер сонного искусства впервые за десятки тысяч лет обратил свои лапы в когти.

- Определенно точно, вы не ведаете, что творите со Вселенной. Прежде чем, я выслушаю Ваши презренные речи о мире, воле первого регента и будущем лунной нации, позвольте Вас спросить: кто вы прежде всего такие? И кто позволил Вам распоряжаться тысячью жизней?

     Забвение говорил это серьезно. Ведь ни Керамзит, счастливый и украшенный кирасой, ни Везение, ведомый призрачной привязанностью к Надежде не принимали этого простого факта, который казался повелителю сонного искусства важным: Вселенная накажет их сполна. Тысячи уничтоженных душ стонут в этих стенах, и разве на глупца снизойдет озарение? Они не боялись Забвения, но и Забвение не боялся их. Керамзит напал на мастера практически сразу. И Забвение поймал себя на том, что сонное его искусство не работает. Глаза того уверенно встречались с мастером, как и когти, как и хвосты. И грузный повелитель теперь сражался будто в тренировочных ямах темных котов. Будто обучал маленького котенка Керамзита, словно было это много тысяч лет назад. Когда Керамзит ослаб, Забвение со всей присущей мощностью пробил тому кирасу. И та испарилась в темных щепках. Керамзит исчез прочь в дыму. Он все также ошибается, как и много лет назад, Забвение недовольно фыркнул. Паршивым он был учителем.

- Не знаю, что вы сделали со своими глазами, - говорил металлическим голосом повелитель - Но мне все еще не нужны ни лапы, ни хвост, чтобы видеть Вас в дыму.

    В следующую секунду он схватил Керамзита за шею. И когти повелителя с мощью надавили на выю. Керамзит, заливаясь потом, высунул язык. Что-то треснуло в его глазах. Осколки странного минерала попадали прочь, усеяв плавленный ольверин. Глаза Забвения устремились к Керамзиту, он зажмурил их как мог. Везение появился со спины, сбив мастера с ног. Еще немного ему понадобилось, чтобы устоять против его хвоста. И через несколько секунд Везение оказался на плечах с раненым Керамзитом.

- Это честь для нас, мастер. Но, увы, Ваше время среди ленты Вселенной окончено, - Везение запрыгнул прочь на новый ярус, затем еще один.

   Забвение, обнаружив, рану на животе, заскрежетал зубами. Выправился и достойно остановился.

- Я учил Вас котенком защищать Вселенную, учил быть крепкими. Но раз одни из самых моих достойных учеников превратились в отвратительные пульсары, лунный базальт мне цена. Как мастеру сонного искусства.

    Везение молчал, пока Керамзит хрипел тяжело и звонко. Везение, цокнув когтями, прочь выбросил его тело. Теперь Керамзит был бесполезен. Пока Везение защищали специальные минералы, разработанные Надеждой ему ничего опасаться паралича. Но и прямой атакой не убить мастера сонного искусства. Везение знал: осталось использовать лишь это.

- И моя мечта прилет, ионный кот, - говорил Забвение, истекая лимфой, - И моя дочь придет.

     Лестница за лестницей Забвение и Карма спускались прочь в глубины планеты Толиман. Горячий фиолетовый смог сменялся холодным буром туманом, аурумом и серебром, что выстилали пещеры древнего города Апри. Все больше и больше наскальных рисунков встречал Карма, и все больше они опускались во тьму. Пока Забвение не остановился. Его металлический хвост лязгнул, и в коридоре зажглись огни. Среди бесчисленных полей перед Кармой и Забвением развернулись алмазные и золотые усыпальницы, где покоились лунные коты и толиманские люди. Карма вытаращил глаза и принялся осматривать их, иногда пошатываясь от потрясения. Он глядел на них - с трясущимся килем, мирно спящим, вроде того вечным сном. Карма, озираясь на странные рисунки, узоры и алмазную выкладку, делал шаг за шагом к темному пьедесталу, с тремя усыпальницами.

- Что с ними? - Карма встретился с кошкой белого пуха, с небольшим кристаллом на вые, ему она казалась знакома, или похожа на кого; впрочем, Карма редко встречал в себе подобное чувство.

- Они спят, Карма, я погрузил их в вечный сон. Я привел тебя сюда, чтобы однажды ты нашел способ разбудить их. То, кого-то видишь - Шелк. Если Эмеральд перестанет тебе доверять, произнеси ему это имя. Я отправлю с твоими войнами Сапфир, Гранат и Розу. Об этом месте и говорили тебе светлые коты. Но не доверяй им. Будь одинок Карма. И еще. Я выполнил обещание данное ионному коту. Его друг со своей возлюбленной здесь. Когда Вселенная заберёт меня, покажи ему это место.

    Карма узрел Архитерру и Печаль среди своих усыпальниц.

     Мы никогда не сможем представить себе свой последний день жизни. Будь мы самыми точными прорицателями. И Забвение отмечал это теперь, поразившись точностью этого высказывания. Когда-то его мудрость передал ему его отец. А он - собственной дочери, погибшей на Толимане в битве. Мастер сонных кошек же уточнял, хорошо бы и не знать об этом последнем дне наших родных камней. Ведь его стереть и забыть невозможно. Он будет преследовать тебя виною и чередой неисправимых событий. Треск и писк заполнил пространство между стонавшими голосами. И грузный мастер сонных кошек оправился от неимоверной силы удара в бок. Сонное искусство оставило его. Он почувствовал как что-то тяжело проехала по его хвосту. Забвение вонзил свои когти в ольверин и выгнул мощную свою спину. Голоса мертвых сонных кошек замолчали. В бледном дыму испарившегося древнего храма Апри его встречала космическая дорога, где он без труда заметил петляющий железный хвостик ее дочери.

