Глава 211
— Господин Фуке, — начал Мазарини. — Нам надо будет обсудить все те меры по решению финансовых вопросов, о которых мы договорились во время моего посещения Во-ле-Виконт. После этого я хотел бы познакомить вас с одним интересным для вас человеком.
— Монсеньор, я ждал этого вопроса и привёз с собой отчёт о той работе, которая проделана мной и моими людьми после нашей встречи, — ответил Фуке, подавая кардиналу свёрнутый вчетверо лист, который достал из обшлага левого рукава. — Нам удалось добыть требуемую сумму, и даже с некоторым запасом.
Кардинал зарделся от самодовольства: такие люди были ему нужны! Он затребовал деньги, и деньги появились. Его не интересовало, каким путём, какой ценой, за счёт каких жертв. Главным было то, что нужные деньги возникли как бы сами собой, из ниоткуда.
«Разве можно расставаться с таким человеком? — думал Мазарини, пока Фуке перечислял те поступления, которые в итоге складывались в требуемую сумму. — Где он найдёт ему замену? Да, разумеется, Кольбер не даст пропасть ни одному су понапрасну! Но откуда они возьмутся эти су? А ведь казне нужны не су, и даже не ливры или пистоли, а миллионы ливров! Несколько миллионов! Десятки миллионов! В конце концов, если Фуке что-то там теряет или даже прикарманивает, всё же он контролирует ситуацию и предъявляет требуемые суммы ровно тогда, когда они нужны! К чему это правильное распоряжение деньгами, если распоряжаться, по существу, нечем? Так было долгие годы! Генрих IV был настолько беден, что был рад, когда за его обед и вино заплатит кто-то из друзей. Фуке настолько богат, что оскорбился бы, если бы кто-то из его друзей попытался заплатить за обед сам, поскольку там, где есть Фуке, все застолья оплачивает он, это непреложное правило он установил для всех своих друзей и гостей, даже случайных. Любой его гость, кажется, ему дороже и милей члена собственной семьи, или, во всяком случае, так же точно. Именно так он обходится со своими гостями. И разве не то же самое велит нам Священное писание? Лот, единственный праведник в Содоме, настолько ценил своих гостей, что не мог допустить, чтобы его сограждане познали их. Он предложил жителям Содома своих собственных дочерей, чтобы они познали их, но не трогали гостей, столь свят был для него закон гостеприимства! И что же мы видим в итоге? Господь оценил это по достоинству – Лот и вся его семья спаслись, тогда как всех остальных жителей Содома и Гоморры поглотил небесный огонь! Так что Фуке, пожалуй, ещё и праведник!»
Размышления Кардинала прервал голос Фуке, обращённый непосредственно к нему.
— И представьте себе, монсеньор, когда мне оставалась до требуемой суммы изыскать всего лишь пол миллиона ливров, произошла удача! — сказал Фуке. — Корабль из Мадагаскара, снаряжённый мной несколько месяцев тому назад, привёз товаров на восемьсот тысяч ливров, но поскольку деньги были нужны спешно, я переуступил весь лот за шестьсот восемьдесят тысяч, так что нужная сумма нашлась, и даже с лихвой! А вот этот чудесный ларец из Индии мне достался совершенно даром в качестве приза от перекупщиков за те сделки, которые мы осуществили три месяца назад, так что я умоляю принять его в дар для вашей племянницы Олимпии, у которой, как я случайно узнал, вскоре будет день ангела.
Довольный Мазарини принял небольшую изящную шкатулку, но по её весу определил, что она далеко не пустая.
— Но в ней что-то есть! — воскликнул Мазарини, открывая шкатулку. — Погодите-ка! Да ведь это целое жемчужное ожерелье!
— Я суеверен, монсеньор, и опасаюсь дарить пустые шкатулки или кошельки, — ответил Фуке. — Это ожерелье досталось мне по случаю почти даром, так что я буду счастлив преподнести имениннице эту небольшую вещицу в дополнение к подарку от вас.
— Что ж, это довольно приятно, такая внимательность с вашей стороны, — ответил кардинал с довольной улыбкой. — Вы знаете, сколько у меня хлопот, так что я чуть было не позабыл позаботиться о подарке для Олимпии.
— Прекрасно знаю, монсеньор, так что заботиться о сбережении вашего времени и ваших сил – святой долг всякого человека, кому дороги интересы нашего королевства, на страже которых вы столь решительно стоите.
«И как я такого человека отправлю в отставку? — подумал Мазарини. — Решительно, Кольбер лезет не в своё дело. Надо будет сказать ему, чтобы он прекратил копать под Фуке».
— Да, кстати, теперь о втором деле, — сказал Мазарини. — Я приглашён сегодня на обед к кардиналу дону Луису де Аро. Вы знаете, как сильно его влияние в Испании. Поскольку мы сейчас уже на пути установления полного мира, дружба с влиятельными лицами Испании может пригодиться. Вы идёте со мной, и мы обедаем у дона Луиса. Я познакомлю вас с ним, это милейший человек, я вас уверяю. Впрочем, он может и не быть милейшим с теми, кто ему не представлен, так что вам непременно следует быть на ужине.
— Но удобно ли это будет, монсеньор? — кокетливо возразил Фуке. — Ведь дон Луис, кажется, не приглашал меня?
— Чепуха! — возразил Мазарини. — Дон Луис пригласил меня и моих друзей. Вы – мой друг! Так что же вас смущает?
— Ваше преосвященство возьмёт с собой также и других друзей? — спросил Фуке.
— Не бойтесь, Кольбера там не будет, он сейчас в Париже, — ответил Мазарини. — Мы будем только втроём. Но помиритесь же с ним, в конце концов! Запомните, вы нужны мне оба. У вас разные обязанности. Вам нечего делить. Вы не должны враждовать.
— У меня и в мыслях не было враждовать с господином Кольбером, уверяю вас, монсеньор! — воскликнул Фуке.
«Орёл не враждует с сороками, — подумал он. — И он не питается ими. Но если одна из них его станет донимать, он может свернуть ей шею».
Ужин у дона Луиса прошёл великолепно.
В декабре Фуке вернулся в Париж, где встретил Кольбера, который получил приказ Мазарини помириться с суперинтендантом. Фуке и Кольбер обменялись ничего не значащими комплиментами с каменным выражением лица, после чего каждый из них доложил кардиналу, что они помирились, как и было велено.
Итак, вот каков был этот человек, Жан-Батист Кольбер, управляющий делами Мазарини, которого после смерти Мазарини Король Людовик XIV назначил интендантом королевских финансов, решившись довериться ему и сделать на него ставку в своей борьбе против всевластья Фуке. В качестве верного офицера он избрал для этих целей д’Артаньяна, которого ему рекомендовал умирающий кардинал, и которого сам он уже достаточно хорошо знал с наилучшей стороны.
(Продолжение следует)