- Папа, - кричали ему, - так ты не поспеешь за мной! Давай расторопнее.

    И белый свет последнее, что было в тронном зале. В это время его заполнили необычайные создания Надежды - танки, бездушные железные орудия, стеревши навсегда следы последнего непревзойденного мастера сонного искусства.



Эпилог


    «Верить Вам или нет? В мою волшебную историю. Если верить то, пожалуй, не доверять. Представьте будто передо мною игральные кости. И пусть выпадет 6/6 - я закрою свой последний ход. А, может, у меня в кармане специальный магнит? А внутри этих самых кубов небольшая железяка - и я мошенник. Я только мешаю кубы в руке, а уже обманул Вас? Эх…»

    Альберт помещался уже в новом папином кресле, что было много крепче обычного. Он тягуче сводил брови, когда часы отбивали новый промежуток времени. И как время может так медленно идти? Просто плетется как улитка? Так и помереть не долго во всяких ожиданиях. На всякий случай Альберт проверил стул, научен, так сказать. И вот ноги взгромоздились на стол. Он важно забрал в рот ручку - ведь это придавало ему ощущения, что он занимается чем-то важным. По крайней мере, не приходилось думать, что он ждёт.

«Светочка! Внесите мне вчерашние отчеты. И мне можно сегодня кофе без сахара - я на диете. Надеюсь, сливки завезли те же, что и в прошлый раз. Иначе те показались мне излишней жирности. И отмените встречу на 20:00, у меня сегодня будет небольшой пикник с друзьями!»

     Маша вошла также тихо и не слышно, как делала это обычно из раза в раз. Отличало ее, пожалуй, только отсутствие ехидного выражения лица. Она чем-то была обеспокоена или вроде того, о чем-то думала. В последнем Альберт сомневался, но допускал. Она скользнула подбородком по косяку. Альберт же напрягся, убрал прочь ноги со стола, да и вообще поднялся со стула. Вдруг еще сфотографирует и отошлет папе. Маша же с минуты молчала.

- А куда ты ходишь каждый вечер? - теперь Альберту казалось, что она вообще грустна. Слова ее не выходили из-под палки, более того не чувствовалось запаха яда.

   Альберт напрягся.

- А тебе-то что? Мачехе расскажешь, чтобы она меня закрыла здесь? - он злобно рявкнул и уселся на полу.

    Маша выдохнула и продолжила:

- Ты такой счастливый возвращаешься оттуда, - у Альберта вообще сломалась программа, и чего это? дни сострадания в Василискограде?

- Гуляю я по городу, - выжег Альберт из себя - С друзьями. Уроки я сделал. Так, что тебе нечего мне сказать.

  Маша и вовсе смутилась.

- Да нет… Я подумала - потупилась она - Может, мне можно с тобой?

- Ни в коем случае, - отрезал Альберт и Маша, расстроившись исчезла за дверью кабинета.

   С вопросом: «Что это сегодня с василиском?», он так и остался здесь, покуда за окном не заскрежетало. Показался привычный Альберту искусственный свет. И он узнал внутри него Рубин. Она была оплетена лампочкой. Он быстро затворил дверь и распахнул окно.

- Идём летать? - Рубинчик устроилась золотым хвостиком на окошке.

    Альберт немного потупился. А потом уже просяще глядел на Рубин.

- Если Кусков разрешит, возьмем еще одного человека?

    Железный массивный хвост теперь венчал ионного кота. Как когда-то великий Забвение, последний лунный сонный воин Печаль помещался на крыше, а перед ним такой маленький, но такой пестрый огоньками людской город.  В это время его шерсть аккуратно оплетал фонариками Кусков, заботливо привязывая к вые, лапкам и хвосту.

- Спасибо, человек!

- Да не за что, - Кусков улыбнулся, уселся на крышу подле ионного кота, свесив ноги вниз.

    Кускову эта конструкция была не в новинку. Такие собирали они часто на Новый год, а потом продавил за мелочь. Не знал он, что когда-нибудь пригодится ему это в жизни. Вот так и бывает, столько вопросов, а задать их невозможно. Просто не находится нужных слов или способов задать их. Ему бы спросить про все: войну между людьми и кошками, про Луну, захваченную темными котами, про Эмеральда, Рубин и Опал. Про битву, в которую они вступили. А слова таяли на языке, как и мысли об этом.

- Я должен буду уйти, человек.

- Туда? На Луну? - Кусков указал на небо.

- Туда, - тихо ответил Печаль.

    Кусков понимающе кивнул, хоть и не знал, зачем тому на Луну. Опасную и враждебную.

- Я не забуду вашу помощь, но я должен стереть Вам часть памяти. Я обещал мастеру Карме, - Печаль тихо колыхнул своим хвостом.

    Кусков покивал. Он сказал что-то вроде «Погоди», порылся в портфеле. И вручил в лапу Печали что-то цилиндрическое.

- Пригодится, - говорил Кусков - Это фонарик. Нажми на кнопку. И получишь свет. Когда вдруг твой свет угаснет, он поможет тебе в темноте.

    Печаль благодарственно кивнул. 

- Прощай, человек! - Печаль исчез в небе, взмыв туда.